КНИГА ЕККЛЕЗИАСТА: ПЕССИМИЗМ И АНТИНАТАЛИЗМ В БИБЛИИ

Книга Екклесиаста, или Проповедника — является одной из самых известных и странных книги в Библии. В Священном Писании эта книга смотрится крайне неуместно, поскольку она пронизана настроениями скепсиса и пессимизма. В первой строке этой грустной книги прямо указывается ее автор — это сын Давида, царь в Иерусалиме, то есть, надо полагать, царь Соломон, прославивший себя своей мудростью. Проблема, однако, состоит в том, что в данном случае мудрость царя оказалась плохо укладывающейся в рамки ортодоксального иудаизма.

 

Книга Екклесиаста не является линейной последовательностью силлогизмов. Это сложный художественный текст, в котором автор нередко возвращается к одной и той же мысли. При этом “суета сует”(Еккл. 1: 2) как оценка нашей жизни в этом мире не является окончательной, поскольку над Книгой Екклесиаста, судя по всему, хорошо поработали редакторы, которые разбавили скептицизм автора правоверными и вполне благочестивыми высказываниями.

Основу книги, конечно, написал один человек, однако едва ли это был царь Соломон. И здесь мы сталкиваемся со страной и, тем не менее, стереотипной особенностью литературы древнего времени — часто авторы, чтобы продвинуть свои соображения на рынке идей, приписывали свои тексты какому-нибудь большому авторитету. В данном случае таким авторитетом оказался царь Соломон, имевший тогда репутацию мудреца.

Уже в первых стихах этой Книги Екклесиаста высказывается мысль о том, что жизнь лишена всякого смысла, поскольку все события в Космосе все время повторяются, и все возвращается на “круги свои”:

“Суета сует, сказал Екклесиаст, суета сует, — все суета! Что пользы человеку от всех трудов его, которыми трудится он под солнцем? Род проходит, а земля пребывает во веки. Восходит солнце, и заходит солнце, и спешит к месту своему, где оно восходит. Идет ветер к югу, и переходит к северу, кружится, кружится на ходу своем, и возвращается ветер на круги свои. Все реки текут в море, но море не переполняется; к тому месту, откуда реки текут, они возвращаются, чтобы опять течь… Что было, то и будет; и что делалось, то и будет делаться, и нет ничего нового под солнцем” (Еккл. 1: 2-7, 9).

Диагноз царь Екклесиаст формулирует также в 14 стихе первой главы: “видел я все дела, какие делаются под солнцем, и вот все суета и томление духа”. А еще Екклесиаст сообщил: “И возненавидел я жизнь: потому что противны стали мне дела, которые делаются под солнцем; ибо все — суета и томление духа!” (Еккл. 2: 17).

Говоря о жизни человека как о “суете”, по-видимому, имеется в виду не только то, что все события повторяются, но также то, что все труды человека не приводят к победе чего-то по-настоящему великого — свершения человека мелки по своей природе перед лицом мироздания и вечности.

Далее Екклесиаст сообщает, что он, осознав суету усилий человека, встал на путь приобретения того, что называют “мудростью”. Он вознамерился познать, как мудрость, так и глупость, но в результате оказалось, что “мудрость” тоже есть “томление духа” (Еккл. 1: 17). Оказалось, что мудрость сама по себе не дает счастья, ибо “во многой мудрости много печали; и кто умножает познания, умножает скорбь” (Еккл. 1: 18).

Неудачей окончились также проект Екклесиаста насладиться веселием и добром — и это оказалось суетой — “о смехе сказал я: “глупость!” а о веселии: “что оно делает?”” (Еккл. 2: 2). А еще наш герой высказался так: “сердце мудрых — в доме плача, а сердце глупых — в доме веселия” (Еккл. 7: 4).

Далее Екклесиаст предпринял, так скажем, великие дела. Выражаясь современным языком, он предпринял попытку стать удачным бизнесменом. Он построил дома и разбил виноградники. Он собрал много золота и серебра. Но в результате стяжательство тоже оказалось “суетой”.

Но почему же? Одна из проблем состояла в том, что мудро устроенное хозяйство, в конечном счете, попадает в глупые, неумелые руки. Относительно владельца крупного хозяйства Екклесиаст был вынужден сказать также следующее: “все дни его — скорби, и его труды —  беспокойство; даже и ночью сердце его не знает покоя. И это — суета!”(Еккл. 2: 23). А в одной из следующих глав присутствует также следующая мысль: “сладок сон трудящегося, мало ли, много ли он съест; но пресыщение богатого не дает ему уснуть” (Еккл. 5: 11). Рядом высказывается также мысль о том, что пресытиться богатством невозможно в принципе, а само влечение к богатству оценивается Екклесиастом как “мучительный недуг” (Еккл. 5: 12).

В результате в Книге Екклесиаста как бы побеждает гедонистическая установка по отношению к жизни: “познал я, что нет для них ничего лучшего, как веселиться и делать доброе в жизни своей” (Еккл. 3: 12). Далее, однако, утверждается, что и праведного, и нечестивого будет судить Бог (Еккл. 3: 16). Однако эта деталь, по-видимому, является позднейшей вставкой, поскольку следом идет грустная сентенция:

 

“Сказал я в сердце своем о сыновьях человеческих, чтоб испытал их Бог, и чтобы они видели, что они саами по себе — животные. Потому что участь сынов человеческих и участь животных — одна; как те умирают, так умирают и эти, и одно дыхание у всех, и нет у человека преимущества пред скотом; потому что все — суета! Все идет в одно место; все произошло из праха и все возвратится в прах” (Еккл. 3: 18-

20).

А затем Екклесиаст высказывает откровенно антинаталистское суждение: “И ублажил я мертвых, которые давно умерли, более живых, которые живут доселе; А блаженнее их обоих тот, кто еще не существовал, кто не видал злых дел, какие делаются под солнцем” (Еккл. 4: 2-3).

Это суждение оттеняется темой тотального одиночества человека и бессмыслицы его существования, в котором он не в состоянии обрести покой. Вместе с тем, в следующей главе высказывается опять же чисто теистический принцип страха Божия, который, по-видимому, опять ж является позднейшей вставкой — в человеческих словах и делах много суеты, “но ты бойся Бога” (Еккл. 5: 6).

Суета и бессмыслица проявляет себя также в феномене социальной несправедливости. “Праведник гибнет в праведности своей, нечестивый живет долго в нечестии своем”, — сообщает Екклесисаст (Еккл. 7: 15). Но дело не только в этом, а также в том, что даже праведность не в состоянии придать смысл событиям жизни, поскольку человек опять же смертен:

“Всему и всем — одно: одна участь праведнику и нечестивому, доброму и злому, чистому и нечистому, приносящему жертву и не приносящему жертвы, как добродетельному, так и грешнику; как клянущемуся, так и боящемуся клятвы. Это-то и худо во всем, что делается под солнцем, что одна участь всем” (Еккл. 9: 2-3)

А чуть ранее в очередной раз высказывается сомнительная, хотя и вполне понятная для человека установка — есть, пить и наслаждаться добром, которое дал ему Бог. “И похвалил я веселие, потому что нет лучшего для человека под солнцем, как есть, пить и веселиться” (Еккл. 8: 15), что опять же явно противоречит ранее сказанным словам Екклесиаста — “о смехе сказал я: “глупость!” а о веселии: “что оно делает?”” (Еккл. 2: 2).

При этом автор книги почему-то не выдвигает вперед идею загробного воздаяния. По-видимому, в загробное бытие он просто не верит, поскольку сообщает: “псу живому лучше, нежели мертвому льву” (Еккл. 9:4). Вполне в духе Ветхого Завета автор книги также пишет: “мертвые ничего не знают, и уже нет им воздаяния” (Еккл. 9: 5). В результате Екклесиаст приходят к скептичному выводу — “человек не может постигнуть дел, которые делаются под солнцем” (Еккл. 8: 17), а затем высказывается еще более скептичная мысль: “Как ты не знаешь путей ветра и того, как образуются кости во чреве беременной: так и не можешь знать дела Бога, Который делает все ” (Еккл. 11: 5).

 

Далее в очередной раз присутствует призыв веселиться и брать от жизни все, хотя и оговаривается, что блага посылаются человеку Богом, а самому человеку за все опять же придется ответить в день суда (Еккл. 11: 9). А потом следует очень интересный момент — вопреки уже упомянутым выше соображениям относительно того, что смерть ожидает как грешника, так и праведника, сообщается следующее: “И возвратиться прах в землю, чем он и был; а дух возвратится к Богу, Который дал его” (Еккл. 12: 7). И это по сути означает, что воздаяние все же будет. Думается, однако, что окончание книги опять же представляет собой позднейшую вставку.

ПОЭМА-МИСТЕРИЯ ДЖОРДЖА БАЙРОНА “КАИН”

Поэма-мистерия “Каин” выразительна и в определенном смысле интересна в контексте содержания этого трактата, поскольку там среди прочих высказываются также антинаталистские мысли. В связи с этим я кратко остановлюсь на содержании этой поэмы.

 

В предисловии к ней Байрон посчитал нужным сделать два пояснения. Прежде всего, он решил строго следовать букве Книги Бытия, посвященной сюжету о грехопадении Адама и Евы, а потому он решил не отождествляет змия, соблазнившего Еву с Люцифером. В самом деле, в библейском тексте говорится лишь о змее, который был “хитрее всех зверей полевых” (Быт. 3:1), а вовсе не о бесплотном духе, бросившем вызов Самому Господу Богу.

Однако с другой стороны Байрон посчитал возможным в одном пункте вообще отвлечься от текста Книги Бытия, а именно он последовал теории Жоржа Кювье, который полагал, что на планете и в Космосе было много катастроф, периодически уничтожавших жизнь. Байрон по этому поводу сообщает, что до Адама и Евы Иегова сотворил множество миров, которые, судя по всему, были Им по каким-то причинам уничтожены. В Библии такая идея вообще отсутствует.

Главным героем поэмы Байрона является Каин, первый сын, порожденный чревом Евы. В отличие от своих родителей — Адама и Евы, сломленных раскаянием за грех и своего кроткого, богобоязненного брата Авеля Каина не устраивает его судьба. Он вообще не понимает, почему он должен расплачиваться за грех Адама и Евы, совершенный ими когда-то в Едеме. Между тем, смерть, которая стала расплатой за их грех, его ужасает, и он вообще не хочет жить на таких унизительных, несправедливых условиях. “В те дни я не рожден был, — не стремился рожденным быть, — родившись, не люблю того, что мне дало рожденье”, — сообщает Каин.

Но зачем Иегова насадил в Едеме древо познания добра и зла? Выглядит это как откровенная провокация. Однако родители Каина упирают на то, что во всех событиях жизни проявляет себя благая воля Иеговы. Каин в этом сомневается. “Всесилен, так и благ?”, — вопрошает он.

Каин также не понимает, чего такого плохого в познании добра и зла, ведь знание по определению есть благо. А еще он упрекает своего отца, Адама за то, что тот, вкусив плодов от древа познания добра и зла, не вкусил сразу плодов от древа жизни, в результате чего он мог бы стать бессмертным богом. Ева, однако, предлагает Каину жить согласно мещанскому принципу: “Доволен будь тем, что есть”.

По причине возникновения в его голове явно неблагочестивых мыслей к Каину является Люцифер — вездесущий дух, восставший против власти Иеговы. Люцифер ведет с Каином двусмысленные и подрывные беседы, которые составляют основное содержание поэмы. При этом Люцифер категорически против отождествления его со змием, который соблазнил Еву. “Ничем помимо правды я не соблазняю”, — заявляет Люцифер. Что же касается Каина, то он в своих пространных беседах с Люцифером опять же выражает недовольство тем, что появился на свет на таких унизительных условиях:

“Я ничего не вижу, что могло бы