Свобода от потребительского давления

 

Иисус приглашает своих учеников к тому, чтобы упражняться во внутренней свободе от обладания (потребления). Того, кто в своем поведении вдохновляется в конечном счете Иисусом Христом, не принуждают к принципиальному отказу от обладания и потребления. Однако в конкретном случае ему будет дан шанс реализации этого отказа ради его собственной свободы и свободы других.

Подумаем о проблеме экономического роста: несмотря на весь прогресс, наше общество достижения и потребления все более и более запутывается в противоречиях. Основываемый на восхваляемой всеми экономической теории, его девиз гласит: производить больше, чтобы можно было потреблять больше; потреблять больше, чтобы производство не обрушилось, но развивалось. Тем самым уровень требований всегда поддерживается выше уровня обеспечения: через рекламу, образцы и лидеров потребления. Человек хочет иметь все больше и больше. Как только удовлетворяются старые потребности, пробуждают новые. Предметы роскоши провозглашаются необходимыми предметами потребления, чтобы освободить место для новых предметов роскоши. Планка нашего личного жизненного стандарта поднимается вместе с расширением предложения. Мы пребываем сейчас в динамическом ожидании благосостояния и удовлетворенной жизни. Поразительное следствие: даже при постоянно растущих реальных доходах среднестатистический гражданин чувствует, что он едва ли обладает свободными средствами, что он живет на уровне прожиточного минимума.

При этом индустриальное общество благосостояния и в значительной мере экономические теоретики исходят из предпосылки того, что большее благосостояние созидает большее счастье, возможность потреблять является решающим индикатором удавшейся жизни. Потребление товаров становится демонстрацией собственного статуса самому себе и обществу, так что ожидания все больше раздуваются по закону стадного чувства, престижа и соревнования. Человек есть то, что он потребляет. Человек значим, если он достиг более высокого стандарта. Человек — ничто, если он остается ниже общего стандартного уровня. Говоря в общем: если мы хотим достичь лучшего будущего, то производство и потребление должны расти все больше и больше; все должно становиться больше, быстрее, многочисленнее. Это строгий закон экономического роста.

С другой стороны, люди сегодня все больше и больше понимают, что в индустриальных нациях предпосылки этого экономического закона во многом устарели. Нашей первоочередной и важнейшей заботой более не является преодоление бедности и недостатка товаров: в высокоиндустриальных странах эти условия нормальной человеческой жизни, как правило, выполнены.

Поэтому сегодня многих людей уже не убеждает призыв только к хлебу только к обладанию и потреблению. С одной стороны, прежние усилия по устранению бедности переросли в спираль бесконечно повышающихся требований (со стороны потребителей) и непрерывной стимуляции этих требований (со стороны производителей). С другой стороны, некоторые группы нашего общества все яснее демонстрируют, что наряду с существовавшими до сих пор первичными экономическими потребностями есть вторичные и третичные желания, которые более нельзя удовлетворить продуктами национальной экономики. Имущие не стали счастливее благодаря материальному благосостоянию. В большей мере именно у привыкшей к потреблению молодежи возникает чувство скуки и глубокой дезориентации вместе с беспокойством по поводу односторонней ориентации на постоянно растущее потребление.

Закон неконтролируемого экономического роста также создает все больший разрыв между богатыми и бедными странами, усиливает у обделенной части человечества чувство зависти, разочарования, смертельной ненависти, а также неприкрытого отчаяния и беспомощности. Он обращается в конечном счете против самих имущих, как было показано уже в начале книги: мы все больше страдаем от бесконечно растущих городов, бурно развивающегося транспорта, доносящегося отовсюду шума, загрязнения рек и озер, от плохого воздуха, беспокоимся о ликвидации гор мяса и масла, на нас давят мусор и отходы нашего собственного благосостояния. Полезные ископаемые земли, эксплуатирующиеся беспощадно и во все больших размерах, оскудевают, проблемы постоянно расширяющейся мировой экономики становятся необъятными. Что же делать? Вновь укажем лишь кратко:

 

Христианская весть не предлагает технических решений для защиты окружающего мира, распределения полезных ископаемых, территориального планирования, борьбы с шумом, устранения мусора и для самых различных структурных улучшений. В Новом Завете мы не найдем никаких указаний на то, как можно уменьшить разрыв между бедными и богатыми, между индустриальными и индустриально неразвитыми нациями. Тем более христианская весть не предлагает модели решения гигантских проблем и инструментарий для этого, которые потребовало бы изменение общей политики: например проблема замораживания национальной и мировой экономики на нулевом росте без крушения отраслей индустрии, потери рабочих мест, хаотических последствий для социальных гарантий больших групп населения и неразвитых стран.

Однако христианская весть может ясно продемонстрировать то, что вообще не принимается во внимание в общественной теории и практической ценностной шкале сегодняшнего общества успеха и потребления и что, тем не менее, может быть функциональным: замена принуждения к потреблению свободой от потребления. В любом случае имеет смысл не созидать свое счастье исключительно на потреблении и благосостоянии. Взирая на Иисуса Христа, имеет смысл не всегда стремиться к большему, не всегда пытаться обладать всем, не руководствоваться законами престижа и соревнования, не принимать участия в культе изобилия, воспитывать свободу отказа от потребления уже у детей. Это — «нищета духом» как внутренняя свобода от обладания: в качестве основополагающей позиции — скромная непритязательность и доверяющая беззаботность. Все это противостоит всей суетливой, слишком смелой самонадеянности и беспокойной озабоченности, которые можно встретить как у богатых, так и у бедных людей.

 

Для чего? Не для аскезы или принуждения к жертвенности. Не в качестве нового обязательного закона. Но чтобы нормальный позитивно настроенный потребитель оставался свободным, стал свободным. Чтобы он не продавал себя хорошим вещам этого мира, будь то деньги, машина, алкоголь, сигареты, косметика или секс. Чтобы он не становился рабом страстей общества благосостояния. Чтобы человек посреди мира и его благ, в которых он нуждается и может нуждаться, все же оставался человечным. То есть и здесь: обладание, рост, потребление не ради них самих. И уж конечно, не люди ради обладания, роста, потребления. Но все это — ради человека!

Там, где индивидуум или целые группы упускают из виду, что все хорошие вещи этого мира существуют ради человека, а не человек ради этих вещей, они молятся не единому истинному Богу, но многим ложным богам: мамоне, власти, сексу, работе, престижу, и предают человека во власть этим немилосердным богам. Они поддерживают разрушающую человечество динамику, в которой сегодня оказались наши экономические процессы. Они поддерживают бездумность, с которой экономику сегодня реализуют ценой завтрашнего дня. Они поддерживают бесчеловечный эгоизм, в рамках которого силы мировой экономики дают сегодня половине человечества слишком много, в то время как остальные получают слишком мало. Они распространяют в обществе благосостояния и потребления бесчеловечность, даже если они не понимают этого.

Однако там, где индивидуум или целые группы твердо уверены, что хорошие вещи этого мира существуют ради человека, там они помогают очеловечивать неизбежное сегодня общество благосостояния и потребления. Там они созидают необходимую, но не связанную с определенным классом новую элиту, которая учит жить новой ценностной шкалой в этом обществе и в далекой перспективе может начать процесс переосмысления. В это новое время они делают возможными для себя и других независимость, высшую простоту, беззаботное превосходство, истинную свободу. К ним относится обетование, что всем нищим духом будет принадлежать Царство Небесное.

 

Свобода для служения

 

Иисус требует от своих учеников добровольного служения без порядка старшинства. Там, где индивидуум или группа идет по пути Иисуса Христа, не требуется несбыточного уничтожения всей субординации в обществе. Однако предлагается общее взаимное служение как новая возможность общественной жизни.

Задумаемся о проблемах воспитания: воспитательные программы, воспитательные методы, воспитательные цели и сами воспитатели сегодня оказались в серьезном кризисе. Воспитательные инстанции и те, кто ответствен за социализацию (семья, школа, университет, общежития и предприятия), а также воспитатели (отец, мать, учитель, инструктор, мастер) находятся иод массивным огнем критики и слышат в свой адрес резкие упреки слева и справа: слишком консервативны для одних и слишком прогрессивны для других, слишком политичны или аполитичны, слишком авторитарны или неавторитарны. Беспомощность и дезориентация растут. Мы можем лишь кратко указать на причины и условия, симптомы и результаты этого кризиса.

В семье: ускорившиеся социальные изменения приводят к тому, что родители не только стареют, но часто быстро теряют связь с изменившейся ситуацией. Критерии воспитания их детей уже не подходят. Следствием становится взаимное непонимание и незнание, глубокая неуверенность, которая часто влечет за собой ложное желание утвердиться и тем самым порождает катастрофические для детей и семьи конфликты авторитета.

В школе и университете: несоответствие между притязанием и реальностью, между часто далекой от жизни теорией и возросшими практическим ожиданиями и потребностями, ролевые конфликты между учениками и учителями, профессорами и студентами делают школу и университет политически–педагогическим предметом спора между всеми общественно релевантными группами и экспериментальным полем для все новых педагогически–дидактических проектов и учебных планов. Однако после эйфории планирования нередко возникает летаргия, после избыточной реорганизации — дезорганизация, после оптимизма будущего мира равных возможностей — неуверенность в будущем из?за все больших ограничений для учебы, после многих речей о бедственном положении образования и исчерпании последних образовательных резервов — образовательный избыток и «академический пролетариат».

А сами молодые люди? Среди всех этих конфликтов и противоречий в образовательной сфере они все больше реагируют апатией, равнодушием и пресыщением, довольно?таки часто оказываясь несостоятельными. Серьезно воспринимаемые обществом в качестве потребителей и выросшие как потребители в своем самосознании дома и в школе они часто чувствуют свою несамостоятельность и зависимость. Воспринимая идеи социального престижа — от взрослых и в школе, — они узнают, насколько двусмысленны критерии успеха, как часто их образование далеко от жизни и как ненадежны профессиональные шансы на будущее.

А взрослые? Добродетели воспитания, еще вчера абсолютные и бесспорные, сегодня очевидно вышли из употребления: авторитет взрослых, послушание старшим, подчинение воле родителей, интегрирование в существующий порядок. Однако не только содержание и методы воспитания, но и вообще воспитание для некоторых спорно: тот, кто идентифицирует воспитание с чужеродным влиянием, манипуляцией, принуждением воли, впадает в другую крайность и пропагандирует антиавторитарное воспитание, абсолютное самоопределение, безграничную свободу; агрессия должна выражаться, разочарования — преодолеваться, инстинкты — удовлетворяться, конфликты — поощряться. Отношения переворачиваются: уже не подчинение молодежи воле старших, а подчинение требований старших требованиям и потребностям молодых.

Вырисовывается важная тенденция: ложное понимание авторитета с обеих сторон, страх и неуверенность в реакции на других людей создают атмосферу давления и противодавления, отказа или самоутверждения, усиления деструктивных стремлений, жестокости и агрессии. Школа перекладывает ответственность на семью и общество, общество — на школу и семью, семья — на общество и школу. Это замкнутый круг. Что же делать? И здесь лишь краткие мысли:

 

Христианская весть не дает детальных указаний, как лучше и эффективнее организовать школьную или профессиональную систему образования, как разрабатывать и осуществлять образовательные и воспитательные программы, решать проблемы образования, руководить образовательными организациями и воспитывать детей.

Однако христианская весть говорит нечто очень важное о позиции и отношении воспитателя к ребенку и ребенка к воспитателю, а также об обосновании своих обязательств, в том числе в разочарованиях и неудачах: в свете Иисуса воспитание никогда не должно осуществляться ради собственного престижа, авторитета, интереса, но всегда ради того, кто поручен мне. Образование тем самым существенным образом понимается не репрессивно, но как взаимное служение без порядка старшинства! Это означает: дети никогда не существуют просто ради воспитателя, однако и воспитатели никогда — просто ради детей; воспитатели никогда не должны эксплуатировать детей, но и дети — своих воспитателей; воспитатели никогда не должны авторитарно навязывать детям свою волю, однако и дети — антиавторитарно свою волю воспитателям. Взаимное служение без порядка старшинства в христианском духе означает для воспитателя необоснованный рационально и непоколебимый безусловный аванс доверия, доброты, дарования, любящей благосклонности. И во всем этом он ничему не даст сбить себя с толку.

 

Требование служения без порядка старшинства также не подразумевает нового законничества. Скорее это приглашение к обеим сторонам: служение со стороны воспитателей не должно пониматься как благочестивая маскировка авторитарной практики или же как слабость взрослых по отношению к детям. Дети также не должны понимать служение как приглашение эксплуатировать готовность взрослого служить как знак его слабости. Служение без порядка старшинства подразумевает взаимную открытость, готовность к обучению и исправлению.

Это мотивированное личностью Иисуса служение без порядка старшинства ставит под вопрос прагматизм воспитателей, которые реагируют только на желания, нужды, требования детей, но никогда не делают для них ничего большего, кроме исполнения своего долга. Оно ставит под вопрос закостеневший, удобный стиль жизни, который эти дети не могут нарушить далее заранее определенных рамок. Это служение ставит под вопрос широко признанный обществом морализм тех, кто хочет просто обязать детей подчиняться своим моральным представлениям и чувствует себя вправе отказаться от детей, которые не готовы принять это. Это служение также ставит под вопрос вроде бы разумный меркантильный дух тех, кто, по крайней мере молчаливо, увязывает свою работу для детей с условием, что он позже будут вознагражден, и кто еще удивляется, когда наталкивается на неприятие своего морализаторства.

Христиане понимают взаимное служение без порядка старшинства в процессе воспитания как необоснованный рационально, однако зиждущийся на личности Иисуса залог доверия, доброты, дарования, надежды на другого: все это верно и в том случае, если другой человек, ребенок, не соответствует нашим представлениям, образам, надеждам; если мы не получаем самоутверждения, которого ожидаем или в котором нуждаемся; если мы уверены, что, по сути дела, отдаем более, чем получим обратно; если мы согласно всему разумному человеческому ожиданию знаем, что вся забота об этом конкретном ребенке не принесет видимого успеха. Тот, кто пытается соответствовать этому христианскому призыву к служению без порядка старшинства в качестве своей максимы воспитания, понимает, что здесь речь идет о христианской любви к ближнему в ее абсолютной радикальности.

В свете всего этого возникает новая ценностная шкала любви к ближнему в отношении воспитания, новые знаки ориентации для воспитателей и детей, новый смысловой горизонт: никоим образом не абсолютизация своего собственного «я», но всегда жизнь ради другого, а не своей личности, что может выражаться в желании поделиться, в желании прощения, в бережном отношении, в добровольном отказе от прав и преимуществ, в безвозмездном даровании.

Итак, почему такое служение? Не из?за слабости, но на основании сильной убежденности, которая возникает в результате не только осознания необходимости партнерских, кооперативных отношений воспитателя и воспитуемого, но из самоотверженности, охотно выходящей за пределы того, чего безусловно требует сотрудничество. Тем самым возможно создать атмосферу доверия и понимания, истинной помощи в ориентации и руководстве, нерепрессивное воспитание, далекое от авторитарного и антиавторитарного. Примером своей жизни можно показать молодому человеку истинный смысл жизни: моя жизнь имеет смысл лишь в том случае, если я проживаю ее не для себя самого, но для других, если моя жизнь и жизнь других людей основывается, поддерживается, исполняется реальностью, которая больше, прочнее, совершеннее, чем мы сами, то есть той таинственно объемлющей нас реальностью, которую мы называем Богом.

Там, где индивидуум или группы забывают, что воспитание существует не для принуждения человека, но для взаимного служения без порядка старшинства, они также виновны в том, что в общественной и индивидуальной областях господствуют права более сильного и властного, законы внешнего принуждения и превосходства, а тем самым создаются предпосылки для бесчеловечности и унижения.

Но там, где индивидуум или группы помнят о том, что воспитание представляет собой не принуждение человека, но взаимное служение без порядка старшинства как залог доверия, предупредительности, помощи, благоволения и любви, который выше всякого спонтанного взаимодействия и сотрудничества, — они способствуют очеловечиванию человеческих связей и благодаря этому делают возможной осмысленную и наполненную жизнь, в том числе и в период неуверенности и потери ориентиров. Тем, кто понимает воспитание в этом смысле как служение без порядка старшинства, дано обетование: кто примет дитя не только во имя свое, но во имя Иисуса, принимает тем самым самого Иисуса!

Наверное, эти предложения достаточны для провоцирования дальнейших размышлений: если записать все, что сотворил Иисус, «миру не вместить всего написанного». Может ли мир вместить книги, если записать все то, что было сделано, делается и должно делаться в следовании за Иисусом?