Вот бутылка “Джеймсона Джойса”.

А вот перевод-переклад песни за распитием оной:

 

Тим Финнеган жил на самом углу

 

Справа налево немного вбок

 

В левой руке он имел кочергу

 

А в правой руке он держал скребок

 

Он был простой печник-штукатур

 

Любил он выпить не хуже всех

 

Любили его за ту простоту

 

А выпить так выпить ей-богу не грех

 

Пляши на поминках на трех половинках

 

Тряси половицы мети весь пол

 

Махай скамейкой прихлопни крышкой

 

Под стулом прыгай вали под стол!

 

Далее зри: Джеймс Джойс. Из Финнеганова Уэйка. Изоклал российскою азбукой Анри Волохонский¹². Есть там и о беспомощности: “Как-то раз находясь меж наших дурней в безнадежно беспомощном опьяненьи сей рыбояд попробовал поднести к ноздрям мандрынову корку но икота вызванная вероятно первычкой к глоттальной паузе привела к тому что он с тех пор постопоянно цвел благоухая как цедра кедра как цитра у источника сидра на высях лимонных на горах ливанских. О! Эта низость превосходила все пределы возможного углубления! Ни любимая огненная вода ни первейший первач ни палящий глотку джин ни даже честное квасное пиво ее не одолевали. О милый нет!”

 

Не хочешь зреть — сиди себе слушай. “Джойс”. На сей компактной пластине тот же Генрих Бурлак, Бурлак-Волочильщик, читает под электропогудки стихиру на смерть и воскресение Тима Финнеганова, а подгуживают ему волков и теодоров сыны. Помнишь небось, моравийский Кухулин, что не взяла Тимофея смерть? Приперлась, довольная, на поминки, ан нет — напились, запустили бутылкой в Мишку Малого, увернулся Мики Малони, сосудец спикировал во гроб. Окропило вйской покойничка. И восстал он из домовины, крича: “Меня, вашу так, и смерть не берет!”

 

Из дневника. 31 декабря 2001

Пью “Блэкпул”. Вполне достойное шотландское виски. Приятный кофейный привкус без разоблачающего послевкусия. Благородный столбняк без похмелья.

 

Слушаю Хендрикса. Неделю. Целую неделю. Звуковое каскадерство.

 

Куда он летит?

 

Слушал школьником на “Ригонде”. Слушаю сейчас. Вопрос один.

 

Куда?

 

Запыхавшийся марафонец — за полчаса до конца света. Вы не в курсе? Вы не получили “Любовное послание”?

 

 

¹² “Мишин журнал”, 1999, № 58, стр. 295 — 303.

 

 

Уход басиста, его возвращение в прежнюю команду явно не связаны с творческими расхождениями или коммерческими проблемами. Из трех “экспериментаторов” у него единственного нормальные глаза. И со вкусом подобранные ботинки.

 

Просто не выдержал. Не выдержал скорости. (“Да ну вас с вашей психоделической Формулой-1!”)

 

Но куда, куда бежать от шагов своего божества?

 

В “Комнате, полной зеркал” он ускоряет сверхзвуковые запилы пением в унисон.

 

В “Дитя вуду” переходит на лягушачий квак.

 

Юный, как революция, барабанщик опережает события, боясь отстать.

 

Тщетно. Бег за чемпионом — в лучшем случае радость прийти вторым. Врезавшись в судью со взорвавшимся спидометром.

 

Оставшимся в живых — временный передых в “Красном доме”.

 

Но и здесь подстава.

 

Вместить в двадцать семь ветхозаветные семьдесят-восемьдесят, из которых многие — труд и болезнь.

 

Мы знаем дату нашей смерти. И скорость жизненных арпеджио подбираем под нее.

 

Февраля 2002

Когда революция превратилась в классику? Битлы — в постшубертианцев? Горячие вмятины на асфальте от ботинок хулиганствующих подростков — в дорогу славы?

 

И стало видно далеко-далеко, во все концы света. Ясность замысла, отточенность жеста.

 

Последний Маккартни, непрекращающийся крик бегущего в пылающей одежде. “Дикой жизнью” следовало бы назвать этот, а не ранний. От чего он бежит? От смерти жены? От “сирства”? Слушать невозможно, но можно сопереживать. Пай-мальчик, противопоставлявшийся бунтарю в круглых очочках, оказался самым чувствительным к торжественной кремации при жизни.

 

Последнего Джаггера слушать также нельзя. Но там нечему и сопереживать. Музыка для облысевших волосатых, борющихся с полнотой в гимнастическом зале. Фигура для рекламы биопродуктов.

 

Джонни Депп купил пальто Керуака. Биография Леннона вышла в “Жизни замечательных людей”.

 

Еще как уже. История настоящего. Настоящего времени совершенного вида.

 

Июня 2002

“Underground. L'histoire”¹³ (Paris. “Actuel — Denoel”, 2001).

 

Собрание документов — есть ли это уже исторический труд? Подавляющее большинство материалов — фото и перепечатки статей 1960 — 1970-х годов. Краткие комментарии на полях не уравновешивают архивной громады. Единственный намек на концептуализацию в этом альбоме-книге — распределение по рубрикам:

 

“Андеграунд, откуда ты вышел?”;

 

“Фрики”;

 

“Революция для удовольствия”;

 

“Освободительные войны”;

 

“Утопия или смерть”;

 

“No Future”;¹⁴

“Андеграунд, откуда ты взялся вновь?”.

 

 

¹³ “Андерграунд. История”.

 

¹⁴ “Будущего нет” (англ.).

 

Странно, не вспоминается мне другое французское издание на эту тему — такого объема и так дружно отрецензированное левоинтеллигентской прессой. Междусобойчик, подарок своим, украшение стеклянного столика в гостиной?

 

Итога не получается. По-видимому, и не хочется. А кому интересно объявлять себя постаревшим? “Актюэль” перевоплотился в “Нову”, сорбоннские заводилы — в ювенильных политиков и философов, которым за шестьдесят.

 

В основе концепции лежит метафора. Но она все та же. В предисловии указаны три источника, три культурные ассоциации: “Записки из подполья” Достоевского, Французское Подполье-Сопротивление, Америка битников и их продолжателей (отсюда пиетет перед словом-американизмом).

 

Рассказы ветеранов лишены рефлексии, а та, что присуща давним статьям, принадлежит прошлому, не нам.

 

“Подполье” — погреб, гроб, могила, в котором хранится милый труп.

 

Переизобрести метафору!