Глава III. Доминик Мерлье. Статистическое конс труирование

 

 

[146-147]

 

Информационные основания, на которые опирается на­учный анализ, никогда не даются нам готовыми, но все­гда оказываются продуктом конструирования. Тем не менее, употребляя термин «данные», не всегда подразу­мевают, что социолог — это не пассивный получатель «фактов», которые он осмысливает в теоретических кон­структах: анализ и конструирование касаются также и «фазы сбора данных». Применительно к социологической науке Мосс и Фоконэ формулируют это следующим об­разом: «Наблюдение социальных феноменов не являет­ся, как может показаться на первый взгляд, сугубо опи­сательным методом. Социология не только описывает факты; но делает большее — в действительности, она их конструирует. Для социологии, как и для любой другой науки, не существует сырых фактов, которые можно было бы, так сказать, только фотографировать. Научное наблю­дение опирается на методически отобранные и изолиро­ванные от прочих, т. е. абстрактные, феномены» (Faucon-net, Mauss, 1901, p. 32).

Что относится к историческим и биографическим документам, интервью или ответам на вопросники, зна­чимо также и для статистических «данных», которые, в силу их обобщенности, можно представить как тип ин­формации, наиболее приспособленный к потребностям социальных наук. Таким образом, если необходимость критического подхода к документу, практикуемого исто­риками, кажется само собой разумеющейся (в случае с единичным документом уместны вопросы: мог ли автор текста правдиво сказать, от кого получил он эти сведе­ния, для кого и с какой целью писал?), то обычно офици­альный и всегда общий, если не исчерпывающий, харак­тер статистических данных часто приводит к блокировке всякого критического восприятия или, что почти то же самое, выдвижения принципиальных возражений (против статистических показателей как «научной формы лжи»

 

[148]

или, в более общем плане, против цифр и их способности показывать все то, что хотят с их помощью показать).

Именно об этом говорят Мосс и Фоконэ в том же тек­сте: «В работе, которая опирается на статистические ос­нования, совершенно необходимо детально описывать спо­соб, при помощи которого получили используемые дан­ные. Современное состояние разнообразных правовых, экономических, демографических и т. д. статистических материалов таково, что каждый документ требует самой суровой проверки. Даже официальные документы, которые, вообще говоря, наиболее надежны, должны быть изучены самым детальным образом, необходимо точно знать прин­ципы, которые предопределили их разработку» (ibid, p. 33).

Таким образом, акцентирование трудностей, связан­ных со статистической информацией, или недоразумений, которые может вызвать ее использование, служит не для подпитки антистатистических настроений, но, напротив, для лучшего понимания и лучшего применения стати­стических данных. Необходимо прояснять практические и технические аспекты их разработки, показывать, каким образом конструирование данных влияет на «результа­ты». Подобная работа представляет не только методоло­гический или инструментальный интерес: она может так­же стать собственно социологическим вкладом в анализ статданных как «социального факта». Хотелось бы здесь показать на некоторых примерах, как критическое рас­смотрение действительного содержания статистических категорий может привести к анализу исследований, по­зволяющему более осознанно вести их, а также открыть доступ к специфической и новой информации.

 

[149]

 

Влияние формы сбора данных на результаты

Статистика самоубийств

«Самоубийство» (Durkheim, 1897) признано сегодня (а так было не всегда, см.: Besnard, 1987, р. 142—144) наиболее значительным произведением Дюркгейма, по той причи­не, что оно в основном опирается на статистические ма­териалы, а также потому, что из Дюркгейма сотворили классика — основателя количественной методологии. Вот почему нам кажется интересным в качестве первого при­мера взять статистику самоубийств. Однако можно с удивлением обнаружить, что «критике документа», о не­обходимости которой говорили выше процитированные представители дюркгеймовской «школы», в этом произ­ведении места нет.

Сравнивая весьма многочисленные статистиче­ские данные различного (во времени и простран­стве) происхождения, Дюркгейм подразумевает их сопоставимость, т. е. однородность условий сбора информации. Сомнительный характер этой его гипотезы может стать очевидным, помимо про­чего, уже из самого стремления Дюркгейма дать обдуманное и строгое определение изучаемого феномена, которое приводит его к отклонению от обычного смысла термина — расширению его опре­деления вплоть до случая «самопожертвования» мучеников. Как только он перестает удовлетво­ряться имплицитным определением «здравого смысла», возникает некоторое несоответствие между таким образом определяемым феноменом и тем, что охватывается используемой им офици­альной статистикой. К этому общему различию можно добавить дополнительные вариации в

 

[150]

«определениях», использованных в различных ста­тистических рядах.

Если проанализировать наблюдения Дюркгейма за способом конструирования этих данных, то, с одной стороны, обнаруживается глобальная кри­тика тех из них, что основываются на «мотивах» самоубийства, и, с другой стороны, несколько раз­розненных заметок (обычно в сносках), указыва­ющих на статистические колебания, труднообъ­яснимые в теоретических рамках данного произ­ведения. Эти фрагментарные замечания, сколь обоснованными они ни были бы, носят очевидный характер ad hoc. Так, замечание, что статистиче­ский рост явления может быть связан просто с улучшением условий сбора информации («правда прежде всего в том, что статистические переписи делаются точнее», р. 400), дано в рамках критики идей Тарда и по поводу несчастных случаев. Осо­бенностью регистрации, условия которой зависят от определенных социальных групп, объясняется тот случай, когда ожидаемое и обычно констати­руемое статистическое различие представляется чрезмерным: повсюду военные кончают жизнь самоубийством чаще, чем гражданские, но в Авст­рии различие явно превышает ожидавшийся Дюрк-геймом уровень. Он задается вопросом, не «про­исходит ли это от того, что самоубийства в армии более точно учитываются, чем среди гражданско­го населения» (р. 256), — соображение, которое могло бы быть справедливым не только для рас­сматриваемого исключения, но и для общего пра­вила, которое еще следует подтвердить. Подобно этому и утверждение, что затрагиваемые соци­альные интересы влияют на условия статисти­ческого регистрирования, высказано по поводу Англии как второстепенное объяснение доволь­но низких показателей самоубийств в этой стра­не: «Верно то, что английская статистика само-

 

[151]

убийств не отличается большой точностью. Мно­жество случаев относят к смерти вследствие не­счастного случая, поскольку самоубийство влечет уголовное расследование»(р.160).

Касаясь критики, посредством которой Дюркгейм объясняет, почему он не использует статис­тику «мотивов» самоубийств для построения на­учной теории их причин, можно также задаться вопросом, почему эта критика не распространяет­ся на всю совокупность рассматриваемых данных. Невежество «агентов, людей, часто подчиненных, которым поручена задача сбора информации», решения «сложной проблемы» о «причинах явле­ния», в конечном счете приводит только к тому, что остается добавить: «к сожалению, официаль­ные констатации слишком часто ошибочны, хотя и опираются на материальные и очевидные фак­ты, доступные пониманию любого разумного на­блюдателя и не оставляющие места для оценок» (р. 144). Но вынести заключение, что тот или иной случай гибели есть самоубийство, не означает ли «оценить» именно «причины»?

Определенная осторожность Дюркгейма в отношении некоторых статистических данных, которые он использу­ет (или отвергает), все же не снимает вывода, что он в целом не задается вопросами о практических условиях их разработки. Это замечал уже Франсуа Симиян в сво­ем обзоре о «Самоубийстве»: «В подобном вопросе был бы желателен предварительный анализ относительной значимости статистических выкладок по странам и во времени — всякий факт, у которого есть основания быть кем-либо сокрытым, очень трудно поддается статистиче­скому учету. Статистические материалы по самоубий­ствам, следовательно, неизбежно неточны, но отнюдь не правомерно и априорное утверждение, что эти неточно­сти будут равнозначны в разных странах, в разные эпохи различия в организации полиции, в организации сбора сведений, например, могут оказывать свое влияние)»

 

[153]

(Simiand, 1898, р. 650; 1987, р. 82). Кстати, работа, в ко­торой Морис Хальбвакс комментирует в 1930 г. произве­дение Дюркгейма, содержит достаточно полное описание административных уложений, при которых были тогда собраны эти данные в различных странах Европы (Halb-wachs, 1930, chap. 1).

И сто лет спустя вопрос о значимости этих статисти­ческих данных остается одной из болевых точек дискус­сий, поднятых книгой Дюркгейма, о чем свидетельству­ет, например, один посвященный ему педагогический труд (Baudelot, Establet, 1984). Ответ, который дает этот труд, характеризует наиболее распространенную позицию по данной проблеме. Она сводится главным образом к при­знанию, что статистические материалы «по умолчанию» недостоверны (в современной Франции недостоверность, видимо, составляет 25%) и что нужно ограничить во вре­мени и пространстве поле сравнений, допуская при этом, что в данной стране в данный период «погрешность» мо­жет быть незначительной, т. е. колебания «охвата» ста­тистическим «замером» явления по социальным катего­риям достаточно слабы. Такова гипотеза, часто применя­емая статистиками, в соответствии с которой можно строить справедливые рассуждения на основе ложных статистических данных потому, что если даже сами мас­сивы плохо замерены или мало известны, их изменения можно фиксировать с достаточно большой достоверно­стью. Таким образом, не будет абсурдным сказать, что такое явление, как суицид или безработица, увеличилось или уменьшилось на 5%, имея в то же время в виду, что применяемый метод измерения дает значения с отклоне­нием в 10-20% от «истинного» значения. Ведь разница (остающаяся неизвестной) между фактическим и «истин­ным» значением оказывается при этом более-менее по­стоянной в силу стабильности процедур, с помощью ко­торых произведено измерение.

Однако нельзя ли предположить, что причины рас­хождения между «явлением» и его статистической фик­сацией, не обладая постоянством действия, изменяются

 

[153]

в зависимости от социальных условий таким образом, что статистические колебания частично или полностью мо­гут проистекать из изменений условий самого измерения? Джек Дуглас с достаточной точностью развивал подоб­ные гипотезы в отношении колебаний индексов суицида (Douglas, 1967), и именно в ответ на его критику Бодло и Эстабле защищают достоверность статистических пока­зателей самоубийств и пытаются показать, например, что сокрытие фактов есть величина конечная. Тем не менее, они сами показывают убедительную иллюстрацию этих изменений измерительного инструментария: исследова­ние современных правил статистической регистрации самоубийств во Франции приводит к констатации, что информация о случаях, расследуемых жандармерией, бо­лее регулярно передается в статистическую службу, чем информация полиции, что влечет за собой — с учетом их территориальных полномочий — значительное заниже­ние числа городских самоубийств. Таким образом, тот факт, что суицид кажется более распространенным в сель­ской местности, чем в городе (в настоящее время, по­скольку в эпоху Дюркгейма было наоборот), следует объяснять, по крайней мере частично, различием в адми­нистративных подходах к составлению отчетности. «Судя по таблицам INSERM, какой департамент ни возьми, ин­декс самоубийств наименее значителен в больших горо­дах. К сожалению, в большой степени здесь речь идет об артефакте, связанном с тем, как жандармерия (в сель­ской местности) и полиция (в городах) ведут дело после идентификации причины смерти» (Baudelot, Establet, 1984, p. 90).

Этому артефакту, следовательно, соответствует «ошиб­ка», которую можно исправить, как только она станет оче­видной (прежде всего статистически, «восстанавливая» затронутые статистические ряды, и, далее, администра­тивно, по возможности реформируя порочную практику), но которая, якобы, по мнению авторов работы, не оказы­вает значительного воздействия на другие колебания ста­тистических показателей суицида. Тем не менее, следуя

 

[154]

за Дюркгеймом и за теми, кто его защищает от возраже­ний Дугласа, можно констатировать, что между самоубий­ством и его статистической фиксацией существуют раз­личные опосредованные показатели, которые могут быть ненадежными и благодаря которым вопрос о «качестве» или «точности» данных распространяется не только на подсчет явлений в их совокупности (число самоубийств в стране), но и на значение его статистических колеба­ний. Для начала можно ограничиться этой констатаци­ей, хотя в дальнейшем не мешало бы обдумать, является ли вопрос о допустимых пределах ошибки и их измен­чивости единственно важным и достойным внимания.

Безработица

Хотя индексы суицида могут быть приняты в качестве индикаторов «здоровья» общества или социальных групп, они все же необязательно связаны с мероприятиями со­циальной политики: самоубийство может, но не всегда предстает как «общественная проблема». Итак, понятно, что подвижки и колебания заложены в способах установ­ления статистических рядов, и нетрудно догадаться, что дело обстоит иначе с данными, общественная значимость которых, видимо, более существенна, например, показа­тели «стоимости жизни» (индекс потребительских цен; см.: Piriou, 1983; Rousset, 1986) или безработицы. Одна только публикация данных по этим показателям может вызвать определенные социальные последствия, в силу чего они являются объектом тщательного контроля. От­сюда интерес представляет то, как особенности проведе­ния исследования могут повлиять на измерение, напри­мер, безработицы.

Трудность однозначного статистического определения безработицы проистекает прежде всего из множествен­ности источников и индикаторов, которые носят конку-

 

[155]

рентный характер. Во Франции следует различать «спрос _на рабочие места на конец месяца» (DEFM), подсчитыва­емый ANPE, «неработающее население, ищущее работу» (PSERE), «безработицу по определению МОТ» (Между­народная организация труда), которую исчисляет INSEE (см. табл. 1).

Сокращения, употребляемые в главе III:

ANPE — Национальное агентство занятости

BIT — Международная организация труда (МОТ)

DEFM — спрос на рабочие места на конец месяца

ENSAE — Национальная школа статистики и эконо­мического управления

FQP — профессиональное образование, квалифи­кация (анкета INSEE)

INED — Национальный институт демографических исследований

INSEE — Национальный институт статистики и эко­номических исследований

INSERM — Национальный институт здоровья и меди­цинских исследований

PDRE — активное население, ищущее работу

PMDRE — маргинальное активное население, ищущее работу

PSERE — неработающее население, ищущее работу

UEP — научно-исследовательское подразделение

Вплоть до 1981 г. использовался показатель «активное население, ищущее работу» (PDRE), к которому можно было добавлять или не добавлять показатель «маргиналь­ное население» и т. д. (PMDRE), а показатель «безрабо­тица по определению МОТ» был промежуточным между этими двумя (различные техники сбора информации по безработице до этой даты составляют объект весьма пол­ного критического анализа в кн.: Besson, Comte, Rousset, 1981; см. также: Besson, Comte, 1986. Что касается после­дующих лет, следует обратиться к введениям к отчетам

 

[156]

Таблица 1

Структура безработицы в соответствии с определениями, использованными в исследовании занятости (март 1987) 1. Неработающее население, ищущее работу (безработные PSERE)

 

	Объяви­вшие себя безра-бот. и заре-гистрир. bANPE	Объяви­вшие себя безра-бот., но незаре-гистрир. bANPE	Прочие, отнесен­ные к неактив­ным	Прочие, отнесен­ные к ак­тивным	Итого
	2	3
Объявившие себя безработ­ными и прочие, не входящие а занятое активное население и ищущие работу
За вычетом: объявившие себя безработными, работавшие за неделю до опроса, и, следова­тельно, входящие в занятое активное население
За вычетом: объявившие себя безработными, нашедшие работу, которая начнется после опроса
За вычетом: другие, объяви­вшие себя безработными, не ищущие работу			__	__
За вычетом: лица, не входя­щие в занятое активное насе­ление, ищущие работу, но: — неработоспособное населе­ние (в течение 15 дней), не занимавшееся поисками рабо­ты в течение месяца перед опросом — неработоспособное населе­ние (в течение 15 дней), но предпринявшее хотя бы одну попытку найти работу в тече­ние месяца, предшествова­вшего опросу — работоспособное население (в течение 15 дней), не пред­принявшее никаких попыток найти работу в течение меся­ца, предшествовавшего опросу		5213 52333		14803 5553	197992 161950
Остаток: безработные PSERE (неработающее население, ищущее работу)

 

 

[157]

Безработица по определению Международной организации труда (МОТ)

 

;
Безработные PSERE
Плюс: неработающие, нашед­шие работу, которая начнется после опроса (за исключением студентов и военнослужащих срочной службы)
Итого: безработные МОТ

Источник: Исследование занятости. Март 1987.1NSEE: Труды 1NSEE. Сер. D. № 122. Р. 27.

об исследованиях занятости в «Трудах INSEE»; история изучения занятости от 1950 до 1985 г. воспроизведена в кн.: Affichard, 1987).

Выбору этих показателей не соответствуют раз­личия общего объема, а также расхождения в ди­намике или в распределении по таким социальным категориям, как возраст, пол и т. д. Табл. 2 пока­зывает, что ощутимые различия в динамике кате­горий безработных могут проявляться даже за короткий период: с 1982 по 1983 г. достаточно слабое изменение показателей «безработицы по МОТ» маскирует значительно более ощутимую динамику численности «объявивших себя без­работными». Более того, два разных показателя, представленных в данный момент близкими ре­зультатами и потому кажущихся взаимозаменя­емыми, могут соответствовать весьма отлича­ющимся значениям изменения объема и струк­туры безработных в долгосрочном плане. Так, исследование занятости в марте 1978 г. дает чис­ленность «Безработных по определению МОТ», равную 1 094 500, и очень близкую численность в 1 098 000 по показателю «Спрос на рабочие места на конец месяца» в тот же период (Besson, Comte, Rousset, 1981, p. 347). Это, казалось бы, могло под­твердить тезис о фактической взаимозаменяемо­сти этих двух показателей, несмотря на значитель-

 

[158]

Таблица 2

Структура безработицы по данным опросов занятости 1982 и 1983 г.

 

	апрель-май 1982	март 1983	коэффи­циент коле­бания
Объявившие себя безработными			+5,6
Прочие, не входящие в состав активного занятого населения и ищущие работу	+446000	+429000	-3,6
За вычетом: лиц, не отвечающих услови­ям регистрации в качестве безработных (PSEREM1)	-606000	-635000	+3,5
Остаток: безработные PSERE (неработа­ющее население, ищущее работу)			+3,5
Плюс: неработающие лица, нашедшие работу, которая начнется после опроса (за исключением студентов и военнослу­жащих срочной службы) (2)	+166000	+160000
Итого: безработные по определению МОТ			+2,8

(1) Условия таковы: не работать за неделю до опроса; объявить себя дей­
ствительно ищущим работу; быть трудоспособным в течение 15 дней;
осуществить действительную попытку найти работу за месяц до опроса.

(2) 43000 студентов или военнослужащих в 1982 году, 25000 — в 1983
объявили о том, что нашли работу. Поскольку они в принципе не счита­
ются трудоспособными в данный момент, то эти лица не учитываются.

Источник: INSEE. Economie et statistique. №160. Novembre 1983. P. 48.

ные различия в определениях. Но эта «сбаланси­рованность» вписана в два различных динамиче­ских ряда: «С марта 1976 г. по март 1983 г. число безработных по МОТ увеличивается на 844 тыс. (или +85%), в то время как рост численности ищущих работу более значителен — 1090 тыс. (или +114%). Разрыв в уровне общей численно­сти достигает, следовательно, 210 тыс. человек, а различие в приросте — 246 тыс.» (Marchand, Thelot, 1983, p. 41). Такой характер изменения в целом соответствует, помимо прочего, обратному соотношению показателей при анализе их в зави­симости от пола: в течение всего периода пока-

 

[159]

затель «Спроса на рабочие места на конец меся­ца» превосходит показатель «Безработица по МОТ» для мужчин, а у женщин — наоборот. И если две кривые, описывающие динамику соответствующих показателей, тяготеют к расхождению у мужчин и к сближению у женщин, то они остаются практи­чески параллельными в анализе по возрастным группам от 25 до 49 лет (ibid, p. 32). Если вполне понятно, что показатели, имеющие разли­чия в своих определениях, приводят к различиям в изме­рении, то, видимо, в меньшей мере очевидно, что одни и те же определения показателей приводят к результатам, которые варьируются в зависимости от особенностей исследования. Это легко увидеть на примере показателя «Спрос на рабочие места на конец месяца», используемо­го как конъюнктурный показатель в силу своей месяч­ной периодичности (в то время как стандартное исследо­вание занятости является ежегодным): являясь побочным продуктом деятельности администрации, подобная стати­стика измеряет прежде всего саму эту деятельность и очень чувствительна к нормативным и административным изменениям условий, в которых она осуществляется. Многочисленные модификации правил, регулирующих выплату пособий по безработице, регистрацию и снятие с учета в Национальном агентстве занятости, а также по­рядок явки, лишают статистический ряд формальной од­нородности. То же самое обнаруживается и при сравне­нии переписей населения, в том случае, когда их про­цедуры явно и намеренно модифицируются: «Понятие безработицы, измерявшейся при переписи населения 1982 г., отличается от того, которое зафиксировано в пе­реписи 1975 г.» (ibid, p. 41), в силу изменения формули­ровок вопросов. Аналогичным образом изменение вопрос­ника в исследовании занятости 1982 г. с расчетом на «бо­лее тонкий анализ характеристик безработных» сделало сравнения между оценками 1982 г. (и в последующем) и оценками предыдущих лет [...] особенно щекотливыми» (Ibid, p. 44), включая показатели, определение которых

 

[160]

оставалось неизменным. Явно, что разнообразие статис­тических определений безработицы зависит не только от применяемых критериев или от «концептуальных» раз­личий, но также от особенностей исследования. Так, раз­личение между «активным населением, ищущим работу» и «маргинальным активным населением, ищущим рабо­ту» соответствовало не критерию априорной «маргиналь­ности», а результатам формы опроса (отсюда последу­ющее исчезновение этого различения при изменении во­просника в 1982 г.): «маргинальное активное население, ищущее работу», выделялось как результат противоре­чия между ответами на разные вопросы, т. е. эту катего­рию «составляли лица, которые в начале вопросника за­являли, что они неактивны (или были так закодированы), а впоследствии при ответах на уточняющие вопросы за­являли, что в действительности ищут работу» (Thelot, 1985, р. 55).

Не удивительно поэтому, что различия возникают и тогда, когда применяется одно и то же формаль­ное определение, но используется оно в разных исследованиях. Таков случай сопоставления ре­зультатов переписи и исследований занятости: даже с учетом корректив временного разрыва (пе­репись проводится в феврале, а исследование за­нятости обычно в марте, причем оно задерживает­ся на 1—2 месяца в годы проведения переписи) и отличий «поля» (исследование охватывает лишь «обычные семейные хозяйства»), величина PDRE по переписи значительно (порядка 10%) превос­ходит PDRE, фиксируемое в исследовании занято­сти для данных по 1968 г. В 1975 г. различие в том же направлении выступает слабым для мужчин (порядка 2%) и сильным для женщин (порядка 20%) (Besson, Comte, Rousset, 1981, p. 305-321). Осмысливая результаты и способ, каким они были получены INSEE, Бессон и его сотрудники отмечают, что эти результаты основываются лишь на «совокупном сравнении» и что «было бы чрез-

 

[161]

вычайно интересно, — но практически недоступ­но — проверить на тех же индивидах, как они определяют себя сами и как их классифицирует исследование и перепись. Лишь этот метод позво­лил бы оценить последствия различия методов» (ibid, p. 320).

Подобная оценка, вероятно, возможна при сравнивании попарно вопросов исследования и пе­реписи 1975 г.: «Исходя из этого, расхождения выглядят значительными: около 1/5 мужчин и 1/3 женщин, зафиксированных как PDRE в исследо­вании, представляют собой иную категорию при сравнении с теми, кого относили к PDRE в пере­писи населения; l/З мужчин и 1/2 женщин PDRE, по переписи, отличаются от PDRE, отмеченных в исследовании, то есть от активного населения, ищущего работу (20% мужчин, 10% женщин)» (Celzard, 1981, р. 207). Таким образом различие в классификации индивидов как безработных в за­висимости от двух способов исследования гораз­до более значительно, чем различие на основе сравнения только численности, учтенной этими исследованиями. Впрочем, частично именно дан­ная верификация привела к изменению формули­ровок вопросов в переписи 1982 г., что позволяет надеяться на сближение оценок по результатам переписи и исследования (см.: Marchand, Thelot, 1983, p. 41, note 4).

Кроме того, возможно показать и внутреннюю изменчи­вость самого исследования, которое дает различные ре­зультаты в зависимости от содержащихся в нем «подвы-борок». Действительно, особенность данного исследова­ния состоит в том, что оно повторяется каждые три года ^и проводится если не в точности среди тех же самых опра­шиваемых, то по крайней мере в тех же самых жилищах, которые ежегодно, как правило, обновляются на треть. Это частичное обновление, позволяющее уменьшать флуктуации выборки, оказывает неожиданное воздей-

 

[162]

ствие на результаты измерения, так как выяснилось, что безработица, наблюдаемая в обновленной трети выбор­ки, систематически превосходит ту, которую выдали две другие трети годом или двумя раньше. Получается будто бы исключительно сам повторный приход интервьюеров побуждал интервьюируемых отказываться от объявления себя безработными, а безработица была бы выше, если бы выборка целиком обновлялась каждый год при неиз­менности всех прочих условий проведения опроса (Thelot, 1986, р. 71).

Таким образом, существуют многочисленные опреде­ления безработицы, что соответствует специфике ее эво­люции или структуры, однако каждое из них, кроме того, подвержено влиянию одного обстоятельства, внешне са­мого незначительного, — особенностям его применения в исследовании. И, наконец, поскольку статистика без­работицы является предметом наиболее сильного со­циального и институционального контроля, постольку важно прояснение (как и ограничение) изменчивости ее определений и их зависимости от используемой техники исследования.

 

Контрацепция

Если пример суицида служит иллюстрацией скорее раз­личий в деятельности институтов (полиция и жандарме­рия), то пример безработицы в исследованиях и перепи­сях отсылает к определениям и способам или формам постановки вопросов. Связанные с этим расхождения в результатах часто понимаются как проявление разрыва между четко определенным — в глазах организаторов исследования — феноменом и многообразием того смыс­ла, который опрашиваемые вкладывают в одни и те же слова. Статистик охотно отмечает недостатки ответов своих респондентов: «В то время как кодировщик скло-

 

[163]

нен использовать наиболее точные и адекватные терми­ны, например, для характеристики видов деятельности, люди выражают это как могут и очень часто в довольно расплывчатой форме» (Chevry, 1962, р. 268-269). Поэто­му «кодировщик» стремится ввести в вопросник своего рода уточнения, с одной стороны, адаптируя его к разго­ворному языку опрашиваемых, с другой — предоставляя им информацию, которая кажется полезной для понима­ния вопросов.

Исследование по контрацепции,проведенное в 1978 г. Национальным институтом демографических исследо­ваний (INED) и INSEE, служит хорошим примером этого двоякого процесса (Sardon, 1987). Предшествующие ис­следования приводили к результатам, которые могли показаться заниженными по сравнению с действительно­стью изучаемого явления. В этой связи были предпри­няты многочисленные меры предосторожности, обеспе­чивающие более точное измерение применения средств контрацепции.

«Для того чтобы избежать умолчаний опраши­ваемых при разговоре о своей интимной жизни с лицом противоположного пола», к этому анке­тированию были привлечены исключительно ин­тервьюеры-женщины, прошедшие специальную однодневную подготовку. Они должны были опра­шивать респондентов-женщин с глазу на глаз, «стремясь максимально избегать присутствия су­пруга», дабы обеспечить беседе «спокойствие и доверительность». Лексикон вопросника был адап­тирован с помощью тестов. Так, выражение «цикл» в отношении менструации, было заменено слово­сочетанием «период между первым днем вашей менструации и первым днем следующей мен­струации». Но наибольшие усилия были предпри­няты в отношении смысла, придаваемого «контра­цепции».

Вопросник предварялся несколькими страницами общих характеристик; тема контрацепции начиналась «вводным

 

[164]

параграфом», объясняющим, что речь идет о «средствах, применяемых парами, чтобы отдалить рождение детей и иметь детей не больше, чем они хотят». При этом под­черкивалась всеобщность этой практики: «Почти все пары что-то делают в этом направлении (например, воздер­живаются от половых сношений), так как иначе все име­ли бы по 8 или 9 детей». Затем шли вопросы (в действи­тельности предназначенные не для тестирования, но для снабжения этой информацией) на знание основных про­тивозачаточных средств, причем вопросы предварялись определением или объяснением: «Например, мужчина мо­жет пользоваться резиновым изделием, который называ­ют "презерватив", "кондом", "капюшон" и который наде­вают на половой член перед сношением. Знаете ли Вы этот метод?» и т. д.

Предложив это общее определение и дефиниции «средств», незамужних или одиноких женщин спрашива­ли: «Вы сами пользуетесь каким-либо методом, чтобы избежать беременности?», а у замужних женщин или имеющих сожителя (за исключением беременных или сте­рильных): «Ваш муж (сожитель) и Вы сами пользуетесь каким-либо методом, чтобы избежать зачатия?» (посколь­ку та же формулировка, что и для одиноких женщин, мог­ла бы вызвать отрицательный ответ в том случае, если предохранение берет на себя мужчина). При отрицатель­ном ответе следовал вопрос: «Ни Вы, ни Ваш муж не при­нимаете никаких мер предосторожности?». Новый отри­цательный ответ приводил к перечислению причин этого отказа от применения, затем — к вопросу об абортах в случае беременности и, наконец, к вопросу: «Избегаете ли Вы, по крайней мере, половых сношений в течение некоторых дней менструального периода?». Если ответ по-прежнему был отрицательным, переходили к вопросам о предыдущей практике и причинах отказа от нее.

Мы видим, что во всей этой батарее вопросов и в манере их постановки контрацепция представлена как нечто «нормальное», а отказ от нее предполагает оправ­дания и дополнительные вопросы с целью избежать лю-

 

[165]

бых недоразумений относительно способов, представля­ющихся сложными для отнесения к контрацептивной практике. Таким образом, чтобы попасть в категорию не применяющих контрацепцию, требовалось определенное упрямство. Данный способ постановки вопросов представ­ляется достаточно далеким от нейтральности, обычно рекомендуемой для интервьюеров.

Однако не удивительно, что такой прием произ­вел весьма ощутимый эффект. Только повторе­ние в другой форме первоначального вопроса «по­зволило увеличить на 25% оценочное количество женщин, применяющих тот или иной вид контра­цепции». А последний, «уточняющий», вопрос (по поводу периодического воздержания) позво­лил еще на 1,5% увеличить количество предох­раняющихся женщин. В целом «более 21 % предо­храняющихся женщин не были бы учтены» без повторных вопросов. В терминах исследования занятости, проведенного до 1982 г., можно было бы сказать, что именно при таком опросе стано­вится очевидным существование значительной части «маргинального предохраняющегося на­селения», отличающегося от «предохраняюще­гося населения» тем, что оно не объявляет себя таковым «добровольно» при первом вопросе, но проявляется как таковое лишь с помощью после­дующих уточняющих вопросов. В результате про­порция, а также структура категорий «предохра­няющихся женщин» очень четко отличается от данных исследования, проведенного почти в то же время одним из институтов изучения обще­ственного мнения (см. табл. 3). INED показыва­ет в обобщенном виде явно больше «предохраня­ющихся женщин» и в то же время меньше тех, кто прибегает к оральным методам контрацепции; а настойчивый повтор позволил выявить больше тех, кто пользуется иными, чем «таблетка» или стерилизация, методами. Без этой настойчивос-

 

[166]

 

Таблица 3

Применяемый контрацептивный метод (основной) по данным различных исследований

 

			Enquete
	INED		«Omnibus»
Метод			(1)
	20-24	Оценка	Женщины
	года	15-44 года	15—44 года
Таблетки	27,9		38,3
Стерилизация	8,9		7,5
Презервативы	5,2		0,9
Колпачки,спирали	0,8		0,3
Прерванный акт	18,3		0.3
Периодическое воздержание	5,6		0,7
Разные, неизвестный	1.4		0,2
Итого пользовательниц	68,1		48,2
Стерилизованные пары	7,3
Нет метода	24,6		51,8
	100,0		100,0
Число	(>3000)		(561)

(1) Ответ на вопрос «Применяете ли Вы средство контрацепции, если да, то какое?», заданный в 1979 г. частным институтом изучения обще­ственного мнения.

Источник: INED. 1986. Р. 302.

ти и уточнений лишь медикаментозные и «совре­менные» методы обычно именуются контрацеп­цией, по крайней мере в глазах части опрошен­ных женщин, а использующие более традицион­ные методы проявляют склонность не считать себя пользующимися противозачаточными сред­ствами, либо заявлять о применении оральной контрацепции, даже если это не так или уже не так на момент анкетирования (медики часто ре­коменд<