АЛЛАН БРОСАЕТ ВЫЗОВ ОПАСНОСТИ

 

Маршрут движения к Галли, который наметил Джим, проходил в непосредственной близости от Эль‑Райдела, как и предполагал Аллан. Но так как Джим ничего не говорил насчет того, чтобы заехать в город и навестить сестру, у Аллана не нашлось достаточно мужества, чтобы самому выдвинуть такое предложение. На третий вечер их путешествия они разбили лагерь на краю ущелья, откуда сквозь стволы сосен были видны желтые огоньки Эль‑Райдела, горящие в самом сердце долины, окутанной синим туманом. И как только Джим может спокойно смотреть на эти огни и не стремиться вниз, в долину? Аллан удивлялся этому, пока не вспомнил, что Джим приходился Фрэнсис только братом.

Действительно, Джим ни словечком не обмолвился о своей сестре, пока они разбивали лагерь, стреноживали лошадей и готовили ужин на маленьком костерке, заботясь о том, чтобы свет огня нельзя было увидеть со стороны. Сам Аллан был настолько погружен в мысли об одном‑единственном предмете, что лишь смутно слышал, что говорил ему Джим.

Подобравшись так близко к Эль‑Райделу, Джим конечно же постоянно думал о тех двух знаменитых стрелках, из чьих рук Аллан тогда его вырвал. Сейчас Джим сидел, прислонившись спиной к бугорку, и рассказывал о подвигах, которыми прославился каждый из них в отдельности, и еще более великих делах, которые они совершали вместе.

– Но самое удивительное из всего, – заявил Джим, – что сейчас мы сидим целые и невредимые прямо у них на крыше и смеемся над ними обоими!

– Может, сейчас они идут по нашему следу? – предположил Аллан.

Это предположение бросило Джима в дрожь. Он невольно огляделся, опасливо всматриваясь в движение среди мягких и длинных теней, которые отбрасывали высокие сосны в свете луны. Но это всего лишь молодое деревцо качнулось под ветром.

– Нет, не может быть, – выдохнул Джим. – Старик Кристофер следит за ними. Ему докладывают прямиком из Эль‑Райдела. Они сидят тихо и кусают локти. Интересно, что у них на уме? Чего они задумали?

Но Аллан был настолько погружен в раздумья на другую тему, что Джиму пришлось дважды раздраженно повторить последний вопрос, прежде чем он ответил:

– Наверное, они боятся, Джим.

Аллан ответил наобум, потому что не хотел забивать себе голову посторонними рассуждениями, и в ответ Джим бросил на него изумленный взгляд.

– Боятся? – повторил он. – Да они вообще не знают, что такое страх! Они и слова‑то такого не слышали! Боятся? Нас? Послушай, старик, да они сожрут дюжину таких, как мы с тобой, и еще будут жалеть, что не удалось как следует подраться!

Но даже такая угроза не могла долго занимать мысли Аллана. Через минуту он вернулся к своим размышлениям. А Джим, оставив попытки втянуть в разговор своего необщительного спутника, завернулся в одеяло и растянулся на толстом ковре опавших сосновых иголок. Не успел он улечься со вздохом, предвкушающим отдых, как дыхание его стало глубоким, медленным и размеренным.

И тут Аллан обнаружил, что остался один на один с полночью в горах. Осознание громадного пространства, болезненное ощущение расстояния от земли до макушек высоких сосен, от деревьев до горных пиков, от черных зубцов до холодных белых звезд, дрожащих в высоком, невообразимо высоком небе, – это удивительное чувство впервые закралось в его сердце. И первым его порывом было желание сбежать, укрыться под надежной крышей дома или опустить глаза. Но все же его разум преклонился перед этим необозримым величием. Прозябающие в городах не знают, что такое небо. Все, что им доступно, – это приятная голубизна да розоватые отсветы, ложащиеся на стены дальних домов; или же, проезжая на извозчике, видят они звездную карусель, сияющую в просветах серых туч, среди узеньких улочек, сдавленных с обеих сторон стенами высотных зданий. Вот и все, что знают о небе жители городов. И это же знал Аллан. Небо лишь тогда привлекало особое внимание, когда обрушивало на землю раскатистый гул грома, или потоки дождя, или мягкий, холодный снег.

А здесь, на Западе, все было иначе. Сейчас Аллан сидел на земле, задрав голову, и смотрел ввысь, исполненный искреннего изумления и невыразимого счастья. Одна мысль терзала его неотступно, мысль о собственной глупости: он прожил столько лет с этим чудом над головой и ни разу даже не заметил его! Он походил на человека, обнаружившего, что соседская дочка неожиданно превратилась в очаровательную женщину. Что‑то новое появилось в ее голосе, руках, глазах, что‑то такое, что можно долго изучать и разглядывать, так и не раскрыв тайны ее прелести. Это и случилось с Алланом, на прогалине среди сосен, у обрыва каньона Эль‑Райдел. Он по‑новому ощутил одинокую красоту горной ночи, он упивался ею допьяна. И чем больше наполнялось его сердце этим новым блаженством, тем сильнее прикипал он взглядом к небесам. И невозможно было оторваться от этого зрелища и вернуться мыслью к бренной земле. Но единственный город… единственное существо…

Для этого было достаточно опустить глаза. Сонм звезд скользнул за пределы его взора, поросшие лесом горы взметнулись в небо, и в самом сердце долины он отыскал взглядом желтую россыпь огоньков. Это и был Эль‑Райдел. Днем поселение выглядело неказистым маленьким поселком, каким и было на самом деле. Ветхие некрашеные строения громоздились как попало, казалось, что их наскоро сбили и сбросили на дно огромного каньона Эль‑Райдел. Но в ночи ничего этого не было видно. Лишь окна светились вдали, будто отражая свет людских душ, не менее загадочный и чудесный, чем великолепные звезды и горные пики.

По крайней мере, так казалось Аллану. И это смутное тревожащее чувство очаровывало его. Он подумал о человечестве в целом – и оно взглянуло на него сияющими глазами Фрэнсис, ведь она тоже была там, среди этих желтых огоньков в долине!

Вспомнив о девушке, мечтатель взглянул на своего спутника, прислушался к его глубокому ровному дыханию и осторожно поднялся. Полчаса быстрой ходьбы по этому склону – и он будет в Эль‑Райделе. Обратный путь займет час. Тем более, что она давным‑давно получила то письмо, где он написал об условном сигнале. Он успеет сбегать туда и вернуться задолго до рассвета и задолго до того, как проснется Джим, этот неподъемный соня! Только что пришедшая в голову идея захватила Аллана целиком. Она гнала его с лихорадочной поспешностью, как лошадь на скачках. Гнала, пока он не добрался до окраины городка и не остановился среди деревьев недалеко от гостиницы. Он свистнул, как было условленно, и отошел к кустам, где стал терпеливо ждать прихода Фрэнки.

Молодой человек совсем позабыл о тех двух грозных стражах, которые тревожили помыслы Джима Джонса, но все равно обмирал со страху. Уже здесь, под деревьями, ледяные пальцы страха сдавили горло, сбили дыхание. Голова шла кругом. И причина заключалась именно во Фрэнки. Он боялся девушку!

И когда она вышла из темноты, сердце бедного Аллана так зашлось, что парень упал бы, если бы не ухватился за ствол ближайшего дерева. Он не смог промолвить ни слова, пока девушка не подошла к нему почти вплотную. Ведомая каким‑то чутким инстинктом, она даже в темноте определила, где он находится. Но и тогда Аллан сумел выдавить из себя только невнятное приветствие. Некоторое время она, не произнося ни слова в ответ, разглядывала его лицо. При этом Фрэнки подошла так близко, что стали отчетливо видны ее черты. Полоса света падала на ее лоб, и потому глаза девушки казались необычно темными и глубокими, придавая ей строгость и благородство, присущие более старшему возрасту. Аллан радовался и трепетал одновременно, хотя больше всего ему хотелось одного – повернуться и убежать отсюда подальше.

Своим обычным категоричным тоном она произнесла:

– Я так и знала, что это не Джим. Думаю, Джим сейчас сладко спит.

Никакой радости от встречи с ним, только явственное сожаление о том, что Джим не пришел!

– Он не знал, что я собирался идти, – тихо ответил Аллан. – Я ушел, пока он спал.

Она снова кивнула:

– Я понимаю Джима. И что ты хочешь мне сказать, раз пришел?

Аллана охватила паника, он лихорадочно порыскал в поисках подходящего ответа и ничего не нашел.

– Не знаю, – только и ответил несчастный.

Девушка топнула ножкой:

– Ты пришел сюда, рискуя получить десяток‑другой пуль только за то, что разгуливаешь тут! Думаю, об этом ты знаешь?

– Я надеялся, что опасность будет невелика.

– Но ты же знал! Ты должен был знать! И тем не менее ты пришел. Скажи тогда – зачем?

Он только печально вздохнул.

– Может, Джим мне написал?

– Нет.

– Аллан, раньше твои поступки были понятны и ясны. Что случилось? Ты хочешь сказать, что явился сюда… просто так? Ты?

Ее непонимание и нескрываемое презрение ожгли Аллана словно плеть.

– Я хотел увидеть тебя, – наконец просто сказал он.

Эти слова заставили ее задохнуться. Фрэнки всегда была остра на язык, но сейчас ей явно не хватало слов.

– Я действительно думал, – объяснял Аллан в своей обычной медлительной манере, – что найду что сказать, когда увижу тебя, Фрэнки.

– Послушай! – решительно сказала девушка. – Неужели это правда? Ты приходишь сюда, в город, где тебя могут пристрелить на месте, только ради того, чтобы сказать мне «привет»?

– Да, глупо получается, – пробормотал Аллан. – Извини.

– Черт побери! – выдохнула девушка. – С тобой с ума можно сойти! Идиот! Немедленно уходи. Бери своего коня и скачи отсюда, чтоб духу твоего не было в Эль‑Райделе. И чем быстрее, тем лучше. Здесь не будет для тебя частной клиники! Поживее, Ал! Где твой конь?

– Там, где я оставил Джима, – несмело проблеял Ал.

Ответ немедля вызвал у Фрэнки новый поток ругательств.

– Ты что же, пришел пешком? Таких идиотов… ну ладно. Слушай меня, Ал. Как ты собираешься выпутаться из этой истории?

– Я? – пробормотал Аллан. – Не волнуйся за меня, Фрэнки. Я сумею постоять за себя.

– Гм!.. Ты не кажешься мне человеком, способным в случае чего выкрутиться из любой переделки. Ладно. Вот ты меня повидал и сказал «здравствуй». Я знаю, что с Джимом все в порядке и он не может прийти сюда сам, чтобы повидать меня. План свой ты уже выполнил, и остается только повернуться и отправиться обратно тем путем, каким пришел.

Она говорила так быстро и так категорично, что бедный Аллан никак не мог собраться с мыслями. Он только промямлил:

– Я еще хотел тебе сказать…

– Что? – встрепенулась Фрэнки. – Ал, ты больной?

– Я тупой, – безнадежно выдавил он. – Я все хочу сказать тебе одну вещь, Фрэнки, но все никак не получается.

Девушка кивнула, и Ал увидел, что она улыбается.

– Бедняга Ал! – промолвила она, мягко касаясь его руки. – Ты в миллион раз лучше любого из этих шустрых болтунов. Ничего, не спеши. Объясни толком, в чем дело.

В течение разговора Фрэнсис словно бы с каждой минутой становилась старше и мудрее. Аллан рядом с ней чувствовал себя юным и назойливым мальчишкой. И сейчас от ее жалости сердце Ала едва не разорвалось. К тому же он знал, что никогда, никогда не сможет выразить словами свои душевные муки. Потому он только покачал головой и очень грустно сказал:

– Не стоит, Фрэнки. Пять минут назад, когда мы встретились, мне казалось, что я должен многое сказать. Но все это куда‑то подевалось.

– Но по крайней мере, главное ты помнишь?

– В основном я думал о тебе, Фрэнки. Я хотел рассказать о том, что приходит мне в голову, когда я думаю о тебе. – Он глубоко вздохнул, вспоминая часы, проведенные в безнадежном одиночестве. – Я хотел тебе сказать, что мне казалось, будто с тех пор, как мы расстались, прошел уже целый год…

Она изумленно ахнула, схватила его за руки и вытащила из‑под деревьев, туда, где слабый свет звезд позволял видеть его лицо.

– Ал! – удивленно прошептала она. – Ты что же, влюбился в меня?!

– Влюбился? – в ужасе пробормотал Аллан. – Я никогда в жизни не думал о таких вещах. Нет, нет… это не любовь, Фрэнки.

– Гм, – задумалась девушка. – Я вообще‑то верю тебе. Конечно, я рада, что мое подозрение не оправдалось. Но если это не любовь, то что же это, Ал?

– Ты не поймешь, Фрэнки. Ты только запутаешься, как запутался я.

– Я хочу попытаться.

– Но как ты сможешь понять? Ты всего лишь девушка, и притом юная девушка.

– Послушай, Ал. Каждая девчонка, даже самая сопливая, видит любого мужчину насквозь.

– Что, правда?

Аллан сказал это так серьезно, что Фрэнки вскинула голову и насмешливо улыбнулась, готовая ответить на его сарказм, но, убедившись в том, что Аллан говорит серьезно и искренне, она склонила голову, и Аллан увидел, что плечи ее затряслись.

– Тебе нехорошо, Фрэнки? – воскликнул Аллан в величайшей тревоге.

– Нет, нет, – сдавленно ответила она.

В другое время он бы поклялся, что таким голосом мог бы ответить человек, с трудом сдерживающий приступы смеха.

– Но тебе же плохо, Фрэнки! Я сказал что‑то, что сделало тебя несчастной! Я слышу боль в твоем голосе, ты вся дрожишь с головы до ног. Боже, каким идиотом я был! Да я скорее дал бы вырвать себе сердце, чем обидеть тебя! Ты понимаешь, что я хочу сказать?

Ее ответ ошарашил Аллана. Это был такой удар, от которого он не смог оправиться до конца своей жизни. Потому что Фрэнки, отшатнувшись от него, воскликнула:

– Ал! Какой же ты глупый, глупый ребенок!

С этими словами она расхохоталась ему в лицо, содрогаясь от распиравшего ее веселья.

 

Глава 18

ПОЧТИ ПОПАЛСЯ

 

Аллана охватило желание оказаться за тысячу миль отсюда. Но хотя Фрэнки и смеялась над ним, она была так хороша в своем веселье, что Аллан передумал и остался на месте.

Фрэнсис взяла себя в руки и вымолвила:

– Бедный мой Ал! Прости, я не смогла удержаться!

Он ответил просто, как и всегда:

– На самом деле это не важно. Никто никогда не принимал меня всерьез, Фрэнки.

– Но я‑то принимаю тебя всерьез, Ал!

Увы, она все еще подрагивала от схлынувшего веселья. Боль, раздирающая его душу, зажгла пожаром сердце и холодом пронзила мозг. Все мышцы рук и плеч, груди и спины, все мускулы, которые, казалось, покорно подчинялись ему, сейчас вышли из повиновения и обрели свою волю. Пальцы начали медленно сжиматься. Все, что он сейчас хотел, – это вцепиться в живую кричащую плоть и с хрустом вырвать из нее жизнь. Он затравленно огляделся вокруг, ища что‑нибудь подходящее на роль жертвы. Тогда девушка снова подступила ближе, порываясь взять его за руку.

– Милый Ал, – промолвила она, – ты разозлился! Я никогда, никогда не прощу себе, что так тебя обидела. Но ты же знаешь, каковы девушки. Мы смеемся надо всем на свете. Прости меня, друг, прости!

– Да пустяки, правда.

– Ну, расскажи же, что привело тебя сюда!

– Если бы это была любовь, Фрэнки, неужели ты думаешь, я осмелился бы прийти сюда и говорить тебе о ней? Нет, нет!

– А что такое любовь, Ал?

– Я точно не знаю. Но наверняка это что‑то чудесное.

– Ты думаешь? Ну, продолжай, – добавила она повеселевшим голосом. – Расскажи мне все, Ал.

– То, что я испытываю, Фрэнки, похоже на ностальгию. Но ведь сейчас у меня нет дома, куда я мог бы возвратиться. Значит, это не ностальгия.

– Ага! – выдохнула она.

– Это тебе что‑то говорит?

– Не торопи меня, Ал. Что же еще?

– Все. Разве что я постоянно думаю о тебе. И это самое ужасное.

– Думаешь обо мне?

– Потому что всегда при нашей встрече ты улыбаешься так, будто видишь меня насквозь и не хочешь, чтобы я знал, насколько хорошо ты все понимаешь. Я, конечно, встречал людей, относившихся ко мне так же. Но почему‑то именно твое отношение задевает меня сильнее прочих. Не знаю почему. Вот и все, что я могу рассказать. Разве что кроме…

– Кроме чего, Ал?

– Ты даже не подозреваешь, что творится у меня в голове, когда я вот так стою и смотрю на тебя. С минуту назад ты поднимала голову. Не сделаешь ли ты это снова?

Она покорно вскинула голову и, не проронив ни единого слова, посмотрела на Аллана из‑под полуопущенных длинных ресниц.

– Сейчас, при свете звезд, твое лицо сказочно прекрасно, Фрэнки.

Немного помолчав, она сказала:

– Полагаю, что на сегодня ты сказал достаточно, Ал.

– Но я еще не договорил!

– Про звездный свет или что‑то в этом же роде?

– О нет. Даже твои локоны, рассыпавшиеся по плечам, даже звук твоего голоса очаровывает меня, Фрэнки. И той ночью, когда я сидел рядом с тобой, пока ты спала, твое дыхание отдавалось во мне таким восторгом и счастьем, которых я никогда раньше не знал.

– Ал, замолчи!

– Я что‑то не то сказал?

– Да, и по меньшей мере раз двадцать.

– Я только хотел сказать тебе всю правду. Хотелось выразить то, что я чувствую по отношению к тебе.

– И это не любовь? – полуутвердительно спросила девушка.

– Конечно нет.

Она вздохнула:

– Или ты ужасно хитрый, или совсем простофиля.

– Конечно же я простофиля. Все об этом знают.

– Никто о тебе ничегошеньки не знает, старина. Все они – болваны. Но я начинаю понимать… я только сейчас начинаю понимать…

Она внезапно метнулась к нему так, что ее тело коснулось Аллана и он услышал ее сбивчивое неровное дыхание.

– Ал, кто‑то крадется в тени справа от тебя. Где твой револьвер?

– Я не взял его.

– Держи. Свой я всегда ношу с собой. Делай вид, будто ты ни о чем не подозреваешь. Возьми револьвер. Когда будешь стрелять, не целься слишком высоко. Убей их. Иначе они убьют тебя.

Правой рукой он принял оружие, а левой медленно обнял ее за талию.

– Не сходи с ума… тебя убьют, Ал! – прошептала Фрэнсис.

Но, попытавшись отклониться назад, девушка убедилась, что с таким же успехом она могла бороться со стальным брусом.

– Прячься в тень! – отчаянно прошептала она.

Аллан медленно наклонился и поцеловал ее, спокойно и неспешно. И в то же мгновение из темноты прозвучал негромкий голос:

– Обернись, Ал Винсент!

– Падай! – закричала Фрэнки. – Стреляй лежа!

Вместо того чтобы последовать совету, Аллан медленно повернулся на голос.

– Ты, дрянь! Толстомордая крыса! – заревел из темноты Уолтер Джардайн. – Я здесь. Ты там. И пусть за нас говорят револьверы.

– Меня никогда не обвинят в убийстве, – тихо и серьезно сказал Аллан.

– Убийство? Я говорю, защищайся! Или я нашпигую тебя свинцом по самые уши!

– Ал! – в бешенстве закричала девушка. – Он убьет тебя! Уолтер Джардайн! Уолтер Джардайн! Если ты застрелишь этого человека, я буду свидетельствовать, что он не двинул и пальцем, чтобы защититься. Я засажу тебя за решетку как убийцу…

– Если ты не будешь драться, собака, бросай револьвер и поднимай руки!

– И пошевеливайся, – добавил Элиас Джонстон, притаившийся сзади.

И Аллан все понял. Джардайн искал первую же возможность, чтобы убить его. Но если бы Джардайну это не удалось, Аллан все равно не вышел бы победителем из этой перестрелки. Потому что оставался еще маленький снайпер Джонстон, который пристрелил бы его из своего укрытия. Все это пронеслось в сознании Аллана, пока он поднимал руки над головой.

Двое ищеек были уже рядом.

– Наручники у тебя? – спросил Джонстон.

– Вот они.

– Быстро нацепи их на его лапы. А я придержу его пока.

И вот Элиас ткнул стволом револьвера в складку толстой и мягкой кожи, покрывающей ребра Аллана, и прошипел, что если он дернется хотя бы на дюйм в любую сторону…

– Как только ты пошевелишься, вздрогнешь, отгоняя муху, я стреляю. И можешь мне поверить, не промахнусь!

Наручники уже приготовлены и протянуты вперед.

– Ал, Ал! – рыдала Фрэнки. – Лучше бы ты сражался с ними до последнего вздоха.

– Как вы узнали, что я приехал? – полюбопытствовал Аллан.

– По свисту, парень, – ответил Джонстон, неописуемо гордящийся хитроумным планом, благодаря которому он узнал о сигнале.

– Они читали мои письма! – воскликнула девушка. – Ах вы, грязные, трусливые…

Каким именно ругательством она хотела их наградить, осталось невыясненным, так как в этот миг из‑за ближних деревьев раздался выстрел и пуля просвистела прямо над ухом Джардайна. Он резко обернулся, вскрикнув от гнева и изумления; и в этот же миг дуло револьвера перестало упираться в ребра Аллана. Элиас инстинктивно повернулся всего на одну секунду, чтобы встретиться лицом к лицу с новой и невидимой опасностью. Но этот крошечный отрезок времени предоставил Аллану единственный шанс, и тот успел им воспользоваться. Его кулак смазал Элиаса по лицу – удар получился быстрым, как легкое движение кошачьей лапки, и таким же сокрушительным, как тяжеловесный пинок медведя гризли, самого страшного боксера в природе. Удар свернул Джонстону набок нос и вышиб три передних, неудачно выступавших зуба. И вдобавок сбил его с ног. Элиас отлетел к ближайшей сосне, ударился о ствол и безвольно сполз на землю.

В то же время его сдавленный вопль, вырвавшийся из груди от удара, заставил Джардайна обернуться как раз вовремя, чтобы встретить летящий в него кулак. Это был всего‑навсего несильный толчок, но Уолтера он сразил наповал – бедняге показалось, что в его череп угодило пушечное ядро. Не успело отзвучать эхо выстрела, не успели еще раздаться голоса из гостиницы и близлежащей улицы Эль‑Райдела и поднять тревогу, как Аллан был уже в чаще кустов, а рядом с ним не кто иной, как Джим Джонс.

– Болван! – довольно нелюбезно приветствовал его Джим и, не расходуя дыхание на разговоры, развернулся. Друзья быстро скользнули в темноту.

На полпути к склону каньона, где была разбита их стоянка, они остановились и обернулись к городу. Даже здесь удивленные голоса жителей были слышны достаточно ясно. Беглецы увидели прыгающие огоньки, как будто люди соскакивали с лошадей, спеша к сараю за гостиницей с фонарями в руках. Услышали и перестук копыт скачущих лошадей. Но, немного подождав, убедились, что всадники устремились в противоположном направлении. Они поскакали по той дороге из Эль‑Райдела, где может проехать конный, а не по той, где возможно пробраться лишь пешком.

– Их сбило с толку то же, что и меня, – сказал, понаблюдав с минуту, Джим Джонс. – Ты пришел в Эль‑Райдел пешком. Бьюсь об заклад, это самая дурацкая затея из всех, которые приходили кому‑нибудь в голову… или самая удачная.

– Как ты догадался… – начал было Аллан.

– Очень просто, – ответил Джим. – Я проснулся в ту самую минуту, как ты отчалил. Смотрю, ты стоишь. Потом вижу, ты потопал вниз, так тихо, прямо как лошадь по гравию. Я решил тебя проводить. Гляжу, а ты прешься прямо в Эль‑Райдел! Я, признаться, малость струхнул. Однако пошел за тобой. Не хотел оказаться трусливее, чем ты. Но, Ал, что такое важное ты хотел сказать Фрэнки, из‑за чего стоило рискнуть попасться Джардайну и Джонстону?

Аллан ничего не ответил. Но в глубине души он испытывал твердую уверенность, что дело действительно того стоило.

 

Глава 19

ОГРАБЛЕНИЕ

 

Место для засады наконец‑то выбрали. Бандиты притаились по обе стороны железной дороги там, где она шла в ложбине между холмов. Все рассредоточились по двое.

– Любой дурак может прикончить первоклассного бойца, когда тот один, – сказал главарь, собрав своих соратников. – Но двое неплохих стрелков, работая вместе и прикрывая друг другу спину, могут выстоять против двух и даже трех десятков разгильдяев.

Каждая пара была посвящена в малейшие детали плана. Весь день они провели в одной из расселин неподалеку от назначенного места. Двадцать четыре часа потратили на то, чтобы дать знать двум сообщникам в Галли, которые будут ехать в поезде, в каком месте начинать действовать; и все остальное время ушло на скрупулезную проработку задачи и роли каждого участвовавшего в деле. Одна группа должна была захватить паровоз и залить топку, чтобы поезд не смог сразу же отправиться дальше и поднять тревогу на первой же станции. Задачей же остальных было вывести пассажиров и выстроить в шеренгу перед вагонами. Самые смекалистые и опытные стрелки в это время штурмуют вагон, в котором под охраной находятся сейфы с деньгами. Именно Гарри Кристофер возглавит ударные силы для обезвреживания охранников. Предполагалось, что Том Моррис будет действовать изнутри вагона, когда все начнется. Проблема вскрытия самого сейфа решалась ловкостью Левши Билла. Таков был общий план. Роль, которая отводилась Аллану, была проста. Он должен был помочь вывести пассажиров из вагонов и обчистить их карманы и кошельки, забрав все ценное. Единственное, что радовало парня, – так это то, что он не будет участвовать в перестрелке.

Наконец подготовка была завершена, и за полчаса до прибытия поезда к условленному месту все бандиты расположились в своих укрытиях. Часть притаилась в густых зарослях кустарника на склоне, остальные – повыше, почти на самой вершине. Уже докурена последняя самокрутка. Выбита последняя трубка. Все замерли, когда прозвучало последнее предупреждение Гарри Кристофера, касающееся всех:

– Если кто‑то завалит это дело…

Эта угроза не требовала продолжения. Мрачные, напряженные лица бандитов говорили сами за себя. Неудачника, чей просчет или ошибка приведет к провалу всей операции, прикончат на месте. Сомнений на этот счет не было. Напряжение не отпускало бандитов ни на минуту, так как они знали характер жителей Кранстона. И еще они знали, что, даже если ограбление пройдет удачно, позади будет лишь часть опасностей. В течение многих дней они взвешивали риск, на который идут. И результат был налицо – нервы у каждого были на пределе. Джим Джонс лежал рядом с Алланом, и последний с любопытством наблюдал за лицом своего друга. Его щеки побелели, и нижняя челюсть выдвинулась вперед. Он походил на человека, увидевшего направленный в лицо револьвер.

Что же до самого Аллана, ему казалось, будто он попал в странный сон. Стояло ясное теплое утро, ветерок был настолько слаб, что облачка в небе еле‑еле двигались. Уже перевалило за полдень, и воздух становился все жарче и удушливее. Солнечные лучи, падающие на спину Аллана, нагревали куртку и припекали вовсю. Над холмами дрожало горячее марево. Ящерица, сидящая на плоском буром камне всего в каком‑то ярде от Аллана, ни разу не шевельнулась за все время, пока он там лежал.

И вот рельсы начали звенеть. Лишь в такой полной тишине можно было уловить настолько тонкий звук. Он становился все громче и громче. И когда паровоз вылетел из‑за поворота, едва слышная вибрация превратилась в устрашающий рев. Паровоз был черным и огромным, за трубой стелились густые клубы дыма. Аллан увидел, как это чудовище, летя на всех парах и качаясь из стороны в сторону, завершило поворот… и тут раздался внезапный громкий скрежет, длинная череда вагонов сотряслась в дрожи, и поезд остановился прямо перед местом засады.

Тишину разорвал громкий крик Гарри Кристофера. Его разом подхватила вся волчья стая, и, вопя, они ринулись с косогора вниз, на добычу. Аллан увидел машиниста и кочегара, которые выбирались из своей кабины с поднятыми над головой руками, и невысокого коренастого человека в маске, вылезающего за ними. В его руках блестел на солнце револьвер. Сам Аллан вскочил на ноги вслед за Джимом Джонсом, натянул на голову маску – полосу ткани, отрезанную от подкладки его куртки, – и выхватил револьвер. Сейчас он был частью небольшой живой лавины, катившейся на поезд.

Джим Джонс добежал первым.

– Оставайся снаружи. Держи всех на мушке, когда они вылезут! – приказал Джим и вспрыгнул на ступеньку первого вагона.

По всему поезду раздавался женский визг, дикий непрекращающийся крик, который бил Аллану по нервам еще долго после того, как все умолкли. И впечатался в память на долгое, долгое время. Аллан видел, как в окнах появлялись лица пассажиров. Люди прислонялись к стеклу, но стоило им заметить его фигуру, как они тут же быстро отшатывались. Такова магическая сила оружия, что, когда оно устремлено на толпу в сотню человек, каждому мерещится, что целятся именно в него.

Вот пассажиры, теснясь и толкаясь, стали спускаться по ступенькам – всхлипывающие женщины, которым каким‑то образом удавалось ломать руки, даже держа их над головой, перепуганные мужчины, разозленные мужчины, мужчины, тщетно пытающиеся казаться равнодушными.

От головы поезда доносился гром ожесточенной перестрелки. А через минуту все утихло, и в этой наступившей паузе прозвучал хриплый голос Гарри Кристофера:

– Отличная работа, ребята…

Значит, они захватили вагон с деньгами!

Аллан не осмеливался оглянуться даже на секунду, чтобы посмотреть, что происходит. У него была своя задача, тщательно выверенная и не менее тщательно отрепетированная, и, когда пассажиры покинули вагон, он рявкнул:

– Повернитесь лицом к вагону! Станьте в ряд. Не слишком близко друг от друга. Держите руки подальше от карманов. Не дергаться! Мое дело – вас утихомирить. У меня хватит пуль, чтобы это сделать, если слов вы не понимаете. Эй, ты, там, в серой шляпе! Подними‑ка повыше руки – над головой!

Как они походили на овец! Послушные, покорные чужой воле. Ведь в поезде – да что там, в одном этом вагоне! – было достаточно мужчин, чтобы вколотить всю банду Кристофера по уши в землю. Какое‑то дикое, животное удовольствие охватило Аллана от сознания, что сейчас он – один из надсмотрщиков. Овцы следили за ним, скосив глаза. И вся шеренга содрогнулась в ужасе, когда он взмахнул оружием.

Вагон опустел. Из других вагонов продолжала валить толпа. Вышел Джим Джонс, чуть ли не пританцовывая от переполнявшего его веселья и восторга.

– Хорошая работа, старина! – обратился он к Аллану. – Держи их на прицеле, чтоб ни один не дернулся. А я пройдусь по ряду. Выворачивайте карманы, ребята. До последнего цента!

Он двинулся вдоль шеренги, держа в одной руке сумку. Второй он быстро обшаривал одежду тех, до кого не сразу дошла его команда. Сумка раздувалась все больше и больше, доверху набитая награбленным добром. То там, то тут раздавались истеричные вскрики женщин, с которых грубо сдирали кольца. У некоторых мужчин вырывался непроизвольный стон, когда их толстые кошельки перекочевывали в сумку Джима. В ней были уже не только деньги и драгоценности, но и не один и не два револьвера. Только в этом вагоне, который обшаривал Джим, изъяли пять револьверов. Но все эти отважные люди, весьма храбрые, когда готовы встретиться с опасностью, растерялись и оказались абсолютно беспомощными перед дерзким парнем, осмелившимся ворваться в вагон и выгнать их всех, будто в руках у него был пулемет, а не обычный шестизарядный револьвер.

Они действительно были овцами! Такими же, как сам Аллан. Он подумал, что, наверное, со временем он вернется в загон и будет вспоминать эти отчаянные дни, словно это было во сне.

Дело шло к финалу. Пассажиров, которых уже обыскали, снова загоняли в вагон. Не успели они все залезть обратно, как в голове поезда прогремел приглушенный взрыв. Из вагонов послышались испуганные женские вопли. Но даже тугодум Аллан понял, что произошло. Левша Билл показал свое искусство и взорвал дверь запечатанного сейфа. Богатство оказалось в руках бандитов. Гарри Кристофер осуществил свой план до конца. Грохот взрыва подхватило эхо, и бесконечные раскаты сотрясали отроги гор. Но вместо того, чтобы затихнуть, они почему‑то нарастали, и объяснение этого феномена не замедлило последовать. Часовой, оставленный на гребне холма, галопом мчался вдоль склона, крича:

– Следующий поезд! Быстрее, ребята!

Пыхтя и гремя, поезд приближался. Он шел, готовый к битве. На нижних ступеньках двух вагонов, составлявших весь поезд, стояли мужчины. Стволы винтовок у них в руках нестерпимо горели на солнце. Когда проследовал первый поезд, в Галли каким‑то образом поднялась тревога. Так что новоприбывший поезд был битком набит охотниками и мстителями, собравшимися со всей приличествующей случаю быстротой.

Шестеро грабителей с набитыми мешками, переброшенными на спину, мчались от головного вагона. Гарри Кристофер, стоявший за ними, прикрывал отступление и кричал, приказывая остальным бандитам спешить со всех ног к лошадям. И оставшаяся кучка преступников рванулась по склону косогора, карабкаясь вверх изо всех сил.

Пассажиры пришли в себя и начали выбегать из вагонов. Новость о приближении второго поезда разлетелась со скоростью лесного пожара. Нашлись два револьвера, не изъятые во время обыска, и их владельцы спешно открыли огонь. Но в жилах этих героев кипело слишком много досады и яда, и слишком мало твердости было в руках, чтобы эта стрельба оказалась эффективной. Она лишь пришпорила убегающих грабителей.

Но подоспела опасность пострашнее. Пронзительно скрежеща и громыхая, второй поезд начал останавливаться. С его подножек посыпались вооруженные преследователи, и воздух наполнил металлический лязг винтовок. Они наступали строем, как солдаты при штурме крепости, на мгновение останавливались, чтобы перезарядить оружие, и снова бросались вперед. Они стреляли непрерывно, но бандиты перевалили через гребень косогора без потерь, и ружейная пальба на время стихла, пока преследователи взбирались вверх по склону. Прежде чем они достигли вершины, вся банда в полном составе уже была в седлах и мчалась под прикрытие холмов со всей быстротой, на которую были способны их лошади, беспощадно терзаемые шпорами. Оказавшись в безопасности, они получили небольшую передышку.

Беглецы были рассеяны на значительном пространстве, а последний еще не показался в поле зрения. Но вот вся банда оказалась в сборе. Они перешли на легкий галоп, и главарь стянул всех поближе, чтобы установить возможные потери. Во всем отряде нашелся только один раненый, и то это можно было назвать царапиной. Задели Левшу Билла – ружейная пуля зацепила ему плечо. Рану наскоро перевязали, и, пока шла перевязка, Гарри выдал новую команду.

Такой толпе не стоило и надеяться пересечь округ Кранстон, не попавшись в лапы законникам. Поэтому шеф приказал разделиться на две группы. Девять грабителей под предводительством Левши Билла должны отправиться в горы по одной дороге. Остальные, во главе с самим Гарри, будут двигаться в другое место высокогорья, чтобы ускользнуть от погони. Через две минуты все детали были обговорены и назначено место встречи. Затем две группы, размахивая шляпами и громко желая друг другу удачи, разъехались. Левша Билл повел своих людей на юго‑восток, а Гарри Кристофер двинулся с остальными к северо‑востоку. И в том, и в другом направлении дорога вела в горы.

Аллан и Джим Джонс ехали в группе Кристофера. И Аллан радовался хотя бы тому, что судьба не разлучила его с другом. Более того, теперь он не сомневался, что они доберутся до безопасного места.

Вместе с командиром их было десять – отлично вооруженных, на хороших лошадях. И если предстоит уходить от погони, шансы оторваться от преследователей очень велики. А даже если кто‑нибудь и нагонит беглецов, их отряд достаточно многочисленный, чтобы перестрелять всех законников до одного, как только те приблизятся.

В целом Аллан испытывал лишь облегчение. Но одно обстоятельство лежало на его совести тяжким грузом: при нападении на поезд один человек погиб. Это был охранник, стороживший вагон с деньгами. Том Моррис застрелил его в спину. Увидев это, остальные два стража сложили оружие. Вот в чем был секрет такого успешного захвата вагона с сокровищем.

 

Глава 20

ПОГОНЯ

 

До наступления темноты они ехали без остановок. Потом сделали небольшой привал, перекусили галетами, кофе и беконом, который ели сырым, вложенным между галетами. Путь продолжили уже ночью. Темнота была неполной из‑за встающей над восточными пиками гор луны. И в предательских потоках бледного света лица всадников казались черно‑серебристыми. Они продвигались в полном молчании, слышался только скрип сбруи, легкий звон шпор, всхрапывание уставших лошадей и их тяжелая поступь.

Утешением служило то, что всадники были уже среди отрогов гор. Теперь шансы добраться до высокогорья к рассвету, если все пойдет как следует, возросли. Поэтому Гарри Кристофер решил отбросить на время осторожность и повел своих людей прямо по главной горной дороге. В стороне остались трудные и уто