Глава 37. ОБМАНУТЫЕ ПРЕСЛЕДОВАТЕЛИ

 

Джарвин никогда не сомневался в том, что самовлюбленный Обмылок был живым воплощением всех известных грешному миру пороков. Но это заявление, казалось, стало неожиданной демонстрацией какого‑то сверхъестественного уважения к приказам и мнению Питера Хейла. И как раз это‑то никак не укладывалось в голове у Джарвина. Тяжело дышавшие мустанги остановились, и в наступившей тишине было слышно, как где‑то вдалеке гудит земля под копытами коней приближающегося сборища разгневанных хищников.

– Вылезайте из повозки! – приказал голос Питера.

Джарвин неохотно поднялся со своего места – как если бы на него было направлено дуло пистолета – и повиновался. Обмылок был уже на земле, и Питер увлек их обратно к мосту.

– Он собирается сдать нас! – простонал Джарвин на ухо Обмылку. – Продержит здесь под прицелом своих пушек, а затем сдаст той шайке – лишь бы только сберечь свою собственную шкуру.

– Заткнись! – рявкнул на него Обмылок. – Ты выпил лишнего!

И он застыл в молчании перед хозяином, демонстративно повернувшись спиной к мистеру Джарвину.

– Итак, – рассудительно проговорил Питер, – ясно, что оторваться от этих ребят мы не сможем. А раз так, то следовательно, нам необходимо их задержать. Единственное место, где мы можем остановить их и тем самым обеспечить себе пути к отступлению – вот этот мост.

– Не дадим м перейти через мост. Ну конечно же, мы втроем сможем сдерживать их здесь всю ночь! – радостно воскликнул Обмылок.

– Чтобы поутру нас изрешетили свинцом? – вставил Джарвин. – Нечего сказать, Хейл, здорово придумано!

Питер оставался совершенно спокоен.

– Это наш единственный шанс. Или мы остановим их у моста, или все мы – покойники! Так что пойдемте взглянем, что за работенка предстоит!

– Черт возьми, Хейл, что ты имеешь в виду?

Даже Обмылок теперь глядел на своего повелителя, будучи не в силах скрыть охватившие его испуг и замешательство.

– Давайте спустимся под мост. Идите за мной, – сказал Питер, возглавляя шествие.

Они покорно последовали за ним. В призрачном свете луны можно было разглядеть, что моста на этом берегу покоился на двух массивных валунах.

– Значит так, – сказал Питер, – мы откатим в сторону один из камней и столкнем мост в реку – в противном случае нас вздернут ещё до рассвета. Все ясно?

Они взглянули на Питера, а затем, подняв головы посмотрели на освещенную луной полоску дорогу, белеющую в темноте и на надвигавшиеся тени, а затем дружно уперлись руками в каменную глыбу. Их было трое – трое сильных мужчин, но тяжелый, словно вросший в землю камень лишь слегка подрагивал, но так и не сдвинулся с места несмотря на все их усилия.

Раньше всех терпение лопнуло у Обмылка.

– Давайте‑ка я заберусь снизу и упрусь в него спиной! – предложил он. Он лег на спину, упираясь в берег чуть согнутыми в коленях ногами, подставив под валун свои могучие плечи.

– Сейчас! – подал сигнал Обмылок.

В то время, как все они разом снова налегли на камень, его ступни зарылись глубоко в мягкую землю. Там для них нашлась прочная опора. Затем в игру начала постепенно включаться вся мощь его тела – не разом, ибо он был не из тех, кто имеет обыкновение выкладываться до конца с первой же попытки – а медленно, понемногу. Острый край валуна больно впился в мышцы плеча, прорезая их до самой кости; они слышали, как Обмылок стонет от нестерпимой боли, но он не сдавался. Воодушевленные столь могучей выдержкой двое его приятелей, тоже удвоили свои усилия.

Валун задрожал; с обрыва посыпались мелкие камешки, и неожиданно глыба сдвинулась с места и тяжело загрохотала вниз по склону. Она едва не задела Питера; Джарвин тоже успел отскочить. Мост накренился и осел на одну сторону, съезжая вниз, прямо на распростертого на земле под ним негра, в то время, как каменная глыба благополучно свалилась с обрыва, ударяясь о дальнюю стену каньона, а затем с грохотом полетела в воду, на поверхности которой на месте падения взметнулся фонтан брызг и белой пены.

А что же Обмылок?

– Он готов! – выкрикнул Джарвин. – Слава Богу, избавились. Уж теперь мы с тобой, Пит, мальчик мой…

Но Питер не дал ему уйти. Совместными усилиями им удалось немного приподнять краешек обрушенного моста. И вот из темноты вылез чертыхающийся и отплевывающийся Обмылок.

– Похоже, я нечаянно проглотил паука. Джарвин, дай‑ка хлебнуть чего‑нибудь.

– Подожди пить, Обмылок, у нас ещё остались кое‑какие дела, – сказал Питер. – Нам нужна твоя сила, чтобы столкнуть мост вниз. Гляди! Все доски, удерживавшие его, уже оторваны – так что давайте‑ка дружно наляжем!

Собравшись с силами, они разом навалились на доски, приподнимая и тут же отпуская их. Дерево отчаянно заскрипело – конец сооружения заскользил вниз, и Питер, не удержав равновесие, упал, оказываясь у него на пути. Подняться самостоятельно он не мог, и огромная махина наверняка скинула бы его с обрыва в пропасть. Но тут сильная рука подхватила его и легко выдернула обратно.

Обмылок усмехнулся.

– Этим мостам ничего не страшно! Они не боятся даже вас, мистер Хейл!

И вот Питер, придерживаясь одной рукой за мускулистое плечо Обмылка, глядел на то, как мост на мгновение застыл на месте, а затем сорвался с края обрыва. С оглушительным грохотом и треском дальний конец моста отделился от своей опоры, описывая в воздухе большую дугу, и все сооружение рухнуло в реку.

Все трое поспешили вернуться обратно к оставленным лошадям. Но теперь уже не было никакой необходимости торопиться. Кони в два счета домчали их до спасительного островка каких‑то низкорослых деревьев, а преодолевая склон холма, можно было безбоязненно оглядываться назад, чтобы увидеть, как по дальнему берегу мечется темная масса разгневанных всадников. Переправиться через ущелье в этом месте не было никакой возможности. Никакой конь не сможет спуститься вниз по практически отвесному каменистому берегу.

Все, что оставалось преследователям, так это повернуть назад и мчаться к ближайшему мосту, находившемуся за многие мили отсюда – или же попытаться найти переправу где‑нибудь поближе. Поймать беглецов этой ночью им уже не удастся; это совершенно очевидно. А к тому времени, как их загнанные лошади сделают крюк, вся троица будет уже очень, очень далеко – на пути к руднику и ожидавшей их там безопасности.

Для обоих мошенников путешествие обернулось просто увеселительной прогулкой, но только не для Питера. Всю дорогу обратно он ехал, понуро опустив голову, и слушая в пол уха поток громкой болтовни и комплиментов в свой адрес, щедро отпускаемых обоими попутчиками. Как уже не раз подчеркивал в своих речах Обмылок, только благодаря силе своего нового союзника, и Джарвин, и он сам, неоднократно за время этой вылазки избегали гибели, находясь буквально на волоске от смерти.

Ближе к утру Джарвин задремал. Он проснулся, когда на небе забрезжил серый рассвет и тут же крикнул:

– Эй, Питер!

Питер Хейл подъехал поближе к повозке.

– Питер, мне приснился сон, как будто бы я отбиваюсь от змей… тут ты протягиваешь руку… за тысячу миль, с севера… и вытаскиваешь меня обратно. Питер, дай Бог тебе здоровья, и чтобы со мной было бы сейчас, если бы не ты?

Ответ был очевиден, и поэтому Питер не стал утруждать себя им. Они просто ехали дальше. Утро было уже в самом разгаре, когда было решено устроить привал, чтобы дать отдых загнанным лошадям и немного поспать самим. День клонился к вечеру, когда они, наконец, добрались до рудника.

В их отсутствие телеграф и телефон сделали свое дело.

Перед хижиной Джарвина расхаживал высокий, худощавый человек. А чуть поодаль выжидающе толпились ухмылявшиеся рабочие с рудника, с большим интересом наблюдавшие за происходящим.

– Это Уилл Наст! – ахнул Джарвин, увидев незнакомца. – Какого черта ему здесь нужно?

Но Уилл Наст, похоже, пребывал в хорошем настроении. Приветственно помахав им, он затем остался стоять, подбоченясь, в то время, как ветер раздувал полы его сюртука, под которым виднелась блестящая звезда шерифа.

– Ну что, ребятки, – сказал он, – хорошо погуляли?

Они молча кивнули, ожидая продолжения, оставаясь стоять перед ним, словно провинившиеся ученики перед строгим учителем.

– Что касается тебя, Обмылок, то мне кажется, твое истинное призвание – боксерский ринг. Честно сказать, я и прежде частенько недоумевал, почему ты до сих пор не посвятил себя этому делу. И деньги там даются легче, чем здесь – да и зарабатываются они не столь бесчестным путем!

В ответ Обмылок лишь хмыкнул и отступил назад, радуясь тому, что так легко отделался.

– А ты, Джарвин, – продолжал шериф, – шулер вонючий… паршивая жирная крыса и просто старая сволочь, вот ты кто. Я уже очень давно надеюсь на то, что придет день, когда у меня, наконец, появится благовидный предлог для того, чтобы засадить тебя за решетку. И поэтому, получив первые сообщения о том, что вы там устроили, я уж обрадовался, что это время настало.

Но, похоже, я ошибся. Вот незадача‑то! И сейчас тебя спасло только то, что там обошлось без жертв. Так что радуйся. Ты прославился ещё больше. Все что пока имеется против тебя – так это подозрения, что ты опять занимался мухлежом. Было такое?

Он повернулся спиной к Майку Джарвину – что было довольно рискованно, принимая во внимание то, что он только что ему наговорил. Но Майк Джарвин был из тех, кто не привык действовать открыто, среди бела дня – да ещё к тому же и при свидетелях. И хотя лицо его побагровело, а на щеках задвигались желваки, он не спешил хватиться за пистолет.

– А теперь, – сказал шериф, обращаясь к Питеру, – я думаю, тебе, Питер Хейл, пора вернуться домой. А ты как думаешь?

– У меня заключено соглашение с мистером Джарвином, – сказал Питер. – Ну как, Джарвин, ты меня отпустишь?

Грубо хохотнув, Джарвин поднял руку над головой и щелкнул пальцами.

– Отпустить тебя? Слушай, Наст, ты когда‑нибудь слышал, чтобы Майк Джарвин взял да и просто так выбросил в море пригоршню бриллиантов? Но разве могут сравниться какие‑то бриллианты с Хейлом? А?

Шериф снова заговорил с Питером.

– Пит, и что это вдруг на тебя нашло? Зачем ты это сделал?

– Объясню коротко и ясно, шериф, – сказал Питер. – Если бы я отказался, то угодил бы прямиком за решетку.

Понимающий взгляд Уилла Наста посерьезнел.

– Это и в самом деле настолько серьезно?

– Да.

– Тогда ты мне ничего не говорил, и я ничего не слышал. Но может быть ты все же проводишь меня? Мне нужно поговорить с тобой о твоем отце.

 

Глава 38. ПИСЬМО

 

Дверь дома МакНэра громко хлопнула, и на переднюю веранду вышел Чарльз Хейл. Мистер МакНэр сидел, откинувшись назад, на прислоненном спинкой к стене стуле и зацепившись каблуками башмаков за нижнюю перекладину. Он не повернул головы, но все‑таки поинтересовался:

– Что Чарли, повезло тебе сегодня?

– Сэр, – проговорил Чарли, – но как вы догадались?

– Вижу, тебе есть, что рассказать, – сказал МакНэр. – Так что давай, выкладывай.

– Знаете, сэр, она назначила день свадьбы.

– Кто?

– Рут, мистер МакНэр.

– Ну надо же! – сказал отец, и, широко зевнув, равнодушно уставился на кандидата в зятья.

– Да, – подтвердил Чарли. – Если вы не возражаете… на следующую пятницу.

– Быстра, однако, не правда ли? Ну, если уж она так решила…

Чарльз вежливо кашлянул.

– Если вы, конечно, не возражаете…

– Я? А почему я должен возражать? Мне за тебя замуж не выходить.

Чарльз смутился и густо покраснел.

– Ну тогда я, пожалуй, пойду, – пробормотал он наконец.

– Пока, Чарли.

– Но все‑таки, – вдруг заговорил Чарли, оборачиваясь, – как здорово, что она так резко передумала, когда… – Он осекся и замолчал.

– Когда ты уже решил, что она собирается замуж за Питера, да?

– Ну в общем‑то… – начал Чарльз.

– Тогда послушай, что я тебе скажу, – перебил его ранчеро. – Твой кузен уехал из этих мест и уже успел так прославиться, что она очень гордится возможностью выйти замуж хотя бы за его родственника. Я думаю, что именно поэтому она так поспешно передумала. А ты сам‑то как считаешь?

– Честно говоря, – сказал Чарльз, – я предполагал… то есть, я хочу сказать, мне казалось…

– Что после той заварухи в Лоусон‑Крик Питер дискредитировал себя и навсегда выбыл из игры? Ты так думал?

– Может быть вы и правы, сэр.

– Зная характер своей дочери, – сказал МакНэр, – я не думаю, что она столь наивна и глупа, чтобы отвергнуть мужчину только из‑за того, что он и на своих протезах может драться лучше всех остальных, тех, у которых с ногами все в порядке.

Смутившись ещё больше, Чарли поспешно удалился, чувствуя, что завязать приятную беседу с отцом Рут в этот день ему все равно не удастся. Оседлав коня, он выехал на дорогу, где навстречу ему попался спешивший куда‑то Росс Хейл. Оба резко осадили коней.

– Как дела, Чарли? Какие новости? – устало спросил дядюшка у племянника, нетерпеливо поглядывая в сторону дома МакНэра.

– Ничего нового, – сказал Чарли, – разве только то, что в пятницу мы с Рут поженимся.

И он поехал дальше, улыбнувшись побледневшему Россу Хейлу. Последний же ещё некоторое время ошалело стоял посреди дороги. Затем он, наконец, тронулся с места, и его конь медленно брел до тех пор, пока сам не установился у коновязи перед домом МакНэра.

– Решил погреться на солнышке, Росс? – окликнул его МакНэр.

Росс спешился и подошел к веранде.

– Ну и какие у тебя планы? – поинтересовался МакНэр. – Я слышал, ты собираешься прикупить у Уэстона те сорок акров земли, что граничат с твоими черноземами?

– Да, собирался, кажется, – вздохнул Росс Хейл. – Дело в том… – Он снова горестно замолчал.

– Присаживайся, отдохни, – гостеприимно предложил ранчеро.

Но погруженный в раздумья Хейл, похоже, не слышал его.

– Ну как, Росс, есть какие‑нибудь новости? – участливо поинтересовался МакНэр.

– Ничего нового. Он все ещё там.

Сказав это, он обратил взор к окутанным сизой дымкой холмам, вглядываясь в даль через колышущуюся над землей пелену дрожащего зноя, в то время, как рука его медленно вынула из кармана сложенный листок бумаги.

– Письмо от Питера?

– Да, от моего Питера.

– Так значит, у него все в порядке?

– Говорит, что чувствует себя нормально.

На веранде снова воцарилось тягостное молчание. Мистер МакНэр неловко заерзал на своем стуле.

– Должно быть тебе надо увидеться с Рут?

Хейл вздрогнул от неожиданности.

– Честно говоря, да.

– Тогда позвони прислуге. Пусть кто‑нибудь из негров сходит за ней. Росс Хейл позвонил в колокольчик, и все так же рассеянно передал приказание слуге. После непродолжительной паузы на лестнице, ведущей в комнаты снова раздались шаги и ленивый голос сказал:

– Мисс Рут сказала, что она очень сожалеет – у неё очень долит голова. Она даже не может встать с постели. Может быть, вы желаете передать ей что‑нибудь на словах?

– Эй, ты! – окрикнул МакНэр.

Слуга с готовностью подскочил к нему.

– Да, мистер МакНэр?

– Ступай наверх и приведи эту безмозглую девчонку, понял. Скажи, что я её зову. Тебе все ясно?

Было слышно, как торопливые шаги слуги удаляются от двери, исчезая где‑то в недрах большого дома.

– Что ты, старина, – запротестовал Хейл, – если Рут плохо себя чувствует, то я не хочу её тревожить.

– Не болтай чепухи, Росс. Лучше присядь и отдохни. Хочешь табака? Нет? По‑прежнему куришь сигареты? Скажу тебе честно, что я, лично, это дело не одобряю. Слишком много грязи. И пепел этот повсюду. То ли дело табак пожевать – чисто и хорошо. А тут наблюдаю за ястребом, что кружит над птичьим двором Митчела. Ты только глянь, как парит. Правда, красиво?

Росс Хейл ничего не ответил. Он снова тоскливо посмотрел на голубые вершины холмов и темные ближние склоны. Его взгляд остановился, и он снова вздохнул.

В доме снова послышались шаге, и затем скрипнула дверь.

– Ты посылал за мной, отец? Здравствуйте, мистер Хейл! Как у вас дела?

– Да так, живем помаленьку, – ответил Хейл, равнодушно глядя на нее.

– У меня так голова разболелась…, – начала девушка слабым голоском.

– Перестань нести чепуху, Рут, – перебил её отец. – Перед тобой отец самого сильного парня и замечательного стрелка, каких уже давно не знала наша округа. Он оказал тебе честь, приехав сюда исключительно ради тебя, а ты отказываешься поговорить с ним только потому, что у тебя, видите ли, болит голова? Проводи гостя в дом, усади, где попрохладнее, угости его кофе. Он хочет сказать тебе что‑то важное и ужасно личное!

Девушка оказалась в безвыходном положении. Она пригласила Росса Хейла в прохладную гостиную и покорно принесла ему кофе, который так и остался стоять нетронутым на столике. Россу не хотелось кофе. В руке он все ещё держал письмо.

– Вы хотите сказать что‑то о письме? – в конце концов, спросила Рут.

– Что‑что? – рассеянно пробормотал Хейл. – Письмо? Ах, да! – Еще немного помолчав, он, наконец, собрался с мыслями и сказал: – Я тут встретил Чарльза… – Он снова замолчал и задумчиво поглядел на нее.

– Да, – сказала Рут МакНэр, слегка краснея.

– Что ж, – проговорил Росс Хейл. – Чарли – хороший парень.

Он снова замолчал, и внезапно Рут поднялась со своего места и пересела на стул рядом с его креслом. Она обеими руками взяла его огромную, грубую ладонь.

– Но вы ведь ехали в такую даль не для того, чтобы поговорить о Чарльзе, правда?

– Конечно же, дорогая, не за этим. Но видишь ли… – Он снова запнулся, глядя на то, как загорелись её глаза и с удивление замечая стоящие в них слезы. – Сказать по правде, я очень надеялся… Но это уже не важно. Я приехал сюда, чтобы спросить у тебя, Рут, не откажешься ли ты мне помочь?

– Я согласна, – сказала она, – с радостью!

– Но сначала скажи… это все из‑за того, что произошло в Крике?

Она кивнула и потупилась. Но затем заставила себя снова поднять глаза.

– Да‑да, я понимаю, – сказал Росс Хейл. – Любая девушка испугалась бы, узнав о том, что там творилось.

– Если бы он только написал мне, – не выдержала она. – Если бы только все объяснил… но вот так, неожиданно исчезнуть… а потом ещё терроризировать окрестности на пару с этим чудовищем, с Джарвиным; о, дядюшка Росс, как же я могла вынести такое? Сидя здесь, дома… и оставаясь в неведении… сходя с ума от горя.

– Да, конечно, – согласился ранчеро. – Точно. Сходя с ума от горя. Боже мой, как одиноко может быть в доме! Наверное, хуже, чем в могиле, гораздо хуже! Когда‑то я испытывал жалость к тем людям, которые умерли. Но это было давно. Я тогда был слишком молод. Но если говорить о Питере, то, знаешь, никак повлиять на него я не могу. Я писал ему, много писал. И он всегда отвечал, присылал длинные, добрые письма.

Он снова замолчал.

– А что потом? – чуть слышно прошептала девушка.

– Странно, конечно, – пробормотал отец, – но у него довольно скверный почерк… хоть он и учился в колледже. И закончил его с отличием! Смотри, как он ужасно написал адрес!

Росс показал конверт.

– Да, – выдохнула Рут.

И вдруг расплакалась.

 

Глава 39. «ЕГО ДРУЗЬЯ»

 

Росс вышел обратно на веранду и сел, пребывая в ещё большей растерянности, чем прежде. Прошло ещё полчаса, а он так и не перекинулся с гостеприимным хозяином ни единым словом. В конце концов, МакНэр решил первым нарушить затянувшееся молчание.

– Что‑то короткий у тебя получился разговор с Рут, старина.

На что Росс Хейл ответил:

– Но ведь нельзя ожидать от девушки, что она станет говорить и плакать одновременно, правда?

– Из‑за чего плакать? – забеспокоился МакНэр.

– Не знаю, – пробормотал мистер Хейл. – Я показал ей это письмо, просто сказал, какой у моего мальчика скверный почерк…

Он замолчал, и МакНэр тоже решил оставить это без комментариев. Но на протяжении следующего часа его взгляд стал все чаще и чаще задерживаться на лице гостя. Наконец, тот поднялся, и оперевшись на мгновение о деревянный столб, подпирающий крышу веранды, сказал:

– Что ж, Мак, спасибо за гостеприимство. Приятно было поболтать. Мне пора.

– Пока, – ответил МакНэр и принялся сосредоточенно строгать палку. – Ты заезжай, когда ещё что‑нибудь узнаешь, – добавил он, когда Росс Хейл уже оседлал коня.

Он с завидным упорством продолжал строгать и не оторвался от своего занятия, пока его друг, наконец, не скрылся из глаз.

– Глядеть вслед уезжающему – плохая примета, – сказал МакНэр сам себе.

В тот вечер за обедом царило гробовое молчание.

Когда же дошла очередь до пирога – мистер МакНэр имел обыкновение есть пирог по крайней мере дважды в день – он позволил себе заметить вслух:

– Рут, ты опять выходила на улицу без шляпы. Негоже бросать деньги на ветер.

– Я не понимаю, что ты имеешь в виду, – ответила Рут слабеньким голоском.

– У тебя красные глаза, – сказал МакНэр, сидя с набитым ртом. – Ну‑ка, отрежь мне ещё кусок пирога.

Она покорно выполнила просьбу отца.

– Так при чем здесь выброшенные на ветер деньги, отец?

– Кто? – строго переспросил он.

– То есть, папочка, – поправился она.

– Так ты же постоянно требуешь покупать тебе разные кольд‑кремы, изводишь их на свое лицо, якобы для того, чтобы стать белой, как отбеленное полотно. Твоими словами это называется «хороший цвет лица». После этого ты выходишь на солнце и снова краснеешь – это я и называю выброшенными на ветер деньгами!

– Я не выходила на солнце, честное слово, – возразила девушка.

– Неужели?

– Я… у меня болела голова, – пояснила она.

– Разве от головной боли становятся красными глаза?

– Должно быть это невралгия, – с надеждой предположила она, уставившись в собственную тарелку.

– Не по такой погоде… невралгия отпадает. Придумай ещё что‑нибудь.

– Честно сказать, я просто была немножко расстроена.

– Это чем же?

Она молчала, задумчиво закусив губу.

Тогда отец грохнул кулаком по столу и взревел:

– Что случилось?

– Я… я немного поплакала.

– Ха! Плакала? Из‑за чего?

– Мистер Хейл меня немного расстроил.

– Он тебя расстроил? – переспросил отец, порывисто отодвигаясь от стола. – Старый идиот! Сейчас я ему позвоню и теперь уж выскажу все!

– Нет, папочка, не надо!

Он поднялся и направился к двери.

– Путь этот Росс Хейл знает, что я о нем думаю!

У него за спиной зашуршали юбки, и дочь схватила его за руку.

– Нет, папочка, пожалуйста, не надо!

– Что он там себе воображает?! – не унимался МакНэр.

– Это все из‑за письма, честное слово.

– Зачем это ему ещё понадобилось писать тебе письма?

– Это было не его письмо… то есть… он просто показал мне письмо.

– Какое письмо?

– От Питера, – прошептала она.

– И что же он там написал?

– Ничего. Я не знаю. Я только видела адрес.

– Иди обратно и сядь, – сказал отец. – Теперь мне все ясно.

Она с готовностью вернулась на свое место, а отец принялся доедать свой пирог.

– Я понимаю, что тебя тревожило, милая. Ведь именно поэтому ты и решила выйти замуж за такого прекрасного парня, как Чарли Хейл, да?

Она низко опустила голову.

– А потом некто напоминает тебе о всем самом мерзком, что только есть в семействе Хейлов…

– О мерзком? – перебила девушка, удивленно вскидывая голову.

– О, я понимаю, каково тебе сейчас, – нежно проговорил МакНэр. – Собираясь замуж, девушка начинает задумываться о будущем, о детях. Хоть бы ваши детки удались бы такими же благополучными, как вы с Чарли. Это было бы просто здорово, большего и пожелать нельзя. Но какова на самом деле реальность? А она такова, что в роду у Чарли имеется и плохая кровь, которая тоже может быть запросто унаследована, и не дай Бог, получится так, что потомство ваше окажется столь порочно, что твое материнское сердце будет просто‑таки разрываться от горя. Я знаю, о чем ты сейчас думаешь, Рут.

– Нет, нет! – запротестовала она. – Это не так…

– Перестань, – отмахнулся от неё отец, – я все знаю! Я же вижу тебя насквозь. Только и думаешь, что о том, что будет с вами дальше. Именно так! Не дай Бог один из твоих сыновей окажется таким, как Питер!

Сцепив руки, он страдальчески закатил глаза и в ужасе покачал головой. Но когда он снова взглянул на дочь, то увидел, что она неподвижно сидит перед ним, сверкая глазами. Этот блеск был ему хорошо знаком, ибо он видел его и прежде – в её глазах – и в собственном зеркале!

Она натянуто сказала:

– Не понимаю, к чему ты клонишь. Потому что мне непонятно, чем так плох Питер Хейл.

– Что?!

Она насупилась ещё больше.

– Что слышал! – запальчиво огрызнулась Рут.

Он позволил себе расслабиться и постарался обратить все в шутку.

– Не понимаешь, чем он плох? Что ж, дорогая, зато я понимаю! Человек, который хватается за оружие и расстреливает людей…

– Да кого он убил‑то? – резко перебила его дочь.

– Послушай, Рут… ты же не будешь отрицать, что он стреляет, как заправский ганфайтер?

Она смущенно отвела глаза.

– Но он не один, кто носит при себе пистолеты в этих краях, и тебе, папочка, это известно, как никому!

– Пистолеты? Брось, их цепляют для красоты, – отмахнулся он от дочери.

– Безобидные игрушки. Только и всего. Взят, к примеру, хотя бы меня. Я человек мирный и вовсе…

– Пап! А три года назад…

– Ты имеешь в виду того индейца из Окла…

– А за два года до того, когда ты…

– Ты имеешь в виду того наглого, косого и мерзкого скандалиста из Нью‑Йорка? Так это же…

– А всякий раз, как ты уезжал из дома, когда я была ещё маленькой – разве не переживала мама за тебя? Ведь она до смерти боялась, что ты ввяжешься в какую‑нибудь историю…

– Перестань, твоя матушка была хорошей женщиной. Но слишком уж пугливой и впечатлительной. Нервничала из‑за каждого пустяка, по всякому поводу и без повода.

– К тому же, – выпалила Рут, – то, что Питер сделал в Лоусон‑Крик было… было… просто смело! Он герой!

– Вот как? Герой, переполошивший и запугавший до смерти целый город? Вынудивший сотни порядочных, законопослушных граждан влезать на заборы и искать убежища в погребах? Это, по‑твоему, и есть геройство?

– Но он… он же никого не убил, – побледнев, проговорила девушка.

– Люди от ужаса седели на глазах – я видел Джада МакКрудера. Совсем седой – а все из‑за того ада, что этот проходимец Питер устроил в Лоусон‑Крик!

– Чепуха! Он начал седеть ещё три года назад.

– Этот вой Питер гонял людей по улицам города… дошел до того, что сбил с ног собственного кузена. Какая жестокость!

– Чарльз в состоянии сам за себя постоять!

– А потом, увидев толпу в две или три сотни человек, которая, изловив одного мошенника, собралась линчевать его – избавив тем самым закон от излишней траты драгоценного времени и денег – он собственноручно освободил того негодяя, после чего отправился дальше, едва не покалечив двадцать‑тридцать других порядочных, сильных, отчаянных парней ради какого‑то паршивого черномазого, которому те как раз собирались свернуть шею. И после всего этого ты оправдываешь его, считаешь, что он поступил красиво?

Она вскочила из‑за стола и стояла, уперев руки в боки.

– Я защищаю и оправдываю каждый из его поступков, все до единого! – воскликнула Рут МакНэр.

– Зато потом он бежал, попутно разрушив и скинув в реку мост, чтобы уйти от возмездия миролюбивых, законопослушных горожан.

– Да кому нужно линчевать бедного Питера! И ты знаешь это! Тебе это прекрасно известно!

– А разве он этого не заслужил?

– Папа!

– Не смей кричать на отца! Я вижу тебя насквозь и говорю то, что у тебя на душе!

– Но ты не знаешь всего, что у меня на сердце!

– Это надо же, устроить такой погром в Лоусон‑Крик только ради того, чтобы позабавиться!

– Нет, нет, нет! Он сделал это ради спасения друзей…

– Вот! Ты сама это сказала! Ради спасения друзей! Самого мерзкого, самого отъявленного мошенника во всей округе и паршивого черномазого убийцы.

– Ну папа, ты же сам говорил, что Обмылок сражался, как герой, чтобы пробраться через ту обезумевшую толпу.

– Мошенник и черномазый убийца. Вот они, его друзья!

– Папа, прекрати! Я не желаю слушать!