Двойной стандарт и другие сексуальные запреты

 

Как бы то ни было, даже в пределах одной и той же культуры су­ществуют разные нормы сексуального поведения для разных катего­рий людей. Самое важное — двойной стандарт, то есть разные нормы сексуального поведения для мужчин и для женщин. В той или иной степени он наблюдается почти везде. Но одно дело — сексуальные роли, позиции в половом акте, другое — приписываемая мужчинам и женщинам мотивация, третье — право выбирать сексуального парт­нера и определять характер взаимоотношений с ним. В большинстве

первобытных обществ право проявления инициативы, ухаживания, выбора партнера и определения ритма половой жизни в браке при­надлежало мужчине. В отношении добрачных и внебрачных связей половая мораль, как правило, снисходительнее к мужчинам. Женщи­нам добрачные связи разрешают от двух пятых до половины обследо­ванных этнографами бесписьменных обществ. Если же считать «тер­пимыми» общества, которые публично осуждают, но втайне терпят такие отношения, эта цифра составит около 70%. Мужчинам добрач­ные связи разрешаются практически во всех «терпимых» обществах, а в остальных на них смотрят сквозь пальцы. Внебрачные связи в той или иной форме допускаются для женщин приблизительно в двух или трех пятых бесписьменных обществ, а для мужчин — почти везде.

Практически во всех человеческих культурах существует культ мужской сексуальности. Мужские божества и герои часто наделяются не только внушительными половыми органами, но и исключительны­ми детородными способностями. Индийский бог Кришна имел, согласно традиции, 16 108 жен, каждая из которых родила ему по 10 сыновей и по 1 дочери. Один из персонажей «Тысячи и одной ночи» за одну ночь овладел 40 женщинами, по 30 раз каждой. В культурах, про­славляющих сексуальную сдержанность, подобных подвигов, естест­венно, нет, зато ярко описываются соблазны, трудности умерщвления плоти.

Женская сексуальность обычно описывается гораздо сдержаннее. В антисексуальных и антифеминистских культурах, например в средне­вековом христианстве, существуют два главных женских образа: поло­жительный наделяется чистотой, понимаемой как асексуальность, рав­нодушие и даже отвращение к половой жизни; отрицательный же пер­сонифицирует гипертрофированный, агрессивный секс, «похоть» и со­блазн.

Мифологическое сознание не могло не задаваться и вопросом о специфике мужской и женской сексуальности. В древнегреческой и древнеиндийской мифологии есть сходные мифы о мужчине, который по воле богов дважды менял пол. В греческом варианте, сохраненном Овидием, это предсказатель Тирезий, а в индийском — могущественный царь Бхангасвана. Оценивая свои сексуальные переживания в обеих ипостасях, оба отдают предпочтение женской. По словам Тирезия, женщина наслаждается любовью в 9 раз больше, чем мужчина. Это, естественно, отражает мужскую точку зрения.

Поскольку семя наделяется магическими свойствами, первобытное сознание весьма чувствительно к его потере. Это мотивируется отчасти страхом утратить жизненную силу, а отчасти боязнью колдовства: если в семени содержится «весь человек», то враг, овладевший семенем, может заколдовать его. Отсюда — табуирование мастурбации. Особен­но суровы запреты на сей счет в иудаизме. Общеизвестна библейская история об Онане, умерщвленном Богом за то, что он изливал семя

 

свое на землю. Хотя преступление Онана заключалось не в растрате семени, а в том, что он ослушался повеления Бога жениться на вдове своего брата, слово «онанизм» стало синонимом самостимуляции. Тал­муд вообще запрещает евреям касаться руками члена, даже при мочеи­спускании. Запреты мастурбации характерны также для христианства, ислама и конфуцианства.

Однако здесь также есть вариации. Многие культуры неодинаково оценивают мастурбацию у детей и у взрослых. Например, мангаиа считают мастурбацию вполне нормальной для мальчиков и девочек до 10 лет; подростки старше этого возраста уже начинают гетеросексуаль­ную жизнь, их мастурбация рассматривается как пережиток детства. Сходные установки существуют в Меланезии: мастурбация поощряет­ся у маленьких мальчиков, допускается у подростков и осуждается у взрослых. Принципиальное различие между детской и взрослой мас­турбацией проводило и средневековое христианство. Что же касается античной Греции, то она вообще не знала подобных запретов, а тантризм даже поощряет мастурбацию у женщин.

У всех народов существуют многочисленные хозяйственные и се­зонные запреты, связанные с определенными фазами общественной жизни племени или индивидуального жизненного цикла. Например, охотничьи табу, известные у многих народов Америки, Европы, Океа­нии, Африки и Азии, запрещают половые сношения в период подго­товки и проведения охоты. Сходные запреты существовали и в связи с другими видами деятельности — рыболовством, скотоводством, земле­делием, ремеслом, торговлей, путешествиями, войной и т. д. Отчасти эти запреты — результат осознания того, что сексуальная активность ослабляет мужчину, и это вынуждает его в ситуациях, требующих мак­симального напряжения физических или духовных сил, прибегать к временному половому воздержанию. Но они имеют также свой, далеко не единообразный, символический смысл.

Это отчетливо видно в так называемых репродуктивных табу, регу­лирующих взаимоотношения полов и поведение женщины в периоды менструаций, беременности и после родов. По подсчетам американ­ских этнографов супругов Пейдж, 63% обследованных ими обществ запрещают половые сношения в период беременности, 73% — в пери­од менструаций, 93% — в послеродовой период.

Поскольку такие запреты, иногда весьма длительные, адресованы мужчинам и обосновываются опасностью их «осквернения» и «загряз­нения», их часто считают «антифеминистскими». Но если вдуматься, эти табу, особенно послеродовые, охраняют здоровье матери и ребен­ка. В трудных условиях первобытного общества, например у африкан­ских бушменов, кормление ребенка грудью продолжается 2—3 года, а то и дольше. Новая беременность в это время нежелательна, бушмены даже практикуют детоубийство, убивая новорожденного младенца, если предыдущий ребенок еще не начал ходить. Запрещение половой жизни, в каких бы терминах оно ни формулировалось, объективно

служит средством регулирования рождаемости и сохранения потомст­ва. С помощью запретов культура пытается восполнить утраченные человеком сезонные биологические регуляторы сексуальной актив­ности.

СЕКСУАЛЬНОСТЬ И ЛЮБОВЬ

 

Исторично и понятие половой любви. Телесная страсть, вожделе­ние свойственны человеку изначально. Месопотамский эпос о Гильгамеше, написанный четыре тысячелетия тому назад, так описывает встречу жрицы любви Шамхат с диким человеком Энкиду, укротить которого она послана:

 

Раскрыла Шамхат груди, свой срам обнажила,

Увидел Энкиду — забыл, где родился!

Не смущаясь, приняла его дыханье...

Наслажденье дала ему, дело женщин, —

Ласки его были ей приятны.

 

Характерно, что сексуальный опыт изменяет и Энкиду — «стал он умней, разуменьем глубже».

Индивидуальное страстное влечение может существовать в любых социальных условиях. Но каковы бы ни были вариации индивидуаль­ных чувств, архаическое общество не считало любовь необходимой предпосылкой брака или условием счастья. В некоторых языках (на­пример, папуасского племени манус) отсутствует даже слово для обо­значения любви. Кое-где любовная страсть считается душевным забо­леванием. Некоторые ученые (Питирим Сорокин, Джон Анвин) объясняли отсутствие индивидуальной избирательности свободой нравов, отсутствием запретов на добрачные связи и вообще либеральным отношением к сексуальности.

Но, видимо, дело не столько в строгости запретов, сколько в уровне развития личности.

Любовная страсть — явление практически универсальное. Американские антропологи У. Джанковяк и Э. Фишер, обобщив статистические данные по 166 традиционным обществам, нашли явные доказательства ее наличия в 147 культурах, по 18 обществам данных не нашлось и только в одном случае результат оказался отрицательным.

Даже в критериях выбора брачного партнера у народов мира больше сходств, чем различий. Психолог Дэвид Басе опросил свыше 10 тысяч мужчин и женщин из 37 стран, расположенных на шести континентах и пяти островах, о том, какие качества они ценят в потенци­альных партнерах. На первом месте всюду оказалась «взаимная любовь/привязанность», затем следуют надежность, эмоциональная устойчивость и зрелость и приятный характер. Дальше, естественно, картина усложняется. От постоянного, долгосрочного партнера люди ждут чего-то другого, чем от краткосрочного романа. При этом муж-

ские и женские ожидания сильно расходятся. Мужчины больше озабо­чены такими чертами, которые прямо или косвенно свидетельствуют о репродуктивных возможностях женщины, — молодость, привлекатель­ная внешность. Женщины же больше заинтересованы в материальных возможностях мужчины, его способности содержать семью. В этих во­просах половая принадлежность решительно перевешивает культурные и региональные различия, объясняя 40—45% всех вариаций против 8— 17%. Что же касается остальных черт, таких, как целомудрие, честолю­бие, предпочитаемый возраст, то здесь тон задает культура: региональ­ные различия определяют от 38 до 59% вариаций, тогда как пол — от 5 до 16%.

Культурные каноны любви противоречивы и неоднозначны.

Уже древние греки различали чувственное, телесное влечение и по­требность в душевной, психической близости, а также страстную лю­бовь, жажду обладания («эрос») и нежную любовь, потребность в самоотдаче, желание раствориться в любимом («агапе»). Однако пла­тоновский идеал любви, которую философ определяет как «жажду це­лостности и стремление к ней», строится на гомоэротической основе. Объектами чувственной любви, восходящей к «Афродите всенарод­ной», считает Платон, могут быть как юноши, так и женщины. Эрот же «Афродиты небесной» восходит к богине, которая причастна толь­ко мужскому началу, поэтому «одержимые такой любовью обращаются к мужскому полу, отдавая предпочтение тому, что сильней от природы и наделено большим умом». В дальнейшем развитии идея «платони­ческой любви» отделилась от гомоэротической основы, зато приобрела антисексуальный оттенок (принижение или полное отрицание чувст­венности).