На следующее утро мама влетела ко мне в комнату с газетой.

— Просыпайся! Ты знаешь, что ты звезда?

Звезда? О чем это она? Я смотрю на нее вопросительно.

— Ты стала знаменитостью!

Чего?

Мама вытаскивает меня из кровати, усаживает в коляску, пристегивает, потом снимает с зарядки «Медитолкер» и пристраивает на коляску. А на него кладет утреннюю газету.

На первой полосе — моя цветная фотография!

«Ого!» — печатаю я.

— Видишь, статья про команду-победительницу, и твоя фотка при ней!

«Почему моя?»

— Потому что ты чудесная и удивительная, — говорит мама со счастливой улыбкой, — и читать про тебя гораздо интереснее, чем про обычных пятиклашек. Почти вся статья посвящена тебе!

«Ребятам не понравится».

— Я уверена, они порадуются за тебя.

Я нажимаю клавишу «Нет».

— Вот слушай! — Мама читает: — «В этом году победителями окружного этапа национальной игры „Вундеркинды“ среди восьми команд стали умные и талантливые ученики пятого и шестого классов Сполдингской школы, которым удалось обойти противника на один балл. Продемонстрировав отличную подготовку и высокий уровень знаний, ребята легко справились со сложнейшими вопросами».

«Прямо вундеркинды!» — печатаю я.

— Вы и есть вундеркинды.

«От задач меня пот прошибал». — Даже сейчас, стоило мне вспомнить про математику — сразу руки вспотели.

— А вот что пишут о тебе, только послушай! «В команде-победительнице есть один необычный игрок. Это одиннадцатилетняя Мелоди Брукс, которая страдает церебральным параличом. Несмотря на физические ограничения, у нее быстрый и хваткий ум. Именно он привел команду к победе».

«Они меня возненавидят», — мрачно печатаю я. Дремавшая в ногах Ириска поднимается и тычется носом мне в руку. Она понимает, когда мне плохо, но сейчас это не очень помогает.

— Не выдумывай. Отличная статья. Твои друзья будут тобой гордиться.

«Ты не понимаешь».

Даже не взглянув, что я напечатала, мама собирает меня в школу. Две голубые футболки — одна запасная. Вместо джинсов — опять две пары трикотажных штанов. Ладно, не буду сегодня спорить. Все равно в школе меня не ждет ничего хорошего.

— Ты так отлично вышла на этой фотографии! Надо купить еще несколько газет, — оживленно говорит мама, подтягивая на мне носки. — Всем-всем на работе покажу.

Заходит папа с одетой Пенни. Увидев в газете мою фотографию, она роняет Душку на пол, верещит «Ди-Ди», хватает газету и принимается ее целовать.

Да уж, в школе никто так радоваться не будет.

— Я так горжусь тобой, дочка! Прямо лопаюсь от гордости! Я люблю тебя! — говорит папа и целует меня в щеку.

А у меня слезы текут из глаз. Как же хочется хоть раз в жизни по-настоящему обнять сестренку или самой, без компьютера, сказать папе, что я тоже его люблю.

В школе все отреагировали, как я и ожидала. Мне говорят приятные слова, а в глазах холод. Будто я силой заставила журналистку написать про себя.

Даже Роуз ведет себя неестественно.

— Ты хорошо вышла на фотографии, Мелоди.

«Спасибо. Там должны были быть мы все».

— Да, я тоже так думаю.

Я вздыхаю. Опять у меня все наперекосяк. Я не хочу ничем выделяться — хочу быть как все.

Мистер Димминг заходит в класс в новом костюме, но уже в другом — наверное, купил по акции «два по цене одного». С лица у него не сходит улыбка. Мистер Димминг кладет на стол пачку газет и говорит:

— Всю ночь сегодня не спал. Даже выразить не могу, как я доволен нашей командой и нашей школой!

Класс оживает. Все поздравляют победителей. Роуз, Молли и Клер довольно улыбаются. Коннор с Родни раскланиваются во все стороны. Несколько человек даже повернулись ко мне и ободряюще улыбнулись.

— А бесплатная пицца от директора будет? — Коннор в своем амплуа.

— Естественно. Приказом директора ближайшая пятница объявлена Днем команды вундеркиндов! Все ученики школы смогут угоститься пиццей и газировкой.

Класс радостно гудит. Коннор расплывается в улыбке.

— И еще, — продолжает мистер Димминг, дождавшись тишины, — давайте скажем отдельное спасибо Мелоди, которая столько сделала для победы! Поблагодарим ее аплодисментами!

Мистер Димминг начинает хлопать, а вслед за ним и остальные — но скорее просто из вежливости. Куда мне тягаться с бесплатной пиццей!

Мистер Димминг продолжает сиять.

— Кто-нибудь вчера смотрел вечерний выпуск новостей? — спрашивает он.

Половина класса поднимает руки. Я не смотрела — я вчера так устала, что уснула, как только мы вернулись домой.

— Я все записал и выложил на MySpace, можете смотреть. Ну а теперь пора вернуться к учебе, — говорит он с явной неохотой.

— А как мы будем готовиться к Вашингтону? — спрашивает Роуз, чтобы оттянуть начало урока.

Провести учителя — проще простого. Естественно, мистер Димминг попадается на эту удочку. Он снова улыбается и пускается в объяснения:

— На подготовку у нас две недели. Для каждого участника я распечатал всю необходимую информацию. — Он передает по классу распечатки. — Здесь все: как оформить бесплатные авиабилеты, информация об отеле, программа пребывания в Вашингтоне. И заодно расписание тренировок, чтобы ваши родители были в курсе. Мы будем заниматься ежедневно после школы и полдня в субботу.

— В субботу? — тоскливо спрашивает Коннор.

Мне тоже эта идея не очень по душе. Если Кэтрин не будет, я не смогу сходить в туалет, не смогу поесть.

— Я принесу с собой пончики и фрукты. А на обед закажем гамбургеры, — утешает Коннора мистер Димминг.

— Прямо здоровое меню, — ехидничает Коннор. — Ладно, буду как штык.

— Кто пропустит хоть одну тренировку, вылетит в запасные. Ясно, Коннор? Нам нужна победа!

Родни тут же оборачивается к Коннору.

— Слышь, друг, а ты прогуляй пару дней, а я тебя заменю! — Похоже, он не шутит.

— И не надейся, — быстро отвечает Коннор.

Молли поднимает руку.

— Мистер Димминг, а запасные тоже едут в Вашингтон?

— Естественно!

— Я тогда куплю новое платье — вдруг мне тоже придется играть.

— Как хочешь, Молли.

Теперь Клер тянет руку.

— Мистер Димминг, Молли, наверное, хотела спросить, кто еще войдет в основной состав. Ведь в финале играют шестеро.

— Ваши успехи на тренировках будут оцениваться в баллах. Играть будут те, кто наберет больше всего баллов.

Клер с Молли довольно переглядываются.

Мистер Димминг начинает урок. Мы проходим Испанию и Португалию, я стараюсь сидеть как можно тише, чтобы не привлекать внимания. Даже на вопросы не отвечаю, лишь бы про меня забыли. Скорее бы звонок!

Остаток дня в СК-5 нам показывают мультики про Тома и Джерри. Правда, замечательно?

Перед тренировкой Кэтрин кормит меня пудингом из стаканчика и поит соком. Наконец она не выдерживает:

— Мелоди, ну что не так? Ты должна быть на седьмом небе от счастья, а ты как в воду опущенная.

Печатаю:

«Они не хотят, чтобы я была в команде».

— Ерунда! Ты была звездой вчера вечером!

«Вот именно!»

— Они бы продули без тебя.

«Они меня стыдятся», — пытаюсь объяснить я.

— Раньше тебя это не волновало.

Мне трудно объяснить, что я чувствую. Они стесняются, что они со мной в одной команде. Наверное, как-то так, по-другому не скажешь. Сначала мое присутствие им не мешало, было даже по-своему интересно. Но местное телевидение и трансляция на всю страну — разные вещи. Они будут из-за меня выделяться — но не так, как им бы хотелось.

Я опять стучу по клавишам:

«Из-за меня они выглядят… — подбираю слово, — по-дурацки».

— Ты самая умная среди них!

«У меня течет слюна».

— Ничего, прихватишь лишнюю упаковку бумажных платков.

«Я мычу».

— А Коннор пукает.

Попробуй тут не улыбнуться.

— Так! Хватит себя жалеть! — заявляет Кэтрин. Поехали на тренировку, зададим им!

«Поехали».

В класс я въезжаю с высоко поднятой головой. Ну, насколько возможно, когда голова постоянно дергается. О газете никто больше не вспоминает, тренировка проходит как обычно. Я справилась почти со всеми вопросами, и к маминому приходу настроение у меня немного поднялось.

Когда мы с Кэтрин уходили, Молли, Клер и Роуз о чем-то шушукались. Может, о новом клипе или о распродаже в торговом центре. А может, обо мне.

 

Глава двадцать восьмая

 

Разве можно подготовиться за такое короткое время? Безумие! Нужно успеть оформить билеты и всякие разрешения, подписать кучу бумаг и при этом постоянно тренироваться.

Каждый вечер, почти две недели, мы с миссис В. усиленно готовились. Мы учили все подряд. В меня потоком вливались слова и определения. Города и штаты. Государства и столицы. Океаны и реки. Цвета. Болезни. Природные явления. Даты. Числа. Животные. Короли. Королевы. Птицы. Насекомые. Войны. Полководцы. Планеты. Писатели. Президенты. Законы. Крылатые фразы. Меры длины. Формулы. От обилия фактов и цифр кружилась голова. Зато я точно знала: теперь я готова. Наша команда — готова.

Как мистер Димминг и обещал, на последней тренировке он объявил шестерку основных игроков. Естественно, как и остальные, я прекрасно помнила, кто и сколько набирал баллов на тренировках, поэтому не сомневалась, что войду в команду.

Мистеру Диммингу самому было невтерпеж приоткрыть завесу тайны. Он нервно вышагивал по классу, только что не приплясывал.

— Ну что же, время пришло. Эх, сюда бы барабанную дробь…

— Не тяните, мистер Димминг! — подпрыгивал от нетерпения Коннор.

Мистер Димминг заговорил очень медленно:

— Итак, в основной состав команды вошли… — и снова замолчал. По-моему, Коннор готов был чем-нибудь в него запустить. — Роуз, Коннор, Мелоди, Элена, Родни и Молли. Клер и Аманда будут запасными.

— Почему я в запасных? — подскочила Клер.

— Ты набрала на два балла меньше Молли, — объяснил мистер Димминг. — Но ты обязательно полетишь с нами, будешь за нас болеть и участвовать во всех экскурсиях.

— Но я же помогала ей готовиться! Это несправедливо! — Клер была на грани истерики.

Я качнула головой и улыбнулась про себя. Как же мало Клер знает о справедливости и несправедливости.

Зато Молли вполне довольна и ничуть не расстроилась из-за подруги. За ней как раз пришла мама, и тренировка на этом закончилась.

Игра состоится уже завтра вечером, в четверг. Если мы выиграем, то в пятницу нас покажут в передаче «Доброе утро, Америка!» и отвезут на экскурсию в Белый дом. В субботу запланирована большая экскурсия по городу, а в воскресенье мы прилетим домой. Возможно, в понедельник утром мы вернемся в школу настоящими чемпионами. С огромным кубком.

В среду вечером мы складываем вещи и готовимся к поездке. Я никуда раньше не ездила, поэтому к сборам мы подошли серьезно. Я места себе не нахожу. Папа специально для моих вещей купил красный чемодан на колесиках: он пахнет как салон новой машины. Я прикасаюсь к нему и улыбаюсь.

Вчера мы с мамой ходили по магазинам. Жаль, что это не часто случается. Я сама выбирала себе вещи. Мы купили джинсы! И никаких трикотажных штанов — будь они хоть в сто миллионов раз удобнее и практичнее!

Когда мы проезжали мимо магазинчика с открытками, мне вдруг пришла в голову идея. Я напечатала:

«Зайдем, купим открытку? Пожалуйста!»

— Кому будешь дарить? — спросила мама, вкатывая меня в павильончик.

«Кэтрин. Поблагодарить. За помощь в подготовке».

— Ты у меня совсем взрослая. — Маме понравилась моя идея.

«И миссис В.?»

— Обязательно!

Мы нашли для миссис В. просто идеальную открытку: сотни ярко-оранжевых апельсинов, среди них один синий. И внутри надпись: «Ты одна на миллион! Спасибо!»

— Ей понравится, — сказала мама.

Для Кэтрин я выбрала открытку, на которой был изображен стол с ноутбуками, мониторами, плеерами, видеоиграми и девушка в наушниках. А снизу надпись: «Для меня ты всегда на связи. Спасибо!»

— Прямо как для нас делали, — сказала мама, расплачиваясь на кассе. Действительно, отличные открытки.

Около семи вечера приходит миссис В. помочь со сборами. Они с мамой принимаются за дело.

— Так, проверяем по списку от мистера Димминга, — начинает мама. — Черная юбка и белая блузка на игру.

— Есть, — отвечает миссис В., укладывая вещи в мой чемодан.

— Есь! — повторяет Пенни.

— Запасная белая блузка — просто на всякий случай, мало ли.

— Отличная мысль, — кивает миссис В.

Мама аккуратно складывает еще две блузки и мои любимые джинсы.

— Удобная одежда для экскурсий по городу. Деньги на сувениры. Солнечные очки. Фотоаппарат.

— Есть. Есть. Есть. Есть, — кивает миссис В.

— Пижама, зубная щетка, дезодорант, заколки.

— Все есть.

— Теплая курточка. Погода в марте часто меняется.

— Есь! — кричит Пенни.

— Зарядное для «Медитолкера», запасные аккумуляторы, бумажные платки, салфетки.

— Положила.

— Зонт берем?

— Для тебя или для Мелоди? Слушай, а ты свои-то вещи сложила? — смеется миссис В.

— Ну-у, почти. Я тоже переживаю. — Мама на секунду замолкает. — Виола, ты самая лучшая. Я совершенно спокойно оставляю с тобой Пенни. Знаю, ты присмотришь за ней не хуже…

— А Ириска? — перебиваю я.

Мама с миссис В. хохочут.

— Нет, правда, — говорит мама. — Если бы не ты, Мелоди и мечтать бы не могла об этой поездке.

«Мама, открытка», — печатаю я и пытаюсь дотянуться до ранца, закрепленного на спинке коляски. Мама достает из него конверт с открыткой и кладет передо мной, а я подталкиваю его к миссис В.

Миссис В. читает открытку и прижимает меня к себе так крепко, что у меня ребра трещат.

— Повешу ее на холодильник, — говорит она непривычно тихо. — Буду любоваться каждый день.

И миссис В. принимается сосредоточенно оттирать несуществующее пятнышко с туфель, в которых я не сделала ни шагу.

«Немного боюсь», — печатаю я.

— Глупости, Мелло-Йелло. Я уже приготовилась смотреть, как ты будешь выступать в передаче «Доброе утро, Америка!». На фоне громадного кубка.

«Было бы здорово!»

— Так, Диана, давай повторим план действий на завтра. Во сколько вылет? Пенни, глупая девчонка, это же трусы Мелоди, сними их с головы!

У мамы все записано в блокноте.

— Рейс завтра в двенадцать. Значит, нам нужно выехать из дому не позднее девяти утра, чтобы быть в аэропорту в десять, пройти регистрацию, проверить, как погрузят коляску, и еще иметь время в запасе.

— Странно, почему они выбрали дневной рейс. Вы будете в Вашингтоне в два, а игра — в семь. Маловато времени, — с сомнением произносит миссис В.

— Мистер Димминг говорит, это связано со временем заселения в отель. Студия от отеля через дорогу, так что не опоздаем.

Мама захлопывает мой новый чемодан, закрывает молнию, а у меня из глаз льются слезы. Не верится, что это происходит на самом деле. Завтра я буду в Вашингтоне, меня покажут на всю страну! Только бы все не испортить.

Мне так хочется позвонить Роуз, расспросить обо всем. Волнуется ли она? В чем она пойдет в Белый дом? Интересно, а встречу с первой леди нам устроят? Было бы супер! А может, мы с Роуз будем сидеть рядом в самолете? Так хочется быть обычной девчонкой.

В ночь накануне игры я почти не сплю. Утром мама умудряется умыть, одеть и накормить меня в рекордные сроки. Папа в это время собирает Пенни.

— Будем смотлеть самолетик? Будем смотлеть самолетик? — спрашивает она.

Папа хватает ее, поднимает над головой и, воя как реактивный двигатель, кружит на вытянутых руках. Пенни заливается смехом.

Мы выходим из дома. Миссис В. время от времени забегает вперед с фотоаппаратом, чтобы сохранить весь процесс «для истории». Она снимает, как меня усаживают в машину, как грузят мой красный чемодан, как я довольно улыбаюсь. А потом берет у папы камеру и снимает на видео. Да уж, теперь мы это утро не забудем, даже если захотим.

Пенни носится за Ириской вокруг вымытой до блеска машины. Мама, в симпатичном джинсовом костюме и паре модных кроссовок «Найк» — молодец! — ставит вещи в машину, и мы наконец можем ехать.

Папа отводит Ириску в дом и закрывает дверь.

— Все готовы? — спрашивает он.

— Ну, поехали! — говорит мама.

Пенни передается общее возбуждение, она хлопает в ладоши. Я все время улыбаюсь.

Я знаю, что у нас в запасе уйма времени, но все равно хочется, чтобы папа ехал быстрее. Вдруг мы опоздаем, вдруг забыли билеты, вдруг меня стошнит и придется вернуться?

В аэропорту на парковке для инвалидов полно свободных мест. Папа выгружает меня, коляску, вещи, Пенни с Душкой. Миссис В. фотографирует.

Мама несет Пенни, папа толкает тележку с багажом и Душкой, миссис В. везет меня. Уже через пару минут мы у регистрационной стойки, хотя кажется, что прошла целая вечность. На часах ровно десять утра.

— Доброе утро, — здоровается мама с девушкой-регистратором и протягивает ей билеты. — Мы на двенадцатичасовой рейс до Вашингтона.

— На двенадцатичасовой? — озабоченно переспрашивает девушка. Она щелкает по клавиатуре, ждет, снова щелкает и хмурится. Наконец говорит нам: — Простите, мэм. Этот рейс отменен. Сегодня отменено много вылетов: на северо-востоке страны сильные снегопады.

Отменен? Внутри у меня все сжимается.

— Какие снегопады? — спрашивает мама внезапно охрипшим голосом. — На улице солнце, даже туч нет.

— В Бостоне высота снежного покрова сто тридцать миллиметров, южнее погодные условия продолжают ухудшаться. Федеральное управление авиации не разрешает вылеты в такую погоду. Мы не принимаем на посадку рейсы, которые потом возвращаются на восток, а значит, не можем отправлять наши дневные рейсы. Все связано между собой. Извините, пожалуйста.

Разговаривая с нами, девушка продолжает что-то быстро печатать на компьютере, потом говорит:

— Я могу зарегистрировать вас на ближайший прямой рейс до Вашингтона, который вылетает в девятнадцать двадцать три и прибывает в Вашингтон в двадцать один ноль семь. Будем надеяться, к тому времени погода наладится и мы начнем отправлять рейсы. На завтра уже обещают дождь.

Сердце у меня перестает биться.

— Так зарегистрировать вас на вечерний рейс? — девушка приветливо улыбается. Она не понимает.

— Но в семь уже начинается игра! — говорит мама тихо-тихо.

— Извините? Я не расслышала…

Я начинаю задыхаться.

Мама спрашивает чуть громче:

— А как же остальная группа? Мы должны лететь все вместе — группа школьников… команда эрудитов. У всех билеты на этот рейс. Игра сегодня вечером.

— А, помню, я их видела сегодня рано утром. Славные ребята, такие вежливые. Они говорили, что летят в Вашингтон, будут бороться за главный приз.

— Они были здесь рано утром? — уточняет мама.

— По-моему, они вместе завтракали в каком-то кафе и прямо оттуда приехали в аэропорт. Молодцы, как раз вовремя успели.

— А сейчас они где?

— Улетели девятичасовым рейсом, последним, после него вылеты закрыли. Им даже пришлось бежать, чтобы не опоздать на посадку. Да-да, точно. — Девушка щелкает по клавиатуре. — Самолет улетел чуть больше часа назад.

— Они улетели? — шепчет мама.

Я сейчас потеряю сознание.

— А вы летите в Вашингтон за них болеть, да? — сочувственно спрашивает девушка. Она по-прежнему не понимает.

— Нет. Моя дочь в команде. Мы должны, мы просто обязаны попасть в Вашингтон. А может, есть другие рейсы, у других авиакомпаний?

Девушка за стойкой смотрит на меня во все глаза.

— Ваша дочь в коман… — начинает она, но тут же спохватывается, переводит взгляд на монитор и начинает отчаянно стучать по клавиатуре.

Папа перегибается через регистрационную стойку. Я никогда не видела его таким злым.

— Как такое могло случиться? Вы же должны были предупредить нас об отмене рейса.

— Сэр, не всегда получается предупредить всех пассажиров, хотя мы очень стараемся, — говорит девушка, и видно, что она по-настоящему за нас переживает. — Мы рекомендуем пассажирам самим звонить в аэропорт и проверять статус рейса.

— Но мы так ждали эту поездку! Вы не представляете, насколько она важна для моей дочери.

Я зажмуриваюсь. Из динамиков льется глупая музыка, у нее нет ни цвета, ни запаха. Я ничего не вижу — под закрытыми веками темнота.

— Мне правда очень, очень жаль, — говорит девушка.

— А какой-нибудь непрямой рейс, с пересадкой? Нам необходимо попасть сегодня в Вашингтон. До вечера.

Девушка стучит и стучит по клавишам. Проходит целая вечность, прежде чем она снова поднимает глаза.

— Ни у одной авиакомпании нет сегодня рейсов на Вашингтон, ни прямых, ни с пересадкой. Первые вылеты будут только вечером. Извините, — почти шепотом заканчивает она.

Я открываю глаза, они наполняются слезами.

Папа отходит от стойки, лицо у него как сжатая пружина. Резко размахнувшись, он вдруг бьет кулаком по стене рядом со мной.

Я дергаюсь от неожиданности. Наверное, ему больно.

— Ай-й-й! Лупить по стене было не обязательно, конечно… — бормочет он, потирая пострадавший кулак.

Конечно. Но если бы я могла, я бы тоже лупила.

Миссис В. смотрит то на меня, то на папу.

— Не понимаю, — обращается она к маме, — как такое могло случиться? Почему никто из команды вам не позвонил? — В ее голосе появляется металл. — Учитель, например?

— Может, просто не успели? — пытается убедить себя мама. — Надеюсь, что так. Не могли же они бросить ее специально? Не могли?

Мне не хватает воздуха.

— Мэм, извините, что вмешиваюсь, — говорит девушка за стойкой. — Я проверила вылеты в соседних аэропортах. До вечера нет рейсов. Если хотите, я могу зарегистрировать вас на семичасовой самолет.

— Спасибо, не нужно, — тихо отвечает мама. — Это поздно.

Мне кажется, что вокруг пустота. Без звуков. Без голосов. Без воздуха.

Мама медленно подходит ко мне.

Я сижу как дура в новых голубых джинсах и белой футболке, в голубых теннисных туфлях, рядом со своим ярко-красным новеньким чемоданом. И злюсь.

Как они могли так со мной поступить?

Я чувствую себя совершенно беспомощной: так в детстве я лежала на спине, как перевернутая черепаха, и не могла ничего сделать. Ненавижу это ощущение.

— А сколько до Вашингтона на машине? — спрашивает миссис В.

Я даже не поднимаю глаз, я знаю ответ.

— Минимум десять часов, — тихо отвечает папа.

— Где самолетик? — спрашивает Пенни.

— Нет сегодня самолетиков, — говорит папа и проводит здоровой рукой по ее волосам.

Мама откатывает меня к пластиковым креслам. Становится передо мной на колени. Она плачет.

Мне кажется, я никогда больше не смогу дышать.

Мама обнимает меня.

— Все образуется, малышка. Ты самая лучшая, самая умная, самая чудесная девочка в мире. Мы как-нибудь это переживем.

Нет. Я — нет.

Миссис В. тоже плачет. Она садится в соседнее кресло и берет мои руки в свои.

— Малыш, я знаю, тебе тяжело. Видишь, никак у нас не получается отвезти тебя в Вашингтон.

Я просто сижу. Хрустальное утро обрушилось вниз разбитым стеклом.

 

Глава двадцать девятая

 

Дома я прошу маму сразу уложить меня в постель. Я не хочу есть. Пытаюсь заснуть, но в висках стучат вопросы: сначала из игры, потом те, которые начинаются со слова «почему».

Почему они мне не позвонили?

Почему не сказали, что завтракают в кафе?

Почему я не могу быть такой, как все?

Больше нет сил сдерживаться — и я рыдаю, уткнувшись в подушку. Ириска облизывает меня и тычется в руку холодным носом, но мне все равно.

Они нарочно меня бросили! Как они могли? Нарочно! Нарочно!

Мне хочется затопать ногами — и топать, и топать изо всех сил. И я злюсь еще сильнее, потому что я даже этого не могу! Не могу выпустить наружу злость, как все.

Пенни тихонько приоткрывает дверь и, увидев, что я не сплю, заходит и забирается ко мне под одеяло. От нее пахнет арбузным шампунем. Она пересчитывает пальцы сначала у меня на руках, потом у себя: «Один, два, тли, пять» — и начинает считать сначала. Она даже учит Душку считать и грозно повторяет: «Два, Дуська, два!» Мне становится немного легче.

— Пенни, вот ты где! — заглядывает папа. — Развлекаешь Мелоди?

— Ди-Ди холосая!

— Хорошая, самая лучшая, — соглашается папа. — Мелоди, дочка, ты как, ничего? — Он гладит меня по голове.

Я киваю. И показываю на его забинтованную руку.

— Да уж, болит. Конечно, это было глупо, стена же не виновата. Но мне полегчало.

Я снова киваю.

Папа вытаскивает Пенни из-под одеяла.

— Есть хочешь, мисс Пенни? — спрашивает он.

— Сосиску! — требует Пенни.

— Мелоди, а тебе что приготовить?

Мне ничего не хочется. Я трясу головой и показываю на часы.

— Позже? — догадывается папа.

Я улыбаюсь в ответ, он забирает Пенни и уводит ее на кухню.

В коридоре звонит телефон, мама берет трубку.

— Да, здравствуйте, мистер Димминг! — Она быстро заходит ко мне, сжимает трубку так крепко, что побелели костяшки пальцев. — Нет, я не понимаю, — резко отвечает она. — Почему нам никто не позвонил? — Мама долго слушает, что он ей говорит, наконец взрывается: — Мы спокойно могли приехать в аэропорт на час раньше. Мы могли приехать хоть в пять утра. Вы понимаете, какой это страшный удар для моей дочери?

Мистер Димминг что-то отвечает, мама молчит, слушает.

— Да, очень возможно, что она самый сильный игрок в команде. Была самым сильным игроком. Вы слышите? Была! Потому что она уже больше не в команде! — Опять пауза. — Что? Вы все уладите? В следующий раз? Вы шутите, мистер Димминг?

Мама нажимает на сброс и швыряет телефон в угол. Взяв у меня на столе салфетку, она вытирает глаза, тяжело опускается на стул возле кровати и сморкается. Я поворачиваюсь к ней.

— Мелоди, доченька, если бы я могла облегчить твою боль, — тихо и грустно говорит мама.

Я тоже реву.

Мама сажает меня к себе на колени. Конечно, мне уже не так удобно, как в детстве, но все равно очень хорошо. Слегка покачиваясь, мама гладит меня по голове, и под стук ее сердца я засыпаю.

 

Глава тридцатая