Часть первая Истоки науки о сознании

 

Глава 1. Философские основы науки о сознании

Глава 2. Исторические основы науки о сознании

Глава 3. Концептуальные основы науки о сознании

Глава 1 Философские основы науки о сознании

 

Введение

Наиважнейшее различие: дуализм и монизм

Дуалистические теории сознания

Монистические теории сознания

Почему останется проблема «душа‑тело»?

Выводы

Вопросы для обсуждения

Введение

В философии проблема «душа‑тело», или связь между внутренним, ментальным миром и внешним, физическим миром обсуждается на протяжении тысячелетий. Что такое человеческая душа, разум или сознание? Какова ее (его) связь с телом, мозгом или вообще с физической материей?

Некоторые теории исходят из того, что природа сознания (субъективной психологической реальности) и природа мозга (объективной физической, биологической реальности) кардинально отличаются друг от друга и состоят из абсолютно разных субстанций. Подобный подход еще более затрудняет объяснение того, как они могут находиться в тесном причинном взаимодействии друг с другом.

Другие теории предлагают альтернативную трактовку и признают, что в конечном итоге сознание и реальность не так уж сильно отличаются друг от друга и образованы из одной и той же базовой субстанции. Проблема таких теорий заключается в том, чтобы показать, как сознание может быть таким же, как обычная физическая материя, или наоборот!

Помимо проблемы «душа‑тело» науке о сознании приходится иметь дело и с проблемой «другого сознания»: откуда нам известно, что у других людей тоже есть сознание? Мы не можем непосредственно ни воспринять, ни обнаружить, ни измерить его присутствие, у нас нет никакого научного инструмента диагностики субъективных психологических реальностей других созданий. Значит ли это, что они вообще недоступны для научного объяснения?

Наиважнейшее различие: дуализм и монизм

Мы начнем с того, что разделим все философские теории, связанные с проблемой «душа‑тело», на две противоположные категории: на дуалистические теории и монистические теории.

Определение дуализма

Все дуалистические теории исходят из того, что мир (Вселенная как единое целое) состоит из сущностей, или субстанций, двух диаметрально противоположных типов. Одни из них имеют физическую природу. Они образуют физическую материю, энергию, силовые поля, элементарные частицы и силы и все прочее, что естественные науки считают фундаментальным «строительным материалом» Вселенной. В конечном счете все самые сложные физические системы, такие как звезды, горы и деревья, состоят из элементарных физических частиц.

Другая сущность по своей природе ментальна. По определению, «ментальное» – это нечто нефизическое, нечто скорее принципиально отличное от физического, нежели его часть или разновидность. Нет ясности в том, из чего именно состоит эта ментальная сущность, но представляется вполне естественным принять, что каким бы ни был этот «строительный материал», он такой же, как и тот, который образует нашу субъективную психологическую реальность. Следовательно, ментальность образована субъективными, качественными состояниями сознания, расположенными внутри ментального пространства, в котором происходят осознаваемые события. Она непосредственно проявляется в наших ощущениях, восприятиях, мыслях, эмоциях, образах, субъективно переживаемых в потоке сознания. Как правило, нефизическую субстанцию изображают как некую призрачную ментальность, не зависящую не только от физической материи, но даже и от физических законов, которые правят физическим миром. Считается, что ментальность не поддается физическим измерениям и наблюдениям и, возможно, состоит из чрезвычайно деликатных, неосязаемых «атомов души», не похожих ни на какие физические частицы и существующих в ментальном «пространстве души», лежащем за пределами физического пространства и времени.

Определение монизма

В отличие от дуалистических теорий все монистические теории исходят из того, что мир (Вселенная как единое целое) состоит исключительно из субстанции одного типа. Однако разные монистические теории расходятся в том, какова конечная природа этой фундаментальной субстанции. Согласно одним из этих теорий, сущность Вселенной материальна (материализм или физикализм), тогда как другие утверждают, что Вселенная состоит исключительно из ментальной субстанции (идеализм). Однако известны и теории, полагающие, что в своей основе Вселенная и не «ментальна», и не «материальна» (нейтральный монизм). В свое время мы вернемся к этим различиям, а сейчас более подробно рассмотрим дуалистические теории сознания.

Дуалистические теории сознания

Дуалистические теории считают само собой разумеющимся, что как физическая материя, так и субъективное сознание являются реальными феноменами, существующими независимо друг от друга. Они ничем не обязаны друг другу и существуют во Вселенной на равных. Просто они совершенно разные. Это – одна из привлекательных характеристик дуалистических теорий. Они демонстрируют одинаково уважительное отношение как к внешнему физическому миру, в основном принимая все естественные науки насколько это возможно, так и к нашему внутреннему, субъективному миру, признавая, что это особая реальность, находящаяся за пределами физической реальности.

Однако и дуалистическим теориям тоже присущи некоторые серьезные недостатки. Во‑первых, они испытывают трудности, отвечая на вопрос, из какого «материала» состоит нефизическая ментальная субстанция и где она располагается относительно физического пространства. Они говорят лишь о том, чем она не является: она не является физической. Но что значит быть нефизической или нематериальной? Если наше сознание основано на нефизической ментальной субстанции, тогда нам нужна проверяемая научная теория, описывающая и объясняющая точно, что такое ментальная субстанция, как она ведет себя и где ее можно найти. Следовательно, дуалистические теории не всегда способны предложить нам убедительные решения онтологических проблем, связанных с базовой природой сознания. Но еще хуже обстоят дела, когда они пытаются ответить на вопрос о взаимоотношениях: какие именно отношения существуют между нефизической ментальной субстанцией и физическим миром, такими как наш мозг и наше тело.

Если нам что‑то и известно о связи между сознанием и физической реальностью, так это то, что, похоже, эти два мира гармонично сотрудничают друг с другом всякий раз, когда мы воспринимаем внешние объекты или выполняем преднамеренные действия. С одной стороны, сенсорные органы наших тел получают физическую энергию из внешнего мира и превращают ее в нейронные сигналы, которые каким‑то образом трансформируются в субъективные ощущения и восприятие в нашем внутреннем психологическом мире. С другой стороны, мы формулируем мысли и строим планы и испытываем желания и пристрастия к чему‑либо в своем сознании. Одним усилием воли мы можем заставить свои мышцы, конечности и тела передвигаться в физическом пространстве «под руководством» нашего сознания и намерения. Складывается впечатление, что взаимодействие сознания и физической реальности – это «улица с двусторонним движением»: сначала внешний мир «проникает» в наше сознание, которое благодаря этому воспринимает и ощущает его, а затем наше сознание обращается к внешнему миру и, таким образом, управляет поведением тела по своему желанию.

Как правило, дуалистические теории отличаются друг от друга тем, как они отвечают на вопрос взаимоотношений, а именно на вопрос о том, какие отношения существуют между нефизической ментальной субстанцией и физическим миром, в первую очередь между нашим мозгом и телом? Известны три основные альтернативы: интеракционизм, эпифеноменализм и параллелизм.

Интеракционизм

Как следует из названия этой теории, ее основная идея заключается в двустороннем причинном взаимодействии между внешней физической реальностью и субъективной психологической реальностью, или между мозгом и сознанием. Иными словами, физические стимулы во внешнем мире (например, электромагнитная энергия в виде света) сначала воздействуют на органы чувств (например, на сетчатку глаза), затем сигнал трансформируется в нейронные импульсы, которые поступают в мозг, в первую очередь – в зрительную зону коры в затылочной области головного мозга, после чего на какой‑то стадии, покрытой тайной, физическая активация мозга приходит во взаимодействие с нефизической субстанцией, или сознанием, что позволяет нам получить субъективное переживание: мы видим. Это – причинный путь «снизу вверх», путь от физического входа до осознанного выхода. Причинный путь «сверху вниз», называемый также «ментальной причинностью», проходит в противоположном направлении от сознательного «входа» (мысль, желание или намерение совершить действие) до физического действия. Рассмотрим пример. Допустим, вы чувствуете внезапное сильное желание поесть шоколада. Это желание – осознанное переживание. Оно заставляет вас оглянуться по сторонам в поисках шоколадного батончика, быстро схватить его, сунуть в рот и вонзить в него зубы. Таким образом, осознанное переживание вызывает физические изменения сначала в вашем мозге, а затем и в нейронных импульсах, идущих от мозга к мышцам. В конце концов эти изменения приводят к физическим движениям вашего тела.

Часто в нашей повседневной жизни причинные пути «снизу вверх» и «сверху вниз» образуют интерактивные сенсомоторные петли. Наступив босой ногой на колючее растение, вы чувствуете боль и настоятельную потребность избавиться от нее. Потом вы пытаетесь определить болевую точку, смотрите на пораненное место и ощупываете его, а нащупав колючку, вы с облегчением выдергиваете ее. Прогуливаясь по засаженному клубникой полю в поисках спелой красной ягоды и увидев такую (в результате нейронной активности по принципу «снизу вверх» от сетчатки глаза к зрительной коре, а далее в сознание), вы протягиваете руку, чтобы сорвать ее (в результате активности по принципу «сверху вниз», от осознанного восприятия и желания до явного физического действия).

Похоже, что причинное взаимодействие физического и нефизического миров протекает весьма гладко. Действительно, в нашей повседневной жизни нам вообще не приходится задумываться об этом. Как только мы открываем глаза, на нас начинают воздействовать физические стимулы, в результате чего возникают осознанные зрительные переживания. Мы используем свои физические тела для реализации наших намерений и для удовлетворения желаний, и, похоже, что все это работает без сбоев. Проблема заключается в том, чтобы объяснить, как именно два диаметрально противоположных мира – такие физические процессы, как нейрональная активность, и такие нефизические качественные вибрации души, как наши ощущения, мысли и желания, – вообще способны взаимодействовать друг с другом, не говоря уже о таком непосредственном взаимодействии. Иными словами, интеракционистский подход должен вооружить нас научной теорией, хотя бы предварительной, о механизмах взаимодействия двух миров.

Почему же тогда интеракционисты не предложили нам ни теории, ни хотя бы описания этих механизмов? Проблема заключается в том, что физический мир причинно замкнут в себе, а нефизический мир, соответственно, причинно инертен (по крайней мере, по отношению к материальному). Причинная замкнутость физического мира означает, что физические события могут быть вызваны только другими физическими событиями и способны вызвать дальнейшие события, имеющие исключительно физическую природу, посредством чисто физических механизмов. Причинная обусловленность (причинность) требует механизмов, обладающих такими физическими свойствами, как масса, энергия, силовые поля, физическое движение в физическом пространстве и т. д. Причинная инертность сознания означает, что наши переживания, если они абсолютно нефизические, вовсе не обязательны для того, чтобы произошло какое‑либо физическое событие, и их природа такова, что они не могут повлиять решительно ни на что в физическом мире, включая и нейронную активность в нашем мозге. Если сознание состоит из призрачной ментальной субстанции, значит, оно, как и призраки‑прототипы, должно просто плавно перемещаться через все материальные предметы, не оказывая на них никакого влияния!

Проблема, с которой сталкивается дуалист, такова. Чтобы причинно взаимодействовать с физическим миром (например, с мозгом), некая сущность должна как минимум обладать некоторыми физическими свойствами. Следовательно, ментальная субстанция должна, в конце концов, иметь какие‑то физические свойства, чтобы оказывать какое‑то влияние на активность нашего мозга. Однако для дуалиста сознание по определению является чем‑то нефизическим. Как нечто абсолютно нефизическое, лишенное массы, энергии, движения, силы тяжести, протяженности в пространстве, местоположения и всех мыслимых физических свойств, может вызвать какие‑либо изменения в таком объекте физического мира, как мозг? Как именно ментальная субстанция оказывает физическое влияние на мозг и реализует физическое проявление своей свободной воли? Это тайна за семью печатями. До тех пор, пока не появятся убедительные научные гипотезы о механизмах взаимодействия души и мозга, интеракционизм остается чисто метафизической спекуляцией, имеющей значение исключительно для философии, но не играющей никакой роли в эмпирической науке о сознании.

Проблема, связанная с объяснением природы двустороннего взаимодействия сознания и мозга, – не единственная проблема интеракционизма, хотя, возможно, и самая трудная. Другие проблемы возникают, когда мы пытаемся «встроить» дуалистический взгляд на сознание в научное представление о мире, сформированное благодаря другим отраслям эмпирической науки, в том числе историей эволюционного учения (филогенезом), индивидуальным развитием (онтогенезом) и нейропсихологией. На каком этапе эволюционного развития нематериальная ментальная субстанция впервые оказалась причинно связанной с биологическими организмами? Как и почему это произошло, если исключить божественное вмешательство? Когда у первого живого создания появилась душа и оно превратилось в мыслящее существо, способное «видеть свет» и ощущать свое собственное существование? Предположительно, до этого величайшего в истории жизни на Земле момента каждое существо на этой планете было зомби, полностью лишенным сознания, простым биологическим механизмом без какой бы то ни было ментальной жизни. Аналогичный вопрос может быть задан и о человеческом зародыше или младенце: когда, как и почему возникает связь между ментальной субстанцией и его развивающимся мозгом? Когда младенец впервые «видит свет» или ощущает собственное существование?

Считается, что сама по себе ментальная субстанция способна превратить биомеханических зомби в мыслящие существа, обладающие внутренней субъективной жизнью. А это значит, что есть насущная потребность найти ответы на вопросы, касающиеся возникновения внутренней жизни в процессе эволюции и развития ребенка. В то же самое время очень трудно идентифицировать как в истории эволюции, так и в индивидуальном развитии какую‑то конкретную стадию, которую можно было бы признать таким радикальным поворотным пунктом, или представить себе какой‑то механизм, способный объяснить, как все это произошло. Все изменения, которые мы можем объективно зафиксировать на эволюционном пути, представляются чисто физическими, химическими и биологическими и образуют плавный, непрерывный континуум. С позиции биологии место, в котором душа якобы оказалась связанной с мозгом, представляет собой произвольную точку в континууме, в которой непостижимая сила связала вместе душу и мозг.

Другая проблема, с которой сталкивается дуалист, связана с нейропсихологией. Сегодня нам известен ряд неврологических расстройств, при которых повреждения ткани мозга или его функций, возникшие в силу разных причин, вызывают серьезные изменения сознания и личности. Вследствие мозговой травмы больной может частично утратить способность воспринимать, чувствовать изменения телесного образа или даже иметь внетелесные переживания, утратить память обо всей своей жизни или столкнуться с такими изменениями темперамента и личности, которые превращают его в совершенно другого человека. Следовательно, складывается впечатление, что структура и содержание субъективной психологической реальности должны напрямую и полностью зависеть от структуры и функций мозга (более подробно этот вопрос будет рассмотрен в разделе, посвященном нейропсихологии и сознанию, главы 4‑6).

Однако если предположить, что нефизическая ментальная субстанция совершенно не зависит от физической субстанции – мозга, почему же такие признаки души, как сознание и селф [1] человека, оказываются необратимо разрушенными в результате повреждения незначительных участков физического мозга? Ведь согласно дуализму, душа должна благополучно продолжать свое существование без каких‑либо проблем и в отсутствие мозга. Однако все эмпирические доказательства, полученные из нейропсихологии, свидетельствуют о том, что всех нас ожидает заслуживающая сожаления судьба: разрушь физический мозг – и ты тем самым навсегда уничтожишь личность и ее сознание. Если дуализм хочет выжить как серьезная научная альтернатива, он должен предложить правдоподобную теорию нейропсихологической обусловленности души.

Картезианский дуализм: разновидность интеракционизма

Возможно, интеракционизм более известен как картезианский дуализм, который, без всякого сомнения, представляет собой самую известную из всех теорий сознания, предложенную Рене Декартом (1596‑1650). Декарт сформулировал свою теорию сознания, когда изучал природу человеческого знания и, в частности, искал ответ на вопрос, существует ли нечто такое, что мы знаем с абсолютной уверенностью, без какой бы то ни было тени сомнения. В качестве инструмента познания Декарт использовал метод систематического сомнения. Он подвергал сомнению обоснованность буквально каждого из тех утверждений, которые мы в повседневной жизни традиционно воспринимаем как нечто само собой разумеющееся. Возможно ли, чтобы мир, который мы воспринимаем с помощью органов чувств, был не таким, каким он нам кажется? Возможно ли, что этого мира вообще нет, что это лишь галлюцинация или сон? А как обстоят дела с моим собственным телом, которое я воспринимаю? Может быть, это тоже галлюцинация? Почему нет? Наши сновидения часто заставляют нас поверить в существование некоего мира, в котором мы физически присутствуем, однако позднее выясняется, что все это было лишь галлюцинацией. Тот мир, который нам приснился, не существует.

Откуда мы знаем, что в данный момент мы не находимся в состоянии сна? Декарт сделал вывод о том, что мы этого не знаем, во всяком случае, у нас нет в этом абсолютной уверенности. Декарт размышлял над возможностью существования некоего наделенного властью злокозненного демона, способного с помощью волшебства вызывать по своему желанию сложные галлюцинации и иллюзии. Если бы такой демон действительно существовал, это означало бы, что бедный Декарт заблуждался относительно существования не только внешнего мира, но и собственного тела. Существует ли нечто такое, относительно чего он никогда не мог заблуждаться? Существует ли нечто такое, что он мог бы знать с абсолютной уверенностью, вопреки коварным замыслам злокозненного демона?

Вывод, к которому пришел Декарт и который он сформулировал, является одним из самых знаменитых в истории философии: Cogito, ergo sum (Мыслю – следовательно, существую). Так Декарт указал на тот факт, что до тех пор, пока существует какой‑то мыслительный процесс – даже если он иллюзорен, и любое субъективное сознательное переживание – даже если оно вводит в заблуждение, по крайней мере должен существовать и он сам как субъект этих мыслей и переживаний, чтобы иметь их. Даже если это всего лишь сон, этот сон должен состоять из чего‑то, что существует. И это что‑то должно быть не физической, а ментальной сущностью.

Следовательно, демону не удалось ввести Декарта в заблуждение относительно его собственного существования: он не смог создать ситуацию, при которой Декарта как субъекта переживаний и мыслей вовсе не существовало бы, однако он был бы обманным путем вовлечен в переживание чего‑либо и в мысли о том, что на самом деле он существует. Полное отсутствие мыслей и переживаний – полное отсутствие внутренней сознательной жизни – влечет за собой полное отсутствие существования личности. Напротив, присутствие каких‑либо мыслей или других ментальных переживаний означает, что автор этих мыслей или субъект этих переживаний существует: я мыслю, я переживаю, значит, я существую.

Хотя мы не можем быть уверены в существовании материальных, или физических, объектов, – возможно, деревья, горы и дома, которые мы видим, – всего лишь галлюцинации, – мы тем не менее можем быть уверены в том, что наши мысли и переживания действительно существуют. Согласно Декарту, мы можем сделать вывод о том, что само наше существование тесно связано с этими чисто ментальными вещами. В своей основе мы – это разум (или душа), фундаментальная часть которого – мысли и осознанные переживания. Сам Декарт сказал о себе, что он – не более чем вещь, которая думает, т. е. имеет «разум» или «душу». Субстанция ментального мира, или сознания, есть мысль и переживание. Декарт дал этой субстанции латинское название «res cogitans», что означает «субстанция, которая думает». Термином «мышление» он обозначал не только внутреннюю вербальную речь (то, что мы обычно называем «мышлением»), но и другие ментальные переживания, в том числе ощущения, восприятие, физические переживания и чувства: более или менее все, что мы сейчас включаем в понятие «сознание».

Ментальный мир отличается от физической материи, которую Декарт назвал «res externa», что в буквальном переводе означает «пространственно расширяющаяся субстанция». В отличие от нее ментальная субстанция не имеет ни пространственного расширения, ни определенного местоположения; это единая, цельная душа, которую невозможно разделить на части, как физический объект. Мы – существа, состоящие из «res cogitans», мы – осознающие разумные существа, мыслящие, но наш разум не занимает места в пространстве. Наши физические тела представляют собой не мыслящую материю, но они занимают место в пространстве, они состоят из «res externa». Следовательно, наша душа кардинально отличается от нашего тела и не зависит от него и может продолжать существовать даже без той физической, материальной оболочки, которую мы называем своим телом.

Тем не менее, согласно Декарту, между телом и душой существует настолько тесная связь, словно имеет место взаимопроникновение. Разум, или душа, не может находиться ни в одной определенной части тела; причинная связь между этими двумя мирами осуществляется через мозг, а конкретно – через небольшую железу, которая называется шишковидным телом. Декарт знал о существовании сенсорных и моторных нервов, опосредующих наши ощущения, восприятие и двигательную активность, и поэтому считал шишковидное тело тем местом, которое могло бы быть каналом между мозгом и душой. Во‑первых, шишковидное тело находится в центре мозга, что делает его идеальной «штаб‑квартирой», контролирующей сенсомоторную активность. Во‑вторых, в отличие от многих других органов мозга, которые существуют в «двух экземплярах», т. е. в каждом полушарии, шишковидное тело – единственный непарный орган мозга. Анатомическая уникальность шишковидного тела прекрасно сочетается с ментальной уникальностью сознания. В‑третьих, шишковидное тело расположено в центре мозга между полушариями в месте межталамического сращения, на крыше третьего желудочка головного мозга. Средневековые теории, которые процветали в додекартовы времена, исходили из того, что душа (в форме «жизнерадостности») находится в жидкостях, заполняющих именно желудочки мозга, а не нервные ткани. В своей теории Декарт сохранил древнюю идею о том, что связь между телом, мозгом и душой осуществляется через жидкости, содержащиеся в желудочках мозга. Считалось, что вибрации шишковидного тела трансформируются в вибрации жидкостей в третьем желудочке, которые затем передаются в мышцы в виде команд, приводящих конечности в движение. Считалось также, что нервы представляют собой полые трубки, аналогичные гидравлическим водопроводным трубам, которые дистанционно оказывают причинное влияние на мышцы вследствие изменения гидравлического давления в нервах. Соответственно считалось, что стимулирование сенсорных нервов передается в мозг, где трансформируется в вибрации жидкости в желудочках, которые передаются шишковидному телу, направляющему их душе.

Таков вкратце интеракционистский дуализм Декарта (рис. 1.1).

Рис. 1.1. Интеракционистский дуализм

На этом рисунке схематически изображено, как мозг и душа осуществляют двустороннее причинное взаимодействие во времени. 1. Активность мозга оказывает причинное влияние на сознание (мозг > причинности сознания, что символизирует стрелка, направленная вверх). Такое происходит, например, когда зрительная информация поступает в зрительную кору, и у наблюдателя возникает осознанное зрительное восприятие. 2. Содержание сознания в душе одного и того же человека оказывает взаимное причинное влияние (сознание > причинности сознания, что символизирует стрелка между двумя облаками сознания). Такое происходит, в частности, тогда, когда осознанное восприятие вызывает осознанную мысль или намерение совершить какое‑либо действие. 3. По меньшей мере некоторое содержание сознания оказывает причинное влияние на активность мозга и вследствие этого – также и на поведение (сознание > причинности мозга, или ментальной причинности, что символизирует стрелка, направленная вниз). Такое происходит, например, тогда, когда осознанное намерение совершить какое‑либо действие вызывает изменения в двигательной коре, где инициируется поведение. Хотя с тех пор, как Декарт сформулировал эти идеи, прошло около 400 лет, его теория остается предметом дискуссий и критики в современной литературе о сознании. Разумеется, лишь немногие современные ученые и философы защищают нечто похожее на интеракционистский дуализм. Однако никому не удалось решить проблему сознания в терминах недуалистической теории, так что Декарт в этом смысле ничуть не хуже какого‑либо другого ученого! У нас до сих пор нет научной теории, которая бы раз и навсегда объяснила, как субъективная психологическая реальность связана с объективной физической и биологической реальностью. Следовательно, дуализм еще окончательно не побежден. Он еще может вернуться. Однако если идея нефизической души вернется и будет серьезно обсуждаться как научная гипотеза, нам придется основательно пересмотреть наши современные научные представления о мире! Но большинство ученых и философов к этому не готовы и попытаются сначала всячески помешать этому, прежде чем согласятся рассматривать дуалистическую теорию сознания. Они не видят никаких свидетельств в пользу этой теории. А это значит, что дуализм стал самым последним прибежищем, приемлемым только в том случае, если ничто другое не сработает.

Эпифеноменализм

Возможно, самая серьезная проблема интерактивного дуализма заключается в объяснении ментальной причинности, или того, как нефизическая ментальная субстанция влияет на активность мозга, физической субстанции, таким образом, что именно она управляет нашим поведением. Эпифеноменализм представляет собой способ избавиться от этой проблемы: он отрицает возможность ментальной причинности – самой идеи о том, что события в сознании влияют на объективный физический мир. Иными словами, нефизическая ментальная реальность не может причинно влиять на физическую материю, или на активность мозга. Однако эпифеноменализм признает другую причинность: влияние физического мира на мир ментальный. Физические изменения в сенсорных системах и в мозге вызывают осознанные события в нашей субъективной психологической реальности. Благодаря однонаправленной причинности от внешнего мира к мозгу и далее к сознанию мы осознанно ощущаем и воспринимаем окружающий нас мир. Физическая мозговая активность вызывает явления двух типов: дальнейшие физические изменения в мозге, которые в конечном итоге становятся причиной нашего поведения, доступного наблюдению, и таких событий в сознании, как ощущения, восприятие, мысли, намерения и планы действий. Однако нефизические события в сознании не имеют никакого причинного результата. Они не вызывают никаких изменений в мозге и никаких дальнейших событий в сознании. С причинной точки зрения события в сознании – это тупик. Их сравнивали с нематериальными тенями, которые отбрасывает физическая мозговая активность, с тенями, которые «слоняются вокруг» мозговой активности, или, возможно, «над» ней, но не выполняют решительно никакой работы и не оказывают никакого влияния ни на что (рис. 1.2).

Рис. 1.2. Эпифеноменализм

На рисунке схематически изображено одностороннее причинное взаимодействие мозга и сознания во времени. 1. Активность мозга оказывает влияние на сознание (мозг > причинность сознания, что символизирует стрелка, направленная вверх). Такое происходит, например, когда зрительная информация поступает в зрительную кору и в сознании наблюдателя возникает зрительное восприятие. 2. Начальная мозговая активность в зрительной коре вызывает дальнейшую активность, которая распространяется по другим зонам коры (чисто физическая причинность между мозговыми активностями символически представлена черной стрелкой, направленной слева направо). Дальнейшая активность мозга одновременно оказывает дальнейшее причинное влияние на сознание (вторая стрелка, направленная вверх). Само по себе сознание не оказывает ни на что никакого причинного влияния (причинных стрел, возникающих в сознании, нет).

Следовательно, сила эпифеноменализма заключается в том, что он способен объяснить все поведение человека исключительно физическими причинами. Физическая стимуляция вызывает изменение состояния мозга, что приводит к дальнейшим изменениям состояний мозга, в свою очередь вызывающих поведение, которое можно наблюдать. В терминах научного объяснения больше сказать нечего. Таких объективных причинных механизмов физического мира, как паттерны возбужденных нейронов мозга, вполне достаточно для того, чтобы объяснить все аспекты человеческого поведения. Поскольку научные объяснения преимущественно не что иное, как подробные описания причинных механизмов, объясняющих наблюдаемое поведение, мы должны быть благодарны психологии (или когнитивной нейрологии), способной объяснить все объективные данные, которые мы когда‑либо получим, простым обращением к чисто физическим (химическим, биологическим и т. д.) механизмам. Нефизические явления (ментальные, субъективные, сознательные) не нужны ни для каких объяснений. Они – эпи ‑феномены, всего лишь вторичные, или побочные, эффекты мозговой активности. К несчастью, освобождение от ментальной причинности – это обоюдоострый меч. Без сомнения, самый значительный недостаток эпифеноменализма заключается именно в том, что он не отводит нашей ментальной жизни никакой активной роли в мире. Наш поток сознания – это всего лишь тени, влекомые мозгом, а мы сами, как индивиды, наделенные сознанием, – не более чем пассивные наблюдатели, чье существование в мире не имеет ни для кого никакого значения. В лучшем случае наш удел – езда на машине «с ветерком», безнадежное барахтанье в потоке сознания, однако во власти иллюзии, что мы контролируем свое поведение и вольны решать, что нам дальше делать. На самом же деле мы ничего не контролируем и наша осознанная воля – не более чем обман. Мы подобны теням, которые ошибочно отождествляют себя с физическими объектами, отбрасывающими эти тени, и верят, что от них что‑то зависит, поскольку изменения физических объектов тесно коррелируют с нашими переживаниями. Тень, которую отбрасывает молоток, может верить в то, что именно она контролирует действия молотка, и вызывает движения физического молотка, и ударяет по гвоздю, и вгоняет физический гвоздь в доску. Мы совершаем точно такую же ошибку, полагая, что мы, как сознающие субъекты, контролируем свое собственное поведение. Всю работу выполняют физические процессы в мозге, и наше сознание следует за ними, как тень.

Фатальная проблема эпифеноменализма заключается в том, что представление о людях как о пассивных наблюдателях, похожих на тени, находится в разительном противоречии с нашими убеждениями и непосредственными переживаниями, касающимися нас самих. Согласно эпифеноменализму, все нижеследующие утверждения ложны: жажда заставляет меня пить, чувство боли заставляет меня принять аспирин, мои тщательно продуманные планы и серьезные размышления заставляют меня действовать именно так, а не иначе; то, что я вижу вокруг себя, причинно руководит моим поведением и т. д. Наш повседневный опыт, связанный с нашей способностью контролировать, с нашей субъективной психологической реальностью, причинно влияющей на наше поведение, настолько силен, что мы не готовы так просто расстаться с ним. Очень трудно принять представление о себе самих, согласно которому мы – всего лишь наделенные сознанием марионетки, которые мозг «дергает за ниточки» и которые в противном случае были бы лишенными сознания биомеханическими зомби. Напротив, мы воспринимаем себя осознающими людьми, чье доступное наблюдению поведение преимущественно определяется ментальными событиями, происходящими в нашей субъективной психологической реальности. Мы – наше сознание – играем в мире важную роль и можем изменять мир, потому что наше внешнее поведение направляется внутренней осознанной жизнью.

Следовательно, нам трудно принять точку зрения эпифеноменализма для себя самих. Наша жизнь как существ, наделенных сознанием, была бы совершенно бесполезна; мы были бы беспомощными зрителями, запертыми в гигантском кинотеатре виртуальной реальности, которые вынуждены смотреть фильм без какой‑либо возможности повлиять на его события.

Эпифеноменализм редко воспринимается как недвусмысленная теория сознания. Скорее он представляет собой ситуацию (или ловушку), в которой оказываются многие теоретики, загнавшие себя в угол тем, что в качестве основной идеи стали продвигать исключительно физикалистскую теорию сознания. Возможно, чисто физикалистская теория неплохо объясняет ощущения, восприятие, познание, действия и поведение как объективные явления, не связанные с сознанием. Эпифеноменализм дает знать о себе тогда, когда нашей внутренней, ментальной жизни не предлагается никакого объяснения. Похоже, что в этой теории все работает безупречно даже без ментальной жизни. Следовательно, чтобы в физикалистской теории все‑таки нашлось какое‑то место нашей субъективной психологической реальности, в качестве последнего прибежища сознание трактуется как эпифеномен, парящий где‑то над физической материей, где‑то за пределами всех объективных нейронных и когнитивных механизмов, выполняющих всю реальную работу. Эпифеномен никоим образом не может вмешаться в физическую работу «реальных» механизмов, а потому его легко можно «встроить» в любую физикалистскую теорию, ничего не изменив в общей картине.

В 70‑х годах XIX века британский физиолог и философ Томас Генри Хаксли защищал нейрофизиологическую в