Раскиданные, должно быть, прямым попаданием авиабомбы, и снарядные

Воронки, уже затянутые травой, и стопки противотанковых мин-тарелок,

Извлеченных саперами и уложенных ими на обочине у новой переправы, и

Мелькавшие вдали в траве березовые кресты немецкого солдатского

Кладбища - следы отгремевших здесь сражений, следы, которых глаз

Фронтовика просто не замечал, - все удивляло, поражало юношу, казалось

Ему значительным, важным и очень интересным.

В спутнике его, старшем лейтенанте, наоборот, можно было

Безошибочно угадать опытного фронтовика. На первый взгляд ему можно

Было дать не больше двадцати - двадцати четырех лет. Но, вглядевшись в

Загорелое, обветренное лицо с тонкими виточками морщин у глаз, на лбу,

У рта, в его черные задумчивые, усталые глаза, можно было бы прикинуть

И еще с десяток. Взгляд его равнодушно скользил вокруг. Не удивляли

Его ни ржавые обломки битой, искореженной взрывами военной техники,

Видневшиеся то тут, то там, ни мертвые улицы сгоревшей деревни, по

Которым прогрохотал грузовик, ни даже куски советского самолета -

Маленькая груда серого изувеченного алюминия с валявшейся поодаль

Кочерыжкой мотора и куском хвоста с красной звездой и номером, вид

Которых заставил юношу покраснеть и затрепетать.

Устроив себе из газетных тюков удобное кресло, офицер дремал,

Опираясь подбородком на странную тяжелую, черного дерева палку,

Украшенную накладными золотыми монограммами, и изредка, точно

Очнувшись от этой дремы, счастливо оглядывался кругом и жадно вдыхал

Всей грудью жаркий, душистый воздух. Зато, когда где-то в стороне от

Дороги над морем рыжего нахального бурьяна заметил он вдали две

Маленькие, еле видные черточки, оказавшиеся при внимательном

Рассмотрении двумя самолетами, которые неторопливо, точно гоняясь друг

За другом, плавали в воздухе, он вдруг оживился, глаза у него

Загорелись, ноздри тонкого, с горбинкой носа заходили, и, не отрывая

Глаз от этих двух еле видных черточек, он застучал ладонью о крышку

кабины:

- Воздух! Сворачивай!

Он встал, опытным взглядом оценивая местность, и указал шоферу

Рукой на глинистую лощину ручейка, серевшую шершавыми лапками

Мать-и-мачехи и усеянную золотыми гвоздиками куриной слепоты.

Юноша пренебрежительно улыбнулся. Самолеты безобидно кувыркались

Где-то далеко; казалось, им нет никакого дела до одинокого грузовичка,

Поднявшего огромный хвост пыли над печальными, пустыми полями. Но

Прежде чем он успел запротестовать, шофер уже свернул с дороги, и

Машина, тарахтя кузовом, быстро понеслась к лощине.

Старший лейтенант сейчас же вылез из кузова и присел на траве,

Зорко смотря на дорогу.

- Ну что вы, право... - начал было юноша, насмешливо поглядывая на

Него.

В это мгновение тот бросился в траву и свирепо крикнул:

- Ложись!

И сейчас же раздался напряженный рев моторов, и две огромные тени,

Сотрясая воздух и странно тарахтя, пронеслись над самыми их головами.

И это показалось юноше не очень страшным: обычные самолеты, наверно,

Наши. Он осмотрелся и вдруг увидел, что валявшийся у дороги

Опрокинутый заржавевший грузовик дымит, быстро разгораясь.

- Ишь, зажигательными жалуют, - усмехнулся шофер, разглядывая

Пробитую снарядом и уже горевшую стенку. - На машины вышел.

- Охотники, - спокойно сказал старший лейтенант, удобно

Разваливаясь на траве. - Придется ждать, они сейчас вернутся. Дороги

Бреют. Отведи-ка, друг, машину подальше, вон хотя под ту березу.

Он сказал это так равнодушно и так уверенно, как будто немецкие

летчики только что сообщили ему свои планы. Машину сопровождала

Девушка - военный почтальон. Бледная, со слабой недоуменной улыбкой на

Запыленных губах, она с опаской посматривала на тихое небо, по

Которому, переливаясь и клубясь, торопливо плыли яркие, летние облака.

Именно поэтому старший сержант, хотя и был очень смущен, небрежно

бросил:

- А лучше бы ехать, к чему время терять? Кому суждено быть

Повешенным, тот не утонет.

Старший лейтенант, спокойно покусывавший травинку, поглядел на

Юношу с еле уловимым теплым смешком в черных сердитых глазах.

- Вот что, друг: пословицу эту дурацкую, пока не поздно, забудь. И

Еще вот что, товарищ старший сержант: положено на фронте старших

слушать. Приказываю "ложись", - стало быть, ложись.

Он нашел в траве сочный стебель щавеля, ногтями содрал с него

Волокнистую шкурку и с аппетитным хрустом принялся его есть. Снова