Внимание макетировщика: дальнейший текст даётся на широких полях.

Прочитайте фрагмент письма народному комиссеру Луначарскому выдающегося русского писателя Владимира Галактионовича Короленко. Всего было 10 писем. Ни на одно из своих писем знаменитый писатель ответа не получил.

Письмо пятое.

... Рабочие вначале пошли за вами. Ещё бы. После идиотского преследования всяких попыток к борьбе с капиталом вы сразу провозгласили пролетарскую диктатуру. Рабочим это льстило и много обещало... Они ринулись за вами, т.е. за мечтой немедленного осуществления социализма.

Но действительность остаётся действительностью. Для рабочей массы тут всё-таки не простая схема, не один конечный результат, как для вас, а вопрос непосредственной жизни их и их семей. И рабочая масса прежде всех почувствовала на себе последствия вашей схематичности. Вы победили капитал, и он лежит теперь у ваших ног, изувеченный и разбитый. Вы заметили только, что он соединён ещё с производством такими живыми нитями, что, убив его, вы убили также производство. Радуясь своим победам над деникинцами, над Колчаком, над Юденичем и поляками, вы не заметили, что потерпели полное поражение на гораздо более обширном и важном фронте. Это тот фронт, на протяжении которого на человека со всех сторон наступают враждебные силы природы. Увлечённые односторонним разрушением капиталистического строя, не обращая внимания ни на что другое в преследовании этой своей схемы, вы довели страну до ужасного положения.

{...] голодом поражена вся Россия, начиная со столиц, где были случаи голодной смерти на улицах. Теперь, говорят, вы успели наладить питание в Москве и Петербурге (надолго ли и какой ценой?). Но зато голод охватывает пространства гораздо большие, чем в 1891-1892 годах в провинции. И главное - вы разрушили то, что было органического в отношениях города и деревни: естественную связь обмена. Вам приходится заменять её искусственными мерами, “принудительным отчуждением”, реквизициями при посредстве карательных отрядов. Когда деревня не получает не только сельскохозяйственных орудий, но за иголку вынуждена платить по 200 рублей и больше, - в это время вы устанавливает такие твёрдые цены на хлеб, которые деревне явно невыгодны. Вы обращаетесь в своих газетах к селянам со статьями, в которых доказываете, что деревне выгодно вас поддерживать. Но, устраняя пока вопрос по существу, - вы говорите на разных языках; народ наш ещё не привык обобщать явления.

Каждый земледелец видит только, что у него берут то, что он произвёл, за вознаграждение, явно не эквивалентное его труду, и делает свой вывод: прячет хлеб в ямы. Вы его находите, реквизируете, проходите по деревням России и Украины калёным железом, сжигаете целые деревни и радуетесь успехам продовольственной политики. Если прибавить к этому, что многие области в России тоже поражены голодом, что оттуда в нашу Украину, например, слепо бегут толпы голодных людей, причём отцы семей, курские, рязанские мужики, за неимением скота сами впрягаются в оглобли и тащат телеги с детьми и скарбом...

август 1920 года.

Новая экономическая политика. Гражданская война закончилась. Ведь рагл или поздно заканчивается любая война. Но разруха не отступала, вызывая растущее недовольство по всей стране: вспыхивали крестьянские мятежи, восстания в городах и в воинских частях. Надо было что-то делать, и тогда советская власть принимает решение изменить свою внутреннюю политику. Глава советского правительства предложил передать частникам на время (как правило, в аренду) мелкие и средние предприятия (конечно же не землю, и не железные дороги, и не банки, и не электростанции).

Меняется политика и в деревне: отменяется продразвёрстка. Отныне крестьяне будут сдавать государству твёрдо установленное количество продуктов: молока, мяса, зерна, масла и т.д. Это - продовольственный налог за пользование землёй. Если после уплаты налога останутся излишки, то их можно будет продать на рынке.

Обратите, однако, внимание: предприятия передаются в собственность “на время”. Это не оговорка. Новая экономическая политика нужна была именно как временная мера: возврат к частной собственности на средства производства и установление свободы торговли - это признаки капитализма. Следовательно, вновь появятся капиталисты, или, как тогда говорили, буржуазные элементы, которые будут (обязательно будут) эксплуатировать трудовой народ. Поэтому В.И. Ленин говорил о том, что нэп в городе и в деревне - это лишь этап. В крестьянской стране, чтобы победил социализм, нужно временно пойти и на уступки крестьянству, который по своей природе - частник.

И действительно, этот временный этап частичного возвращения к частной собственности быстро завершился. С 1927 года началось свертывание частного сектора в промышленности, в 1929 году была полностью запрещена частная торговля.

Коллективизация. В том же 1929 году советская власть начала проводить коллективизацию - окончательную ликвидацию единоличных крестьянских хозяйств. Если вы захотите лучше понять это время, прочитайте хотя бы две книги: “Котлован” Платонова и “Поднятую целину” Шолохова. После того, как крестьяне (“середняки” и бедняки) вступали в колхоз, у них не оставалось в собственности ни лошади, ни телеги, ни даже сельскохозяйственного инвентаря. Все это становилось колхозной собственностью. Но исходное богатство колхозов состояло не только из собственности “середняков” и бедняков. Так называемые кулаки в колхоз добровольно не вступали. А если и хотели вступить, их все равно не принимали. У них принудительно изымалось все имущество, а самих “зажиточных” крестьян высылали далеко за пределы их родных мест. Это принудительное изъятие собственности у кулаков было, по сути дела, неограниченным произволом, беспределом властей. А как иначе назвать это, когда у трудолюбивого, хозяйственного крестьянина насильственно отбиралось все, что было нажито им честным трудом. Мы говорим “честным трудом”, потому что законы времен нэпа позволяли крестьянину иметь столько собственности, сколько он способен был заработать; закон дозволял такому крестьянину использовать и наемный труд. (ЖЕНЯ ДАЕТ ЗАКОН). И вдруг в одночасье одни законы отменяются, а в силу вступают иные. С 1929 года ликвидируется единоличное (свое!) хозяйство, а значит отменены и частная собственность крестьянина, и наемный труд на селе.

Создание колхозов, раскулачивание трудолюбивого крестьянина сопровождалось настойчивой пропагандой преимуществ нового уклада деревенской жизни. Вот показательный пример - “Примерный устав сельскохозяйственной артели”. Он был принят на II Всесоюзном съезде колхозников-ударников и утвержден Советом Народных комиссаров СССР и ЦК ВКП(б) 17 февраля 1935 года:

“Цели и задачи.

Трудящиеся крестьяне [...] добровольно объединяются в сельскохозяйственную артель, чтобы общими средствами производства и общим организованным трудом построить коллективное, то есть общественное, хозяйство, обеспечить полную победу над кулаком, над всеми эксплуататорами и врагами трудящихся, обеспечить полную победу над нуждой и темнотой, над отсталостью мелкого единоличного хозяйства, создать высокую производительность труда и обеспечить таким образом лучшую жизнь колхозников.

Колхозный путь, путь социализма, есть единственно правильный путь для трудящихся крестьян”.

Объяснить и обосновать преимущества колхозного строя как “единственно правильного пути для трудящихся крестьян” должны были не только постановления власти. Писатели и поэты, художники и кинематографисты должны были средствами искусства рассказывать о преимуществах жизни в деревне без частной собственности, клеймить тех, кто не встает на “единственно правильный путь”. Вот характерный для того времени пример.

В 1932 году в журнале “Звезда” было напечатано стихотворение комсомольского поэта Бориса Корнилова “Кулак”. Герой этого стихотворения понимает, что ему грозит раскулачивание. После тяжелых раздумий он решается на крайность - поджигает свой дом и амбар, уничтожает весь домашний скот:

Бойня. Страшная вонь. Отрава.

Задыхаясь, уже на заре

он любимого волкодава

убивает в его конуре.

Он солому кладет на срубы

и на трупы коров, коня…

Автор заканчивает свое стихотворение прямым обвинением в адрес кулака, которого называет “жилой”. Автор считает, что крестьянин сжег не свое добро, а колхозное. Ведь собственность кулака должна перейти колхозу, а по этой логике все, что сжег кулак, - не его, а чужое:

Я скажу ему - этой жиле:

- Ты чужого убил коня,

ты амбары спалил чужие...

Только он не поймет меня.

Понимал ли сам комсомольский поэт то, что говорил? Год спустя он напишет стихотворение “Ящик моего письменного стола”. Обратите внимание, что о столе Корнилов говорит “ мой ”. В стихотворении он говорил о своей “Песне о встречном”, которая к тому времени стала уже популярной:

Но наполнено сердце спесью,

и в зрачках моих торжество,

потому что я слышу песню

сочинения моего...

А в 1937 году Корнилов будет репрессирован, песня же его будет “обобществлена”, как когда-то крестьянская собственность. После 1937 года во всех песенниках “Песня о встречном” сопровождалась примечанием “слова народные”.

Так тот беспредел, который вторгся в жизнь крестьянина, пришел и в жизнь поэта, непостижимым образом смешав понятия “свое” и “чужое”.

Но вернемся к тому моменту, когда колхозно-кооперативная собственность была объявлена одним из видов социалистической собственности.

Колхозник мог иметь только небольшое приусадебное, личное хозяйство, которое облагалось продовольственным налогом. Каждый колхозник со своего приусадебного хозяйства должен был отдать (а не продать!) государству определенное количество мяса, молока, яиц, шерсти или иных продуктов сельского хозяйства и животноводства, которые данный крестьянин производил для себя.

Подумаем вместе:

Советская власть декларировала, что коллективизация призвана “обеспечить лучшую жизнь колхозников”. В эти же годы был популярен лозунг “Железной рукой загоним человечество к счастью!” Колхозный путь, путь социализма считался “единственно правильным путем для трудящихся крестьян”.

Как вы полагаете

· можно ли построить общество всеобщего счастья и благополучия?

· можно ли “железной рукой” привести человека и человечество к счастью? Почему – да? Или почему – нет?

Вниманию макетировщика:

Весь Конквест на широких полях.

Мы вам предлагаем прочитать отрывок из книги “Жатва скорби” профессора Гуверовского института Роберта Конквеста, известного своими трудами по истории СССР.

Роберт Конквест “Жатва скорби”

Глава “Судьба кулаков”

27 декабря 1929 года Сталин провозгласил задачу “ликвидации кулачества как класса”. Официальное партийное указание о раскулачивании поступило только 30 января 1930 г., когда Политбюро одобрило и направило местным партийным органам постановление ЦК ВКП(б) “О мероприятиях по ликвидации кулацких хозяйств в районах сплошной коллективизации”, окончательно же узаконена эта политика была лишь инструкцией от 4 февраля того же года.

Однако к тому времени массовое раскулачивание в ряде районов шло полным ходом под руководством наиболее рьяных сталинистов. В течение 1929 г. раскулачивание стало превращаться в обычное явление. “Отдельные группы кулаков” были выселены из ряда украинских сёл, казачьих станиц и других мест. Все поняли это как начало ликвидации кулачества как класса. Теперь кампания достигла последней стадии и шла в атмосфере предельного “классового” ожесточения.

/.../ Разумеется само применения термина “кулак” было искажением истины с самого начала существования советского режима. Но теперь его вообще едва ли можно применять для обозначения класса как экономической категории, даже и в том извращённом значении, которое придавалось этому понятию после революции. Многие кулаки совершенно обеднели, даже по меркам конца 20-х годов... Лишь небольшая часть кулаков владела тремя-четырьмя коровами, двумя-тремя лошадьми. Более чем по одному батраку насчитывалось в хозяйствах, составляющих всего 1 % общего числа. Показательна стоимость товаров, конфискованных у кулаков. Приводилась цифра 170 млн. Рублей, позднее - 400 млн., то есть она колебалась между 170 и 400 рублями на хозяйство - даже если считать, что общее число раскулаченных составляло всего 1 млн. Семей, как сообщалось в официальных источниках. По словам одного из комментаторов, расходы на выселение были, вероятно, выше указанной суммы.

В одной из областей за январь-февраль 1930 г. было раскулачено 4080 хозяйств, причём к колхозам перешло всего 2367 строений, з750 лошадей, 2460 голов крупного рогатого скота, 1105 свиней, 446молотилок, 1747 плугов, 1304 сеялок и 2021 т. хлеба и проса! Советский исследователь, приводящий эти данные, объясняет их скудость тем, что большая часть кулацкой собственности была конфискована во время наступления на кулака в период 1928-1929 годов. В любом случае ясно, что кулак уже стал бедняком. Один из активистов так рассказывал о типичном кулаке: “У него больная жена, пятеро детей и ни крошки хлеба в доме. А мы называем его кулаком! Дети ходят в отрепьях, все оборванные, похожи на призраков. Я заглянул в горшок, стоящий на печи: вода да несколько картофелин - ужин на всю семью”. Особенно потрясали крестьян случаи экспроприации имущества у бывших бедняков, которые непосильной работой за годы нэпа скопили денег на покупку лошади или коровы. Наконец, доход среднего кулака был ниже среднего заработка работников сельского аппарата, преследовавших его как представителя класса богачей”.

/.../ На основании анализа последних советских исследований можно прийти к выводу, что согласно первоначальному плану во всем категориям должно было быть репрессировано 100005 тысяч семей, то есть примерно 5-6 млн. человек. В 1927 году указывалось, что средняя кулацкая семья состоит из 7 чел., тогда итоговое число достигает 7-7,5 млн. Однако на местах к кулакам присоединяли подкулачников. Что значительно увеличило число репрессированных. Один председатель сельсовета хвастал в 1930 г.: “Мы у себя на пленумах сельсовета делаем кулаков сколько нам заблагорассудится. Например, 4 января по время пленума сельсовета население двух деревень выступило по вопросу о выселении кулаков из района из деревни Шуйской и высказались в защиту гражданина Петухова; они настаивали на том, чтобы его считали середняком. Но мы отбили эту атаку и решили выселить его”.

/.../ В книге Стаднюка рассказывается про деревню, в которой “из каждых 20 крестьян один был посажен под арест”, и говорится, что им повезёт, если на этом дело кончится. Известный советский прозаик Сергей Залыгин так описывает коллективизацию в Сибири: лучших крестьян намеренно уничтожают, к власти приходит кучка лодырей, болтунов и демагогов, любая сильная личность, независимо от социального происхождения, подвергается преследованиям”.

здесь заканчиваются широкие поля.

Беседа двадцать девятая.

Что же это такое - личная и общенародная собственность?

Принятие Конституции СССР 1936 года. К середине 30-х годовтак называемых эксплуататорских классов уже не осталось. В советских документах того времени говорилось, что в этот период закончилась эпоха перехода от капитализма к социализму и социализм в основном был построен. Естественно, что эти изменения в жизни страны должны были найти отражение в новых законах.

В декабре 1936 на VIII Всесоюзном съездом Советов года была принята новая Конституция СССР. Прочитаем первые ее статьи.

Статья 1.

Союз Советских Социалистических Республик есть социалистическое государство рабочих и крестьян.

Статья 3.

Вся власть в СССР принадлежит трудящимся города и деревни в лице Советов депутатов трудящихся.

Статья 4.

Экономическую основу СССР составляют социалистическая система хозяйства и социалистическая собственность на орудия и средства производства, утвердившаяся в результате ликвидации капиталистической системы хозяйства, отмены частной собственности на орудия и средства производства и уничтожения эксплуатации человека человеком.

Личная собственность советских граждан. Итак, 4-я статья новой Конституции зафиксировала то, что уже окончательно сложилось к 1936 году: экономическую основу СССР составляет социалистическая собственность, а не частная - как это было в дореволюционной России. Вместе с тем Конституция позволяла гражданам иметь личную собственность:

“ Основу личной собственности граждан составляют трудовые доходы. В личной собственности могут находиться предметы обихода, личного потребления удобства и подсобного домашнего хозяйства, жилой дом и трудовые сбережения... Имущество, находящееся в личной собственности или в пользовании граждан, не должно служить для извлечения нетрудовых доходов, использоваться в ущерб интересам общества”.

Итак, люди страны социализма в собственности могли иметь всё, что нельзя было использовать для извлечения нетрудовых доходов. А под трудовыми доходами понималась заработная плата, получаемая за труд рабочими и служащими, а также гонорары за результаты творческого труда писателей, композиторов, учёных, художников. Все другие способы получения доходов запрещались или очень сильно ограничивались. Так, например, можно было иметь в собственности машину, а вот подвозить за деньги пассажиров было нельзя.

Для сравнения вспомните: в начале этого раздела мы говорили о том, что обладать собственностью - это значит не только владеть ею, но и пользоваться по своему усмотрению, распоряжаться.

Социалистическая общенародная собственность. Прочитаем короткий отрывок из работы Владимира Тендрякова “Метаморфозы собственности”:

“Все усилия классического марксизма направлены на - уничтожить, отобрать!.. А как превратить отобранную частную собственность в общественную, всем принадлежащую, обходится стороной. Подразумевается, что она, злосчастная собственность, сама собой станет общей, когда останется без хозяина.

Сама собой?

Отберём у хозяина завод, объявим рабочим: он ваш! Никак не исключено, что рабочие охотно поверят в это. Но достаточно ли одной веры, чтоб все и на самом деле стали хозяевами?

А что, собственно, значит – быть хозяином? В чем выражаются его права, в чем – обязанности?

Чтобы ответить на этот, казалось бы, столь наивно-простой вопрос, необходимо вспомнить - ради чего приобретается собственность? Ради того, чтобы создать с её помощью некие материальные ценности? Да, но прежде чем что-то создать, необходимо вложить, раскошелиться на постройку самого завода, на его оборудование, на сырьё и т.д. и т.п. И, разумеется, полученные материальные ценности должны превышать вложения, иначе собственность - тот же завод - бесполезна и даже обременительна.

Собственность должна приносить доход, и в этом, право, нехитрый смысл обладания ею”.

Подумаем вместе:

Вернитесь к рубрике “Немного арифметики” и сопоставьте ее содержание с вопросом Тендрякова: а что, собственно, значит – быть хозяином. Как вы сами ответили бы на этот вопрос?

Беседа тридцатая.

Собственность материальная и нематериальная

Трудовые доходы: какие они?

Итак, в СССР осуществилась всеобщая национализация собственности. Никакой частной собственности! Допустима лишь собственность общенародная (государственная) и колхозно-кооперативная. Правда, допускалась еще и личная собственность - а как без нее обойдешься! Основу ее, как говорилось в Конституции СССР 1936 и 1977 годов, “составляют трудовые доходы”. Здесь прежде всего имелась в виду заработная плата за труд, связанный с работой в легкой и тяжелой промышленности или в сельском хозяйстве. Результаты такого труда часто называли в то время производством материальных ценностей.

Но ведь есть ценности и нематериальные – результат творческого труда художников и ученых. Каждый легко согласится с тем, что работа инженера, учителя или врача и нянечки, безусловно, должна оплачиваться. Но не каждый задумывается над тем, что написать стихотворение или мелодию - это тоже труд. Труд серьезный и нелегкий. Результаты творческого труда так же нужны людям, как батон хлеба, ботинки, самолет или посуда. Мы поем песни, слушаем музыку, читаем стихи, ходим в картинную галерею, смотрим фильмы. Мы пользуемся результатами труда создателей этих произведений и не всегда задумываемся над тем, что их труд должен быть точно так же вознагражден, как труд рабочего или крестьянина.

Нематериальные результаты труда людей творческих профессий требуют соответствующих материальных благ – гонораров и вознаграждений. Это их трудовые доходы. Нематериальное и материальное здесь, как видим, органично взаимосвязаны. Кстати, первым автором в русской литературе, кто настаивал на оплате своего писательского труда, был Александр Сергеевич Пушкин. Именно ему принадлежит афоризм, который вы, может быть, слышали: “Не продается вдохновенье, но можно рукопись продать”. Во времена Пушкина в России как раз и появляется авторский гонорар.

Кроме права на оплату своего труда, люди творческих профессий имеют право на охрану созданных ими произведений или изобретений, то есть право на охрану их интеллектуальной собственности. В Гражданском кодексе нашей страны есть раздел, который регулирует отношения, связанные с созданием и использованием нематериальной собственности - произведений науки, литературы и искусства. Эта часть гражданского права называется авторским правом[6].

Но приоритетным в обществе, которое строило социализм и где безраздельно господствовала общенародная собственность, было создание материальных ценностей. О приоритете именно материальных ценностей говорили первые страницы советских газет и журналов, плакаты, радиопередачи... Вот почему Владимир Маяковский (“революционнейший из поэтов”, по точному определению Марины Цветаевой) пишет стихотворение “Разговор с фининспектором о поэзии”. В этом стихотворении Маяковский пытается доказать, что труд поэта - это тоже производство, пишет о том, что этот труд так же полезен и нужен революционному обществу, что поэт - слуга народа, служит ему и поэтому имеет право быть “в ряду беднейших рабочих и крестьян”. Маяковскому и другим поэтам советского времени приходилось постоянно доказывать, что их работа - это общественно-полезный труд. История возникновения этого и подобных стихов - грустное свидетельство особенностей мировосприятия людей, которые строили “новый мир”.

Что это такое - общественно-полезный труд?

Стихотворение Маяковского “Разговор с фининспектором...” было написано в 1926 году. А почти сорок лет спустя, в 1964 году, в Дзержинском районе Ленинграда состоялся суд над молодым поэтом Иосифом Бродским. Государство обвиняло поэта в уклонении от общественно-полезного труда. Основанием для указа Президиума Верховного Совета РСФСР от 4 мая 1961 года “Об усилении борьбы с лицами, уклоняющимися от общественно-полезного труда и ведущими антиобщественный паразитический образ жизни”. Вот фрагмент из стенограммы этого суда:

“ Судья. Гражданин Бродский, с 1956 года вы переменили 13 мест работы. Вы работали на заводе год, а потом полгода не работали. Летом были в геологической партии, а потом 4 месяца не работали... (перечисляются места работы и следовавшие за этим перерывы). Объясните суду, почему вы в перерывах не работали и вели паразитический образ жизни?

Бродский. Я в перерывах работал. Я занимался тем, чем занимаюсь и сейчас: я писал стихи. [...]

Судья. Лучше, Бродский, объясните суду, почему вы в перерывах между работами не трудились?

Бродский. Я работал Я писал стихи.

Судья. Но это не мешало вам трудиться.

Бродский. А я трудился. Я писал стихи.

Здесь в самую пору вспомнить утверждение Маяковского и его “Разговор с фининспектором о поэзии”: “Труд мой любому труду родствен”. Аргументы поэта об “издержках в производстве”, о затратах “на материал”, аргументы вполне резонные, хотя и пронизанные иронией. Но эту печальную иронию (о поэтическом “производстве”) явно не чувствует судья, когда завершая суд над Бродским, зачитывает приговор:

“Бродский систематически не выполняет обязанностей советского человека по производству материальных ценностей”[7]. “Писание стихов”, по убеждению судьи, - не работа. Судья словно бы не слышит аргументов Бродского: о том, что К.Чуковский и С.Маршак “очень хорошо говорили” о его поэтических переводах, о том, что у него были договоры с издательством и уже вышли в Москве две книги с его переводами. Не слышит потому, что суду представлена официальная “справка Комиссии по работе с молодыми писателями”. Из этой справки, как говорится в приговоре суда, “видно, что Бродский не является поэтом”.

Так ставилось под сомнение право поэта жить творческим трудом, писать стихи и считать это своим главным делом, своей работой. Жить так, как человек сам считает необходимым. Ситуация вопиющая, что называется, нарочно не придумаешь. Ее бы живописать в какой-нибудь сатирической повести. Но, увы, она из реальности еще многим памятной.

Разумеется, не справкой, а читательским откликом, художественной значимостью определяется судьба поэтического произведения или художественного перевода. И, конечно же, нельзя назвать тунеядцем человека, который зарабатывает на жизнь переводами и стихами. Более того, и на Бродского, несмотря на приговор суда и справку Комиссии по работе с молодыми писателями, распространялись положения советского авторского права.

Подумаем вместе:

Можно ли оценивать труд человека только пользой обществу?