ПОРАЖЕНИЕ ТРЁХ ШАРАГОЛЬСКИХ ХАНОВ

 

 

Девять ветвей у священного дерева,

На каждой ветви свеча горит.

Девять сказаний древних,

Каждое о доблести говорит.

Бобра,

Что драгоценнее всех зверей,

Почему не добыть, пустив стрелу?

Великому роду богатырей

Почему не воздать хвалу?

 

Абай Гэсэр силу злую, черную

В жестоком бою победил, сокрушил,

Возвратился на землю свою просторную,

Где маленьким бегал, где с детства жил.

Возвратил

Из неволи он

И красное солнышко

Урмай Гоохон.

В это время

Живущий в долине Сагаанты,

Имеющий солово‑белого коня,

Имеющий седовласо‑белую голову,

Имеющий светло‑белые мысли,

Имеющий ясно‑белые желанья,

Имеющий книгу белых законов,

Имеющий бело‑облачные дороги,

Всем доволен, удовлетворен,

Дядя Гэсэра Саргал‑Ноен,

В золотые барабаны бьет,

Северный народ собирает.

В серебряные барабаны бьет,

Южный народ собирает.

С двумя младшими братьями властными,

С двумя невестками юными, прекрасными,

На концах десяти пальцев золотые свечи воскуривают,

На концах двадцати пальцев серебряные свечи возжигают.

Силу черную победившего,

Жену домой возвратившего,

Удачливо‑счастливого Гэсэра встречают.

Со всеми его баторами,

Со всеми военачальниками,

Со всеми оруженосцами

Гэсэра они величают.

От долины Хара‑Далая

Вширь и вдаль вся страна родная.

Великое море синеется,

Ходит белыми волнами.

Долина Хатан виднеется,

Цветущими травами полная.

Леса, как шкура бобровая,

Под солнцем переливаются.

Лежит вся земля, как новая,

Реки по ней извиваются.

Лежит земля Булжамурта,

Встречает светлое утро.

Золотые столы накрываются.

Яства редкие расставляются.

Серебряные столы расстилаются,

Напитки крепкие появляются.

Напитки измеряются

Озерами да прудами.

Еда измеряется

Пригорками да холмами.

Мясо‑масло горой лежит,

Арза‑хорза рекой бежит.

 

Угощаясь яствами разными,

Друг друга люди целуют,

Восемь дней они празднуют,

Девять дней они пируют.

На десятый день опохмеляются,

По своим домам разъезжаются.

 

Остается Абай Гэсэр с тремя молодыми женами,

Всем довольными, ублаженными.

У себя во дворце Гэсэр прохлаждается,

Тишиной и счастьем он наслаждается.

Однако

Все мышцы его без дела вялыми стали.

Однако

Руки его без дела как бы устали,

Просит тело действия и движенья.

Охоты, если уж не сраженья.

Приказал Гэсэр к началу нового дня

Приготовить Бэльгэна, гнедого коня,

С костями прочными, с ногами тонкими,

С упругой спиной, с копытами звонкими.

Отложил Гэсэр все дела и заботы.

Решил отправиться на охоту.

Проскакать

По тринадцати алтайским склонам.

Северной стороны держась.

Проскакать

По двадцати трем саянским склонам,

Южной стороны держась.

Промчаться там, где шумит тайга,

Называемая Хуха.

 

В это время

Скинутого Ханом Хурмасом с высоких небес

Вниз, на землю, в таежный лес

Атая‑Улана три крепких сына,

Захватившие на востоке желтую долину,

На берегу восточного желтого моря

Жили себе без нужды и без горя.

Находился в их владении обширнейший край.

А звалось троеханство – Шарадай.

 

Первым из трех Шарадаев

Был хан Сагаал‑Гэрэл,

Многочисленных подданных он имел.

Надо было табун белогривый взять,

Волосы тщательно пересчитать

В косматых гривах у лошадей,

Вот сколько было у хана людей.

 

Вторым из трех Шарадаев

Был хан Шара‑Гэрэл,

Бесчисленных подданных он имел.

Надо было табун соловый взять.

Волосы тщательно пересчитать

В хвостах и в гривах у всех лошадей,

Вот сколько было у хана людей.

 

Третьим из трех Шарадаев

Был хан Хара‑Гэрэл,

Бесчисленнейших подданных он имел.

Надо было – вороной и серый – два табуна взять.

Волосы тщательно пересчитать

В хвостах и в гривах у всех лошадей,

Вот сколько было у хана людей.

 

В это время

Старший хан Сагаал‑Гэрэл,

Который вместе с братьями желтой долиной владел,

Который многочисленных подданных имел.

Надумал своего старшего сына женить.

Чтобы не оборвалась родословная нить.

Призывает он к себе сороку чернохвостую.

Призывает он к себе сороку пеструю.

Сороку ловкую, сороку хитрую,

Все умеющую повсюду высмотреть.

Посылает он ее в чужедальние страны,

Чтобы летала она беспрестанно.

Чтобы выискала она невесту самую лучшую.

Царевну самую выдающуюся,

Со щеками румяными,

Со щеками алыми,

С глазами, как звезды.

С губами‑кораллами.

Чтобы можно было ее сравнить с луной,

Чтобы можно было ее сравнить и с солнцем…

Сорока пестрая над землей,

Вниз поглядывая, несется.

Молодую свежую землю

Трижды она облетает,

Юную нежную землю

Четырежды она облетает.

Но не видит она невесты

Со щеками алыми,

Не видит она невесты

С губами‑кораллами,

С глазами,

Как звезды горящими,

С зубами,

Как снег слепящими.

Чтобы можно было ее сравнить с луной.

Чтобы можно было ее сравнить и с солнцем.

Сорока пестрая над землей

Дальше несется.

 

Подлетает сорока к долине Моорэн,

Подлетает она к долине Хатан.

Где живет во дворце, среди крепких стен,

Абай Гэсэр богатырь и хан.

Летает она над белоснежным дворцом.

Летает она над серебристым крыльцом.

Летает она то ниже, то выше.

Вдруг видит – словно солнышко вышло.

Словно месяц выплыл на небосклон.

То появилась царица Урмай‑Гоохон.

Ступила она на серебряное крыльцо,

Показала миру свое лицо.

Прекрасна Урмай‑Гоохон, без изъяна,

Щеки у нее, как заря румяны.

Губы у нее свежи и алы,

Не сравнятся с ними никакие кораллы.

Правой щекой своей она солнце затмила,

Левой щекой своей она месяц затмила.

Глаза, как звезды сверкают ясно,

Свет разливается от белого тела,

Рассветная заря на востоке погасла,

Закатная заря на западе потускнела.

Сиянье месяца струит направо,

Налево струится сиянье солнца,

Радуются утру цветы и травы,

Радуются утру люди и овцы.

Прячется в норы ночная тень,

И в степь и в горы приходит день.

Сорока‑сплетница чернохвостая,

Сорока‑разведчица, полосато‑пестрая,

Сорока ловкая, сорока хитрая.

Сорока, посланная невесту высмотреть.

Увидев Урмай‑Гоохон, даже дышать перестала,

Так Урмай‑Гоохон красотой блистала.

 

Летала сорока вокруг красавицы,

Пока со счету не сбилась,

Разглядывала она красавицу,

Пока сознаньем не помутилась.

Оглядывала она ее, не смущаясь,

Помня старшего хана напутствие.

Пока мысли ее все не смешались,

Все понятия не перепутались.

 

В это время,

Живущий в долине Сагаанты,

Имеющий солово‑белого коня,

Имеющий седовласо‑белую голову,

Имеющий светло‑белые мысли,

Имеющий ясно‑белые желанья,

Имеющий книгу белых законов,

Имеющий бело‑облачные дороги,

Бело‑белой мудростью убелен,

Дядя Гэсэра Саргал‑Ноен

Особенным знаньем про все узнал,

Умом углубленным, во все проник.

Тридцать трех баторов к себе позвал

И голосом строгим напустился на них.

Он прикрикнул на них, на каждого: –

Лежебоки вы или стражники?

Летает над дворцом

Сорока чернохвостая,

Кружится над крыльцом

Сорока полосато‑пестрая.

Откуда она сюда прилетела?

Какое ей нашлось тут дело?

Зачем она кружится тут без времени,

Какого она роду племени?

Какие у нее тут цели‑задачи?

Что ее появление значит?

 

Похоже, что эта сорока сплетница,

Похоже, что она и разведчица.

Хочет она тут что‑то выведать,

На чистую воду разбойницу выведите.

Возьмите‑ка вы, баторы, в руки

Свои меткие, желтые луки,

Чтобы виноватыми вам потом не быть.

Сороку эту лучше убить,

Чтобы потом самих себя не стыдиться,

Сбейте вы стрелой поганую птицу.

Отвечают баторы Ноену белому: –

Сорока летает – большое дело!

Птичье дело, – говорят баторы,–

В небе летать.

Рыбье дело, – говорят баторы,–

В воде шнырять.

Низко ли сорока летает, высоко ли,

Не пристало баторам сражаться с сороками.

Надоедаешь ты нам мелочами,

Не бежать ли уж нам за копьями, за мечами?

Сорока летает – большое дело!

Да к тому же вон она – улетела.

 

А и правда,

Сорока чернохвостая,

Черноклювая, полосато‑пестрая,

Сорока, тараторка и сплетница.

Сорока, подосланная разведчица,

Сорока коварная, сорока хитрая,

Все что надо ей было высмотрела

И полетела восвояси к востоку.

Прозевали баторы сороку.

 

Как ни длинна река,

А до моря все равно добирается.

Как земля ни велика.

А цель все равно приближается.

Летела сорока дорогой длинной

И прилетела к желтой долине,

Где находилось троеханство – обширный край,

А звалось троеханство Шарадай.

Властелины этого края

Под названьем Шарадая

Были братьями, ханами явными,

А на деле – черными дьяволами.

До их владений сорока долетела

И на воротах владений села.

 

В это время

Первый хан Сагаал‑Гэрэл,

Что сына своего оженить захотел,

Увидел сороку, увидел вестницу,

Увидел разведчицу, увидел сплетницу.

Он встречает ее как сватью,

Начинает к столу ее звать он,

По обычаю – ей почет,

Мясо – дымится, вино – течет.

Сорока полосато‑пестрая,

Своим клювом черным и острым

Хорошо попила и поела,

Переходит сорока к делу.

Клюв о перышки вытирает,

И рассказывать начинает

О том, как летала она беспрестанно,

Озирая сверху чужедальние страны.

Как выискивала она невесту самую лучшую,

Царевну самую выдающуюся.

Со щеками румяными,

Со щеками алыми,

С глазами, как звезды,

С губами‑кораллами.

Молодую свежую землю

Трижды она облетела,

Юную нежную землю

Четырежды облетела.

Но не увидела она невесты

Со щеками алыми,

Не обнаружила она невесты

С губами‑кораллами,

С глазами,

Как звезды горящими,

С зубами,

Как снег слепящими.

Прилетела сорока к долине Моорэн,

Прилетела она к долине Хатан,

Где живет во дворце, среди прочных стен

Абай Гэсэр, богатырь и хан.

Летала она над белоснежным дворцом,

Летала она над серебристым крыльцом,

Летала она то ниже, то выше,

Вдруг, словно солнышко вышло.

Словно месяц выплыл на небосклон,

То появилась царица Урмай‑Гоохон.

Ступила на серебряное крыльцо,

Показала миру свое лицо.

Прекрасная Урмай‑Гоохон, без изъяна,

Щеки у нее, как заря румяны,

Губы у нее свежи и алы,

Не сравняться с ними никакие кораллы.

Правой щекой своей

Она солнце затмила,

Левой щекой своей

Она месяц затмила.

Глаза, как звезды, сверкают ясно,

Свет разливается от белого тела,

Утренняя заря на востоке – погасла,

Вечерняя заря на западе – потускнела.

Как увидела я ее – дышать перестала,

Так Урмай‑Гоохон красотой блистала.

Летала я летала вокруг красавицы,

Пока со счету не сбилась,

Разглядывала я красавицу,

Пока сознанье не помутилось,

Всматривалась я в нее до помраченья ума,

Не знаю как жива осталась сама.

В это время

Дядя Гэсэра Саргал‑Ноён,

Сединами мудрыми убелен,

Особенным знаньем про все узнал,

Тридцать трех баторов к себе позвал.

Он прикрикнул на них, на каждого:

– Лежебоки вы или стражники?

Летает над дворцом

Сорока чернохвостая,

Кружится над крыльцом

Сорока полосато‑пестрая,

Откуда она сюда прилетела?

Какое ей нашлось тут дело?

Похоже,

Что эта сорока сплетница,

Похоже,

Что она и разведчица.

Хочет она тут что‑то выведать,

На чистую воду разбойницу выведите,

Чтобы потом самих себя не стыдиться,

Сбейте вы стрелой поганую птицу.

Но баторы оказались беспечными,

Пропустили мимо ушей эти речи они.

Птичье дело, говорят,

В небе летать.

Рыбье дело, говорят,

В воде шнырять.

С сороками, говорят, воевать – не наше дело,

Так ответили баторы Ноену белому.

А я, услыхав Ноёна слова,

Вверх вспорхнула и была такова.

 

Три брата,

Считавшихся ханами явными,

А на самом деле

Три черных дьявола,

Пославшие пеструю сороку‑сплетницу

В страны дальние, как разведчицу,

Высмотреть далекое, высмотреть близкое,

Проверить высокое, проверить низкое.

Найти невесту самую лучшую,

Царицу самую выдающуюся,

Со щеками румяными,

С губами‑кораллами,

С глазами,

Как звезды горящими,

С зубами,

Как снег слепящими.

Они выслушали старательно

Сороку‑сплетницу,

Они выслушали внимательно

Свою разведчицу.

Поняли, что говорит она правду.

Вестям таким они рады.

Однако напали на них сомненья,

Не принимают они никакого решенья.

Переговариваются они, рассуждают,

Все услышанное обсуждают:

– Много нам сорока настрекотала,

Да толку от этого мало.

Много она напророчила

От ума своего сорочьего,

Но ведь взяться‑то мы хотим

За то, за что взяться нельзя.

Но ведь напасть‑то мы хотим

На кого нападать нельзя.

На ненаподаемое не нападают,

Нерешаемое не решают.

Разговаривают ханы медлительно,

Говорят они все по очереди:

 

– Пусть красавица восхитительна,

Но добыть ее трудно очень…

Между тем

Сын старшего хана молодец и батор,

Из‑за которого разгорелся этот сыр‑бор,

Которого надумал отец женить,

Дабы не оборвалась родословная нить,

Решился счастья сам попытать,

И невесту своим путем поискать.

Выкликнул он громко на четыре стороны

Имя иссиня‑черного ворона,

Того ворона он имя выкликнул,

Который только что оба глаза у падали выклюнул.

Говорит он этому ворону: –

Полетай на чужую сторону,

Молодую гладкую землю

Ты трижды вокруг облети.

Юную плавную землю

Ты четырежды облети.

Выгляди мне такую невесту,

Чтобы глядя на нее, не стронуться с места.

Чтобы щеки у нее были горячие,

Чтобы губы у нее были нежные,

Чтобы глаза у нее были горящие,

Чтобы зубы у нее были белоснежные,

Чтобы движения ее были быстры,

Чтобы взглядом она метала искры,

Чтобы не было во всей вселенной

Красавицы столь же совершенной.

Ворон,

Имя которого было громко выкликнуто,

Ворон,

Которым два глаза было выклюнуто,

Иссиня‑черный обжора‑ворон

Полетел в чужедальнюю сторону.

Через тринадцать горных хребтов он летит,

Зорко вниз на землю глядит.

Через двадцать три хребта он летит,

Пристально на землю глядит.

Из стороны в сторону он бросается,

Нигде не видит красавицы,

Чтобы щеки у нее были горячие,

Чтобы губы у нее были нежные,

Чтобы глаза у нее были горящие,

Чтобы зубы у нее были белоснежные,

Чтобы движения ее были быстры,

Чтобы взглядом она метала искры,

Чтобы не было во всей вселенной

Красавицы столь же совершенной.

Наконец,

Прилетает ворон в долину Моорэн,

Прилетает ворон в долину Хатан,

Где живет во дворце, среди крепких стен,

Абай Гэсэр, богатырь и хан.

Но не стал он летать

Над белоснежным дворцом,

Не стал он витать

Над серебристым крыльцом.

А стал он жадно падаль клевать,

Стал он голод свой утолять.

 

В это время

Дядя Гэсэра Саргал‑Ноен,

Сединами мудрыми убелен,

Особенным знаньем про все узнал.

Тридцать трех баторов к себе позвал.

Он прикрикнул на них на каждого:

– Лежебоки вы или стражники?

Два крыла широко простирая,

Нашу землю всю озирая,

Летает над нашей землей ворон,

Сдается мне, он не друг, а ворог.

Замыслы черные он таит,

Что‑то выведать норовит.

Он клюет сейчас тухлую падаль,

Но проверить его не надо ль?

Вы, баторы, луки возьмите,

Ворона черного застрелите.

Но баторы оказались беспечными,

Пропустили мимо ушей эти речи они.

– Птичье дело, – говорят,–

В небе летать,

Дело ворона, – говорят,–

Падаль клевать.

С птицами воевать – не наше дело,–

Так ответили баторы Ноёну белому.

 

А ворон, наслушавшись этих слов,

Будучи от природы умен и толков,

Крылами взмахнул и был таков.

Полетел он назад, к востоку,

Чтоб на место вернуться к сроку.

 

Как ни длинна река,

Но до моря все равно добирается,

Как земля ни велика,

Но цель все равно приближается.

Летел ворон дорогой длинной

И прилетел он к желтой долине,

До владений трех ханов он долетел,

И на ворота владений сел.

В это время

Старшего хана сын Эрхэ‑Тайжа,

Все на небо поглядывал, о невесте тужа.

Увидел он, что иссиня‑черный ворон,

Который был послан на чужедальнюю сторону,

Ворон к падали тухлой привыкший,

Ворон два глаза у падали выклевавший,

Уже давно на воротах сидит,

Уже давно на него глядит.

 

Принял Эрхэ‑Тайжа его как свата,

Угостил его, как гостя, вкусно и сладко.

И хоть не сажал он за стол его.

Дал ему на расклеванье бычью голову.

Тут пришли и три старшие хана

Послушать рассказ про дальние страны.

Ворон

Из головы, которую Эрхэ‑Тайжа ему выкинул,

Оба глаза сначала выклюнул,

А потом и повел без лишних прикрас

О дальних странах свой рассказ.

О том,

Как молодую округлую землю

Он трижды вокруг облетел.

О том,

Как юную плавную землю

Он четырежды облетел.

О том,

Как в далекой долине Моорэн,

О том,

Как в далекой долине Хатан,

Где живет во дворце, среди крепких стен,

Абай Гэсэр, богатырь и хан,

Есть царица Урмай‑Гоохон.

Но лично ее не видел он,

Потому что с дороги был очень голоден,

И к наблюденью терпеливому был не годен.

Стал он падаль жадно клевать,

Стал он голод свой утолять.

Но в том краю богатом и золотом,

И стар и мал говорит о том,

Что такой красавицы совершенной

Больше нету во всей вселенной,

Румяней ее и нежнее нет,

Ее мысли струятся, как лунный свет,

Ее добрые чувства такой красоты,

Как весной расцветающие цветы.

 

Выслушали ханы ворона‑птицу,

Своими мыслями стали делиться.

Стали думать, где ложь, где правда,

И решили, что все тут проверить надо,

Нельзя доверять ни сороке вздорной,

Ни этому ворону иссиня‑черному.

Решили они,

Владея большим волшебством,

Решили они,

Владея большим колдовством,

Сотворить особую птицу чудную,

Чтобы поручить ей задачу трудную.

В далекую страну ту слетать,

О небывалой красавице всю правду узнать.

Чтобы птица эта свечой взвилась,

Чтобы птица эта Дэбэн звалась.

Старший хан Сагаан‑Гэрэл

Для птицы этой под названьем Дэбэн,

Голову отчеканил из белого серебра.

Средний хан Шара‑Гэрэл

Для птицы этой под названьем Дэбэн,

Туловище отлил из желтого золота.

Младший хан Хара‑Гэрэл

Для птицы этой под названьем Дэбэн,

Крылья выковал из черного железа.

Но была эта птица до тех пор бесполезной.

Пока ханский сын Эрхэ‑Тайжа,

Этой птицей больше других дорожа,

Добавил ей мяса, костей и жил,

А потом живую душу вложил.

Вдохнул он живую душу в птицу,

Чтобы могла она вверх и вдаль стремиться.

Сумев сотворить ее и оживить,

Начали ханы птицу кормить.

Мясо быка, отделив от костей,

Дали ханы сначала ей.

Птица клюв один разок раскрыла,

И все что дадено, проглотила.

Мясо взрослого жеребца, отделив от костей,

После этого дали ханы ей.

Птица клюв два раза раскрыла

И все что подано, проглотила.

Мясо большого верблюда, отделив от костей,

На третий раз предложили ей.

Птица клюв три раза раскрыла,

И все до крошечки проглотила.

Понравилась птице мясная еда,

Насытилась птица едва‑едва.

Накормив таким образом птицу мясом,

Подступают ханы к птице с наказом,

Чтобы

Молодую круглую землю

Трижды она облетела.

Чтобы

Южную гладкую землю

Четырежды облетела.

Чтобы

Нежную ровную землю

С высоты она оглядела.

Пусть найдет она такую невесту,

Чтобы глядя на нее, не сдвинуться с места,

Чтобы не было во всей вселенной

Невесты более совершенной.

Чтобы щеки и губы были нежны,

Чтобы мысли струились, как свет луны,

Чтобы чувства были такой красоты,

Как весной распускающиеся цветы.

Чтоб движенья ее были быстры,

Чтоб глаза ее рассыпали искры,

Чтобы тело с вечера у неё светилось,

Чтобы в жены царевичу она годилась.

Таким наказом ханы птицу снабдили,

С таким наказом в путь ее проводили.

 

Огромная птица, что Дэбэном звалась,

Расправила крылья и в небо взвилась.

Загораживая крыльями и луну и солнце,

Над землей огромная птица несется.

Трижды круглую землю она облетает,

По пути всех прочих птиц истребляет,

Истребляя клювом их и когтями,

Пролетает над сушей и над морями.

Но перелетая быстро с места на место,

Не видит она нигде подходящей невесты.

Чтобы щеки и губы были нежны,

Чтобы мысли струились, как свет луны,

Чтобы чувства были такой красоты,

Как весной распускающиеся цветы,

Чтобы движенья ее были быстры,

Чтобы глаза ее рассыпали искры,

Чтобы тело с вечера у нее светилось,

Чтобы в жены царевичу она годилась,

Чтобы не было во всей вселенной

Невесты более совершенной.

 

Наконец,

Прилетает она в долину Моорэн,

Наконец,

Прибывает она в долину Хатан,

Где живет во дворце среди крепких стен,

Абай Гэсэр, богатырь и хан.

 

На большую лиственницу птица садится,

Лиственница под ней до земли клонится.

Лиственница под птицей сгибается,

Сучья под птицей ломаются.

Кое‑как она все ж уселась,

И вокруг себя огляделась.

 

В это время

Под серебряной дворцовой крышей

Засияло, словно солнышко вышло,

Словно месяц выплыл на небосклон,

То появилась царица Урмай‑Гоохон.

Ступила на серебряное крыльцо,

Показала миру свое лицо.

Прекрасная Урмай‑Гоохон, без изъяна,

Щеки у нее как заря румяны,

Губы у нее свежи и алы,

Не сравнятся с ними никакие кораллы.

Правой щекой своей

Она солнце затмила,

Левой щекой своей

Она месяц затмила,

Глаза, как звезды, сверкают ясно,

Свет разливается от белого тела,

Утренняя заря на востоке погасла,

Вечерняя заря на западе потускнела.

 

Увидела ее птица и дышать перестала,

Так Урмай‑Гоохон красотой блистала.

В это время

Дядя Гэсэра Саргал‑Ноен,

Сединами мудрыми убелен,

Особенным знаньем про все узнал,

Тридцать трех баторов к себе позвал.

Упрекнул он баторов каждого:

– Лежебоки вы или стражники?

Когда во владения наши издалека

Полосато‑пестрая прилетела сорока,

Если б погибла она от ваших стрел,

То черный ворон бы не прилетел.

Если бы ворона вы убили,

Сейчас бы спокойно и мирно жили.

Не прилетела бы сюда эта птица железная,

А задача ее пока неизвестна нам.

Но думаю, что прилетела она не с добром,

Гремя железно‑черным пером.

Голова ее серебром сверкает,

Брюхо ее золотом светится.

Наши земли она озирает,

Не иначе она – разведчица.

Свои луки вы скорее, баторы, возьмите,

Серебряную голову ей прострелите,

Своих стрел каленых вы не жалейте,

Золотую грудь вы ее разбейте.

Поточнее стрелы свои пускайте,

По железным крыльям ее стреляйте.

 

Так кричит баторам Саргал‑Ноен,

Сединами мудрыми убелен.

Но у баторов

Дрожат от испуга руки,

Но у баторов

Не натягиваются их луки.

Из колчанов не могут достать они стрелы,

Птица, между тем – улетела.

Полетела она, до воробья уменьшаясь,

Полетела она, в вошь превращаясь,

Полетела она,

Превращаясь в соринку,

Полетела она,

Превращаясь в пылинку.

 

В это время

Красавица Алма‑Мэргэн,

Абая Гэсэра молодая жена,

Отложила пряжу свою с колен,

Которой в тот день занималась она.

Схватила она лук боевой,

– Жалко будет, – Алма‑Мэргэн говорит,

– Если золотая птица с серебряной головой

Безнаказанно улетит.

Натянула свой лук Алма‑Мэргэн

И вдогонку птице, пылинкой ставшей,

Вдогонку улетевшей птице Дэбэн,

Выпустила стрелу затрепетавшую.

От ее большого пальца

Стрела стремительность получила,

От ее указательного пальца

Стрела направленность получила.

Вверх скользя,

Восемь верхних сфер стрела пронзает,

Вниз скользя,

Восемь нижних сфер стрела пролетает.

Шуршит стрела,

Дребезжит стрела,

Но скрыли ее даль и мгла.

Говорит Алма‑Мэргэн баторам сильным,

Говорит Алма‑Мэргэн баторам смелым:

– Там, куда я стрелу пустила,

Что‑то вроде бы зазвенело.

Вы коней своих оседлайте,

И когда наступит рассвет,

Вы скачите туда, узнайте,

Промахнулась я или нет.

 

Во всю прыть поскакали баторы,

Через лес, долины и горы.

В направленьи стрелы улетевшей,

Прошуршавшей и просвистевшей.

Мчат они без дороги прямо,

Через рытвины, через ямы.

Вдруг вдали на опушке леса

Увидали перо железное,

Значит, это перо стрела

Метко вышибла из крыла.

 

Утром, снова сюда приехав,

И людей захватив с собой,

На семидесяти телегах

То перо повезли домой.

Все телеги под ним скрипели,

Кони двигались еле‑еле,

Надрывая свое нутро,

Вот какое то было перо.

 

В это время

Дядя Гэсэра Саргал‑Ноен

Сединами мудрыми убелен,

Особенным знаньем наделен,

Тридцать трех баторов к себе призывает,

Тридцать трех баторов в беспечности упрекает.

Говорит он им,

Что Атая‑Улана три крепких сына

Захватили на востоке большую долину,

На берегу восточного желтого моря

Живут они себе без нужды и без горя.

Находятся в их владении обширнейший край,

А зовется троеханство Шарайдалай.

А теперь эти три восточные хана

Встают на пути войны и обмана.

Встают они

На дорогу зависти, мщенья,

Встают они

На дорогу ненависти и разбоя,

Это по их коварному наущенью

Прилетела к нам птица с серебряной головою.

Была эта птица – сплетница,

Была эта птица – разведчица.

Выискивала она, над землей кружа,

Невесту для царевича Эрхэ‑Тайжа.

Жаль, что промахнулась Алма‑Мэргэн,

Стреляя в птицу ту Дэбэн,

Задела стрела лишь ее крыло,

Потеряла птица лишь одно перо.

 

Ну, а вы‑то баторы,

Бойцы или бражники?

Лежебоки вы или стражники?

Когда Абай Гэсэр на охоте,

Слишком вы беспечно живете.

Больше всех я сам виноват,

Но стал, как видно, уж староват.

А теперь эта птица, без одного пера,

Уже долетела до реки Шара.

Парит она и сверкает,

В синем небе кружа.

Как ее приманить не знает

Царевич Эрхэ‑Тайжа.

 

Он зарезал коня спозаранку –

На восемь пальцев подкожный жир.

Эту тушу он как приманку

На виду положил.

Туша жирная кровоточит,

Аппетитный имея вид,

Но спускаться птица не хочет

В поднебесье она парит.

Эта птица с крылом покалеченным

Не желает конины красной,

А желает она человечины,

Бело‑нежного, сладкого мяса.

 

Тогда взяв одного из подданных,

Перерезали горло‑жилы,

На пригорок высокий подняли,

Так чтоб виден был, положили.

Манят птицу криками, знаками,

Поднимая гомон и свист.

Увидавши кусочек лакомый,

Стала птица спускаться вниз.

Вот уселась, клюнула метко,

Кровожадной алчбы полна,

Проклевавши грудную клетку,

Добралась до сердца она.

Ханы черные, Шарайдаи,

Те, что лакомство птице дали,

Смотрят, как она плоть клюет,

Кровь живую из сердца пьет.

А когда ее ублажили,

Накормили и напоили,

Посылавшаяся с наказом

Приступила птица к рассказу.

 

О том,

Как молодую круглую землю

Трижды она облетела.

О том,

Как юную гладкую землю

Четырежды облетела.

О том,

Как нежную ровную землю

С высоты она оглядела.

О том,

Как летала она беспрестанно,

Озирая сверху дальние страны,

Выискивая такую невесту,

Чтоб взглянув на нее, не сдвинуться с места,

Чтобы не было во всей вселенной

Невесты более совершенной.

Чтобы щеки и губы были нежны,

Чтобы мысли струились, как свет луны,

Чтобы чувства были такой красоты,

Как весной расцветающие цветы,

Чтоб движенья ее были быстры,

Чтоб глаза ее рассыпали искры,

Чтобы тело с вечера у нее светилось,

Чтобы в жены царевичу она годилась.

Но летая быстро с места на место,

Нигде не нашла она такой невесты.

Наконец,

Прилетела она в долину Моорэн,

Наконец,

Прибыла она в долину Хатан,

Где живет во дворце, среди крепких стен,

Абай Гэсэр богатырь и хан.

Жаворонки там с утра поют,

Ручейки там среди травы звенят,

Ключевую воду там люди пьют,

Выращивают ягняток и жеребят.

В благодатную страну Дэбэн прилетела,

На старую лиственницу опустилась,

Но не выдержала лиственница ее тела,

Согнулась лиственница и надломилась.

Но кое‑как она все ж уселась

И вокруг себя огляделась.

 

В это время,

Словно солнце вышло на небосклон,

То появилась царица Урмай‑Гоохон.

Ступила на серебряное крыльцо,

Показала миру свое лицо.

Глаза, как звезды, сверкают ясно,

Свет разливается от белого тела,

Утренняя заря на востоке погасла,

Вечерняя заря на западе потускнела,

Там, где плавно она шагает,

Трава зеленая вырастает.

Там, где гибко она идет,

Трава, как яркий ковер, цветет.

Увидев царевну, я дышать перестала,

Такой красотой она блистала.

В это время

Дядя Гэсэра Саргал‑Ноен,

Сединами мудрыми убелен,

Особенным знаньем про все узнал,

Тридцать трех баторов к себе позвал,

Упрекнул он батора каждого:

– Лежебоки вы или стражники?

Полосато‑пеструю сороку

Вы упустили,

Иссиня‑черного ворона

Вы не убили,

А ведь были эти птицы сплетниками,

Были они разведчиками.

Теперь вот птица Дэбэн прилетела,

Все разнюхала, все разглядела.

Прилетела она не с добром,

Гремя железно‑черным пером.

Голова ее серебром сверкает,

Брюхо ее золотом светится,

Наши земли она озирает,

Не иначе она – разведчица.

Свои луки вы скорее, баторы, возьмите,

Серебряную голову ей прострелите.

Своих стрел каленых вы не жалейте,

Золотую грудь вы ее разбейте.

Поточнее стрелы свои пускайте,

По железным крыльям ее стреляйте!

 

Но я, услышав такое дело,

Расправила крылья и улетела.

Летела я,

До воробья уменьшаясь,

Летела я,

В вошь превращаясь,

Летела я,

Превращаясь в соринку,

Летела я,

Превращаясь в пылинку.

В это время

Нашелся у них меткач‑стрелок,

В соринку‑пылинку он прицелиться смог,

Послал он мне вдогонку стрелу,

Царапнула стрела по моему крылу.

Очень крепкой была стрела,

Вышибла она перо из крыла.

Перо мое на землю упало…

А я, признаться, очень устала.

Пространство было слишком широкое,

Небо было слишком высокое,

Далеко я слишком летала,

И, признаться, очень устала.

Полечу я туда, где вечный холод,

Где море льдами тяжелыми сковано,

В ледовитом краю на три года усну,

В трехгодичном сне хорошо отдохну.

 

После этого

Крыльями она замахала,

В небо взвилась, из глаз пропала.

Полетела она повыше гор,

Полетела она пониже звезд,

Где лежит во тьме ледяной простор,

Где трещит во мгле костяной мороз.

Улетела черная птица Дэбэн,

Где океан лежит ледовит и бел,

А три хана Шарайдая призадумались,

Закручинились, пригорюнились.

Эта птица у нас всю скотину пожрет,

Эта птица у нас всех людей поклюет.

Полежит она там, сил наберется,

А жрать да клевать сюда вернется.

Опустошит она все наши угодья,

Если не расправимся с ней сегодня.

Поручают Эрхэ‑Тайжа почтенные ханы

Отправиться к Ледовитому океану,

Чтобы он расправился с черной птицей Дэбэн.

Дают ему плетеный белый ремень,

Сжимающийся до четырех вершков,

Растягивающийся на тысячу шагов.

Этим белым ремнем плетеным

Надо сонную птицу связать‑скрутить.

Птицу связанную и плененную,

Надо в черную воду под лед спустить.

 

Сагаан‑Гэрэл хана сын Эрхэ‑Тайжа

Ищет птицу, среди льдов кружа.

Ремень у него наготове в руке,

Но не видно птицы ни вблизи и ни вдалеке.

Наконец в краю, где живут морозы,

Где, как горы ледяные, торчат торосы,

Между двух торосов, как между стен,

Обнаружил он спящую птицу Дэбэн…

 

Ремнем,

Сжимающимся до четырех вершков,

Ремнем,

Удлиняющимся на тысячу шагов,

Своим белым ремнем плетеным

Он железную птицу связал‑скрутил,

А потом ее, сонную и плененную,

В черную воду под лед спустил.

Спустил он ее на дно глубокого океана,

Как велели ему три старших хана.

 

После этого

Три хана, долиной желтой владеющие,

Шарайдаи,

Бесчисленных подданных имеющие,

Чтобы старшего сына Эрхэ‑Тайжа женить,

Решили

Урмай‑Гоохон солнцеликую,

Наидостойнейшую царицу,

Красотой несравненной блистающую,

Свет дневной затмевающую,

Захватить, отобрать, пленить.

 

Великое множество воинов

С севера они призвали,

Бессчетное множество воинов

На юге они собрали.

Поставлен был во главе войска

Хан Бирууза‑Ноен,

Полководец доблестный и геройский,

Искусством воинским наделен.

Стал он готовиться тщательно,

Собираться он стал внимательно.

 

Направился он с войском к долине Моорэн,

Повел он воинов к долине Хатан,

Где жил во дворце, среди крепких стен,

Абай Гэсэр, богатырь и хан.

Движущимся воинам потерян счет,

Движущееся войско как река течет.

Передние воины травы мнут,

Задние воины по камням идут.

 

Из долины в долину войско идет,

А людям кажется, что лес растет.

Идет войско и не кончается,

А людям кажется – камыш качается.

Передвигается черное войско ползуче,

А людям кажется – движется туча.

Передвигается войско по горам,

А людям кажется, что буран.

Двинулось