Социально-интеракционистская модель

 

Модель социального взаимодействия [J. Т. Tedeschi, R. В. Felson, 1994] интерпретирует агрессивное поведение как социальное влияние, когда субъект использует принудительные действия, чтобы вызвать некоторые изменения в поведении объекта. Принудительные действия могут исполь­зоваться человеком, чтобы получить какие-то ценности (например, ин­формацию, деньги, товары, секс, обслуживание, безопасность), с целью совершения возмездия, устранения несправедливости, ошибок или с тем, чтобы восстановить социальный статус и собственную идентичность (на­пример, значимость, компетентность). Согласно этой теории, субъект (или иначе актор) — это лицо, принимающее решение действовать, которое оп­ределяется ожидаемыми вознаграждениями, затратами и вероятностью до­стижения результата.

Понятие принудительного действия отличается от традиционного по­нятия агрессии тем, что: а) оно меньше связано с ценностями, позволя­ет избежать оценки причиненного вреда как законного или незаконного деяния; б) оно включает в себя угрозы и наказания, равно как и примене­ние физической силы в качестве важных способов причинения вреда или достижения покорности несогласного объекта.

Социально-интеракционистская модель в основном концентрирует­ся на инструментальной функции принудительных действий, агрессии. Ее авторы утверждают, что методы принуждения используются действующим субъектом с целью причинить объекту вред или заставить его исполнять определенные требования ради достижения трех основных целей:

• контролировать поведение других людей;

• восстанавливать справедливость;

• отстаивать свою репутацию.

Принудительные действия рассматриваются как последствия процес­са принятия решений, при котором действующий субъект сначала решает использовать меры принудительного воздействия, а не ненасильственные способы, а затем выбирает из ряда доступных вариантов конкретный вид принуждения. Например, родитель, цель которого состоит в том, чтобы заставить ребенка выполнять все его распоряжения, должен сначала ре­шить, следует ли ему использовать ненасильственную форму социального воздействия, например убеждение, или стратегию принуждения, например угрозы или причинение физического вреда. Если принимается решение в пользу принудительного воздействия, следующим шагом будет выбор кон­кретного вида принуждения, который эффективнее всего в достижении намеченной цели.

Ядро теории составляют три формы принудительного действия:

1) угроза, то есть сообщение объекту воздействия о намерении причи­нить ему вред с акцентом на ультимативном характере угрозы, кото­рый ставит причинение вреда в зависимость от отказа человека усту­пить определенным требованиям;

2) наказание, то есть действие, осуществляемое с намерением причинить человеку вред;

3) физическая сила, то есть использование физического насилия с целью взять контроль над ситуацией или ограничить поведение другого че­ловека.

Выбор метода принуждения определяется стремлением добиться не­посредственного или «ближайшего» результата, который, в свою очередь, мотивирован намерением достижения имеющей большую ценность конеч­ной цели (рис. 16). Например, даже враждебная агрессия могла бы иметь некоторую рациональную цель — наказание провокатора с тем, чтобы в последующем снизить вероятность будущих провокаций.

Решение человека применить угрозы или физическую силу происходит от намерения добиться от кого-то выполнения определенных требований. Однако подчинение не является самоцелью: намерение добиться своего мотивировано желанием достижения конечного результата, например, за­ставить человека отдать какие-то ресурсы или оказать какие-либо услуги. Наказание же, напротив, осуществляется в форме принудительного дейс­твия с намерением причинить человеку вред и с конечной целью восстано­вить справедливость, защитить чей-либо социальный статус или удержать человека, напугав его, от определенных нежелательных действий.

 

Рис. 16. Социально-интеракционистская модель принудительных действий
[по J. Т. Tedeschi, R. В. Felson, 1994]

Социально-интеракционистская модель опирается на несколько те­оретических направлений, которые уже рассматривались. Важную роль в процессе принятия решения имеет сопоставление затрат и выгод, связан­ных с каждым из возможных вариантов действия. Актор обдумывает субъ­ективную ценность намеченной цели, вероятность ее успешного достиже­ния с помощью определенного действия, а также величину и вероятность потенциально возможных негативных последствий. В оценке вероятности различных результатов, а также связанных с ними затрат и выгод важней­шую роль играет опыт подобных ситуаций в прошлом. Кроме того, уста­новки и ценности субъекта определяют, приемлемо ли определенное по­ведение, например телесное наказание детей или физическое насилие над женщиной, в качестве стратегии принуждения. Еще одним важным фак­тором является то, насколько сценарии различных видов принудительных и непринудительных тактик поведения для субъекта являются когнитивно достижимыми. Например, если человек обычно применяет принудитель­ные методы, то в новой ситуации принуждения их сценарий будет активи­рован с большей легкостью, поскольку в прошлом они повторялись чаще, чем другие.

В рамках данного подхода агрессия, которая интерпретируется как определенная форма принудительных действий, представляет собой лишь одну из потенциально возможных стратегий влияния. При этом индивид в процессе рационального выбора решает, следует ли в данной ситуации применять эту стратегию поведения. Следовательно, человек воспринима­ется не как субъект, побуждаемый к агрессивному поведению инстинкта­ми или сильным негативным аффектом, а как субъект, контролирующий собственный репертуар агрессивных реакций и способный выбирать не­агрессивные альтернативы.

 

 

Раздел 2

МЕХАНИЗМЫ ФОРМИРОВАНИЯ

НАРУШЕНИЙ ПОВЕДЕНИЯ

В ОНТОГЕНЕЗЕ

Агрессивные действия у людей можно наблюдать уже с самого ран­него возраста. Исследования показывают, что наиболее частыми причи­нами человеческой агрессии независимо от возраста являются стремления к совершению возмездия, несоблюдения «правил игры» и намерения за­владеть игрушками, вещами (имуществом) и/или территорией [J. Н. Laub, J. L. Lauritsen, 1998].

 

ВОЗРАСТНЫЕ ОСОБЕННОСТИ ПРОЯВЛЕНИЯ АГРЕССИИ

 

В младенческом возрасте агрессия проявляется почти исключительно в импульсивных приступах упрямства, часто не поддающихся управлению взрослых. Выражается это чаще всего вспышками злости или гнева, сопро­вождающихся криком, «брыканием», кусанием, щипанием, драчливостью. Причиной такого поведения, с одной стороны, является блокирование же­ланий или намеченной программы действий в результате либо ненадлежа­щего ухода за ребенком, либо применения воспитательных воздействий, при которых получение удовольствия ограничивается или сдерживается, и ребенок сопротивляется и становится упрямым и враждебным.

С другой стороны, как отмечает А. Фрейд, для самых маленьких детей характерны каннибалические желания, сопровождаемые агрессией. Одна­ко агрессивные проявления в этом возрасте — это не больше чем моторно­аффективный процесс разрядки инстинктивных побуждений, для которых нет никакого другого выхода.

Агрессивные действия младенца первоначально направлены на него са­мого, и он царапает и кусает сам себя, однако уже в первый месяц жизни агрес­сия перенаправляется наружу. Из-за того что младенец еще не способен четко различать внутреннее и внешнее, он может жестоко обращаться с материнс­кой грудью, лицом,руками или волосами, как будто они являются частями его собственного тела. Это поведение можно считать условно агрессивным, так как у ребенка нет намерения причинить ущерб окружающим, а подобная ак­тивность вызвана состоянием дискомфорта, фрустрации или беспомощности. Это поведение скорее является выражением неудовольствия.

В период раннего детства на первый план все активнее выдвигаются конфликты и ссоры с ровесниками, связанные с обладанием вещами, чаще всего игрушками. Доля таких конфликтов у полуторагодовалых детей со­ставляет 78%. В этот же период развития более чем в пять раз возрастает число случаев применения детьми физического насилия, вспышки ярос­ти становятся более целенаправленными, и в поведении ребенка отчетли­во прослеживается реакция нападения. Вероятно, это связано с преобла­дающими на данном возрастном этапе механизмами адаптации ребенка, а именно «удержанием и отпусканием» (по Э. Эриксону). Конфликты между «обладать» и «отдавать» могут вести либо к враждебным, либо к доброжелательным ожиданиям и установкам. Поэтому удержание может становиться как деструктивным (грубый захват или отказ расстаться с по­нравившейся вещью), так и конструктивным (забота об игрушке, попытка ее сохранить). Отпускание также может превратиться в стремление давать волю своим разрушительным страстям или же в пассивную готовность оставлять «все как есть» и полагаться на естественный ход событий.

Опыт работы с детьми этого возраста показывает, что подавляющее большинство детей 1,5—2-летнего возраста добровольно не отдают соб­ственных игрушек или делают это, только уступая авторитету родителей, но всегда с явной неохотой, обидой или плачем. И самое главное, что, как только появляется возможность, они стремятся, часто с применением фи­зической силы, вернуть эти игрушки себе.

Это наводит на размышления о том, что ребенок помещает собствен­ные вещи во внутренние границы «Я» и рассматривает их как части самого себя. Недифференцированность и слияние всех частей «Я» приводит к не­возможности установления контакта с окружающими в этой сфере отноше­ний. Поэтому естественно, что ребенок будет воспринимать просьбу мамы «Дай поиграть свою машинку этому мальчику!» как почти эквивалентную просьбе «Оторви руку и дай ее поносить другому ребенку!». Понятно, что реакция будет вполне предсказуемой.

Более того, наблюдения за конфликтами детей во время игровой деятель­ности позволяют выдвинуть предположение о том, что каждый ребенок име­ет собственный круг игрушек, которые он включает во внутренние границы «Я». Избирательность ребенка в отношении игрушек очевидна и представляет сама по себе некоторую диагностическую и психотерапевтическую ценность.

По нашему мнению, конфликты между детьми, связанные с обладани­ем вещами и игрушками, возникают, когда эти границы пересекаются, то есть несколько детей «кладут глаз» на одну и ту же игрушку, или один ребенок пытается расширить свои границы путем захвата чужих игрушек.

В дальнейшем, ближе к трем годам, ребенок постепенно обучается контролировать свои агрессивные импульсы и выражать их приемлемым способом. Проявления агрессивности в этом возрасте главным образом зависят от реакции и отношения родителей к тем или иным формам пове­дения. Если родители относятся нетерпимо к любым проявлениям откры­той агрессии, то в результате могут сформироваться символические формы агрессивности, такие как нытье, фырканье, упрямство, непослушание и другие виды сопротивления.

Характерно, что в этом возрасте усиливается «исследовательский ин­стинкт» и значительно расширяются социальные контакты ребенка. И в то же время ребенок сталкивается с целой системой новых для его опыта запретов, ограничений и социальных обязанностей. Невольно, попадая в конфликтную ситуацию между ненасытной любознательностью, спонтан­ным интересом ко всему новому и необычному и родительскими запрета­ми, ребенок испытывает сильнейшую депривацию — ограничение возмож­ности удовлетворения своих потребностей. Он воспринимает эту ситуацию как отвержение со стороны родителей. Невозможность разрешения этого конфликта приводит к тому, что ребенок начинает испытывать злость и от­чаяние, в его поведении появляются агрессивные тенденции. Однако если раньше на агрессивность ребенка родители реагировали лаской, попытка­ми отвлечь внимание и свести все дело к шутке, то теперь они чаще прибе­гают к угрозам и наказаниям — лишению удовольствий, изоляции. Ребе­нок задумывается, как же ему реагировать на усиливающиеся санкции с стороны родителей, как вести себя дальше, чтобы родительская контрагрес­сия была по возможности минимальной. И чаще всего ребенок не находит выход из создавшегося положения. Это может привести к всевозможным психическим расстройствам, которые проявляются в некоторых реакциях ребенка: он теряет аппетит, перестает проситься на горшок, тревожно спит.

В раннем дошкольном и дошкольном возрасте достаточно обоснованно принято считать, что проявления агрессивности во многом связаны с про­цессами полоролевой идентификации ребенка или особенностями «эди­повой ситуации» в семье. В частности, использование техники «Doll-play» (когда ребенок играет в куклы, обозначающих членов семьи) позволило ус­тановить, что игра мальчиков отличается большей агрессивностью к кук­лам, чем игра девочек. Наибольшая агрессия у мальчиков наблюдалась к кукле «отец», а наименьшая — к кукле «мать», у девочек — наоборот. Было также замечено, что мальчики, имеющие отца, проявляют больше агрессив­ности, чем мальчики, растущие без отца. В семьях, где нет отца, мальчики менее агрессивны и более зависимы. Следует заметить, что в этот период родители, в свою очередь, начинают занимать более дифференцированную позицию в отношении ребенка, то есть воспринимают его не только как «ребенка», но и как «мальчика» или «девочку».

Здесь вероятно надо упомянуть и такой феномен, как «идентификация с агрессором». Это механизм защиты, который срабатывает, когда ребенок сталкивается с опасностью. В данном возрасте это, как правило, крити­ка, вербальная или физическая агрессия со стороны родителей. Ребенок идентифицируется с агрессором посредством приписывания себе самого акта агрессии, подражания физическому и моральному облику агрессора, заимствования некоторых символов его власти. Как отмечала А. Фрейд, здесь наблюдается эффект оборачивания ролей: жертва представляет себя агрессором и часто становится таковым, чтобы защититься, избежать стра­даний, болезненных ощущений и осознания себя жертвой.

Влияние ближайшего окружения и процессов осознания собственной половой принадлежности на формирование агрессивных форм поведения очень хорошо можно проследить, если сравнить поведение мальчиков и девочек. В частности, отмечается, что если в 2-летнем возрасте в арсенале средств проявления агрессивности мальчиков и девочек примерно в одина­ковой пропорции встречаются плач, визг и взаимные шлепки, то к 4 годам фрустрация, неудачи вызывают у них неодинаковую реакцию: мальчики большей частью дерутся, а девочки визжат.

Кросскультурные исследования показывают, что у детей в возрасте от 3 до 11 лет можно наблюдать в среднем по 9 агрессивных актов в час. Из них 29% составляют непосредственные ответные реакции на нападение. Причем эта доля остается практически постоянной и изменяется лишь в зависимо­сти от пола: 33% у мальчиков и 25% у девочек. С возрастом происходит также смена форм агрессии: количество простых физических нападений уменьша­ется за счет роста более социализированных форм, таких как оскорбление или соперничество.

Схожие данные были получены и в других исследованиях. Например, было установлено, что в ходе психического развития происходит преобра­зование агрессивных реакций, сопровождаемых гневом (табл. 1).

 

Таблица 1Соотношение и динамика реакций гнева у детей [по Ф. Л. Гуденаф, 1931] Возраст Менее года От 1 года до 2 лет От 2 до 3 лет От 3 до 4 лет От 4 до 8 лет Взрывные реакции гнева (в %) 88,9 78,4 75,1 59,9 36,3 Направленные реакции гнева (в %) 0,7 6,3 10,6 25,6 28,0

 

В старшем дошкольном и младшем школьном возрасте часто встре­чается такая форма поведения с наблюдаемой агрессией, как игры-пота- совки. Эти игры особенно популярны у мальчиков. Они, как правило, со­провождаются ударами, преследованием друг друга, борьбой, что обычно сильно раздражает родителей и педагогов.

Однако, по всеобщему признанию, такое поведение едва ли можно признать агрессивным. Во-первых, такая «возня» детей — это всего лишь форма игры, и, как всякая игровая активность, она является добровольной и приносит детям удовольствие. Если понаблюдать за такой игрой, то часто можно увидеть улыбку на лицах детей (чего не скажешь о людях, действи­тельно подвергающихся насилию). Кроме того, если бы ребенку это было неприятно и приносило страдания, он скорее стремился бы избежать об­щения с агрессором, а не затевал с ним очередную «кучу-малу».

Во-вторых, игры-потасовки обеспечивают развитие у детей опреде­ленных позитивных функций, например двигательных способностей, на­выков социальной аффилиации и сотрудничества, умений совместно ре­шать проблемы и пр.

В-третьих, хотя игры-потасовки и являются очень распространенной детской формой выражения агрессии, они редко мотивированы стремле­нием умышленного нанесения ущерба партнеру. Это изредка случается по неосторожности, из-за недостаточного моторного контроля или в случае низкой социальной компетентности.

В-четвертых, ребенок с сильно выраженной агрессией и стремлением обидеть других детей со временем лишается возможности быть участником игр-потасовок, так как в большинстве случаев другие дети начинают избе­гать его или не принимать в игру.

Психологическую основу таких игр составляет желание повеселить­ся, разрядиться и удовлетворить те потребности, которые блокированы в реальной жизни. Однако неадекватное восприятие таких игр взрослыми, родителями и педагогами может привести к пагубным последствиям.

В школьном возрасте еще более четко прослеживается существова­ние значимых половозрастных различий в способах выражения агрессив­ности. Так, было обнаружено, что девочки 11 и 15 лет используют в основ­ном непрямые способы агрессивного поведения в отличие от мальчиков того же возраста, прибегающих к прямым способам (рис. 18). Выявлено, что способность к использованию непрямых способов агрессивного пове­дения формируется у девочек к 11-летнему возрасту. А в целом 11-летние дети оценили себя по уровню агрессивности выше, чем дети 8 и 15 лет.

 

Девочки: 8 лет Мальчики: 8 лет

Рис. 18. Возрастная и гендерная динамика проявлений физической, вербальной и косвенной агрессии [по К. Ostermanetal., 1998]

Вышеизложенное подтверждается данными и других эксперимен­тальных исследований. В частности, изучалось влияние социализации на соотношение вербальной (замечания, угрозы, сплетни, оскорбления, обвинения, критика) и физической (нападения, драки) агрессии у детей различного возраста. Данные свидетельствуют о том, что у мальчиков до­школьного и младшего школьного возраста преобладает физическая агрес­сия, вто время как у девочек того же возраста — вербальная. В младшем подростковом возрасте тенденция изменяется: у мальчиков вербальная аг­рессия становится доминирующей, и, кроме того, они чаще прибегают к словесному способу выражения негативных чувств, чем девочки того же возраста. Вместе с тем отмечается и одна примечательная особенность по­ведения детей: с возрастом агрессивность детей все больше приобретает враждебную окраску.

Другими исследованиями также выявлены различия в проявлении аг­рессивности у подростков различных возрастных групп (табл. 2).

 

Таблица 2 Проявление различных форм агрессивности у подростков 10-15 лет в процентном соотношении [по Л. М. Семенюк, 1994] Возрастные группы Форма агрессии (в %) Физическая Косвенная Вербальная Негативизм 10-11 лет         12-13 лет         14-15 лет

 

Таблица 3 Проявление различных форм агрессивности у мальчиков и девочек подросткового возраста в процентном соотношении [по Л. М. Семенюк, 1994] Формы агрессии Пол и возраст 10-11 лет 12-13 лет 14-15 лет мальчики девочки мальчики девочки мальчики девочки Физическая             Косвенная             Вербальная             Негативизм

Кроме того, были установлены половозрастные различия в соотноше­нии проявлений разных форм агрессивности (табл. 3).

 

Результаты исследований, проведенных И. А. Фурмановым, во многом согласуются с вышеизложенными результатами. Диагностика с помощью метода поперечных срезов позволила определить основные тенденции по­ловозрастной динамики показателей физической, вербальной, косвенной агрессии и негативизма (рис. 19, 20).

Рис. 19. Соотношение показателей нарушений поведения у мальчиков различных возрастов

 

Рис. 20. Соотношение показателей нарушений поведения у девочек различных возрастов

 

В результате исследования было установлено, чтоу мальчиков в 16-летнем возрасте показатели физической агрессии имеют тенденцию к снижению, од­нако в дальнейшем уровень агрессивности восстанавливается. У девочек та­кой спад отмечается в 14-летнем возрасте, но уже к 15 годам наблюдается зна­чительное увеличение уровня физической агрессии, а затем дальнейшая его стабилизация.

Показатели вербальной агрессии у мальчиков относительно постоян­ны для всех возрастных групп, их увеличение наблюдается лишь у 17-лет­них. У девочек следует отметить два пиковых возраста: показатели вербаль­ной агрессии значительно увеличиваются у 15- и 17-летних.

Некоторой скачкообразностью отличается динамика косвенной агрес­сии у мальчиков — ее показатели существенно повышаются для 15-летних. Для девочек характерно плавное усиление косвенной агрессии от 13 до 17 лет.

Показатели негативизма резко увеличивались у мальчиков только в 17-летнем возрасте, у девочек наблюдалось постепенное нарастание нега­тивизма от одной возрастной группы к другой.

В целом, сравнивая детей подросткового и юношеского возраста, сле­дует отметить, что у мальчиков наблюдались значимые различия в дина­мике нарушений поведения лишь по показателям физической агрессии — у юношей они существенно ниже, чем у мальчиков-подростков. У девочек юношеского возраста показатели всех типов нарушений поведения были достоверно выше, чем удевочек-подростков.

Относительно половых различий можно констатировать, что у маль­чиков всех возрастов склонность к реакциям физической агрессии была выражена сильнее, чем у девочек. Исключение составили лишь 16-летние дети — в этом возрасте показатели равны у обоих полов. Вербальная агрес­сия была сильнее выражена у мальчиков 13—14 лет, однако в дальнейшем соотношение значительно меняется. Начиная с 15-летнего возраста пока­затели этого вида агрессии у девочек были выше, чем у мальчиков.

Косвенная агрессия у девочек была выражена сильнее во всех возрас­тных группах. Сила реакций негативизма у мальчиков и девочек различа­лась несущественно для детей всех возрастов, кроме 16-летних.

Схожие тенденции наблюдались при сравнении мальчиков и дево­чек подросткового и юношеского возрастов. Так, в подростковом возрасте мальчики отличались более выраженной тенденцией к реакциям физичес­кой агрессии, а девочки — к косвенной агрессии (по остальным типам на­рушений различия недостоверны). В юношеском возрасте девочки превос­ходили мальчиков по показателям вербальной, косвенной агрессии и нега­тивизма. Склонность к физической агрессии различалась не существенно.

Взрослый возраст. Многочисленные исследования показывают, что тен­денции, характерные для детского и подросткового возраста, сохраняются и во взрослом возрасте. Так, мужчины больше проявляют физическую агрессию, а женщины — вербальную и косвенную. Вариативность в агрес­сивном поведении определяют такие характеристики, как раздражитель­ность, эмоциональная восприимчивость и рассеянность при реагировании на вызывающий агрессию стимул, а также склонность к враждебной атри­буции (то есть к интерпретации поведения других как враждебного) и неа­декватно высокая самооценка.

 

 

ГЕНДЕРНЫЕ ОСОБЕННОСТИ
ПРОЯВЛЕНИЯ АГРЕССИИ

 

Многочисленные исследования индивидуального развития показыва­ют, что гендерные различия в агрессивном поведении возникают в раннем возрасте, приблизительно уже с третьего года жизни. На основе анализа ряда экспериментальных исследований было установлено, что в первые годы жизни нет различий в частоте и продолжительности отрицательных эмоциональных реакций у мальчиков и девочек, но с возрастом их частота и интенсивность у мальчиков возрастают, а у девочек убывают. Объясняет­ся это тем, что девочки, имея те же агрессивные тенденции, что и мальчи­ки, боятся их проявить из-за страха наказания, в то время как к агрессии мальчиков окружающие относятся более благосклонно. С возрастом эти модели закрепляются: число проявлений агрессии в поведении девочек постепенно сокращается и они становятся менее агрессивными, даже если в раннем детстве они были очень драчливы.

В частности, некоторые исследования [R. Loeber, М. Stouthamer- Loeber, 1998] достаточно четко указывают на существование гендерных различий в агрессивном поведении в разные периоды развития ребенка (табл. 4).

Эти данные согласуются и с результатами масштабного кросскультур- ного исследования, в котором были зафиксированы примерно те же тенденции (табл. 5).

 

Таблица 4 Гендерные различия в агрессии в детском и подростковом возрасте Период в индивидуальном развитии Проявления Гендерные различия Раннее младенчество Фрустрация и гнев Нет Ребенок 2-3 лет Инструментальная агрессия Незначительные Дошкольный возраст Личная агрессия. Физическая агрессия Есть Начальная школа Косвенная агрессия Есть Средняя школа Групповое нападение. Тяжкое нападе­ние. Сексуальное насилие. Убийство Есть

 

 

Таблица 5 Соотношение проявлений физической, вербальной и косвенной агрессии у детей различных возрастов [по К. Osterman, 1998] Возраст Девочки Мальчики 8 дет косвенная > вербальная > физическая физическая = вербальная > косвенная 11 дет косвенная > вербальная > физическая физическая = вербальная > косвенная 15 дет косвенная > вербальная > физическая вербальная > физическая > косвенная

 

Представляют интерес также данные о соотношении различных видов нарушений поведения у детей разного возраста [И. А. Фурманов, 1997]. Ус­тановлено, что у мальчиков на протяжении всех возрастных этапов устой­чиво доминировали физическая агрессия и негативизм, а у девочек — не­гативизм и вербальная агрессия. В возрастной динамике следует отметить общее нарастание агрессивных и негативистских тенденций как у мальчи­ков, так и у девочек.

Согласно традиционным представлениям об особенностях формиро­вания мужской и женской агрессивности в онтогенезе, и мальчики, и де­вочки в той или иной степени научаются регулировать собственные агрес­сивные побуждения, однако мальчики все же имеют больше возможностей для свободного проявления агрессивности. Кроме того, если в процессе развития ребенок не научится контролировать свои агрессивные импуль­сы, то в дальнейшем это приведет к преимущественной ориентации на сверстников — в подростковом возрасте и склонности к разгульному пове­дению — в юношеском. Так, например, установлено [Л. Пулкинен, 1987], что спонтанное выражение гнева и применение насилия по отношению к окружающим в 8-летнем возрасте к 14 годам приводят к использованию физической силы против других лиц, скитанию по улицам, поиску удо­вольствий в курении, принятии алкоголя и общении с противоположным полом, а в дальнейшем, к 20 годам, — к деструктивным поступкам, конф­ликтам с родителями, потребности во встречах с друзьями, выпивке, куре­нии и половых связях.

Исследования в области гендерной психологии показывают, что в ре­зультате усвоения социокультурного опыта мужчины и женщины имеют раз­личные модели агрессивного поведения. Так, мужчины отдают предпочтение использованию физической агрессии, а женщины — косвенной. Вербальная агрессия достаточно широко применяется как мужчинами, так и женщина­ми. Вместе с тем были обнаружены существенные отличия в переживаниях и оценках агрессии. Женщины часто рассматривают агрессию как результат чрезмерного напряжения и потери самоконтроля. При этом они испытыва­ют более сильные чувства вины и беспокойства после агрессивных действий. Мужчины рассматривают агрессивные действия как способ восстановления утраченного контроля над другими в случае угрозы их самооценке, чести, достоинству и целостности. При этом агрессия воспринимается мужчинами как действия позитивного и инструментального характера.

 

 

Объяснения гендерных различий в агрессии

 

Для объяснения гендерных различий в агрессии мужчин и женщин используются разные подходы: биологические, психологические, соци­ально-культурологические и др. К наиболее распространенным относятся модель гормональной обусловленности, социобиологическая модель, со­циально-ролевая модель, модель эмоционального возбуждения.

Модель гормональной обусловленности объясняет повышенную склон­ность к агрессивному реагированию содержанием мужского полового гормона тестостерона. Согласно данному подходу, межполовые различия в агрессивном поведении отчасти обусловлены более высоким уровнем содержания тестостерона у мужчин. Однако, целому ряду исследователей, пытающихся установить связь между тестостероном и агрессивным пове­дением у людей, не удалось подтвердить предполагаемое значение тестос­терона в мужской агрессии [Б. Крейхи, 2003].

Социобиологическая модель делает акцент на приспособительной ценности мужской агрессии в обеспечении доступа к привлекательным (то есть обладающим высокими репродуктивными возможностями) жен­щинам [R. Thornhill, С. Т. Thornhill, 1991]. Было установлено, что более вы­сокий уровень агрессии характерен для поведения более молодых мужчин. Проявление агрессии мужчинами часто рассчитано на демонстрацию их статуса и власти, а следовательно, на достижение большей успешности в репродуктивной конкуренции с другими мужчинами. Поэтому ситуации, которые несут угрозу статусу мужчины, представляют собой стимул для аг­рессии как средства восстановления силы и статуса. В частности^ Дж. Ар­чер и др. [J. Archer, R. Holloway, К. McLoughlin, 1995] выявили, что мужчи­ны, чей статус низок или находится под угрозой, демонстрировали больше насилия, чем мужчины с высоким статусом.

Социалыю-ролевая модель постулирует, что агрессивное поведение приобретается человеком в процессе социализации в качестве одной из составляющих мужской гендерной роли. Согласно этой идее, более силь­ная склонность мужчин к агрессии и более выраженное у женщин сдер­живание агрессии — в значительной степени результат гендерно-ролевой социализации. Исследования показывают, что женщины чаще сообщают о чувствах вины и тревоги как о реакциях, сопутствующих агрессивному поведению. Кроме того, было обнаружено, что женщины ведут себя ничуть не менее агрессивно, чем мужчины, когда устраняются ролевые ограниче­ния, препятствующие проявлениям агрессии. Например, Б. Беттенкорт и К. Кернахан [В. A. Bettencourt, С. Kernahan, 1997] пришли к выводу, что при наличии ключевых раздражителей мужчины агрессивнее женщин, если не было оказано никакого предварительного провоцирующего воздействия. Однако если такое воздействие имело место, женщины демонстрировали не меньше агрессии, чем мужчины.

Воздействие маскулинной ролевой социализации на агрессивное по­ведение мужчин изучалось в контексте так называемого феномена «мачиз­ма» [D. L. Mosher, М. Sirkin, 1984]. С помощью данного понятия стремятся объяснить индивидуальные различия между мужчинами в области агрес­сивного поведения. Характер «мачо» определяют три взаимосвязанных элемента: а) грубое сексуальное отношение к женщинам; б) отношение к насилию как к проявлению мужественности; в) понимание опасности как чего-то захватывающего. Такое качество, как агрессивность, настолько про­чно укоренилось в мужском гендерном стереотипе, что от «мачо» ожидают более значительного проявления агрессивного поведения, чем от мужчин, которые не следуют этому стилю поведения. Кроме того, было выявлено, что одобрение утрированно маскулинного поведения положительно кор­релирует с агрессивным поведением, проявлениями импульсивности и де­монстративности и отрицательно коррелирует с пониманием и стремлени­ем к риску.

Модель эмоционального возбуждения трактует эмоциональное воз­буждение как дополнительную потенциальную причину, определяющую гендерные различия в агрессии. Согласно этой модели, эмоциональное возбуждение представляет собой физиологическую реакцию, механизм, который связан с усиленной активностью автономной нервной системы, подготавливающей организм к энергичным действиям, реакциям бегства или борьбы [D. Zillmann, 1983]. Важно, что эмоциональное возбуждение выступает причиной агрессии даже тогда, когда оно не является следстви­ем провокации. Исходя из этого, можно утверждать, что чем выше эмо­циональное возбуждение, тем больше вероятность, что человек будет вес­ти себя агрессивно. Описывают два механизма, которые через отношение между эмоциональным возбуждением и агрессией позволяют объяснить гендерные различия в агрессии.

В частности, предполагается, что при воздействии относительно силь­ных стимулов мужчины быстрее и легче возбуждаются и дольше возвра­щаются к базовому уровню возбуждения, чем женщины IR. A. Fabes, 1994; М. Frankenhaeuser, 1982; J. J. Haviland, С. Z. Malatesa, 1981; К. В. Hoyenga, К. Т. Hoyenga, 1979; Н. A. Moss, 1974]. Таким образом, типичные ситуации, стимулирующие агрессивное взаимодействие, могут быть более эмоцио­нально возбуждающими для мужчин, чем для женщин. Собственно, эти гендерные различия в возникновении эмоционального возбуждения могут привести к гендерным различиям в проявлении агрессии.

Кроме того, существование гендерных различий объясняется и раз­ницей в регулировании эмоции [D. М. Brodzinskyetal., 1992; R. A. Fabes, N. Eisenberg, 1992; RM. Milleretal., 1986], и тем, что женщины более спо­собны к подавлению эмоционального возбуждения и связанных с ним ре­акций [D. F. Bjorklund, К. Kipp, 1996]. В данном случае регулирование эмо­ций определяется как процесс инициации, поддержания, модуляции или изменения возникновения, интенсивности или продолжительности про­текания эмоциональных состояний и связанных с эмоциями физиологи­ческих процессов [N. Eisenberg, R. A. Fabes, 1999]. Исходя из этого, в случае эмоционального возбуждения женщины, вероятнее всего, будут предпри­нимать усилия, чтобы урегулировать эмоции и подавить эмоциональные реакции способом, который не приводит к агрессии. Мужчины, наоборот, менее эффективно будут регулировать эмоциональное возбуждение, таким образом, увеличивая вероятност<