Глава семнадцатая. На путь предательства

В 53 году осуществилась наконец мечта Агриппины, которую она лелеяла многие годы, — состоялось бракосочетание ее сына с дочерью Клавдия Октавией. Жениху было шестнадцать лет, невесте — тринадцать. Свадьба была отпразднована с особой торжественностью. Теперь уже никто в Риме не сомневался, что Нерон — наследник Клавдия на римском престоле.

Однако это скоропалительное супружество привело к плачевным результатам. С первой же брачной ночи Нерон проникся к юной жене неистребимым отвращением. Нельзя сказать, что Октавия была безобразной. Но жалкая и невыразительная в своем отрочестве, она не обладала ни одним из тех качеств, которые способны привлечь хорошо развитого физически юношу и к тому же с эстетическими запросами, каким был сын Агриппины. Октавия была обречена на одиночество. В ее спальню Нерон даже не заглядывал. Но ни с ним, ни с Октавией никто не считался. Эта свадьба была нужна лишь одной Агриппине.

Природа требовала своего, и юноше ничего не оставалось, как искать удовлетворения с уличными девками. Сенека на сомнительные похождения своего воспитанника смотрел сквозь пальцы и, возможно, даже пособничал ему в этом.

Нерон, еще не научившийся лицемерить, не скрывал своего отвращения к жене. Вскоре — сначала по дворцу, а потом и по городу — поползли слухи о том, что молодые пренебрегают своими супружескими обязанностями. Во всем виновата Октавия, шептались на площадях и улицах Рима, не зря Нерон посещает проституток.

По случаю вступления Нерона в брак ему была предоставлена возможность блеснуть своей начитанностью и красноречием, выступив в сенате с речами по ряду важных вопросов. Это был хороший шанс приобрести известность оратора. За короткий промежуток времени Нерон выступил в сенате трижды в поддержку жителей трех городов империи: Илиона, Бононии и Родоса. В искусно составленных речах он добился для илионян освобождения от всех налогов; для жителей Бононии, пострадавших от страшного пожара, экономической помощи в размере десяти миллионов сестерциев; для родосцев — возвращения им административной независимости.

Во всех трех речах Нерон продемонстрировал свою прекрасную ораторскую подготовку. Выступая с требованием оказать помощь Бононии, он говорил по — латыни, а остальные две речи произнес на безупречном греческом языке. Ходатайствуя за жителей Илиона, он напомнил соплеменникам, что от троянцев ведет свое происхождение римский народ и род Юлиев, к которому принадлежит он сам, его мать и император.

Похвалы, расточаемые Нерону по случаю его выступлений в сенате, звучали в данных обстоятельствах как похвалы Сенеке. Многие поздравляли Агриппину со столь удачным выбором наставника для сына.

Сразу же после свадьбы Нерона и Октавии Клавдий тяжело заболел. Невоздержанный во всем, что касалось еды и питья, он уже давно страдал желудком. Иногда колики в животе были так болезненны и мучительны, что он, как сообщает Светоний, помышлял о самоубийстве.

В честь выздоровления приемного отца Нерон пообещал устроить на свои средства цирковые игры и травлю зверей. Когда император поправился, он сдержал свое обещание — игры состоялись. Нашлись люди, которые поспешили заметить, что Британник в отличие от своего сводного брата не выразил такого же горячего желания видеть своего отца здравствующим.

Успехи Агриппины сильно тревожили Нарцисса. Он чувствовал, что земля уходит из—под его ног, и потому решился на весьма отчаянный шаг: сообщить Клавдию о любовной связи его жены с вольноотпущенником Паллантом, как это уже сделал однажды, поставив императора в известность об отношениях Мессалины и Силия. В тот раз все завершилось полным успехом: императрица и ее любовник погибли, а сам Нарцисс получил должность квестора.

Нарцисс завидовал Палланту, который значительно обошел его в почестях, добившись преторских знаков отличия: честь исключительная для чужеземца, к тому же бывшего раба. Паллант слыл человеком, обладавшим несметными богатствами. Поговаривали, что накопленное им имущество оценивается в триста миллионов сестерциев. Такая сумма Нарциссу даже не снилась, ведь ему удалось скопить всего четыре миллиона сестерциев. Вместе с преторскими знаками отличия Палланту, как человеку, по словам Клавдия, бедному, было подарено из государственной казны пятнадцать миллионов сестерциев за услуги, оказанные государству. Вольноотпущенник ужасно возгордился и объявил себя потомком царей Аркадии.

— Я считаю, что заговор Мессалины и Силия мог быть для тебя роковым, — сказал Нарцисс, обращаясь к Клавдию. — Но теперь все обстоит гораздо хуже. Я долго сомневался, сказать ли тебе об этом, но поскольку дело касается твоей жизни и безопасности, мой долг побуждает меня сообщить тебе правду, чего бы мне это ни стоило. Возможно, тебе еще неизвестно, что Агриппина давно имеет прелюбодейную связь с твоим помощником Паллантом. Я убежден, что эта связь не может привести ни к чему хорошему для тебя. Впрочем, я всегда был против твоего брака с Агриппиной. Теперь ты знаешь, почему именно Паллант так горячо настаивал на том, чтобы ты взял ее в жены. Уже тогда эти двое любовников замыслили погубить не только твоего единокровного сына Британника, но и все твое семейство. Говорят, что Мессалина покрыла императорский дом позором, но не следует забывать, что для того, чтобы оказаться на троне, честолюбивая и алчная Агриппина, не колеблясь, начала торговать своим достоинством, стыдливостью и даже телом…

Клавдию было известно об отношениях между его женой и Паллантом, но он сознательно закрывал на это глаза, так как сам рассчитывал на такое же понимание со стороны Агриппины. Он был поклонником восточных проституток и имел нескольких наложниц из Греции и Египта. Поэтому на разоблачения Нарцисса не реагировал с ожидаемым от него гневом.

— Судьба дала мне в удел терпеть безнравственность моих жен, чтобы потом сурово карать их, — вот все, что сказал тогда император.

Ответ Клавдия, тут же переданный Агриппине, сильно встревожил ее прозвучавшей в нем угрозой.

Несмотря на неудачу, Нарцисс не оставил попыток расправиться с Агриппиной. Теперь он решил попробовать восстановить против нее Нерона. От его проницательного взора не ускользнуло, что в отношениях между матерью и сыном возникла некоторая напряженность. Действительно, Нерона уже начало тяготить, что им полностью распоряжается мать. Агриппина хотела закрепить за сыном верховную власть только для того, чтобы потом самолично пользоваться ею, и обращалась с юношей так, как будто он все еще был несмышленым ребенком. Не допускающим возражения тоном она властно и жестко диктовала ему свою волю. Одного лишь ее взгляда было достаточно, чтобы им тотчас овладел страх. Несколько раз дело доходило даже до оскорбительных оплеух, которыми Агриппина в гневе награждала будущего императора.

Вот тут—то Нарцисс и вспомнил о тетке Нерона, Домиций Лепиде, которую мы оставили в садах Лукулла в тот момент, когда туда прибыли убийцы Мессалины. Она была сестрой первого мужа Агриппины, но императрица ее не жаловала, видя в ней соперницу в знатности, красоте и богатстве. Поэтому после смерти дочери Лепида укрылась от преследований Агриппины в своих обширных поместьях в Калабрии.

В доме Домиций Лепиды Нерон провел немало времени, когда его мать была в изгнании, а отец умирал в Пиргах. Лепида не без оснований полагала, что племянник не забыл о хорошем к нему отношении в ее семье, где для него всегда находилось доброе слово, и вспоминает о тетке с теплотой. Вернувшись в Рим, она пыталась привлечь его к себе.

О соперничестве Агриппины и Домиций Лепиды, этих двух необузданных в честолюбии женщин, Тацит пишет следующее: «Ожесточеннее всего они боролись между собой за то, чье влияние на Нерона возобладает — матери или тетки; Лепида завлекла его юношескую душу ласками и щедротами, тогда как Агриппина, напротив, была с ним неизменно сурова и непреклонна: она желала доставить сыну верховную власть, но терпеть его властвование она не могла».

Агриппина не могла смириться с том, что ее сын тянется к тетке, и приложила все силы, чтобы убрать Лепиду с пути. Но было бы смешно вменять ей в вину то, что она привлекает к себе племянника мягким обращением и подарками. Агриппина обвинила золовку в колдовстве и в покушении на ее, императрицы, жизнь, и, что гораздо серьезнее, в том, что она содержит в Калабрии отряды мятежных рабов, угрожая покою Италии. Это было действительно страшное обвинение.

На императорском совете против тетки свидетельствовал Нерон. Нет сомнения — это не было его личным желанием. На этом настояла мать. Толкнув сына на путь предательства и жестокости, она тем самым определила и свою дальнейшую судьбу. Хотя Нарцисс пытался защищать обвиняемую, Паллант, Бурр и Сенека приняли сторону Агриппины. Лепида была признана виновной и должна была умереть.

Все это происходило в 54 году. Британник готовился надеть мужскую тогу. Так же, как Нерон, он получил бы ее досрочно. Клавдий ждал этого дня и как—то даже сказал:

— Пусть, наконец, у римского народа будет настоящий Цезарь!

Он уже начал сожалеть, что женился на Агриппине и усыновил ее сына. Однажды он крепко обнял Британника за плечи и произнес с чувством:

— Скорее расти, мой мальчик, чтобы я мог дать тебе отчет во всех делах.

И заметив удивление в глазах подростка, добавил:

— Ранивший исцелит!

Чувствуя приближение своего конца, Клавдий составил завещание и скрепил его печатями всех должностных лиц.

Все это сильно обеспокоило Агриппину. Она поняла, что медлить больше нельзя.