В загадочную страну чистого начала

Весь вечер Иван боролся сам с собой, ему казалось, что кровать, которую она для него приготовила, была уже запятнана другими её отношениями, поэтому, войдя в комнату и не желая её разбирать, долго сидел на стуле.

Вскоре к нему постучалась Екатерина Петровна, спросив:

-Ваня, можно войти?

-Можно,- сказал он.

Она желала поговорить с ним о Владимире Петровиче.

Иван вместе с ней вышел из комнаты и прошёл вслед за ней на веранду, где распоряжалась Ксения Григорьевна. Увидев Ивана и Екатерину Петровну, она не сдержалась и сказала:

-Наконец в наш дом явился настоящий мужчина, зажёгший свет в душе. Ваня, проходи скорее, мы так хотим с тобой поговорить.

Иван увидел в её глазах искринки радости, отчего лицо улыбалось и что-то неуловимо - приятное ощущалось в её настроении.

Начала разговор Екатерина Петровна:

-Иван, не обижайся на Машу. Мы в жизни должны уважать то, что теряем, и, если потеря неизбежна, нужно искать в себе силы и начинать жизнь заново.

Иван не стал говорить о Маше, и, обратившись к Ксении Григорьевне, произнёс:

-Как неожиданно быстро время меняет человеческие судьбы, словно человек является игрушкой в его руках. Совсем недавно, несколько десятков лет тому назад, вы, Ксения Григорьевна с Ростиславом Викторовичем, построив этот райский дом, создали в нём семейный уют и, что осталось теперь, дом есть, а жить некому.

Ксения Григорьевна, посмотрев зачем - то вначале в окно, а затем на Ивана, как-то медленно и тихо сказала:

-Да, оказывается, всё очень быстро меняется…

-Вот и я оставила свой дом в Уржумке, оставшись совсем одной,- перебила её Екатерина Петровна. Мой муж Поликарп был очень хороший человек, и жили мы душа в душу. У нас родилась дочь Наталья. Как мы её любили, ведь она была единственным нашим ребёнком. Всё было так хорошо, но никогда не знаешь, откуда ждать беды. А она пришла нежданно. Болезнь сразила обоих, вначале умер муж, а через год и моя любимая доченька.

Она вдруг заплакала и, тут же вытерев слёзы рукой, продолжила:

-Ушёл из жизни и дорогой мой брат Владимир. Он постоянно вспоминал о тебе, Иван, даже мечтал поехать в Петербург, в котором родился. У него выросли двое сыновей, которые воспитывались правдивыми и честными. Ах, как он любил их! Но случилась проклятая война и наших мальчиков не стало. Мы даже не знаем, где они погибли и похоронены. Эту трагедию и он, и его жена Поля пережить не смогли. Поля сошла с ума, бросившись вниз с горы, а мой дорогой брат навсегда потерялся в горах. Что с ним случилось, никто не знает. Искали долго, ждали, что объявится, но…

-Да, об этом мне в письме сообщал ещё Ростислав Викторович,- сказал Иван. Владимир Петрович тоже написал мне, возможно, своё последнее письмо. Я считаю, что это было даже не письмо, а мудрое послание, постоянно сопутствовавшее мне в испытаниях. Читая его, я всё больше и больше понимал душу этого человека. В ней сильно бурлил внутренний зов, требовавший поиска некоего нового пространства. Мне кажется, я понимал тот мир, в котором он жил последнее время жизни.

Иван вдруг замолчал и, внимательно посмотрев на Екатерину Петровну, спросил её:

-Знаете ли вы, что ваш брат подарил мне свои рукописи с воспоминаниями о прошлой жизни вашего рода?

Она ответила, что знала, но, считая это его забавой, не интересовалась их судьбой.

Иван серьёзно сказал ей:

-Возможно, вы Екатерина Петровна, не понимаете того, насколько эти записки интересны, ведь они характеризуют не только его, но и лично вас, и ваших родителей с самой лучшей стороны. Мне кажется, что за каждым событием в жизни ваших предков, описанных им, таятся его глубокие мысли о жизни, жизни правдивой и милосердной, открытой и трудолюбивой.

Неожиданно Ивану захотелось вдохнуть в женщин и в себя уверенность в том, что Владимир Петрович вовсе не погиб в горах, а отправился искать свою мечту, ту счастливую страну, о существовании которой он поведал в своих записках.

Он продолжил:

-Мои дорогие женщины, я могу предположить, что ваш Владимир Петрович вовсе не погиб в горах, а отправился на поиски страны счастья. В эту страну свято верил ваш, Екатерина Петровна, дедушка Родион, которому о ней рассказывал некий человек Селивёрст, почитавшийся в доме дедушки за святого. Этот бородач высокого роста в цветной косоворотке и пронзительными голубыми глазами представлялся ему учителем. Он умел доходчиво и интересно объяснять смысл старообрядческой веры и пользовался за это особым уважением во всей деревне. Он открыл и вашему отцу Петру Петровичу доступ к пониманию мира через книгу, научив его читать и писать, что в среде старообрядцев считалось тогда духовным подвигом. Он же поведал им о некой загадочной стране Беловодье, где обитали кроткие и справедливые люди, обладающие уникальными знаниями. Уверенность в том, что это священное место существует и находится за великими озёрами, за горами высокими, где процветает справедливость, живёт высшее знание и мудрость во имя спасения всего будущего человечества, проникло в душу Петра Петровича, а затем и Владимира Петровича.

На минутку замолчав и посмотрев на женщин, Ивану по заинтересованному выражению их глаз показалось, что они уже поверили в эту затерявшуюся где-то в горах чудесную страну, и, не дав им возвратиться к реальности, продолжил:

-А ведь жизнь предков – это тоже страна загадок и открытий. Владимир Петрович, познавая родственные связи, чувственно впитывал их в себя, всё более и более приближаясь к понятию родины и родителей, милосердию и состраданию, любви и заботы о людях.

Екатерина Петровна, заинтригованная его рассказом, попросила Ивана хотя бы немного приоткрыть эти страницы жизни предков, словно желая услышать от него что-то дорогое и таинственное, прошедшее мимо её понимания.

Неожиданно Ивану пришла мысль о том, что Владимир Петрович в своих воспоминаниях отправлялся по пути своих предков только потому, что хотел наполнить свою душу их любовью, радостными историями знакомств его прародителей, многочисленностью хороших событий в их жизни, в которых первенство отводилось рождению детей, заполнявших построенные ими дома звонкими голосами.

Он напряг свою память и стал вспоминать конкретные события, о которых читал очень давно, и вдруг в его глазах появился портрет женщины прародительницы их рода Василисы. Чтобы вовлечь в это представление Екатерину Петровну, он спросил, не видела ли она рисунок с портретом молодой женщины, висевший когда-то в их доме, о котором писал Владимир Петрович.

Та ответила, что портрет женщины с мальчиком на руках действительно висел в доме, и ей говорили, что это её предки, но она была тогда очень молода и не запомнила их имён. Куда делся портрет, она тоже не знала.

Тогда он ей сказал, что это и были её прапрабабушка Василиса с её сыном прадедушкой Петром.

Он вспомнил также об истоках её рода, связанный с династией знаменитых уральских промышленников Демидовых и известным когда-то в уральских местах разбойнике и защитнике местных рабочих атамане Петре Рыжанко.

Иван и сам поразился временной линии в более чем двести лет её рода, по которой прокатилась судьба нескольких поколений людей, нашедших свой последний отклик во Владимире Петровиче и ей самой.

Неожиданно Екатерина Петровна, перебив Ивана, сказала:

-Мама ещё рассказывала, что всю жизнь в спальне моей бабушки Анны на видном месте стоял её комод, в котором лежали многие свадебные принадлежности, утверждавшие прочность семейных отношений. Пётр и Анна прожили совместную счастливую и долгую жизнь, построив для себя новый дом, который стал родным и для нас с братом. Все тёти и дяди, ставшие взрослыми, возвели для себя новые дома, а мой папа дома не имел.

Иван, не дав ей договорить, сказал:

-Да, это правда, дом он не построил, но Пётр Петрович открыл новую интересную страницу вашего рода. Читая страницы рукописи, восхищаясь талантом, трудолюбием и устремлённостью вашего папы, я понял, что никогда не надо бояться новых встреч с людьми. Как круто иногда случайные встречи меняют сознание человека. Так случилось и вашим отцом Петром Петровичем, который однажды встретившись с учёным и геологом Петром Львовичем Брусницыным, определил свою судьбу на всю жизнь. Беседы с ним перевернули сознание не только вашего отца, но и Владимира Петровича. После окончания Горного института ваш папа стал учёным и преподавателем горного училища, а его дитя Владимир страстным исследователем камня. Большую часть своей жизни Владимир Петрович проводил в горах, постоянно исследуя какие-нибудь речки, пригорки или лесные массивы, собирая коллекции камней. Огромное желание найти нужные полезные ископаемые стали для него смыслом жизни. Он желал почувствовать неподражаемую силу природы и постигнуть свою слабость перед ней. Вот такой был Владимир Петрович. Так чувствовать людей, природу и силу камня мог только одарённый от бога, тонко чувствующий и мудрый человек.

Иван замолчал, потому что увидел слёзы в женских глазах. Первой с собой справилась Екатерина Петровна, сказав:

-Ваня, спасибо, за тёплые слова о моём брате. Теперь ты хранитель памяти нашего рода. Мой брат был прозорливым и бескорыстным человеком, передавший свою рукопись, я надеюсь, в надёжные руки.

-Спасибо и вам, дорогие женщины, что вы выслушали меня. Мне на душе тоже стало легче. В своём последнем письме ко мне Владимир Петрович писал, что люди, какими бы мудрыми они не были, не имея путеводителя в душе своей, часто заблуждаются на жизненном пути.

Он призывал меня хранить свою совесть с чистотой в мыслях, в словах и в делах, чтобы сделать жизнь истинной, чуткой и сильной против зла. Он требовал от меня никого не судить и не обличать и в каждом человеке искать хорошие помыслы, вразумить согрешающего и не осуждать падающего.

Рассказ Ивана до слёз затронул обеих женщин. До того молчавшая и заплаканная Ксения Григорьевна, глядя на Ивана, глубоко вдохнув, тихо произнесла:

-Ваня, так тяжело терять любимых людей. Время уходит из-под ног, и солнце стало светить так тускло, что хочется плакать и плакать. Однако, ты показал нам сегодня свет в окне, и пока жизнь продолжается, надо жить.

Иван не стал дальше продолжать разговор, сославшись на усталость, и, поблагодарив женщин за ужин, ушёл к себе в комнату.

Ночь он провёл без сна, и, как только стало светлеть, решил в последний раз прогуляться по Златоусту, понимая, что более уже никогда не окажется в этом городе и в этом доме.

Выйдя из дома, он отправился к зданию горсовета, где ранее работал Ростислав Викторович, прошёл мимо заводских корпусов и подошёл к собору.

-Вот и всё,- сказал он сам себе. Без тепла людских взаимоотношений от зданий отдаёт холодом,- и, глядя на мокрые от растаявшей измороси крыши, он ощутил в теле озноб и даже почувствовал что-то вроде недомогания, поэтому дальше не пошёл, а вернулся в дом.

К его удивлению, там уже находились Маша с Ванечкой.

Иван сразу узнал сына, подошёл к нему и сказал:

-Здравствуй, сынок. Помнишь ли ты меня?

Ваня застеснялся и прижался к маме, которая сказала:

-Ванечка, это твой папа Иван. Ты ведь помнишь Ленинград, сам мне рассказывал о нём.

-Но у меня есть папа, теперь у меня два папы?

-Это твой родной папа, подойди к нему,- сказала Маша.

Он нехотя подошёл, а Иван обнял его и сказал:

-Ты меня совсем забыл. А у тебя в Ленинграде есть бабушка и братик Серёжа. Помнишь ли ты их? Бабушка Надя тебя очень любила. И Серёжа тоже. Ты приедешь в Ленинград?

Так как сын не отходил от мамы, то Иван утвердительно произнёс:

-Ванечка, я твой папа. Ты уже большой, надеюсь, что меня теперь не забудешь. Мы с мамой будем жить в разных городах, но я буду помнить и любить тебя. Очень хочу, чтобы ты приехал в Ленинград летом.

Чтобы услышать от сына какие-либо слова, он переспросил его:

-Ванечка, ты приедешь к папе?

Ваня посмотрел на маму, не зная, что ответить, но, увидев одобряющий жест, ответил:

-Да, с мамой приеду. А Серёжа со мной будет играть?

-Конечно, он тебе покажет корабли.

Затем, достав из своего чемоданчика часы, купленные в Челябинске, и отдавая их сыну, сказал:

-Ванечка, вот тебе подарок, чтобы ты нас всех помнил. Сохрани эти часы, по ним ты можешь отсчитывать время до нашей следующей встречи, - и надел их на руку сына.

Ванечка, находясь в смятении, теперь смотрел то на часы, то на Ивана, который чтобы не заплакать, поцеловал сына в лоб и, крепко прижав к себе, решительно добавил:

-Маша, несмотря на то, что судьбы наши разошлись, мы с тобой всё равно отвечаем за тех, кого привели в этот мир. Мне бы очень хотелось, чтобы наш ребёнок жил нашей жизнью, шёл по нашему пути, для чего мы должны приложить к этому много усилий. Его судьбу определят поступки, совершенные и нами, и им самим. Не отторгай его от меня.

Посмотрев по очереди на всех присутствующих, начиная с сына, он почувствовал, как горячий поток крови вначале медленно, а потом всё быстрее и быстрее, выше и выше стал подниматься в его теле, и, достигнув затылочной части головы, пульсирующими струйками ударил в лоб, который мгновенно покрылся густыми капельками пота.

Смахнув пот рукой, он тихо произнёс:

- Ну, вот и всё. Кажется, сказал всё, что хотел.

Перед уходом он поцеловал всех, кроме Маши. Она протянула ему свою руку, на что он сказал:

-Не надо, Маша. Тебя ждут большие дела, а Ваню - школа. Просьба к тебе, чаще навещай свою маму и тётю Катю и оставайся всегда человеком, хотя это очень и очень трудно делать. Всё, что произошло в нашей жизни, может, и к лучшему. Не знаю, что будет впереди со мной, но думаю, справлюсь и с этим предательством, ведь иногда и самые тяжкие разочарования превращаются в радость обретённой свободы.

Иван ещё раз крепко прижал сына к себе, пожелав ему отличной учёбы, и, не взглянув на бывшую жену, вышел из дома. Он ни разу не оглянулся, а шёл и шёл, зная, что все женщины смотрят ему вслед.

Иван сел в поезд с таким настроением, словно его облили кипятком. Нет, его беспокоила не физическая боль, он продолжал чувствовать на своём теле горячий пот, впитавшийся во все уголки его одежды, отчего было тяжело дышать. Лицо его горело.

За мутными стёклами вагона слабо виднелись очертания гор. Глядя на них, он с трудом осознавал, что навсегда покидает этот край. Так и доехал до Челябинска, где, не заходя в здание вокзала, пересел на поезд, шедший в Ленинград, забрался на верхнюю полку и долго смотрел в потолок, пока шум и колёсный ритм состава не погрузил его в глубокий сон.

Глаза открылись лишь тогда, когда было уже темно, и все пассажиры крепко спали. Продолжить сон он уже не смог, вспомнив последние минуты прощания с сыном и бывшей женой. В его воображении открылась беседка на утёсе и представилась Маша, стоявшая на барьере, готовая сброситься вниз, и он задался разгадкой этого женского поступка, который мог закончиться трагедией: был ли это сильный душевный порыв или просто женская игра. Иван подумал, что, конечно, Маша знала, что он никогда не позволил бы толкнуть её в пропасть и уверял себя в том, что и на игру это было совсем не похоже. А, если она действительно его ещё любит, тогда зачем не дождалась его?

Ивану пришла в голову и ещё одна мысль: почему Надежда Петровна, его мама, и Маша не смогли укрепить меж собой отношения так, как это было у них с Машенькой? Возможно, из-за Серёжи, его первого сына. Он вспомнил, что Маша и в Ленинграде сторонилась его, да и Серёжа её не очень жаловал. Ивану и ранее было понятно, что мачеха никогда не станет родной матерью, но его волновало теперь то, как поведёт себя сын без родного отца, не окажут ли наставления отчима дурного влияния на сына.

-Как это будет печально, если он забудет отца, возненавидит отчима, привыкнет к бабушкиному воспитанию и не станет по - настоящему сильным мужчиной. Будет ли образование и воспитание в маленьком городе способствовать его развитию?- продолжал размышлять он. Однако, ответов на эти вопросы у него не было.

Впереди до Ленинграда было ещё двое суток пути. Ночь сменялась днём, день – ночью. У него было время подумать не только о себе, но и людях, встретившихся ему на жизненном пути. Он желал осознать тот факт, что каждый из уважаемых им людей принёс ему что-то своё, повлиявшее на его жизнь. Кто мог заранее предположить, что именно эти люди встретятся ему на пути?

Вначале он подумал о Владимире Петровиче, подаривший ему образец высокой нравственности. Он попытался проследить его жизнь, но мысли путались и перед ним уже появился Фёдор Андреевич, жизнь которого была для него примером неутомимого труда во благо родины.

Потом он вспомнил Енисея Петровича. Его жизнь ему представилась на грани высоты и падения. Иван подумал, что там, на высоте, происходит мучительная борьба за выживание, где всегда присутствует опасность падения с неё. Уж это Иван знал по своему примеру: желая приблизиться к делам Смольного, он получил десять лет лагерей без права переписки.

Но одно он знал точно: впереди его ждёт родной Ленинград, мама Надежда Петровна и его сын Серёжа. Он был уверен, что они его очень ждут, и готовы не только принять, но понять, помочь и поддержать.

Он, вырвавшись из тревожной пучины сибирских лагерей, скоро увидит свою маму, представляя её такой, какой знал прежде: среднего роста, с правильными тонкими чертами лица, ласковым взглядом глаз, над которыми тоненькой ниточкой вились чёрные шелковистые брови. Модная розовая шляпка и светлое короткое пальто придавали ей всегда дополнительные черты молодости.

Мама была для него тем кораблём, который в его путешествии по жизни всегда держал верный курс, готовый в трудную минуту подарить улыбку добра, уберечь своё дитя от всяких неосторожностей. Её слова были наделены лаской, теплотой и пониманием, наставляли на правильный путь и помогали преодолевать все препятствия.

Сейчас он как бы физически чувствовал её тёплые руки, пленяющую улыбку, сверкающие глаза и любящее сердце. После выпавших на его долю трудностей жизни, ему так не хватало лёгкого с ней общения и готовности всегда понять и простить его, ввергнуть в мир заботы и нежности, чувствовать исцеляющую родную душу.

Словно заклинание, он тихо, но уверенно произнёс:

- Мама, твоя любовь - это сад, в котором светит солнце и время года в ней всегда весна! Я спешу к тебе, любимая мама!

 

 

Часть 6

Время торопит

 

Глава 15

Папа приехал

 

В Ленинград Иван приехал утром. Шёл дождь, было сыро и холодно.

Несмотря на плохую погоду, он, выйдя из вагона, не стал заходить в зал вокзала, а сразу направился к Невскому проспекту. Ему не терпелось увидеть главный проспект города. Перейдя Лиговку, он решительно пошёл пешком в сторону Адмиралтейства.

Прохладный ветер, дувший в лицо, не стал ему преградой, он даже получал удовольствие от быстроты движения и погружения в свой им ещё не позабытый городской мир, к которому стремился все эти годы.

Он шёл, а глаза скользили по фасадам домов, соборов, мостов, рек и каналов, видя тысячи людей, спешивших по своим делам, и ему захотелось вобрать в себя как можно больше этой подзабытой им городской суматохи жизни.

Вдыхая влажный петербургский воздух, Иван совсем не ощущал усталости, и, перейдя по широкому мосту Екатерининский канал, свернул к Казанскому собору. По ступеням лестницы он подошёл к одной из колонн и невольно посмотрел вверх. Вытянутые узкие её желобки-каннелюры уводили взгляд в тёмное пространство затаённых сводов. Он долго смотрел в эту темноту, совсем не понимая, чем его она так привлекла.

-А может быть в этой затаённой тиши и есть весь высокий мощный заряд жизни,- подумал он и прошёлся вдоль огромных колонн. Прислонившись к одной из них, почувствовал себя мелким и ничтожным существом. Однако, отойдя от неё и вновь подняв голову к затаённым сводам, стал ощущать некую силу и даже уверенность.

Выйдя вновь на проспект, он продолжил путь к дому, погрузив себя в историю этих мест.

-Не в этом ли состоит истинное ощущение своей принадлежности к городу. Сколько лет прошло, а память осталась такой же живой. Да, я действительно иду по Ленинграду,- утвердительно про себя сказал он, словно до этого у него не было полной уверенности в том, что он вновь прибыл на свою родину.

Наконец, пройдя по Большой Морской улице, он достиг Крюкова канала. Печальными, как ему показалось, выглядели до боли знакомые дома, а сердце забилось с новой силой. Отворив дверь подъезда, и поднявшись по лестнице на второй этаж, он нажал на кнопку звонка.

Дверь открыл Серёжа. Иван не ожидал увидеть его таким, стоявшим почти вровень с ним.

Сын, увидев отца, от неожиданности закричал:

-Бабушка, бабушка, иди скорей, папа приехал,- и остановился, не зная, что делать дальше.

Иван вошёл, закрыл за собой дверь и сказал:

-Ну, здравствуй, мой сынок. Ты стал такой большой, что я не узнал тебя,- и, притянув его к себе, крепко обнял и поцеловал.

В это время из комнаты выбежала Надежда Петровна. Она с возгласами «Сынок… Сынок…» бросилась на Ивана, продолжая говорить:

-Мы истосковались по тебе, ждали каждый день твоего приезда. Дай посмотреть на тебя. Наконец, вернулся… Радость какая к нам явилась! Мы с Серёжей уроки учили, и ты вернулся… Проходи, проходи, скорее…

-Мамочка моя дорогая, сыночек мой родной, неужели я, наконец, вижу вас. Как я скучал без вас… Столько лет вы меня ждали… Теперь я с вами навсегда… Какие вы красивые… Как я рад видеть вас…,- громко произнёс он невпопад вырвавшиеся из его уст слова.

Надежда Петровна немного отстранилась от сына и, плача от радости, снова сбивчиво заговорила:

-Дай я тебя лучше разгляжу… Худой стал… А костюм новый совсем… Я пошла накрывать на стол.

Иван, положив поклажу в свою комнату, сумел быстро рассмотреть её обстановку. Видно было, что в комнате жил сын, потому что всё в ней было оформлено по его вкусам.

-Серёженька, ты так вырос. Я постоянно думал о тебе и о бабушке. Как вы жили без меня? Теперь мы будем вместе, нам всем будет легче жить,- говорил он стоявшему рядом сыну.

Серёжа ответил:

-Трудновато было, но ничего, в блокаду было ещё труднее, как говорила бабуля.

В это время их позвала Надежда Петровна:

-Дети мои, идите за стол, кушать подано. А руки вы мыли? Идите скорее мыть руки и за стол. Я жду.

Вымыв руки, отец с сыном сели за стол. С огромной любовью смотрела на своих мальчиков женщина, готовая отдать за их счастье всю себя и желавшая одарить их своей заботой и нежностью.

За столом Надежда Петровна рассказала, как они с Серёжей писали Ивану письма, пытаясь что-нибудь узнать о нём, а также о той радости, испытанной ею при получении письма от Енисея Петровича.

Иван слушал её и словно не верил в то, что перед ним действительно сидели его сын и мама. Он смотрел им в глаза, ощущая в них любовь и проникновенные трепетные чувства к нему.

Иван отметил для себя, что Серёжа стал очень похож на свою маму. Всё сходилось: большие голубые глаза, округлое лицо и губы, и даже открытая улыбка, выделявшая ровный строй зубов. Только нос, как ему показалось, был от него: удлинённый и чуть поднятый кверху.

А Надежда Петровна? Её карие глубоко посаженные глаза смотрели на него прямо, пробивая своим взглядом его сердце. Тоненькая ниточка её шелковистых бровей по-прежнему изящно акцентировала её красоту. Эти добрые глаза одним взглядом без слов говорили о том, как она его ждала.

Он понимал, что их любовь к нему и является лучшим лекарством его души, от которого ему вновь стало легко и свободно. Не скрывая своих чувств, он подошёл к ним и обоих обнял за плечи, сказав:

-Мои родные, как я вас люблю,- и, взяв в свои руки вначале мамины, а потом сыновьи руки, поцеловал их.

Надежде Петровне он сказал примерно то, о чём думал совсем недавно в поезде по пути к дому:

-Моя, дорогая мамочка, сколько бы мне ни было лет, я всегда буду любить тебя и относиться к тебе, как к самой дорогой женщине на свете. С тобой, с глубиной твоих чувств ко мне, я считаю себя ребёнком! Твоя любовь к нам с Серёжей - это всегда сад, в котором светит солнце. Спасибо тебе, наша мама.

Он также вручил ей все деньги, полученные в лагере, и купленные в Челябинске вязаные варежки и духи.

Потом снял со своей руки часы и, надев их на руку Серёже, сказал:

-Мой любимый почти взрослый сын. Эти часы тебе. По ним ты должен ценить своё время и запоминать лучшие минуты своей будущей жизни. Время имеет нечто такое, что мы называем «вчера», "сегодня" и «завтра». Запомни сынок, что свою жизнь нельзя откладывать на завтра. Нельзя жить и не стараться делать лучше каждый час, каждый день и каждый год своей жизни. Время неумолимо торопит нас жить уже сейчас, хотя прежде чем начать совершать поступки, задумайся о пользе их предназначения.

Весь оставшийся день Серёжа не отходил от отца, а Надежда Петровна любовно смотрела на теплоту их взаимоотношений. Как долго она этого ждала!

Иван рассказывал им о событиях, затронувших его жизнь в местах заключения, о хороших людях, встретившихся на его пути.

А ночью, лёжа в кровати, он размышлял о своей прошлой и будущей жизни. Он подумал о том, что человек живёт не только потому, что бьётся его сердце, такая жизнь пуста, неинтересна и находится в рабстве обстоятельств. Человек должен слышать глубину переживаний и внимать ей, а также осознать себя в мире.

Иван представил свою жизнь, разделив её на отдельные этапы. Перед ним прошло счастливое детство, юность, учёба, неразделимые с судьбой его мамы, Надежды Петровны.

А вот самое волнительное событие, затронувшее всю глубину его чувств - нераздельная любовь его к Машеньке и сыну.

Далее – уральская экспедиция и его привязанность к Владимиру Петровичу, другу и наставнику.

А потом судьба приказала осваивать новые профессии и преодолевать суровые будни на танкодроме, где Фёдор Андреевич играл едва ли не главную направляющую роль в его судьбе.

А потом была другая уральская Маша, Ростислав Викторович и Ксения Григорьевна. Последним этапом для него были лагеря, где светлым откровением для него оказались Аркадий Григорьевич и Енисей Петрович. Вот и вся жизнь. Сколько радостей и огорчений принесла она ему! И всё же в его памяти осталось больше радостных минут. Их в его душу вселяли главные люди его жизни, и это он осознал очень отчётливо. Они открыли ему те главные законы жизни, которые не только разрушали, но и скрепляли мир. Хорошо, что у него были такие друзья, оставившие ему багаж мудрости. Теперь, подумал Иван, настало его время передавать эту мудрость своим детям, Серёже и Ванечке, утвердить в своей семье хорошие дела и лучшие мысли. Быть примером своим сыновьям.

Эти мысли настойчиво теребили его сознание до тех пор, пока Иван не погрузился в глубокий сон.

На следующий день он ощутил себя так, словно задыхался от обилия воздуха, переполнявшего его.

Проснулся он рано, а, услышав звон колоколов, подошёл к окну. Там за каналом ему открылся вид на Никольский собор и колокольню, от которой исходили бархатные и тёплые звуки. Уловив ритм звучавшей музыки, он стал внимательно рассматривать башни, поставленные друг на друга, найдя в проёме одной из них чуть раскачивавшийся колокол и звонаря. Он обратил также внимание на меняющийся от яркого солнца цвет башен, показавшийся ему загадочным. Синий более тёмный цвет выделял три нижние самые большие башни, которые словно вырастали из общей тени зелёных деревьев. Над ними лёгким призраком словно парили в лучах раннего солнца две верхних тонких башенки. Их с трудом можно было рассмотреть, потому что ослепительный свет, падая на золото куполов, отражался прямо в его окно, отчего Иван на секунду сомкнул веки. Когда он открыл их, то вся колокольня показалась ему высокой свечой с горящим прерывистым пламенем.

Иван вспомнил последнюю прогулку в белую ночь вместе с Ростиславом Викторовичем, Ксенией Григорьевной, Надеждой Петровной и Серёжей. Тогда он размышлял о смысле высоты, проникающей в души людей и сеющей в них чувства удивления и красоты. Он вспомнил о замкнутом голубом пространстве, в котором все они тогда оказались: вокруг всё было особо чувствительным и живым, а небо, бирюза цвета стен собора, колокольни и ограды заключали их в своих объятьях. Тогда ему показалось, что сверху со стен колокольни и собора на него смотрели десятки глаз ангелов, словно слетевших с небес, в одном из которых он заметил вовсе не ангела. На него смотрела его погибшая жена Машенька, которая, словно слетев с высоты, лёгким порывом ветра дотронулась до него и Серёжи. Иван понял, что его любовь к ней не умерла, и, что о ней каждый раз ему будет напоминать этот ангелочек с колокольни.

Размышляя, он неожиданно почувствовал положенную на его плечи руку мамы.

Посмотрев в окно, она сказала:

-Ты уже не спишь, а я тоже рано проснулась. Какой сегодня хороший день: чистое небо и яркое солнце. Смотри, как купола осветились, прямо на нас посылают свой золотой свет.

-Мамочка, мне так хочется забраться к тому звонарю, посылающий нам эти звуки, и оттуда увидеть всё пространство города,- произнёс Иван. В Сибири Енисей Петрович возил меня к Столбам. Это такие скалы высокие, на которые мы с ним взбирались. Там я понял одну очень важную мысль: сверху всё воспринимается слишком обобщённо, маленького человека оттуда совсем не видно. Ведь все мы, люди, кажемся маленькими, пока ходим по грязной земле, а поднимемся по ступенькам высоко и представляемся большими и важными.

Надежда Петровна, послушав его, сказала:

- Я тоже люблю смотреть в окно, а когда звон колокольный раздаётся, то сердце радуется. Иногда иду в церковь. Меня мама приучила. Ты свою бабушку не знаешь, жаль, что она рано умерла и не увидела внука. Да и дедушку ты тоже не видел. Вот такая наша судьба. Погиб он, спасая людей. Я думаю, что они сейчас находятся где-то очень высоко и смотрят на нас. На земле мы все маленькие, но мысли у нас большие, охватывают всех людей, длительные времена и огромные пространства.

-Мамочка, скажи мне, почему я всё время думаю о первой своей жене Машеньке, а вот о второй почти не вспоминаю? Почему она так и не полюбила Серёжу? Ведь и вы с нею не смогли поладить?

-Ты очень любил свою Машеньку, открытую, добрую и трудолюбивую, мне было с ней очень легко общаться. Маша, твоя вторая жена, очень любила только своего сына. И в этом была причина непонимания между нами. Знаешь, Ванечка, я рано осталась без родителей, поэтому пришлось всему добиваться самой, а Маша была самой любимой у своих родителей, да и у братьев тоже, она привыкла, чтобы её все почитали.

Надежда Петровна, посмотрев в окно и выждав секунду, тихо вновь произнесла:

-Вот смотрю я на колокольню и вижу, как меня маленькую девочку мама Арина Сергеевна водила в собор и давала копеечку, чтобы я отдала её нищим. Да, Ванюша, людей надо любить, тогда и они тебе ответят тем же. Она мне тогда говорила, что, через нищих люди отдавали свою любовь самому Христу, который помогал им. Может, и правда это, ведь я познакомилась здесь в Никольском саду с твоим отцом.

В разговорах они не заметили, как к ним подошёл Серёжа. Он, протирая руками глаза, встал позади бабушки.

-Здравствуй, мой сыночек,- сказал Иван.

-Ой, мой дорогой внучок, проснулся,- тут же произнесла бабушка и, повернувшись, поцеловала его в щёку.

-Вы, что же меня не будите?- сказал Серёжа.

-А зачем будить, школьные занятия закончились, спешить некуда.

 

 

Глава 16