Путилин в таинственном купе. «незримый знак»

 

 

Вот уже полчаса, как в купе со страшным пассажиром находятся представители судебно-полицейской власти. Тут и товарищ прокурора, и судебный следователь по важнейшим делам, и врачи (в том числе и я). Тут и Путилин, прибывший, по обыкновению, первым.

Судебный следователь ведет допрос кондукторской бригады.

¾ Откуда следовал убитый пассажир?

¾ Они-с сели на станции Вильно.

¾ В то время, когда занял в этом купе место убитый, оно (купе) было пусто или в нем находились еще пассажиры?

¾ Оно было пусто, Геннадий Николаевич, — ответил за кондуктора Путилин.

Следователь удивился.

¾ А вы откуда же это знаете, дорогой Иван Дмитриевич?

Путилин усмехнулся.

¾ Так, ведь, я уже осмотрел купе.

¾ Ну и что же из этого? — скривился следователь.

¾ А то, что отделение это — для курящих. Надо предположить, что если бы здесь находился какой-нибудь еще курящий пассажир, то были бы налицо и окурки. А между тем в стенной пепельнице только однородные окурки сигар.

¾ А разве вы убедились, ваше превосходительство, что окурки сигар — одинаковые?

¾ Да. В кармане убитого такие же сигары.

Прокурор и жандармский — уже не ротмистр, а полковник с любопытством следили за словесным турниром следователя и Путилина. Ни для кого не было тайной, что знаменитый начальник сыскной полиции любил «резать» судебных следователей.

¾ Позвольте, но разве нельзя предположить, что в купе для курящих мог сесть пассажир некурящий? А если в вагоне для некурящих не было мест?

Следователь самодовольно поглядел на Путилина.

¾ Это могло бы случится, но не случилось потому, как я уже узнал, в вагоне первого класса для некурящих было много свободных мест.

Следователь продолжал скучный, неинтересный допрос.

Путилин зорким, орлиным взором осматривал каждую мелочь. Он тщательно оглядел все вещи убитого, его самого.

¾ Когда, по-вашему, господа, был убит этот несчастный?

Мой коллега, обменявшись со мной соображениями, ответил моему великому другу:

¾ Часа три тому назад.

¾ Гм... значит, это было часов в пять-шесть утра.   Время выбрано удачное. Все спят.

Путилин вынул свою записную книжку, что-то поглядел в ней и отметил.

¾ Не находите ли вы странным позу убитого? — продолжал он.

¾ Да, действительно...

¾ Удар был нанесен внезапно, неожиданно?

¾ Да.

¾ А скажите, в каком состоянии находился убитый — в состоянии бодрствования или сна?

¾ Это трудно определить.

¾ А может быть и под наркозом? — быстро бросил он нам и повернулся к следователю.

¾ Вы, простите, что я перервал ваш допрос.

¾ Помилуйте, Иван Дмитриевич! Мы все можем только радоваться этому.

Путилин опять погрузился в свои изыскания.

По своему обыкновению он что-то все тихо бормотал сам про себя. Вдруг он громко вскрикнул.

Мы все вздрогнули и как один человек обернулись к гениальному сыщику. Лицо его бледно, но какая-то радость сверкала в его умных, выразительных глазах.

¾ Что с вами?! Что случилось?! — в один голос спросили мы.

¾ Я вижу убийцу! — ответил Путилин.

Это было так странно, неожиданно, жутко, что все невольно попятились.

¾ Как? Видите убийцу? — спросил прокурор.

¾ Где? — захлопал глазами следователь.

Кондуктора и нижние жандармские чины даже побледнели.

Путилин, любивший, порой, эффектные сцены, продолжал:

¾ Дух убийцы витает здесь и оставляет на многом таинственные незримые знаки.

¾ Позвольте, — вдруг вспыхнул оправившийся от испуга следователь. — Раз знаки незримы, так как же вы, ваше превосходительство, можете их видеть?

Путилин усмехнулся.

¾ Это уже мое дело. Можно и не видеть, но чувство­вать, провидеть.

¾ И вы напали на мысль, дорогой Иван Дмитриевич? — начал прокурор.

¾ Не напал на мысль, а знаю, кто убил этого господина, — твердо и уверенно отчеканил Путилин.

¾ Что?! — даже привскочил следователь. — Вы уже знаете это?

¾ Знаю.

¾ Но... как так? Каким образом?

¾ На это я вам отвечу позже.

¾ Так кто же убил?

¾ И на это я не считаю нужным отвечать сию секунду. Когда я разыщу и представлю вам убийцу — вы узнаете об имени его сами. А пока, господа, до свидания, мне некогда.

Путилин снял цилиндр, поклонился и вышел из страшного вагона, оставив в сильнейшем изумлении всех находившихся в нем.

¾ Удивительный человек! — задумчиво проговорил прокурор.

 

 

«ВЕЛИКАЯ ЕВРЕЙКА» СРЕДИ СВОИХ

 

 

От вокзала Варшавской железной дороги отъезжала карета. В ней находились двое: молодой человек, щегольски одетый, и молодая красивая дама.

¾ Ты безумно рискуешь, Соня, — взволнованно обратился к спутнице молодой человек.

¾ А именно?

Красивая дама, с лицом семитского типа, насмешливо посмотрела на него.

¾ Ты мало того, что доехала с этим же поездом до Петербурга, не выйдя на одной из ближайших станций, но и оставалась все время на вокзале. Ах, Соня, Соня!

Соня рассмеялась.

¾ Слушай, Израиль! Слушай, мой милый Осип: ты глуп, ты труслив, как египетский фараон!

¾ Благодарю покорно!

¾ Не за что! Неужели ты не понимаешь, что мне было гораздо безопаснее выйти здесь, чем где-нибудь там? Ведь я с кем ехала?

¾ Как — с кем?

¾ Ну, с этим милым, веселым пассажиром, которого потащили на запасный путь, ха-ха-ха!.. Я отлично знала, что прибытие его в Петербург вызовет страшное волнение, страшную сумятицу. А все это — только мне на руку. Тут, мой глупый Осип, внимание должно было быть отвлечено. Так и случилось.

¾ Допустим. Но к чему было оставаться так долго на вокзале?

¾ А разве не любопытно было посмотреть весь этот переполох?

¾ Это ребячество, Соня. Ты, великая еврейка, как называем мы все тебя, ты поступаешь опрометчиво.

¾ Ты думаешь?

¾ Да! За тобой давно уже следят.

¾ Не следят, а следит.

¾ Разве это не все равно?

«Великая еврейка» тихо рассмеялась.

¾ Огромная разница. Я не боюсь тех, которые следят за мной, но страшно боюсь того, который следит. Этот «который»— ужасное имя, Осип.

¾ Кто же это? — дрогнувшим голосом спросил свою спутницу еврей-аферист.

¾ Путилин.

Осипа, вернее Иозеля Котултовского, передернуло.

¾ Ты думаешь, он следит?

¾ Не думаю, а знаю, мой трусливый мальчишка. Я только что его видела.

¾ Что?! Ты его сейчас видела?!

¾ Ну, да. Я для этого нарочно осталась на вокзале. Мне важно было наблюдать, кто приедет на следствие. И первое лицо, которое я увидела, был Путилин. Мне донесли, что он поклялся поймать меня.

¾ И ты говоришь это таким спокойным тоном? Ты улыбаешься? Ты подвергала сейчас меня... нас такой опасности?

Сонька, это была знаменитая «Золотая Ручка», насмешливо посмотрела на своего растерявшегося любовника.

¾ Вот чего ты боишься! Ты боишься, что я подвергла тебя такой опасности? Браво, мой храбрец! Ты настоящий Израиль, думаешь только о себе.

Иозель Котултовский покраснел.

¾ Милая Соня... как тебе не стыдно? Неужели ты можешь думать, что мне моя жизнь дороже твоей?

Соня Блумштейн, гениальная «мастерица», громко расхохоталась.

¾ О, не уверяй меня в любви своей, мой пылкий возлюбленный. Ты с такой жадностью смотришь на мои... карманы, что я вполне уверовала в твою любовь... к золоту.

И, быстро оборотясь к нему, она с силой ударила его по щеке.

¾ Сонька! — заскрипел он зубами. — Ты... ты с ума сошла?!

¾ Мне все известно, дорогой мой: и твоя подлая трусость, и твоя ненасытная алчность, и твоя неверность мне. Да, да, не лги! Молчи! Не отпирайся! О, я знаю все, недаром я — великая еврейка, недаром я — Сонька Блумштейн — «Золотая Ручка». Но помни, тебе это даром не пройдет! В то время, когда рискуя жизнью, свободой, я делаю мои блестящие дела, ты изменяешь мне с первой смазливой рожицей «из наших»? Так, так. Стой!

Кучер осадил лошадей.

¾ Что ты? Где мы останавливаемся? Ведь до нашего помещения еще далеко! — испуганно воскликнул франт-еврей.

¾ Дурак! — злобно прохрипела «Золотая Ручка». — Если вы, получив мою телеграмму, не додумались прислать за мной своей кареты, так надо же исправлять вашу ошибку. Вылезай!

Они вышли оба из кареты.

¾ Получи, голубчик! — протянула знаменитая мошенница-убийца кучеру щедрую плату.

И вошла в подъезд шикарного дома.

Оттуда, когда карета отъехала, она быстро вышла и наняла извозчика.

На Екатерингофском проспекте неподалеку от одной из Подъяческих улиц извозчик остановился.

Вот и эта короткая улица — одна из артерий старого еврейского гетто.

«Золотых дел мастер Л. Финкельзон» — скромно гласила вывеска. Этаж, еще этаж, третий, четвертый... Звонок, переливчатый, дребезжащий внутреннего медного колокольчика. И вслед за ним почти сейчас же открылась дверь.

¾ Вы?! — «Великая Соня»! — раздался радостный возглас.

Толстая женщина бросилась к прибывшей звезде преступного мира.

¾ Ладно. Оставьте ваши нежности, Розалия Абрамовна! — резко произнесла Сонька Блумштейн, отстраняя хозяйку квартиры. — Великолепная Азра у вас?

¾ Да, — смутилась Розалия Абрамовна.

¾ Комнату мою! — гневно вырвалось у «Золотой Ручки».

Она вошла в нее, в эту знаменитую комнату, в которой столько раз подводила блестящие результаты своего мошеннического гения, своих изумительных побед.

¾ Можно к тебе, Сонечка? — вкрадчиво спросил Иозель Котултовский.

¾ Вон! — прозвучал гневный окрик.

Лихорадочно, поспешно переодевается Сонечка. Свой изысканный дорожный наряд она сменяет на новый. И сейчас же устремляется к потайным карманам.

¾ Господи! Сколько тут?

Руками, бестрепетно спокойными, она выбрасывает пачку за пачкой кредитные билеты.

¾ Тысяча... три... шесть... десять.. двадцать... Ого!.. Удар! Это удар... бриллиантовый перстень... Какая вода! Какая игра! Сколько каратов в этом солитере?

И алчность профессиональной воровки заглушает на время такую роскошь сердца, как ревность.

Одного только не может заглушить алчность — острого беспокойства, тревоги.

Он, он, «проклятый» Путилин приехал. Она его вот сейчас видела, этого страшного для нее человека. «Но как он «возьмет» меня, когда дело так чисто сработано? Для этого надо быть дьяволом», — успокаивает себя гениальная мошенница.

Успокаивает, а сама все-таки волнуется. Следов нет. А разве мало раскрыл дел великий сыщик, таких, в которых тоже не было следов?

Холодный ужас все усиливается.

Перед ней рисуется страшная картина: поимка, тюрьма, суд, конвойные — и далекая, зловещая каторга, там, в ледяной Сибири, в каких-нибудь мрачных рудниках.

¾ Бр-р, — содрогается всем своим существом изнеженная Сонька Блумштейн.

¾ Бежать надо… скрыться... на время след замести — шепчет великая «Золотая Ручка». — Устала я. Отдохнуть...

И успокоенная этим решением, она вышла из своей комнаты в квартиру.

Это была одна из самых достопримечательных мошеннических квартир Петербурга. Здесь под скромной вывеской золотых дел мастера обделывались дела в такую «оправу», которая могла бы привести в восхищение целую рать сыщиков. Подделка векселей, фабрикация фальшивых паспортов, экспорт «живого товара» очень дорогих марок — все совершалось здесь, в жилище достопочтенного господина Финкельзона.