Молчание и одиночество (мужское дистанцирование, часть 1)

 

«Через это нужно пройти в одиночку!»

 

Оба эти принципа – одиночество и молчание – неразрывно связаны. Те, кто не говорит о личных заботах и потребностях, сами себя изолируют от мира, хотят «все решать самостоятельно», испытывают одиночество на фундаментальном уровне. Даже если они при этом являются частью семьи или другой социальной сети.

Но поделиться личным не так‑то просто для мужчин, как мы знаем из песни Свена Регенера: «В моей глотке живет зверь он пожирает умные слова, Что я пытаюсь всем сказать день‑деньской. Что говорить, когда нет слов?» Многие женщины также могут рассказать о своем опыте столкновения с трагикомедией мужского молчания.

 

ОТТОРЖЕНИЕ ЧУВСТВ СОЗДАЕТ ЭМОЦИОНАЛЬНУЮ ПУСТОТУ У МНОГИХ МУЖЧИН: ХОТЯ ОНИ ОЧЕНЬ «УСПЕШНЫ» В ПРОФЕССИОНАЛЬНОМ СМЫСЛЕ И, ВОЗМОЖНО, ДАЖЕ В ЛИЧНОЙ ЖИЗНИ, НО ОДНОВРЕМЕННО СЧИТАЮТ СВОЕ СУЩЕСТВОВАНИЕ БЕЗРАДОСТНЫМ И НЕУДОВЛЕТВОРИТЕЛЬНЫМ, ОДНООБРАЗНЫМ И БЕССМЫСЛЕННЫМ. ОНИ СТРАДАЮТ ОТ «МУЖСКОЙ ДЕПРЕССИИ».

 

Мадлен Хаскати, математик по профессии, три года назад потеряла своего любимого мужа из‑за рака. Теперь у нее появился новый мужчина. Она рассказывает, что ее покойный муж очень часто дарил подарки, заботился и баловал ее – чего ей не хватает в отношениях с нынешним кавалером. После сеанса терапии Мадлен вечером набирается смелости и просит своего партнера сказать ей комплимент:

– Что тебе нравится во мне?

Он погружается в глубокое долгое молчание и затем выдает:

– Ты умеешь хорошо считать!

Без сомнения, список возможных цитат или примеров по этой теме бесконечен. «Молчание мужчин» стало легендарным, термин перешел в разговорную речь. Например, поисковая система Google выдает более 30 000 результатов. Об этом рассказывают и почти каждая вторая газетная статья на тему «Общение между мужчинами и женщинами», и исследования о сексуальных затруднениях у мужчин, и разные шуточные открытки. Женские журналы регулярно обращаются к проблеме «молчания мужчин» и предлагают своим читательницам 5 безошибочных стратегий, как заставить партнера говорить.

Настоящим многолетним фаворитом в околонаучных колонках журналов является осознание того, что в среднем мужчины говорят на одну шестую, на четверть или треть (в зависимости от исследования) меньше слов в день, чем женщины. Исследователи всегда уверяют мужчин, что «не важно, сколько ты говоришь», но при этом высчитывают и запоминают длину их высказываний. Как будто коммуникативный дисбаланс между мужчинами и женщинами можно преодолеть, вставив еще парочку слов в предложение.

Конечно, ко мне приходит немало клиентов, при общении с которыми у меня уже в начале сеанса возникает вопрос, удавалось ли им хотя бы раз в жизни произнести 25 000 слов – ежедневную статистическую норму. Однако так же часто я встречаю мужчин, которые легко выдали свои 25 000 слов прежде, чем я успел сказать «добрый день». Поэтому в психотерапии с мужчинами всегда необходимо остановить клиента в его экстернализирующем повествовательном потоке и попросить сформулировать ответ в одном предложении. Такие высказывания, как «я злюсь на жену!», «снисходительные замечания моего отца причиняют мне боль!» или «то, о чем мы говорим, меня огорчает!» вполне понятны, несмотря на их краткость.

Анализ количества слов, используемых мужчинами и женщинами, нам никак не поможет. Большинство женщин жалуются не на то, что их партнеры обычно говорят слишком мало, а на то, о чем они (не) говорят. Строго говоря, решающим является даже не то, какие темы, а какие аспекты этих тем обсуждаются или умалчиваются. Мужчины много говорят о внешних, фактических и содержательных аспектах, даже когда речь идет о личных проблемах, но в основном оставляют сокрытой внутреннюю сторону, то есть свои собственные чувства и мысли. Например, мужчина может долго и подробно рассказывать о трудной рабочей ситуации и при этом не испытывать эмоционального облегчения в разговоре, поскольку он ограничивается чисто фактическими аспектами проблемы. Утешение, солидарность или уменьшение разочарования невозможны, потому что эмоции не демонстрируются. Возможно, собеседник даже скучает во время разговора[8].

Таким образом, мужская тенденция к экстернализации влияет не только на основной выбор тем, но прежде всего на фокус в разговоре. Женщины (и психотерапевты) часто приходят в восторг, когда разговор удается вывести на личные проблемы. Однако через какое‑то время они так же разочаровываются и теряются, потому что никакого реального обсуждения не возникло. Дело в склонности мужчин к экстернализации, что иногда трудно заметить даже в рамках их личной темы. Они выражают общие философские мысли по соответствующей теме: интересные высказывания о любви, сексуальности, любовных отношениях или страхах, которые, однако, оставляют собеседника неудовлетворенным и незаинтересованным, потому что не видно личного отношения мужчины к обсуждаемому. Я часто замечал, как клиент вынимал из кармана книгу во время доверительной беседы, чтобы процитировать великого мыслителя. Тенденция к экстернализации глубоко укоренилась в мужчинах. И как любой действительно хороший защитный механизм, она наиболее заметна, когда всем кажется, что ее преодолели.

Но важно не только то, что люди обсуждают, но прежде всего то, как они это обсуждают. Недавно я ждал своего друга в кафе и использовал время, чтобы понаблюдать за людьми за соседними столами. По соседству сидела молодая женщина, чей спутник произнес двух‑трехминутный монолог, ни разу не взглянув на нее. Своим молчанием или манерой речи люди маневрируют в эмоциональном и социальном плане. Логическим следствием является одиночество, которое не становится более приятным, несмотря на попытки его идеализации в культуре: «одинокий ковбой», никем и ничем не связанный, решительно и беспрепятственно идет своим путем. Но куда?

Социолог Лотар Бениш уже давно сравнил мужскую тенденцию к экстернализации и ее последствия с аутичным расстройством. В разделе «Рациональность» в четвертой главе более подробно рассматривается тот факт, что это – безусловно, достаточно провокационное – утверждение имеет нейропсихологическую основу. Из клинической психологии давно известно, что диагноз шизоидных расстройств личности, который характеризуется отсутствием эмоциональности и потребности в социальном контакте, чаще ставится мужчинам, чем женщинам.

Конечно, у большинства мужчин не наблюдается не только психическое расстройство, но даже и значительное социальное отчуждение. Они поддерживают серьезные отношения с женщинами, работают полный рабочий день, развивают контакты и отношения с членами семьи и знакомыми. Однако в этих отношениях происходит своего рода эмоциональное отстранение, которое усугубляется экстернализующей мужской формой общения и контакта.

У многих мужчин, особенно в возрасте от 35 до 40 лет, нет настоящих друзей. У некоторых есть приятели из спортивного клуба, иногда «настоящие друзья» детства. Правда, они живут далеко, поэтому общение с ними стало крайне редким. Но лучшего друга, с которым можно обсуждать личные вопросы, к которому можно обратиться при серьезных и не очень кризисных ситуациях, не хватает большинству мужчин.

Ральфу Илльгнеру 45 лет, у него четверо детей, и он «до недавнего времени был счастлив в браке – по крайней мере, так думал!» Он улыбается, когда говорит это, а затем продолжает рассказывать, как его жена однажды ушла к другому. В результате он «сначала отгородился от всех и вся», затем впал в депрессию и, наконец, оказался в клинике. Теперь «худшее позади», но по совету своего клинического психолога он пришел в мужской консультационный центр для последующего лечения:

– Чтобы я снова не замкнулся в себе! – Ральф многозначительно улыбается – видно, что психолог уже хорошо поработал.

– Некоторые женщины хорошо к нам относятся, – говорю я. Возможно, стоит перейти к сути проблемы – отношениям с женщинами.

– Ну, если только некоторые, – Илльгнер грустно улыбается.

Мы сразу начинаем испытывать симпатию друг к другу.

После того как мы оба хорошо поработали в течение нескольких недель, он спросил меня в конце сеанса, можно ли нам провести небольшую дегустацию вина во время последнего сеанса: Илльгнер – председатель клуба ценителей вин. Я сразу соглашаюсь, но, как только он выходит из комнаты, задумываюсь, есть ли у него на самом деле близкий друг, с которым он может поговорить не только о вине.

– Вообще‑то нет, – нехотя признается он во время следующего сеанса. Ральф заметно грустнеет, когда становится ясно, что его жена была его единственным «оплотом против одиночества» в течение 25 лет. Перед тем как попасть в клинику, он только один раз, примерно 23 года назад, поговорил о личном с другим мужчиной, его отцом, который рассказал ему о том, что болен раком.

– Конечно, кроме посещения уролога, – добавляет он, снова с этой болезненной улыбкой.

– Может быть, вам стоит спросить своего уролога, не хочет ли он вместе с вами выпить вина – может, ему тоже одиноко? – я пытаюсь ответить так, чтобы наш разговор не превратился в обмен глупостями.

– Нет, тогда уж лучше я спрошу Шмидта, – говорит он и объясняет, что в клинике он иногда общался с одним из пациентов, Шмидтом, о любви и женщинах. – Он сломался, потому что не мог выбрать между двумя женщинами. «Мне бы твои проблемы», – сказал я ему тогда. Но на самом деле это был очень серьезный разговор.

В конце сеанса он решается позвонить в клинику и попросить секретаря передать его номер телефона Шмидту.

Что касается темы «одиночества мужчин», то стоит снова упомянуть голливудскую «фабрику грез», которая снимает фильмы не только о мечтах, но и о социальных проблемах. Если вспомнить лауреатов Оскара в категории «Лучший фильм» с 1990‑х годов, то сразу бросится в глаза, что многие из этих фильмов в конечном счете рассказывают о глубоко одиноких мужчинах – независимо от того, герои они, антигерои или плохие парни:

• Кевин Костнер в «Танцующем с волками» (1990) – лейтенант во время гражданской войны на Западе Америки.

• Энтони Хопкинс в «Молчании ягнят» (1991) – людоед, жаждущий общения.

• Клинт Иствуд в «Непрощенном» (1992) – овдовевший бывший бандит, а в фильме «Малышка на миллион» (2004) – овдовевший тренер по боксу, брошенный своей дочерью.

• Рассел Кроу – лишенный семьи гладиатор (2000), а год спустя в «Играх разума» – математический гений‑шизофреник.

• И, наконец, Кевин Спейси, который в «Красоте по‑американски» (1999) потрясающе играет мужчину, страдающего от депрессии, описанной выше.

Если в конце этого раздела мы очень внимательно посмотрим на молчание, уединение, одиночество мужчин и попробуем изучить их глубины, мы снова столкнемся с основной мужской проблемой – отсутствием доступа к собственным чувствам. Потому что молчание или одиночество сами по себе проблемой не являются. Напротив, временное молчание, временная изоляция могут даже иметь просветляющий и проясняющий эффект. Я имею в виду как долгосрочные – уход от общества, например в монастырь, – так и краткосрочные перерывы, например в форме расслабляющего упражнения или прослушивания музыки после работы. Важно, для чего такое уединение используется: чтобы смотреть внутрь себя, уделяя внимание собственным импульсам, или же, напротив, чтобы избегать своих внутренних чувств. «Не бойся одиночества, это хороший способ подружиться с самим собой», – гласит тибетская поговорка. «Если им воспользоваться!» – следовало бы добавить. Но даже в этом случае ясно, что проблемой является не любое дистанцирование, а только эмоциональное.

В конечном счете основная коммуникативная проблема мужчин заключается не в том, что они не могут (или не хотят) разговаривать с другими людьми или слушать их. Скорее многим мужчинам трудно просто вступить в диалог с собой, выслушать, что говорят их внутренние импульсы. И прислушиваться не только к нескольким чувствам и потребностям (радость, гнев, похоть), а по возможности ко всем. Если мужчина молчит, он обычно что‑то скрывает, но не от своего собеседника, а в первую очередь от себя. Если он никогда не говорит об определенных чувствах или потребностях, это происходит главным образом потому, что он не говорит о них с самим собой.

 

 

Самовыражение

 

«Мой дом, моя яхта, мой конь»

 

В то время как многие женщины, а также многие дочери и сыновья страдают от этого молчания, у мужчин встречается и противоположная крайность: склонность к самовыражению, иногда даже явная любовь к монологу.

Звучит парадоксально: помимо эмоционального «молчания мужчин» существует «мужская говорильня» на специализированные темы. При общении с некоторыми мужчинами, которых попросили дать только краткий совет или краткую оценку, невозможно полностью избавиться от ощущения, что он является ходячим словарем или говорящей версией специализированного журнала.

Словесно‑интеллектуальный вариант – это, конечно, только вид мужского самовыражения. Автомобильная индустрия и спортивные центры ежегодно зарабатывают миллионы за счет тюнинга автомобилей и коррекции фигуры – и в конечном итоге это тоже специфические формы самовыражения. Как и хвастовство своим богатством и имуществом – как говорится: «Мой дом, моя яхта, моя лошадь!» Наконец, существуют и явления, выходящие за рамки допустимого в обществе: сексуализированный вариант самопрезентации, ЭКСБИЦИОНИЗМ, который диагностируется почти исключительно у мужчин, а также формы самовыражения, которые идут рука об руку с физическим насилием.

Все разновидности мужской тенденции самовыражения связаны с некой детской надеждой на то, что вы круты, если постоянно представляете себя внешнему миру. Это не столько преднамеренный обман других, сколько форма самообмана. Сконцентрировавшийся на самовыражении человек прежде всего отвлекает себя от своих внутренних недостатков. И в основном весьма успешно: например, 95 процентов мужчин убеждены, что они лучше среднего водят автомобиль. Поскольку это явилось результатом анонимного письменного опроса, можно предположить, что опрошенные мужчины не стремились произвести впечатление на других людей, а фактически переоценили свои собственные способности. Вопреки тому, что кажется женщинам, большинство мужчин не «распускает хвосты», как павлины, когда ищут партнершу. Они просто пытаются скрыть от самих себя свои слабости.

 

ПОЧТИ ВСЕМ МУЖЧИНАМ ПРИХОДИТСЯ СТАЛКИВАТЬСЯ С «МУЖСКОЙ ДИЛЕММОЙ»: СТРЕМЛЕНИЕ К УДОВЛЕТВОРЕНИЮ ЭМОЦИОНАЛЬНЫХ ПОТРЕБНОСТЕЙ, С ОДНОЙ СТОРОНЫ, И ИХ ОТРИЦАНИЕ – С ДРУГОЙ.

 

По иронии судьбы мужское стремление к самовыражению, стремление поставить себя в центр внимания являются такой же формой экстернализации, как и эмоциональное молчание, социальная отстраненность. Оба механизма также имеют характер формирования идентичности. Как скрытные личности, так и любители «себя показать» со временем вырабатывают соответствующий имидж, который должен поддерживать идентичность и, следовательно, устраивать носителя.

Если вдуматься, по сути, термин «самовыражение» не отражает действительности, потому что фактическое «я», со всеми его гранями, чувствами и потребностями, сильными и слабыми сторонами, не демонстрируется. Наоборот, именно свое «я» и стараются скрыть. Поэтому следовало бы использовать слово «демонстрация своего образа», так как мужчина представляет только некий образ, который не соответствует или частично соответствует реальным сторонам его внутреннего мира.

Итак, сформулируем некоторые выводы и пояснения. Во‑первых, тенденция к самовыражению у мужчин – это классическая ложь ради идентичности. Она защищает их от восприятия импульсов, болезненных ощущений или собственных недостатков, которые считаются женскими. С другой стороны, мужчинам часто требуется самовыражение. В большинстве культур по всему миру мужественность – это статус, который нужно заслужить, постоянно доказывая его действиями. В то время как статус «женственности» присваивается девочкам уже при рождении, мужественность молодого или взрослого мужчины каждый день оказывается под угрозой. Достаточно одного неверного шага, одного «немужественного» действия или выражения чувства – и звание настоящего мужчины утрачено.

 

В своей книге «Мифы о мужчине» антрополог Дэвид Гилмор описывает большое количество обрядов посвящения, которые мальчики в разных культурах должны успешно пройти, чтобы быть принятыми в общество как полноправные мужчины. Один из этих обрядов у народа самбуру в Восточной Африке включает обрезание крайней плоти мальчика без какой‑либо анестезии – конечно, чрезвычайно болезненная процедура. Для успешной инициации мальчика единственное, что имеет значение, – покажет ли он, что ему больно. Если он закричит или заплачет во время обрезания, ему навсегда отказывают в присвоении статуса «мужчины». Только те, кто пережил всю процедуру не моргнув глазом, принимаются в мужское сообщество.

В нашей культуре чувства мальчиков или мужчин принципиально не отрицаются. Тем не менее мальчик должен «не допустить утечки» своих чувств. Таким образом, мужественность определяется как отрицание чувств. Эти утверждения никоим образом не означают, что мальчикам в целом сложнее, чем девочкам. Скорее следует уточнить, как и почему мальчики и мужчины обучаются стратегии постоянной демонстрации собственной силы, могущества и неуязвимости.

После этих теоретических объяснений из области социологии стоит упомянуть и о возможном биологическом аспекте: очевидно, что высокие уровни тестостерона, как правило, идут рука об руку с положительными самооценками. Так что, возможно, это заложено в мужчинах уже с колыбели: когда они, увлекаясь скалолазанием, падают со слишком высоких стен, таскают на спинах слишком тяжелые шкафы и даже после многочисленных поражений считают себя лучшими теннисистами в городе, то говорят лишь: «Если бы ветер не был таким сильным, покрытие корта не было таким медленным, а судья не был таким слепым, тогда да, тогда…»

Эта мужская тенденция в случае личной неудачи искать причины не в своей личности, а во внешнем мире нашла свое отражение в специальной психологической литературе под термином «ЭКСТЕРНАЛЬНАЯ АТРИБУЦИЯ в случае неудачи». Многие научные исследования показали, что мужчины, в отличие от женщин, связывают свои успехи с присущими им внутренними качествами: способностями, интеллектом, настойчивостью и т. д. Однако их неудачи обычно связаны с непостоянными внешними факторами: ветер, судья, настроение жены и т. д. Это является причиной высокой устойчивости мужчин к неудачам: они часто начинают новую попытку даже после ощутимых поражений. Согласно девизу: «Если в этот раз судья будет более толковым, погода лучше, а удача на моей стороне, то это, безусловно, сработает!» Кстати, исследователи поведения обнаружили эту особенность в первую очередь у мужчин‑политиков, которые, покинув свое кресло с позором и скандалом, уже через несколько лет снова претендуют на политические посты высокого уровня.

Этот мужской стиль атрибуции может быть очень полезным для сохранения выдержки и самооценки, но выглядит он не всегда приятно. Моему партнеру по теннису вряд ли понравится, если я буду постоянно сигнализировать ему, что мои победы связаны с моим выдающимся мастерством, а мои поражения и, следовательно, его победы являются следствием особенности корта.

В сильно консолидированной форме такой стиль атрибуции препятствует решению личных проблем. Тот, кто все время ищет причины своих неудач вовне, может никогда не обнаружить суть проблемы. Мужчина, который в основном винит в своих личных проблемах колебания настроения партнерши, имеет мало шансов на улучшение этих отношений. Более того, в результате он сталкивается с целым рядом межличностных неудач, которые в конечном итоге закончатся глубоким кризисом. Он будет поддерживать экстернальную атрибуцию и продолжать обвинять других в своих страданиях. Количество его неудач в конечном итоге заставит его считать это «судьбой»: «Весь мир сговорился против меня. Жизнь несправедлива, ничего не поделаешь». Такой вывод о мужском атрибутивном поведении также подтверждает основной тезис этой книги – мужчинам труден доступ к своему внутреннему миру, особенно когда в него вовлечены негативные чувства, считающиеся женскими: стыд, беспомощность или слабость, вызванные личными неудачами.

Сейчас мы очень близко подошли к понятию «нарциссизм»[9]. Согласно общепринятому объяснению под мужским нарциссизмом понимается самовыражение мужчин по отношению к женщинам как внутренний механизм отделения от матери, особенно в случае чрезмерно опекающих матерей. И снова всплывает принцип идентификации обходным путем с его противопоставлением женственности. В этом объяснении убедительно то, что оно подчеркивает, что самовыражение является важной частью нарциссизма (с четким акцентом на «выражение», а не на «само»). Потому что нарциссизм, как в «нормальном», социально допустимом, так и в патологическом вариантах НАРЦИССИЧЕСКОГО РАССТРОЙСТВА ЛИЧНОСТИ, всегда включает в себя игру. Демонстрируется нечто, чего не существует в этом виде – и, как это часто бывает с мужчинами, не только для других людей, но и для себя самого. Мы не будем рассматривать вопрос о том, является ли такое «игровое» представление в первую очередь и изначально нацеленным на мать. В любом случае оно служит для компенсации внутреннего дефекта. Оно позволяет скрывать свои слабости. Преувеличенное изображение самого себя, своей значимости, свойственное нарциссизму, немыслимо без основного чувства собственной неадекватности. Для чего еще нужно самовыражение, если не для сокрытия и отторжения чувства неполноценности?

Именно из‑за этого очень многие (но, конечно, не все) успешные мужчины с трудом налаживают социальные контакты. Они профессионально улучшили свои навыки самовыражения. У них есть воля и способность переоценивать свои сильные стороны и ориентироваться на них, скрывать свои слабости или даже делать их похожими на сильные стороны. Но в отношениях, как личных, так и рабочих, «нарциссы» быстро достигают своих пределов. Важные или даже необходимые для отношений аспекты, такие как самораскрытие или эмпатия, диаметрально противоположны нарциссической стратегии отторжения недостатков. Невозможно одновременно сохранять по‑настоящему водонепроницаемую внутреннюю защиту от собственных слабостей и при этом обладать способностью с любовью принимать чужие недостатки.

Для «нарцисса» также невозможно толерантное отношение к несоответствиям других людей, потому что он нуждается в чужих слабостях для своей собственной эмоциональной защиты. Мысли и ощущения своих недостатков, снова и снова возникающие в повседневной жизни, можно подавить, сосредоточив внимание на недостатках других. Например, постоянно жаловаться или расстраиваться из‑за некомпетентности, лени, халатности, наивности, глупости, неопрятности, веса, одежды других людей. Американский психолог Алон Грэтч описывает эту нарциссическую ПРОЕКЦИЮ своих собственных недостатков на окружающих как «синдром гадкого шефа», но при этом подчеркивает, что многие мужчины также используют аналогичные внутренние механизмы в отношениях с женщинами. То есть возникает «синдром гадкого партнера». В первую очередь неоднократно подвергается критическим оценкам внешний вид партнерши, что позволяет мужчине отвлечься от мысли о том, что у него самого за эти годы тоже появилось немало морщин или лишних килограммов. И о том, что он потерпел немало профессиональных неудач. И что с романом, кругосветным плаванием, собственным бизнесом ничего не вышло. Эта сильная внутренняя уязвимость снова и снова отторгается через обесценивание другого человека, через постоянное самовосхваление, через агрессию.

 

Карлу Янсену 39 лет, и он прошел большой для своего возраста профессиональный путь. В ближайшее время он войдет в правление крупной текстильной компании. Он пришел ко мне после того, как его долгосрочные отношения потерпели крах – уже в который раз. Янсен замечает, что его желание иметь семью угасает.

– Я хочу что‑то с этим сделать! – твердо говорит он, и это звучит так, будто он хочет справиться с растущими производственными затратами.

Янсен продолжает рассказывать мне историю своих отношений. На самом деле у него всегда были девушки, он никогда не был обделен женским вниманием.

«Были да сплыли, – думаю я, – я знаю таких бабников, как ты, достаточно хорошо со школьных времен!» Я поражен своей собственной твердостью и замечаю, как готовлюсь к «нарциссическому контрудару» внутри: если я поставлю на нем клеймо «безнадежного нарцисса», то смогу отвлечься от того, что я сам значительно менее успешен и обеспечен, чем он, и у девушек пользуюсь меньшей популярностью… Но Карл не допускает долгих перерывов для таких мыслей. Он уже дошел до следующей темы – некомпетентности своих сотрудников‑«тугодумов», с которыми трудно иметь дело. Его выводят из себя полученные им плохие оценки в этих «современных опросах сотрудников». В конце первого сеанса мне становится интересно, придет ли Янсен ко мне еще раз, или он и меня считает некомпетентным «тугодумом».

К моему удивлению, Янсен вернулся. Кажется, я почему‑то не попал под его «стрелы критики». После нескольких сеансов мы обсуждаем ситуацию из его детства, которую позже Карл идентифицирует как «многократную», а не как универсальную модель. Речь идет о жестоком наказании за минимальные ошибки в школе или дома, которое его отец сопровождал такими заявлениями, как «Мой сын не делает ошибок!». Янсен покраснел, слезы текли, он не мог говорить некоторое время.

На следующем сеансе становится ясно, что эта последовательность терапии имела для него огромное значение. Не столько потому, что он осознал связь между отношением к своим слабостям и слабостям других людей и отношением к ним же своего отца, но, скорее, потому, что он продемонстрировал мне свою слабость в течение нескольких минут. Мы выясняем, что, несмотря на многолетний опыт взаимоотношений, эта ситуация была первой, когда он открыл свою собственную слабость, уязвимость – даже самому себе.

Теперь можно рассмотреть его нарциссические компенсации таких слабостей. Мы можем говорить о постоянном внутреннем и внешнем обесценивании им своих партнерш. И о том, что он очень стыдился своего роста в пубертате (Янсен чуть ниже 1,70 м) и, вероятно, именно поэтому он старался не оставаться без подруги больше недели.

– Я всегда искал символы статуса, а не партнерш, – признает он обеспокоенно. – Я хочу что‑то с этим сделать, – говорит он снова, как и на первом сеансе, только на этот раз это его внутреннее желание.

– Для статуса вы можете купить Porsche, – предлагаю я, – возможно, тогда ваша душа сможет найти подходящую женщину.

Янсен недоверчиво смотрит на меня, а потом смеется:

– У меня действительно есть несколько Porsche! – Через некоторое время он добавляет, опустив глаза: – Ну, может быть, уже хватит с меня статуса, и я могу действительно подумать о душе.

Пример Карла Янсена показывает, как наследуется эта мужская форма нарциссизма. Нарциссические родители, такие как отец Янсена, отрицают сложную болезненную реальность и требуют от своих сыновей высочайших достижений и идеального поведения. Таким образом, они создают у мальчиков комплекс неполноценности. В то же время они уже предоставляют сыну механизм того, как эти ощущения собственной неполноценности можно экстернализировать, чтобы они исчезли: через нарциссическое самовыражение и нарциссическое отношение к собственным детям (или сотрудникам, или партнершам).

В последнее время, по мере отхода от строго авторитарных форм обучения, природа нарциссического родительского послания изменилась. Вместо «докажи, что ты успешен, иначе ты никто и ничто в этом мире!» теперь подразумевается: «Ты супер, ты можешь сделать это, ты лучше всех!» Конечно, сама по себе похвала – это неплохо, более того, определенная степень нарциссизма полезна для здоровья. Отношение к ребенку, однако, остается связанным с его успешностью, то есть изменился только тон, но не само сообщение. Косвенное выражение и позитивный тон современного послания еще более затрудняют внутреннее обращение с ним, возможность противостоять ему. В конце концов, родители всегда были хорошими, поддерживающими и подбадривающими, против чего же тогда бунтовать?

«Нарциссизм» обычно переводится как «влюбленность в себя». Нарциссически настроенный человек, как и Нарцисс в мифе, влюблен не в себя, а в свое отражение. Он испытывает восторг от своего внешнего образа, своего самовыражения. Именно потому, что он не научился любить свое настоящее я – а это, в свою очередь, связано с обесцениванием, пережитым в детстве и в подростковом возрасте, или просто из‑за отчуждения от собственного внутреннего мира. В любом случае «нарцисс» беспокоится не о внутреннем, например страхе неполноценности, а всегда о внешнем, чтобы избежать этого страха. Таким образом, нарциссизм является формой экстернализации. Поэтому именно у мужчин чаще диагностируются нарциссические расстройства личности, а у женщин – ПСИХАСТЕНИЧЕСКИЕ (СВЯЗАННЫЕ С ЧУВСТВОМ СОБСТВЕННОЙ НЕПОЛНОЦЕННОСТИ). Излишний нарциссизм многих мужчин можно рассматривать как внешнюю форму неуверенности в себе.

 

МЫ МОЖЕМ ПРЕДСТАВИТЬ СЕБЕ МУЖСКУЮ ДИЛЕММУ КАК СПОР ДВУХ СОБЕСЕДНИКОВ. ПРОТИВНИКАМИ В ЭТОМ СПОРЕ ВЫСТУПАЮТ ТЕНДЕНЦИЯ К САМОЗАЩИТЕ И ТЕНДЕНЦИЯ К САМОАКТУАЛИЗАЦИИ: ПЕРВАЯ СКЛОНЯЕТ ОТРИЦАТЬ ЧУВСТВА, ВТОРАЯ ПРОВОЦИРУЕТ ЖЕЛАНИЕ ЖИТЬ ЖИЗНЬЮ, НАПОЛНЕННОЙ ЭМОЦИЯМИ.

 

Тот факт, что нарциссизм часто упоминается вместе с эгоизмом и безжалостностью, почти логичен с точки зрения ошибочного разговорного перевода этого термина как «влюбленность в себя». Многие мужчины также слышат это обвинение в эгоистичном поведении от своих женщин. Строго говоря, эгоизм при этом путают с эгоцентризмом.

 

Термин «эгоизм» обозначает сознательное и преднамеренное ущемление интересов другого в пользу себя. Если вы специально быстро схватите последний кусок пирога до того, как его возьмет кто‑то другой, это будет эгоистично. Напротив, «эгоцентризм» можно определить как бессознательное позиционирование себя в центре событий. Любой, кто действует эгоцентрично, предполагает, что он является центром мира и критерием нормальности. Эгоцентрик также может тянуться к последнему кусочку пирога, но медленно и без спешки. Он не понимает, что этот последний кусок пирога может заинтересовать других.

 

Для окружающих эгоизм и эгоцентризм являются неприятными и раздражающими особенностями. Тем не менее различие между эгоистичным и эгоцентричным поведением является не просто научным – по крайней мере, если мы заинтересованы в основных мотивах и психологических структурах, стоящих за ними. Эгоист достаточно чуток, он может поставить себя в положение других людей и таким образом предугадать их нужды (например, в куске пирога). Для этого, естественно, необходимо, чтобы он хорошо понимал собственную потребность, связанную с ситуацией. Он осознает как чужое, так и свое желание – и решает исполнить последнее.

Эгоцентризм характеризуется значительно меньшей эмоциональностью и меньшей эмпатией. Эгоцентрик мало осведомлен о своих и чужих нуждах. Соответственно его поведение основано на поверхностных мотивах. Как уже несколько раз говорилось выше, это описание относится ко многим мужчинам. Мужчины часто ведут себя автоматически эгоцентрично, потому что им трудно получить доступ к своим собственным основным импульсам и сопереживать чужим импульсам. Таким образом, они действуют совершенно неосознанно и без рефлексии в ситуациях, имеющих отношение к потребностям. Вот почему многие мужчины сильно удивляются (и стыдятся), когда им сообщают про их поведение.

Если женщины обвиняют мужчин в эгоизме, они, безусловно, зачастую правы. Однако во многих случаях стоило бы задуматься – возможно, это эгоцентризм, который требует совершенно другого подхода. Если мужчина никогда не удовлетворяет потребности своей партнерши по чисто эгоистичным причинам, отношения для женщины безнадежны. Однако если он игнорирует эти потребности из‑за своего явного эгоцентризма, обсуждение соответствующих потребностей обоих партнеров может оказаться полезным для отношений.

Кроме того, женщины также ведут себя эгоцентрично по отношению к мужчинам. В целом их восприятие собственных чувств позволяет им сопереживать соответствующим эмоциям других людей. Тем не менее нередко это касается только определенных эмоций. Иногда женщины переносят свои эмоции на других. Они не полностью игнорируют чувства мужчин, но предполагают, что мужчины должны чувствовать то же самое, что и они. Этот «эмоциональный эгоцентризм» затрудняет понимание психологических особенностей мужчины, таких как мужская форма заботы, или страданий при мужской дилемме. У меня сложилось впечатление, что женщин особенно удивляет любовь мужчин к числам, спискам, статистике и систематизации.

 

 

Рациональность