Собственных движений наблюдателя

Дж.Гибсон

[ЭКОЛОГИЧЕСКИЙ ПОДХОД К ИЗУЧЕНИЮ ВОСПРИЯТИЯ] *

Сравнительный анализ восприятия поверхностей и их отсутствия

Эксперименты с псевдотоннелем. Случай со стек­лом показывает, что поверхность может существо­вать, но, если она не задана, она не будет воспри­ниматься. В следующем эксперименте, наоборот, поверхности не было, но она воспринималась, если ее задавали. В отличие от предыдущих эксперимен­тов, в которых поверхности были плоскими и фрон­тальными, этот эксперимент проводился с полузам­кнутой псевдоповерхностью, имевшей вид цилинд­рического тоннеля, рассматриваемого с торца. На­зывая эту поверхность оптическим тоннелем, я хо­тел подчеркнуть ее нематериальный, невеществен­ный характер — она создавалась с помощью попада­ющего в глаз света. Можно сказать, что это был не реальный, а виртуальный тоннель.

Цель эксперимента состояла в том, чтобы обес­печить информацию для восприятия внутренней поверхности цилиндра, не прибегая к обычным ис­точникам такой информации. Теперь я бы назвал такой опыт оптическим симулированием, и совершен-

Рис. 1. Оптический строй в опытах с оптичес­ким тоннелем:

на рисунке показано девять перепадов яркости в поперечном сечении этого строя, то есть девять пе­реходов световой плотности. Продольное сечение этого строя показано на следующем рисунке. На ле­вом рисунке точка наблюдения расположена на од­ной линии с центром тоннеля. На правом рисунке точка наблюдения смещена вправо от центра. (From Gibson J.J., Purdy J., Lawrence L. A Method of Controlling Stimulation for the Study of Space Perception: The Optical Tunnel I/ Journal of Experimental Psychology, 1955. 50. P. 1-14. Copyright 1955 by the American Psychological Association. Reprinted by permission.)

' Гибсон Дж. Экологический подход к зрительному восприя­тию. М.: Прогресс, 1988. С. 222-226, 231-238, 261-269.

но неважно, что восприятие было иллюзорным. Я хотел вызвать синтетическое восприятие, поэтому мне нужно было синтезировать информацию. Это был психофизический, а точнее, психооптический экс­перимент. Испытуемых, конечно, дурачили, однако это не имеет никакого значения. В оптическом строе не было информации, которая свидетельствовала бы о том, что это была оптическая симуляция. Я покажу далее, что такая ситуация встречается крайне редко.

Мы создали оптический строй, зрительный те­лесный угол которого составлял около 30 угловых градусов. В нем чередовались темные и светлые коль­ца. Кольца имели четкие края и концентрически вкла­дывались друг в друга. Количество вложенных колец было разным — от 36 до 7.

Таким образом можно было изменять среднюю плотность перепадов яркости в оптическом строе. Градиент этой плотности также мог варьироваться. Обычно плотность увеличивалась от периферии к центру.

Установка, с помощью которой осуществлялась такая оптическая симуляция, состояла из набора тонких пластиковых листов большого размера, рас­положенных один за другим. Листы освещались сверху или снизу (освещение было непрямым). В центре каж­дого листа было сделано отверстие диаметром 1 фут. Кромки отверстий создавали контуры в оптическом строе. Текстура пластика была настолько тонкой, что ее невозможно было увидеть. В серии основных опы­тов черные и белые пластиковые листы строго чере­довались, а для контрольного опыта использовались только белые или только черные листы. Наблюда­тель находился в кабине и смотрел в отверстие. Пред­принимались специальные меры предосторожности, с тем чтобы у него не возникало никаких предвари­тельных гипотез о том, что он должен увидеть.

Основной результат состоял в следующем. Когда в опыте использовались только белые или только черные листы, наблюдатели не видели ничего. Уви­денное в первом отверстии испытуемые описывали как туман, дымку, темную или светлую пленку без явно выраженной глубины. Когда опыт проводился с 36 чередующимися темными и светлыми кольца­ми, все испытуемые видели непрерывную полоса­тую цилиндрическую поверхность, то есть объемный тоннель. Не было видно никаких кромок, и "через весь этот тоннель можно было прокатить шар".

При использовании 19 колец две трети испытуе­мых видели объемный тоннель. При 13 кольцах объем­ный тоннель видела только половина испытуемых, а при 7 кольцах — одна треть. Остальные испытуемые во всех этих случаях говорили, что они видят либо участки поверхности, отделенные друг от друга про­межутками воздушного пространства, либо ряд ок­руглых кромок, то есть то, что и было на самом деле. При уменьшении числа колец в восприятии посте­пенно утрачивались вещественность и непрерывность.

Оказалось, что решающим фактором является бли­зость расположения контуров. Поверхностность за­висит от средней плотности контуров в оптическом строе.

Что можно сказать о цилиндрических очертани­ях поверхности, то есть о компоновке уходящего вдаль тоннеля? Эти очертания можно принципиаль­но изменить, например, превратить тоннель в плос­кую поверхность наподобие мишени для стрельбы из лука, изменив расположение пластинок так, как показано на рис. 3, то есть устранив в оптическом строе градиент увеличения близости от периферии к центру, делая тем самым эту близость равномерной. Но даже в этом случае поверхность, похожая на мишень, будет восприниматься вместо тоннеля лишь тогда, когда испытуемый будет смотреть только од­ним глазом, удерживая голову в неподвижном со­стоянии, то есть когда оптический строй будет зас­тывшим и одиночным. Если же испытуемый будет вертеть головой или смотреть двумя глазами, то он опять увидит очертания тоннеля. Застывший опти­ческий строй задает плоскую мишень, а двойной или преобразующийся строй — уходящий вдаль тоннель. Это лишь один из многих опытов, в которых вос­приятие при монокулярном фиксированном зрении является необычным.

Рис. 2. Продольное сечение оптического тонне­ля, изображенного на рис.1:

на рисунке показана последовательность из де­вяти чередующихся черных и белых пластиковых ли­стов. В центре листов сделаны отверстия с четкими краями. Ясно видно увеличение плотности перепа­дов яркости от периферии к центру строя. (From Gibson J. J, Purdy J., Lawrence L. A Method of Controlling Stimulation for the Study of Space Perception: The Optical Tunnel // Journal of Experimental Psychology, 1955. 50. P. 1-14. Copyright 1955 by the American Psychological Association. Reprinted by permission.)

Заключение. Все эти эксперименты (со слабо ос­вещенной стеной, колпачками на глазах, со стек­лянным листом и с псевдотоннелем) показывают, что восприятие поверхности зависит, по-видимому, от близости друг к другу разрывов в оптическом строе. Поверхность — это то, что отделяет вещество в газо­образном состоянии от вещества в жидком или твер­дом состоянии. Если одно из двух веществ становит­ся более вещественным, то появляется отделяющая его поверхность <...>. Среда не обладает веществен­ностью. При переходе от тумана к облаку, от облака к воде, от воды к твердому телу вещественность этих объектов становится все более и более ярко выра­женной. Непрозрачность веществ в этом ряду тоже становится все более и более выраженной, если ис-

Рис.З. Устройство, обеспечивающее строй с по­стоянной плотностью перепадов от периферии к центру:

на рисунке показаны только первые семь отвер­стий. Фиксировав голову и закрыв один глаз, наблю­датель увидит не тоннель, а плоскую поверхность с концентрическими кругами, что-то похожее на ми­шень для стрельбы излука. (From Gibson J.J., Purdy J., Lawrence L. A Method of Controlling Stimulation for the Study of Space Perception: The Optical Tunnel // Journal of Experimental Psychology, 1955. 50. PA-U. Copyright 1955 by the American Psychological Association. Reprinted by permission.)

ключить такие редко встречающиеся в природе ве­щества, как стекло. В рассмотренных экспериментах не было ничего, кроме систематических изменений оптической информации о восприятии веществен­ности и непрозрачности.<...>

Эксперимент с псевдотоннелями показывает так­же, что восприятие поверхности как таковой, по-видимому, с неизбежностью влечет за собой вос­приятие ее компоновки. В одном случае восприни­мается вертикальная компоновка стены, в другом -наклонная компоновка тоннеля. Традиционное же различение двухмерного и трехмерного зрения яв­ляется мифом.

Эксперименты, в которых

фоновой поверхностью служила

поверхность земли

В традиционных исследованиях, посвященных восприятию пространства и признаков глубины, эк­спериментаторы обычно выбирали в качестве фоно­вой поверхности фронто-параллельную плоскость, то есть поверхность, обращенную к наблюдателю: стену, экран или лист бумаги. Форма сетчаточного изображения любой фигуры на такой плоскости по­добна форме самой этой фигуры, а протяженность в этой плоскости может рассматриваться как простое ощущение. Это следует из оптики сетчаточного изоб­ражения. Напротив, исследователи восприятия ок­ружающего мира, исходившие из законов экологи­ческой оптики и экспериментировавшие не с фор­мами, а с поверхностями, использовали в своих опытах в качестве фоновой земную поверхность. Отка­завшись от изучения расстояния в воздухе, они при­нялись изучать удаленность на земной поверхности. Расстояние как таковое нельзя видеть непосредствен­но, его можно только высчитать или к нему можно прийти путем умозаключений. Удаленность на земной поверхности можно видеть непосредственно.

Восприятие расстояния и размера на земной по­верхности. Несмотря на то что линейная перспекти­ва была известна живописцам еще со времен эпохи Возрождения, а кажущееся схождение параллельных рядов деревьев обсуждалось, начиная с XVIII века, восприятие естественно текстурированной земной поверхности никем никогда не изучалось. Казалось очевидным, что линейная перспектива является при­знаком расстояния, но никому не приходило в го­лову, что такую же роль могут играть и градиенты близости или плотности текстуры земной поверхно­сти. У Э. Боринга есть описание старых эксперимен­тов с искусственными аллеями. Эксперимент же с естественно текстурированным полем на открытом воздухе был впервые проведен, пожалуй, только в конце второй мировой войны (Gibson, 1947). Опыты проводились на поле, которое простиралось почти до самого горизонта и было тщательно перепахано, так что на нем не было видно никаких борозд. В этом необычном по тем временам эксперименте требова­лось оценить высоту вех, расставленных по полю на расстоянии до полумили. При таком расстоянии оп­тические размеры элементов текстуры и оптические размеры самих вех были чрезвычайно малы.

В то время ни у кого не возникало сомнений в том, что при удалении параллельные линии кажутся сходящимися, а объекты "на расстоянии" — малень­кими. Безусловно, тенденция к постоянству размера объекта имела место, однако такая "константность размера" никогда не была полной. Считалось, что константность размера должна "нарушаться", по­скольку для любого объекта в конце концов найдет­ся такое расстояние, начиная с которого он вообще перестает быть "видимым". Вероятно, такое кажуще­еся исчезновение объекта является результатом того, что по мере удаления его видимый размер становит­ся все меньше и меньше. Однако те оценки размера, которые давали наивные испытуемые в эксперименте с вехами на открытом воздухе, не уменьшались даже тогда, когда вехи находились в десяти минутах ходь­бы (с такого расстояния их едва-едва можно было разглядеть). С увеличением расстояния увеличивался разброс оценок, но сами оценки не уменьшались. Константность размера не нарушалась. Размер объекта с расстоянием не уменьшался, а лишь становился менее определенным.

В этих опытах было показано (и в этом заключа­ется, как я теперь считаю, их главное значение), что наблюдатели неосознанно извлекают определенное инвариантное отношение, а размер сетчаточного изображения не играет никакой роли. Независимо от того, насколько далеко находится объект, он пе­ресекает или заслоняет одно и то же число текстур­ных элементов земли. Это число является инвариант­ным отношением. На каком бы расстоянии ни нахо­дилась веха, отношение, в котором ее делит гори­зонт, также является инвариантным. Это еще одно инвариантное отношение. Эти инварианты - не при­знаки, а информация для прямого восприятия раз­мера. В описываемом эксперименте испытуемыми были авиаторы-стажеры, которых не интересовал перспективный вид местности и объектов. Они мог­ли не обращать внимания на мешанину из цветов в зрительном поле, которая в течение долгого време­ни приводила в восхищение художников и психоло-

гов. Они стремились извлечь информацию, которая позволила бы им сравнить размеры вех, одна из ко­торых находилась подле наблюдателя, а другая была удалена на какое-то расстояние.

Оказалось, что восприятие размера объекта, на­ходящегося на земле, и восприятие расстояния до него отличаются от восприятия размера объекта, находящегося в небе, и восприятия расстояния до него. В последнем случае нет никаких инвариантов. Истребитель, находящийся на высоте одной мили, и бомбардировщик, находящийся на высоте двух миль, могут иметь похожие силуэты. Воздушных кор­ректировщиков учили оценивать высоту самолета по его очертаниям. Их учили запоминать, какой размах крыла соответствует тому или иному типу очерта­ний, а затем с помощью логических рассуждений определять расстояние по известному угловому раз­меру. Однако добиться безошибочного распознава­ния так и не удалось. Такого рода знания, получае­мые с помощью логического вывода, нетипичны для обычного восприятия. Гельмгольц назвал их "бессоз­нательными" умозаключениями (в буквальном смыс­ле этого слова), однако я отношусь к этому термину скептически.

Сравнение отрезков расстояния на земной поверх­ности. Размер объекта, лежащего на земле, принци­пиально ничем не отличается от размера объектов, из которых состоит сама земля. Ландшафт составля­ют комки почвы, камни, галька, листья, трава. Для этих встроенных друг в друга объектов константность размера может иметь место в той же мере, что и для обычных объектов. В серии описываемых ниже опы­тов с восприятием земной поверхности было устра­нено само различие между размером и расстоянием. Нужно было сравнивать не вехи и не объекты, а отрезки расстояния на самой земле — расстояния между маркерами, устанавливавшимися эксперимен­татором. В этом случае расстояние между здесь и там можно было сравнивать с расстоянием между там и там. Эти эксперименты в открытом поле проводила Элеонора Дж. Гибсон.

Маркеры можно было установить в любом месте ровного травяного поля и передвигать на любое рас­стояние в пределах 350 ярдов. В наиболее интересном опыте из этой серии от испытуемого требовалось разделить пополам расстояние от себя до маркера или расстояние от одного маркера до другого. Испы­туемый должен был остановить тележку с маркером ровно на полпути от одного конца отрезка до друго­го. В лаборатории способность испытуемого делить дли­ну отрезка пополам проверяют с помощью регулиру­емого стержня, называемого рейкой Гальтона, а не с помощью участка земли, на котором он стоит.

Все наблюдатели были в состоянии без каких бы то ни было затруднений достаточно точно разделить расстояние пополам. В результате деления дальний отрезок расстояния оказывался приблизительно рав­ным ближнему, несмотря на то, что их зрительные углы были неравными. Дальний зрительный угол был меньше ближнего, а его поверхность, если допус­тить терминологическую вольность, была перспек­тивно искажена. Однако никаких систематических ошибок не было. Отрезок расстояния между здесь и там мог быть приравнен к отрезку расстояния меж­ду там и там. Следует сделать вывод, что наблюда-

тели обращали внимание не на зрительные углы, а на информацию. Сами того не подозревая, они об­наружили способность определять количество тек­стуры в зрительном угле. Количество пучков травы в дальней половине отрезка было в точности таким же, как в ближней половине. Оптическая текстура действительно становится более плотной и более сжатой в вертикальном направлении по мере удале­ния поверхности земли от наблюдателя, но правило равного количества текстуры на равновеликих участ­ках местности остается неизменным.

Это очень сильный инвариант. Он действует для любого параметра местности — как для ширины, так и для глубины. На самом деле он действует для лю­бой регулярно текстурированной поверхности, ка­кой бы она ни была, то есть для любой поверхнос­ти, состоящей из одного и того же вещества. Он дей­ствует и для стены, и для потолка, и для пола. Гово­рить, что поверхность регулярно текстурирована, — значит утверждать лишь то, что частички вещества приблизительно равномерно распределены в про­странстве. Их распределение совсем необязательно должно быть полностью регулярным наподобие рас­пределения атомов в кристаллической решетке. Дос­таточно, чтобы оно было "стохастически" регулярным.

Из описанного эксперимента с делением отрез­ков расстояния на земной поверхности следуют глу­бокие и далеко идущие выводы. В мире есть не толь­ко расстояния отсюда (в моем мире), но и расстоя­ния оттуда (в мире другого человека). По-видимо­му, эти интервалы удивительным образом эквива­лентны друг другу.

Правило равного количества текстуры на равно­великих участках местности предполагает, что и раз­мер, и расстояние воспринимаются непосредствен­но. Старая теория, согласно которой при восприя­тии размера какого-нибудь объекта учитывается и расстояние до него, оказывается ненужной. Допу­щение о том, что признаки расстояния компенсиру­ют ощущение малости сетчаточного изображения, потеряло свою убедительность. Заметьте, что извле­чение количества текстуры в зрительном телесном угле оптического строя не является пересчетом еди­ниц, то есть измерением с помощью произвольных единиц. В одном из опытов этой серии, проведенном в открытом поле, испытуемых просили оценить рас­стояние в ярдах, то есть произвести так называемую абсолютную оценку. После некоторой тренировки ис­пытуемые делали это достаточно хорошо, однако было ясно, что прежде, чем научиться присваивать расстояниям числа, они должны были научиться видеть эти расстояния.

Равномерное распределение в пространстве

В своей первой книге, посвященной зрительно­му миру, я отмечал, что элементы земного окруже­ния приблизительно "равномерно распределены в пространстве". Это замечание равносильно правилу равного количества текстуры на равновеликих участ­ках местности. Это правило можно формулировать по-разному. Однако как бы оно ни было сформули­ровано, то, что за ним стоит, можно увидеть, и для этого не нужны абстрактные понятия пространства, числа и величины. Экологическую геометрию нужно учить не по учебникам.

Некоторые сведения о земле и о горизонте. Если ровная местность открыта, то в объемлющем опти­ческом строе есть горизонт. Это большая окружность между верхней и нижней полусферами, отделяющая небо от земли. Но так будет только в идеальном слу­чае. Как правило, на местности есть холмы, деревья, стены, то есть вертикальные поверхности, которые заслоняют дальние участки земной поверхности. Но даже в замкнутом окружении должна быть опорная поверхность (например, текстурированный пол). Прямо внизу, там, где находятся ноги, грубость оп­тической текстуры максимальна, и по мере удале­ния от этого места ее плотность возрастает. Чем об­ширнее пол, тем больше эти радиальные градиен­ты, возникающие в результате проецирования опор­ной поверхности. Плотность текстуры никогда не бывает бесконечно большой. Такое могло бы быть, если бы горизонт был на бесконечно большом рас­стоянии от наблюдателя. Только в этом предельном случае оптическая структура строя была бы полнос­тью сжата. Но даже когда мы находимся в укрытии, градиенты плотности задают, где будет находиться горизонт, если выйти наружу. Иными словами, не­явный горизонт существует даже в том случае, когда естественный горизонт, отделяющий небо от зем­ли, скрыт.

Понятие точки схода появилось в теории плос­ких изображений; оно связано с искусственной пер­спективой и схождением параллельных линий. По­нятие предела сжатия оптической текстуры у гори­зонта появилось в теории объемлющего оптическо­го строя; оно связано с естественной перспективой и отражает факт экологической оптики. Эти два вида перспективы не нужно смешивать, хотя между ними много общего.

Итак, земной горизонт представляет собой ин­вариантное свойство зрения в земных условиях; он является инвариантом любого объемлющего строя, для любой точки наблюдения. Горизонт никогда не движется. Он остается неподвижным даже в том слу­чае, когда все остальные структуры светового строя изменяются. Этот большой неподвижный круг, в сущ­ности, является системой отсчета для всех оптичес-

 

 

/fill				1 \ \ \ \
/ / / /				\ \ \ \ \
/ / /			\ \ \ \
/ / / /				\ \ \ \
				\ \ \ \
				\\ \ \\
				\\\\\
III				\\\\\\
1 / / / '				\\\\\
/// / H		1 \ \ \ \ \
//

Рис. 4. Оба столбика своими основаниями зак­рывают разное количество текстуры:

ширина каждого столбика равна ширине кафель­ной плитки. Если эта информация извлечена, то на­блюдатель будет видеть столбики равными по шири­не. Высота каждого столбика задается аналогичным инвариантом — "горизонтным" отношением, о кото­ром речь пойдет позже

ких движений. Он не субъективен и не объективен. В нем нашла свое выражение реципрокностъ наблю­дателя и окружения; это инвариант экологической оп­тики.

Только в том случае, когда местность открыта (например, в открытом море), горизонт совпадает с границей небосвода. Если на местности есть горы и холмы, линия, отделяющая небо от земли, не со­впадает с истинным горизонтом. Горизонт перпен­дикулярен силе тяжести, направление которой со­впадает с осью, соединяющей центры обеих полу­сфер объемлющего строя; короче говоря, горизонт горизонтален. Все остальные объекты, края и ком­поновки окружающего мира оцениваются относи­тельно этого инварианта как прямые или наклонные. В сущности, наблюдатель и свое собственное положе­ние воспринимает как прямое или наклонное относи­тельно этого инварианта. <...>

В традиционной оптике о земном горизонте по­чти ничего не говорится. Единственное эмпирическое исследование на эту тему было проведено Седжви-ком с позиций экологической оптики. Седжвик по­казал, каким важным источником инвариантной ин­формации для восприятия различного рода объектов является горизонт. Так, например, горизонт рассека­ет все находящиеся на земле объекты одинаковой высоты в одном и том же отношении вне зависимос­ти от их угловых размеров. Это простейшая форма "го-ризонтного отношения". Любые два дерева или стол­ба, которые горизонт делит пополам, имеют одну и ту же высоту, равную удвоенной высоте расположе­ния глаз наблюдателя. Более сложные отношения за­дают более сложные компоновки. Седжвик показал, что оценка размера объекта, изображенного на кар­тине, определяется этими же отношениями.

Восприятие того, что можно было бы назвать уровнем взора на стенах, на окнах, на деревьях, на столбах и на прочих объектах окружающего мира, представляет собой другой случай взаимодо­полнительности видения компоновки окружающего мира и видения самого себя в окружающем мире. По отношению к земной обстановке горизонт находит­ся на уровне взора. Но это уровень моего взора, и, когда я встаю или сажусь, он поднимается или опус­кается. Если я хочу поднять уровень моего взора — горизонт - над тем, что загромождает окружающий мир, я должен забраться на более высокое место. Восприятие того, что здесь, и восприятие того, что бесконечно удалено отсюда, взаимосвязаны.

Совосприятие своих собственных движений

До сих пор мы имели дело с восприятием дви­жения во внешнем мире. Теперь мы переходим к про­блеме осознания наблюдателем своих собственных движений во внешнем мире, то есть к осознанию

локомоции.

Открытие зрительной кинестезии

В 40-х годах нынешнего столетия многих курсан­тов пришлось учить летать на военных самолетах, и

значительное их число разбивалось. Представлялось разумным выяснить предварительно, а может ли кур­сант вообще видеть то, что необходимо видеть для безаварийной посадки самолета. В частности, он дол­жен видеть точку приземления, вернее, направле­ние, в котором нужно было планировать. Был раз­работан тест, в ходе которого испытуемый должен был снять серию кадров с помощью кинокамеры, движущейся по направлению к модели железной дороги. Затем он должен был сказать, в какую из четырех отмеченных на рельсах точек (А, В, С или D) он прицелился. Тест на "оценку приземления" поло­жил начало исследованиям, которые продолжались в течение многих лет.

Оказалось, что точка, в которую направлена любая локомоция, является центром центробежно­го потока объемлющего оптического строя. Какой бы объект ни оказался в такой точке, это будет объект, к которому вы приближаетесь. Это точное утверждение. Но поскольку в 1947 году я еще не вла­дел понятием объемлющего оптического строя и оперировал только понятием сетчаточного изобра­жения, то вначале я пытался формулировать утвер­ждения относительно потока в терминах сетчаточ­ного движения и градиентов сетчаточной скорости. Такие утверждения не могли быть точными и вели к противоречиям. Утверждения оставались неточными, до тех пор пока не был сформулирован закон, со­гласно которому в целостном строе движущейся точ­ки наблюдения есть два фокуса - центробежного и центростремительного радиальных потоков.

Авторы статьи 1955 года дали математическое описание "динамической перспективы" в оптичес­ком строе. Это описание годится для любой локомо­ции независимо от того, как она направлена отно­сительно плоской поверхности земли. Любой опти­ческий поток исчезает у горизонта, а также в двух центрах, которые задают движение к чему-то- и дви­жение от чего-то. Динамическая перспектива - это нечто большее, нежели "зрительный признак", име­нуемый параллаксом движения. По определению Гельмгольца, параллакс движения — это не более чем "правило логического вывода" о расстоянии до объекта. В любом случае это правило не работает для объектов, лежащих на линии движения. Динамичес­кая перспектива относится не к "кажущемуся" дви­жению объектов, а к компоновке поверхности зем­ли. Она "говорит" наблюдателю не только о земле, но и о нем самом, то есть о факте его локомоции и о ее направлении. Фокус центробежного потока (или центр оптического расширения) — это не сенсор­ный признак, а оптический инвариант, неизменное среди изменчивого. Фокус — это нечто лишенное формы и остающееся тем же самым для структуры любого рода — для травы, для деревьев, для стены и для поверхности облака.

На основе этих инвариантов курсанты-летчики видят, куда они летят, и делают это по мере трени­ровки все лучше и лучше. Водители автомобилей видят, куда они едут, если они достаточно внима­тельны. Кинозрители видят, куда они направляются в том окружении, которое представлено на экране. Пчела, садящаяся на лепесток цветка, должна ви­деть, куда она садится. И все они в то же время ви­дят компоновку окружающего мира, в котором они куда-

то направляются. Этот факт имеет важнейшее значе­ние для психологии, так как трудно понять, как может последовательность сигналов, проходящих по зрительному нерву, объяснить это. Как могут сигна­лы иметь сразу два значения: субъективное и объек­тивное? Как могут сигналы обеспечивать впечатле­ния о внешнем мире и впечатления о собственных движениях в одно и то же время? Как могут ощуще­ния зрительного движения превратиться в стацио­нарный окружающий мир и движущееся Я? Учение о специфических чувствах и теория сенсорных кана­лов вызывают серьезные возражения. Работа воспринимающей системы должна состоять из из­влечения инвариантов. Экстероцепция и проприо-цепция должны быть взаимодополнительными.

Это открытие можно излагать по-разному, хотя при этом придется придавать старым словам новые значения, поскольку старое учение противоречиво. Я считаю, что зрение кинестетично в том смысле, что оно регистрирует движение тела точно так же, как это делает система "мышца-сустав-кожа" или ве­стибулярная система. Зрение схватывает и движение всего тела относительно земли, и движение отдель­ных членов относительно тела. Зрительная кинесте­зия действует наряду с мышечной. Учение, согласно которому зрение экстероцептивно и получает толь­ко "внешнюю информацию", попросту неверно. Зре­ние получает информацию как об окружающем мире, так и о самом наблюдателе. В сущности, так работа­ет любой орган чувств, если его рассматривать как воспринимающую систему.

Конечно, если придерживаться точного значе­ния слов, то зрение не только кинестетично, но и статично в том смысле, что оно фиксирует непод­вижность тела и его членов. Но так как неподвиж­ность - это лишь предельный случай движения, то термин кинестезия будет применим в обоих случаях. Суть дела заключается в том, что текучий и остано­вившийся оптический строй задают соответственно наблюдателя во время локомоции и наблюдателя в покое относительно фиксированного окружения. Движение и покой представляют собой фактически то, что наблюдатель воспринимает посредством те­кучего и нетекучего строя.

Оптическая динамическая перспектива отлича­ется от зрительной кинестезии. Динамическая перс­пектива представляет собой абстрактный способ описания информации в объемлющем строе при дви­жущейся точке наблюдения. Если информация из­влекается, то наряду со зрительным восприятием компоновки имеет место и зрительная кинестезия. Однако динамическую перспективу в объемлющем строе можно выделять даже тогда, когда точка наблю­дения никем не занята. С другой стороны, в зритель­ной кинестезии представлены и нос, и тело наблю­дателя. Есть информация для совместного восприя­тия и самого се^я, и компоновки.

Еще нужно упомянуть вот о чем. Очень важно не смешивать зрительную кинестезию со зрительной обратной связью. Этот термин широко распростра­нен в современной психологии и физиологии, од­нако смысл его не вполне понятен. Обратная связь появляется там, где есть произвольные движения, возникающие при целенаправленной деятельности. Если движение вызывает команда из мозга, за эф-

ферентными импульсами в моторных нервах следу­ют афферентные импульсы в сенсорных нервах, ко­торые в действительности являются реафферентны-ми, то есть импульсами, которые возвращаются об­ратно в мозг. Обратная связь, следовательно, сопут­ствует активному движению. Однако активность при­суща не всем движениям, некоторые движения пас­сивны. Свободный полет птицы или передвижение человека в автомобиле может служить примером пас­сивных движений. Зрительная кинестезия остается одной и той же как в случае пассивных, так и в слу­чае активных движений, а зрительная обратная связь при пассивных движениях отсутствует. Вопрос об информации для движения не следует путать с про­блемой управления этим движением — это другая про­блема. Зрительная кинестезия имеет большое значе­ние для управления локомоцией, однако это нечто совсем другое. Нам действительно часто нужно ви­деть, как мы движемся, для того чтобы решить, как нам двигаться дальше. Но все же вопросом номер один является вопрос о том, как мы видим то, что мы действительно движемся.

Существующее смешение кинестезии с обратной связью позволяет объяснить, почему зрительная кинестезия не признается в качестве психологичес­кого факта. Однако то, что она является фактом, показывают следующие эксперименты, в которых создавалось впечатление пассивного движения.