Мы выкарабкались из Депрессии при помощи государственных расходов?

 

Обычный ответ на утверждение что Новый Курс не смог вывести экономику из Депрессии сводится к тому что правительственные расходы в 1930-е г. были недостаточно высокими и что если бы ещё больше ресурсов было выведено из частного сектора и потрачено на случайные проекты, то процветание было бы восстановлено.

До сего дня некоторые Кейнсианци пытаются утверждать, что резкий спад 1937—1938 гг., своего рода депрессия внутри депрессии, был спровоцирован решением федерального правительства иметь низкий дефицит бюджета и якобы недостаточные расходы на общественные работы. При этом странным образом упускают тот факт что за первые три квартала 1937 г. зарплаты взлетели аж на 13.7% благодаря усилению активности профсоюзов, ставшей результатом решения Верховного Суда по Национальному закону о трудовых отношениях (National Labor Relations Act of 1935) Этот рост зарплат не был результатом роста производительности труда и был совсем не пропорционален росту цен. Естественно занятость сократилась, а экономическая активность замедлилась. Повышение зарплат в купе с всякого рода программами вспомоществования усугубили проблему. Если кратко, нам не следует дать себя обмануть утверждением, что причиной экономических напастей тех лет были недостаточные правительственные расходы[142].

Согласно Полу Кругману, «Что спасло экономику и Новый Курс, так это огромная программа общественных работ, известная как Вторая Мировая Война, которая создала фискальные стимулы, адекватные для нужд экономики»[143].

Непонимание происходящего столь идиотское и противоестественное требует разоблачения, потому что множество советов о том, что делать основаны на той же глупой идее что пока правительственные расходы и задолженность достаточно высоки, процветание придёт.

Есть ли хоть капля истины в утверждении что, Вторая Мировая Война стимулировала Американскую экономику? Во время войны безработица действительно значительно сократилась, это правда, но не нужно прилагать больших умственных усилий чтобы понять что случилось с безработицей если 29% довоенных трудовых ресурсов призвали в армию.

Историк экономики Роберт Хигс (Rodert Higgs) в ряде своих статей опубликованных в научных журналах в 1990-е годы весьма эффектно разоблачил древний миф о процветании времён войны. К моменту публикации его книги Депрессия, Война и Холодная Война (Depression, War, and Cold War) в 2006 г. издательством Oxford University Press его тезис начал появляться в учебниках. Хигс призвал нас принять во внимание внезапную и тяжёлую нехватку ресурсов, поразившую экономику Америки в те годы. С призывом в армию 29% трудовых ресурсов их места заняли пожилые мужчины, женщины и подростки с относительно низким опытом работы. И мы должны поверить, что страдающая от такой нехватки ресурсов экономика достигла роста ВВП на 13% в год, роста невиданного в истории Америки не до, не после? И мы также должны поверить что после войны, когда трудовые ресурсы вернулись, реальная производительность экономики упала на 22% в течение следующих двух лет?

Для экономической науки мэйнстрима нет ничего хорошего в том, что столь много студентов, её изучающих, верят в столь очевидную чушь столь долго. Критик может возразить, что эти выводы основаны на данных статистики. Ну раз статистика приводит к очевидно абсурдным выводам, может что-то не так со статистикой?

Проблема в том, что статистика национального дохода времён войны бессмысленна. По причинам, которые вы увидите в главе 6, Валовой Внутренний Продукт — это общая сумма сомнительных величин даже в идеальных условиях. Но в военное время статистика национального дохода даже более обманчива, чем обычно. Только свободное взаимодействие продавцов и покупателей, спроса и предложения, может дать цены, которые что-то значат на свободном рынке. Если правительство односторонне и в изоляции от рынка объявит, «Начиная с сегодняшнего дня цена на яйца — 10 долларов за штуку и мы заказываем десять миллионов яиц», как наше понимание реальных экономических условий улучшится от того что мы умножим директивную цену одного яйца на десять миллионов и добавим произведение к национальному доходу?

Но что же в действительности случилось во время войны? Цены становились всё более директивными, по меньшей мере две пятых национального производства работало на войну в то время как остальная часть подвергалась всякого рода регулированию. Цены росли не вследствие взаимодействия продавцов и покупателей. Они определялись директивами правительства и не отражали выбор потребителей. Сложение больших директивных цифр не даёт ничего кроме ещё больших директивных цифр. Но именно на таких цифрах и основан миф о процветании времён войны[144].

И среди всего этого потребителям пришлось терпеть карточную систему, ухудшение качества товаров, невозможность купить новые вещи, такие как дома, автомобили, бытовую технику, а также увеличение рабочей недели. Насколько значителен «бум» во время которого потребителям приходится терпеть такие ограничения? Вот вам и процветание.

Да, и ещё нас предупредили, что с окончанием войны, возвращением солдат домой и сокращением военных расходов страна снова впадёт в депрессию. Конечно всё было наоборот: 1946 год был годом фантастического процветания в течении которого частный сектор пережил один из величайших взлётов в истории Америки. Это большая загадка для экономистов некоторых школ, но полностью соответствует здравому смыслу для всех остальных: когда экономика переходит к производству потребительских товаров и трудовые ресурсы увеличиваются и улучшаются, экономика улучшается.

Статистика показывает заметное понижение благосостояния в 1946 г. — ещё один абсурд — хотя если последовать совету плохих экономистов и принять статистику времён войны как номинал, то нам также следует взять за номинал те же величины, когда они говорят о том что экономике стало хуже в 1946 г. Состояние частной экономики было плохим во время войны и стало хорошим после. Это простой здравый смысл (но если бы не отрицание здравого смысла, то большей части нашей интеллигенции было бы просто нечем заняться).

Если расходы на оборону делают страну богаче, то Соединённым Штатам и Японии следует сделать следующее:

Каждая страна должна построить армаду технологически продвинутых боевых кораблей. Затем два этих флота должны будут встретиться в Тихом Океане. Поскольку никто не хочет никого убивать, моряков с кораблей нужно будет эвакуировать. После чего США и Японии следует утопить корабли друг друга. А потом им следует отпраздновать как сильно они разбогатели, потратив труд, сталь и бесчисленное множество всего остального для производства вещей, закончивших свой путь на дне океана[145].

Мы остановились на утверждении «война приносит процветание» потому что оно основано на том же заблуждении что и глупость «расходы потребителей двигают экономику», с которой мы столкнёмся в части 6, поскольку в это верит большинство тех гениев, что дают сейчас советы что делать.

В обоих утверждениях предполагается, что сам акт расходования средств, не важно на что, способствует процветанию. Для экономики хорошо, говорят нам, если люди во время рецессии опустошают свои карманы, даже если это противоречит тому, что сделал бы человек в здравом уме. И ещё нам говорят что если правительство лихорадочно тратит средства на то что потребителям не нужно (например на боевые самолёты и танки), а затем облагает частную экономику налогами или влезает в долги чтобы оплатить всё это, то все мы становимся богаче. В этом и заключается философия программ «фискальных» стимулов. Любому кто ведётся на этот бред место в обители лунатиков, или в колонке редактора New York Times. Людвиг фон Мизес верно заметил: «Процветание от войны похоже на процветание от землетрясения или от чумы.»

 

Уроки для настоящего

Параллели между Великой Депрессией и нынешним кризисом не абсолютны, но сходств между двумя эпизодами вполне достаточное для стоящего сравнения. В обоих случаях инфляционный кредитный бум, возникший благодаря понижению процентной ставки Фед. Резервом, привёл к нерациональному использованию ресурсов и искажению структуры капитала. Фед. Резерв тщетно пытался реанимировать оба этих бума при помощи инфляции, и был разочарован отказами банков давать взаймы деньги, которые он закачивал в банковскую систему. В обоих случаях федеральное правительство пыталось удержать высокие цены — на сырьё и потребительские товары во время Великой депрессии и на фондовое имущество сейчас — вместо того чтобы позволить им упасть до уровня приемлемого для нынешних экономических условий. В обоих случаях осуждалась игра на понижение, осуждались спекулянты, а спасение видели в расходах на общественные работы и печатании денег правительством. Терпящим бедствие фирмам предоставлялись экстренные ссуды.

Если мы желаем повторения тех лет или разделить участь Японии последних 18 лет, то должны слушать советы Пола Кругмана и следовать политике, приведшей к этим двум катастрофам. С другой стороны можно позволить себе еретически отойти от Официальной Версии Истории^ТМ, прекратить махать ладаном перед Великими Президентами, которых нас научили почитать, и подумать что возможно попытки правительства бороться с депрессиями на самом деле их продлевают. Давайте избавим себя от испытания десятилетиям депрессии и позором от выслушивания заклинаний о гениальном плане правительства по всеобщему спасению всех и вся.

 

Глава 6. ДЕНЬГИ

Если есть вопрос, который светское мнение не желает обсуждать в отношении нынешнего кризиса, так это деньги. Да и вообще есть вопросы, которые мы не должны задавать, и некоторые из них явно или неявно были поставлены в этой книге:

Неужели ли система, заставившая доллар потерять 95% своей стоимости, наилучшая из возможных?

Неужели желательно, что бы правительство могло создавать сколь ему угодно денег из воздуха — избегая, таким образом, более очевидные пути налогообложения и заимствования, и грабя людей тайно?

Неужели система, в которой правительство не сможет манипулировать денежной массой и искусственно занижать процентную ставку (запуская, таким образом, деловой цикл) может быть более стабильной чем нынешняя?

Неужели денежная система другого типа затруднит помощь правительства своим друзьям — даже отказ рассказать, кто что получит — вопреки популярной оппозиции?

Неужели денежная система другого типа может смерить пыл безрассудного кредитования и рисков, которые расцвели в нынешней системе?[146]

Если вы будете читать Newsweek и New York Times или слушать финансовых комментаторов по телевизору, то никогда не поймёте, что наша денежная система имеет какое-то отношение к кризису. В наши дни никому не нравится допускать, что Newsweek и New York Times, возможно, упускают что то важное, но обстоятельства заставляют нас сделать такой вывод.

Прочитав эту книгу читателю придётся сделать вывод, что нынешняя денежная система — включая центральный банк — является источником нестабильности и ошибок. Нам следует обдумать альтернативы. С другой стороны, практически все аналитические отчёты исходят из того что следует немного подлатать здоровую денежную систему при помощи регулирования.

Напротив: сама по себе система и есть проблема, и чем скорее мы избавимся от паутины глупых предрассудков, стоящих на пути разумной дискуссии, тем лучше будет для Американского народа.

Если мы хотим найти решения наших экономических неурядиц и нестабильности прямо на поверхности, то нас ждёт разочарование. Нам следует поставить фундаментальные вопросы не зависимо от того задаёт ли их светское мнение или нет. Целью этой части является знакомство с некоторыми важными концепциями и разоблачение мифов, стоящих на пути развития идеи изгнания правительства из денежного дела.

 

Откуда берутся деньги?

Откуда первоначально берутся деньги? Они не появляются вместе с правительством. Первоначально деньги появились потому что людей перестал удовлетворять бартер, примитивный обмен при котором товары обменивались напрямую: баскетбольные мячи на шляпы, лекции по истории на газеты. Поскольку не всем владельцам баскетбольных мячей нужны шляпы и большинство разносчиков газет не желают отдавать свой товар ради лекции о войне 1812 г., эта система неудовлетворительна. (Эта система неудовлетворительна по множеству других причин: например как владельцу замка пробрести кусок хлеба?)

Денежная экономика, в отличии от бартерной, это такая экономика в которой товары обмениваются косвенно: вместо того что бы искать продавца шляп, желающего обменять свой товар на баскетбольный мяч, владелец баскетбольных мечей, вместо этого, просто меняет свои мячи на нечто действующее в качестве денег — например на серебро или золото — а затем меняет серебро или золото на нужную ему шляпу.

Вот мы и подошли к происхождению денег. Люди, неудовлетворённые неудобной бартерной системой, осознают что если накопить побольше желаемого большинством (а потому легко продаваемого) товара, то им будет легче наитии желающих для обмена. Этим товаром может быть что угодно, от ягод или ракушек до золота. Все эти вещи были деньгами в разные исторические эпохи. И чем больше товар используется в качестве средства обмена, тем больше людей, ранее не заинтересованных в этом товаре, желают его приобрести потому что знают что другие люди примут этот товар в обмен на свой. Даже если вы не используете драгоценный метал, вы всё равно будете стремиться заполучить его потому что его можно использовать в обмене. Таким образом золото и серебро (или что угодно другое) эволюционировали в полноценное средство обмени или в деньги.

То есть деньги возникают спонтанно как полезный товар на рынке. Они не вводятся директивами правительства. Да так и быть не может. Кто согласиться использовать идею не опробовав её? Как говорит экономист Роберт Мёрфи (Robert Murphy), только гений мог представить деньги и их возможности ни разу их не увидев, и он выглядел бы сумасшедшим, если бы попытался их описать. («Вместо того чтобы менять твоих свиней на лошадей почему бы тебе не принять в обмен круглые камни? Не беспокойся, что они тебе не нужны; кто-нибудь обязательно отдаст своих лошадей в обмен на камни! Давай ребята! Если мы все согласимся что эти камни имеют ценность, то станем богаче!»)[147]

Поскольку деньги возникли на рынке, то люди знали их ценность. В процессе превращения в деньги товар приобрёл бы совокупность цен в других товарах. Только при наличии такой совокупности бартерных цен люди смогли бы использовать деньги. А если бы людей заставили использовать деньги при помощи принуждения, то они не сумели бы осознать их ценность и деньги были бы бесполезны. Таким образом, бумажные деньги не могли быть созданы директивой правительства. Должна существовать связь с деньгами, которые были спонтанно одобрены обществом в (пусть далёком) прошлом. Даже печально известные бумажные деньги Американской и Французской революций первоначально выражались в товарных деньгах и только потом девальвировались.

 

А вот и правительство

 

Иначе говоря, бумажные деньги всегда паразитируют на существовавших ранее товарных деньгах и не могли появиться без них*. Обычно происходит следующее:

1. В обществе адаптируются товарные деньги

2. Бумажные банкноты, выпущенные банками (или правительством), которые можно обменять на определённое количество товарных денег, начинают циркулировать в обращении в качестве удобного заменителя драгоценного металла

3. Правительство конфискует товар, представляемый бумажными банкнотами и оставляем людей с неразменными бумажными деньгами[148].

Замена товарных денег на бумажные всегда и везде происходит путём нарушения правительством права частной собственности. Всегда присутствует угроза применения насилия и это никогда не происходит добровольно[149]. После 1933 г., когда правительство заставило американцев отдать своё золото властям, бумажные деньги, бывшие когда то сертификатами на золото, продолжили циркулировать по привычке людей и потому что цены на другие товары были в этих деньгах.

По ходу истории чаще всего в качестве денег люди выбирали золото или серебро. Вскоре правительство решало что надо вмешаться, короли и другие правители начинали штамповать свои профили на монетах и монополизировали производство денег. Это, объясняли людям, был атрибут верховной власти, на которую их лидеры имели право. Независимо от аргументов в пользу товаров общественного пользования, правительственная монополия на производство денег означала, что правитель теперь может дурить людей, подмешивая другой металл в монеты, ранее чеканившиеся из чистого золота, и прикарманивая разницу.

Моралисты, теологи и интеллектуалы осуждали такое поведение. Николас Орезм (Nicholas Oresme) (1323-1382), священник и учёный, написал A Treatise on the Origin, Nature, and Alterations of Money, в котором описал инфляцию как экономическую проблему и жёстко раскритиковал подобную практику как с моральной, так и с экономической позиций. Хуан де Мариана (Jian de Mariana) (1536-1624) написал критический трактат (De mutatione monetae) против уменьшения ценности денег, приравнивая это к воровству. Но всё это происходило до того как правители могли опереться на покладистых экономистов чтобы объяснить людям что уменьшение ценности денег стимулируем экономический рост, и что это никакое не уменьшение ценности: просто таким образом деньги становятся гибче.

Бумажные деньги устраивают правительства гораздо больше чем монеты из драгоценных металлов поскольку они могут облагодетельствовать себя и своих друзей не вызывая подозрении и враждебности публики, провоцируемой уменьшением ценности монет. Всё что им надо сделать — просто напечатать деньги и потратить их. И всегда есть козлы отпущения — алчные бизнесмены, спекулянты прочие тёмные личности — которых население приучено ненавидеть за рост цен, вызванный инфляцией.

 

Почему золото или серебро?

 

В ходе истории многие товары служили в качестве денег, но драгоценные металлы, как золото и серебро, играли эту роль чаще всего. Они долговечны, легко делимы, и относительно ценны к единице своего веса. Золото настолько ценно что золотые монеты плохо подходят для покупок совершаемых каждый день. Поэтому для небольших сделок обычно используются серебряные монеты вместе с медными монетами для ещё меньших сделок.

Правительства имеют тенденцию противится денежным системам, основанным на драгоценных металлах потому что такие системы налагают ограничения на амбициозных политиков. Золото нельзя воспроизводить бесконечно, в отличии от бумажных денег. Если бумажные банкноты имеют товарную основу, то они всего лишь заменители, которые можно обменять на товарные деньги по первому требованию. Если правительства попытаются напечатать бумажных денег больше чем у них есть золота и серебра их схема рухнет как только люди потребуют обменять деньги на драгоценный метал. Желание правительства печатать деньги сдерживается желанием людей обменять бумагу на драгоценный метал. Неудивительно что правительство предпочитает систему в которой бумажные деньги не могут быть ни на что обменяны. И оно может увеличивать денежную массу без ограничений.

Неспособное напечатать столько денег сколько ему нужно, правительство, при системе товарных денег, вынуждено прибегать к заимствованиям и налогам, методам более очевидным и встречающим более активное сопротивление, чем тихая инфляция. Рэндольф Баргесс (W. Randolph Burgess), председатель исполнительного комитета National City Bank of New York, сказал на встрече Ассоциации Американских Банкиров в 1949 г.:

Исторически лучшей защитой денег от посягательств политиков был золотой стандарт — перевод дензнаков в золото по первому требованию. Это держало политиков в узде. Инфляционные расходы вели к потерям золота либо из-за экспорта, либо из-за обмена частными гражданами, не доверявшим проводимой политике. Это был своего рода автоматический тормоз для кредитной экспансии…

Конечно современным эпигонам экономического планирования не нравится золотой стандарт потому что он ограничивает их власть… Я уверен что мир вернётся к золотому стандарту в той или иной форме потому что люди во многих странах поняли что нуждаются в защите от произвола политиков… [150]

Как мы далее увидим экономические аргументы против золотого стандарта немногим больше чем совокупность заблуждений. Но Иозеф Шумпетер, один из величайших экономистов двадцатого века, утверждал что даже если кто-то и согласился бы с неуместными аргументами против золота, все равно поддерживать золотой стандарт имело бы смысл потому что только система товарных денег сочетается со свободой. В одной из работ, написанных в начале 1950-ых, Шумпетер заметил, что людей приучили рассматривать идею золотого стандарта как

нечто неправильное — как на фетишизм, невосприимчивый к доводам разума. Нас также приучили не принимать во внимание все рациональные и чисто экономические аргументы в его пользу. Но безотносительно к этому, существует один аргумент в пользу золотого стандарта, который защищает его от обвинений в глупости; даже при отсутствии чисто экономических преимуществ… Золотая валюта — это часть экономики laisser-faire и свободной торговли… Вот почему золото сегодня столь непопулярно и почему оно было популярным в буржуазную эру. Оно налагает ограничения на правительства и бюрократию, которые гораздо сильнее парламентской критики. Золото — это и символ, и гарантия буржуазной свободы — свободы не интересов буржуазии, но свободы в буржуазном смысле. С этой точки зрения человек может бороться за свободу на вполне рациональном основании, даже если он абсолютно уверен в экономической обоснованности всего сказанного против [151].

Обеспокоенные проблемой воровства потребители при стандарте товарных денег часто предпочитали прятать свои драгоценные металлы в специальном хранилище. В обмен на своё серебро (или другой товар, выполнявший функцию денег) они получали складские расписки, которые должны были предъявить на складе, или в банке, если хотели забрать своё имущество. Если владелец хранилища имел репутацию честного человека, его клиентов вполне устраивало использовать такие расписки для оплаты покупок, зная что эти бумаги могут быть обменяны на серебро по требованию. Эти банкноты — заменители денег или претензии на реальные деньги (в этом случае на серебро в сейфе)[152].

Постепенно владелец хранилища понял что поскольку люди доверяют что его расписки могут быть обменяны на серебро в его сейфе, только небольшое количество серебра бывает затребовано его вкладчиками. Иначе говоря, поскольку они знают что могут забрать своё серебро если им захочется, они редко это делают. Бумажные расписки прекрасно заменяют серебро в сделках. Владелец склада приходит к заключению, что он всегда может удовлетворить все относительно небольшие требования обмена расписок на серебро если он выдаст часть серебра из своего хранилища в кредит под проценты. У него будет больше расписок (или, по ходу развития системы, больше чековых депозитов) в обращении, чем единиц серебра в сейфе по отношению к ним. Это «банковская система с частичным резервирование» поскольку банк держит в своём резерве только часть фондов доверенных ему вкладчиками, а остальное выдаёт в качестве кредитов заёмщикам. И если все, или значительная часть людей, сдавших своё серебро на хранение в такой банк, придут и потребуют его в одно время, то банк не сможет удовлетворить из требования погашения и должен будет выйти из бизнеса. Но поскольку большого наплыва требований погашения не происходит, банкир чувствует себя достаточно безопасно чтобы следовать такой стратегии[153].

«Набег на банк» происходит, если вкладчики, потеряв уверенность в надёжности банка, сбегаются толпой к банку чтобы снять свои фонды из опасения, что не всем клиентам удастся получить свои деньги. Эти люди просто хотят получить своё имущество, но именно на них, а не на банки, как сейчас, так и в прошлом, навешивают ярлыки эгоистичных, асоциальных и непатриотичных. (Срочные вклады — это другое дело. В таких случаях клиент специально соглашается что в течении определённого периода времени он сможет забрать свои деньги только заплатив штраф, если вообще сможет. Эти средства банки могут выдавать в кредит не боясь набегов пока займы оплачиваются вовремя и у банка будет достаточно средств для оплаты требований клиента на момент окончания срока его вклада.)

Центральный банк, вроде Фед. Резерва, может координировать выпуск банками новых денег так, что бы создание новых денег в банковской системе было скоординировано. Создание Фед. Резервом новых денег увеличивает резервы банковской системы в целом, банки, в стремлении к прибыли, выдадут в качестве кредитов столько этих новых денег, сколько будет позволено по закону, и все они будут стремиться к созданию новых денег на основе вливаний Фед. Резерва по одинаковому проценту. (А именно по максимальному проценту, допускаемому резервными требованиями. Резервные требования, как ясно из названия, это процент депозитов который, согласно требованиям центрального банка, должен быть у банков в резерве для удовлетворения каждодневных нужд в наличных) Банки не могут просто напечатать новые банкноты, поскольку это монополия центрального банка, но они могут выдавать ссуды в виде чековых депозитов, создаваемых из воздуха. (Если заёмщику нужно обналичить эти чековые депозиты, банк списывает со счетов их величину, а Фед. Резерв удовлетворяет это требование.) Если все банки увеличивают денежную массу по одинаковому проценту, множество разных погашений (к примеру, чеков из одного банка наличными из другого) будут иметь тенденцию компенсировать друг друга. Банки могут попасть в неприятности если, создавая новые деньги, они попытаются превысить процент, установленный Фед. Резервом, хотя и здесь у них есть доступ к рынку федеральных фондов, на котором банки, имеющие излишки наличных могут одолжить их банкам, находящимся в краткосрочных затруднениях. В исключительных случаях у Фед. Резерва есть полномочия выступить «кредитором последней инстанции» и предоставить резервы терпящим проблемы банкам, или выкупить у них активы.

Набеги на банки всё ещё возможны, но само существование центрального банка и так называемого страхования вкладов делает их менее вероятными — не только потому, что эти институты готовы оказать банкам финансовую помощь, но и потому что создают обманчивое впечатление надёжности. В результате в банковской индустрии мало обновлений, одни и те же люди, следующие одним и тем же финансовым стратегиям и практикам склонны к консерватизму в гораздо большей степени, чем они были бы в системе с настоящей конкуренцией[154].

В Соединённых Штатах, Паники 1907 г., когда банки не смогли удовлетворить требования вкладчиков, дала серьёзный толчок уже существовавшему движению за учреждение центрального банка. Первого октября 1907 г. произошёл набег на Knickerbocker Trust Company в Нью Йорке, который привёл к её падению. Через три дня вторая по величине трастовая компания страны также пережила набег. Обеспокоенные тем, что банки не проявили должной заботы об их депозитах, люди начали выдвигать требования обналичить свои вклады по всей стране. Банки не могли удовлетворить требования вкладчиков поскольку вместо того что держать их средства в виде наличных для выдачи по требованию они держали их в виде приносящих доход ценных бумагах. Если бы они начали массивные распродажи этих бумаг с тем чтобы удовлетворить требования вкладчиков, то цены на них упали бы и банковские фонды деградировали бы[155].

Экономист Джин Смайли (Gene Smiley), описывая события 1907 г., объясняет что «в Соединённых Штатах не существовало «кредитора последней инстанции» или банка для банкиров, который мог бы предоставить займы банкам когда они нуждались в дополнительной наличности. В начале двадцатого столетия возникла необходимость в таком институте»[156]. Будучи сторонником свободного рынка во всём кроме денег, Смайли не склонен доверять правительственным методам решения проблем, но заметьте как легко разрешается главный вопрос: возникла «необходимость» в институте, который мог бы приходить на помощь банкам если те не могут выплатить деньги своим клиентам по их требованиям. Неужели не мыслимо допустить, что банкам просто не следует вести нечестную игру с деньгами своих вкладчков? С тем же успехом можно сказать что возникла «необходимость» заставить их вести себя честно или закрыться. Мышление людей по отношению к финансовому сектору настолько зациклилось на финансовой помощи, что подобное мнение даже не возникает[157].

 

Система Федерального Резерва

Система Фед. Резерва, как и все долго существующие институты, выигрывает от интеллектуальной инерции, ослабляющей не только стремление исследовать, но даже идею того, что такой институт как Фед. Резерв следует подвергнуть исследованию. Даже те — а может быть особенно те — кто следует принципу «подвергай действия властей сомнению» замолкают, когда речь заходит о Фед. Резерве. Питает эту инерцию наивное представление Американцев о правительстве, почерпнутое ими из учебников начальной школы. Наивное представление в отношении Фед. Резерва состоит в том, что Американский народ потребовал проведение банковской реформы, представители народа, преисполненные стремлением к общему благу, приступили к действию и создали соответствующее законодательство. Результатом стал институт, управляющий денежной системой для общего блага и информируемый лучшими представителями экономической науки на сегодняшний день.

Всё это неправда, но если говорить о том, как думают Американцы о Фед. Резерве, то приблизительно так они и представляют себе его происхождение. На самом деле, в соответствии с тем, что написано в законе, Закон о Федеральной Резервной Системе от 1913 г. (Federal Reserve Act of 1913) был законом специальных интересов, замаскированным под меру, вдохновлённую желанием публики. Правда о том, что Закон о Федеральной Резервной Системе был придуман банкирами на острове Джекил (Jekyll Island) в штате Джоржия в 1910 г. выглядит слишком безумно чтобы быть принятой в серьёз. Вы либо можете верить в то что впервые в истории группа специальных интересов спроектировала закон ради всеобщего блага, а не ради их собственных интересов, либо продумайте возможность того что их интерес состоял в том чтобы обезопасить специальные привилегии для одной индустрии за счёт остального общества. Самое странное что те, кто обычно объясняют действия банкиров и бизнесменов их шкурными интересами в наименьшей степени склонны заподозрить что Фед. Резерв является продуктом специальных интересов.

Фед. Резерв контролирует объём денежной массы и может увеличить или уменьшить величину процентной ставки; он также действует как «кредитор последней инстанции». Хотя люди используют фразу «печатает деньги» для краткого описания его деятельности, на самом деле Фед. Резерв увеличивает денежную массу не печатая деньги и запуская их в обращение, но проведением «операций на открытом рынке», которые заключаются в покупке и продаже ценных бумаг[158]. Строго говоря Фед. Резерв может купить любые бумаги, но обычно он покупает облигации государственного займа. Если он хочет увеличить денежную массу, он покупает у дилера облигаций на, скажем, 1 миллиард долларов. Он оплачивает покупку выписывая чек на 1 миллиард долларов самому себе и передаёт этот чек какой-нибудь фирме вроде Goldman Sachs в обмен на облигации. Вот так создаётся из воздуха один миллиард долларов США.

Затем Goldman Sachs депонирует этот чек на 1 миллиард долларов от Фед. Резерва в своём банке. Банк не положит эти деньги в специальный сейф с надписью на двери «деньги фирмы Goldman Sachs». Вместо этого банк выдаст большую часть этих денег в виде кредитов, поскольку закон требует держать в резерве лишь небольшой процент депозитов. (Между прочим, большая часть банковских резервов содержится на его счёте в Фед. Резеве, а в его сейфах содержится лишь небольшой объём наличных в для удовлетворения ежедневных операций с клиентами.) Когда банк, в свою очередь, выдаёт деньги в кредит, заёмщики тратят их и они появляются на счетах других банков, которые, в свою очередь, используют большую их в следующем круге кредитной экспансии, ну и так далее. С резервным требование в 10% первоначальный миллиард долларов поддержит 9 миллиардов долларов дополнительного кредита к моменту окончания этого процесса. Все эти 10 миллиардов были созданы из ничего: первоначальный чек на 1 миллиард долларов от Фед. Резерва и следующие 9 миллиардов, которые возможны благодаря банковской системе с частичным резервированием, были сделаны из воздуха. Если Фед. Резерву нужно сократить кредит, то он выполняет эту операцию в обратном порядке: он продаёт облигации банкам, а деньги, полученные за них — и дальнейшее увеличение денежной массы на их основе — выводятся из экономики[159].

У Фед. Резерва есть и другие механизмы контроля денежной массы. Один из них — регулирование величины учётной ставки — процента, под который Фед. Резерв выдаёт ссуды другим банкам. Он также может изменить требования резервирования, то есть может сказать банкам, что им следует держать в виде наличных пять, десять, двадцать или любой другой процент своих депозитов. Очевидно, что чем ниже требования резервирования, тем больше денег банк может выдать в виде кредитов и тем больше вышеописанный эффект.

 

Что такое инфляция и чем она ужасна?

Хотя люди часто называют инфляцией общий рост цен, а экономисты используют этот термин в виде условной фразы, на самом деле инфляция сама по себе — это увеличение объёма денежной массы (который, в свою очередь, ведёт к росту цен, которого иначе не было бы). Конкретнее, это увеличение в обращении количества денежных знаков, не обеспеченных товарной основой — иными словами, количество бумажных банкнот увеличивается, а количество золота — нет. При стандарте неразменных денег, который сейчас установился во всём мире и при котором денежная система не имеет товарной основы, мы можем назвать инфляцией увеличение количества бумажных денег в обращении[160].

Таким образом высокие цены, про которые говорят «инфляция», на самом деле не инфляция; они всего лишь последствия увеличения (или инфляции) денежной массы. Инфляция всегда ведёт к повышению цен — когда количество денег увеличивается, а количество товаров остаётся неизменным, потребители готовы платить больше денег за товары, давая продавцам возможность запрашивать больше. Но иногда инфляция может происходить и без повышения цен — если, например, избыток товаров давит цены вниз, а рост денежной массы давит на них вверх, то две эти тенденции могут скомпенсировать друг друга и цены останутся на прежнем уровне. Люди не заметят роста цен, но в тоже время инфляция будет иметь место. В этом случае инфляция лишает нас роста уровня жизни, который принесло бы понижение цен на товары.

Одно из самых распространённых претензий по поводу инфляции состоит в том, что она вредит людям с фиксированным доходом: цены растут, а доход остаётся прежним. Это конечно плохо, но проблемы от инфляции идут дальше повышения цен на потребительские товары.

Подумайте вот о чём: каким образом и в каком порядке деньги попадают в экономику? Если правительство увеличивает денежную массу, то количество денег не увеличивается одновременно и пропорционально у всех сразу. Новые деньги входят в экономику частями. Первым получателями становятся всякого рода политические фавориты: например банки или фирмы с правительственными контрактами — другими словами те, кто помогает правительству тратить деньги. Эти привилегированные группы получают новые деньги до того как инфляция толкнула цены вверх. Экономика ещё не знает наско