Принцип поля при анализе морфологических категорий к теории поля в грамматике

1. Общая характеристика принципа поля. Говоря о принципе поля, мы имеем в виду отражение в приемах анализа, в подходе к фактам языка сущест­венных сторон поля как особого типа системы, группи­ровки и взаимодействия языковых элементов.

Морфологические категории мы рассматриваем вместе с взаимодействующими с ними словообразовательными, лексическими и синтаксическими элементами в составе бо­лее широких сфер — функционально-семантических полей. Оперируя такими сферами, мы получаем дополни­тельные возможности рассматривать морфологические ка­тегории во взаимоотношениях с окружающей их лексико-грамматической и лексической средой.

Функционально-семантические поля — это языковые группировки, которым присущи следующие черты:

1) наличие у языковых средств, входящих в данную груп­пировку, общих инвариантных семантических функций;

2) взаимодействие не только однородных, но и разнород­ных элементов — грамматических и лексических; 3) струк­тура, в которой определяющую роль играют следующие признаки: а) членение «центр (ядро) — периферия»; б) постепенные переходы между компонентами данной группировки и разными группировками, частичные пере­сечения, «общие сегменты».

Необходимо различать: а) поле как особый тип систе­мы — группировки, связей и взаимодействия языковых элементов в самой языковой действительности, т. е. поле как объективную данность;б) принцип поля, т. е. под­ход к фактам языка с точки зрения теории поля как от­ражение этой объективной данности в приемах лингви­стического анализа. Между структурой поля в объекте анализа и «полевым подходом» к языковым явлениям су­ществует основное отношение детерминации: структура объекта определяет приемы его исследования.³

2. Признаки функционально-семантиче­ского поля. Изложим основные соображения о каж­дом признаке функционально-семантического поля в от­дельности.⁴

Общность семантических функций. Речь идет о таких функциях, как выражение модальных, темпоральных, аспектуальных, залоговых отношений. Семантико-функциональная общность служит основой, на которой объединяются разнородные языковые элементы — морфологические, синтаксические, словообразовательные, лексические. Эти элементы различны по принадлежности к той или иной стороне языка, по структурной организации и другим своим свойствам, но общность семантиче­ских функций объединяет их, создавая возможность их взаимодействия.

Функционально-семантическое поле имеет двусторон­ний характер, у него есть план содержания и план вы­ражения. К плану выражения относится формально-структурная сторона всех тех разнородных языковых средств, которые являются элементами данного поля. К плану содержания относятся значения этих языковых средств — грамматические, лексические и лексико-грам-матические (в частности, словообразовательные) значе­ния, охватываемые общим инвариантным семантическим признаком данного поля (имеются в виду такие при­знаки, как выражение темпоральных, модальных, аспек-туальных, залоговых отношений и т. п.). План содержа­ния рассматриваемых полей представляет собой «систему систем» дифференциальных семантических признаков, от­носящихся к определенной семантической области (аспектуальности, залоговости и т. п.).

Общность семантических функций означает принад­лежность семантических элементов, выраженных различ­ными языковыми средствами, к определенной семанти­ческой зоне. Инвариантной для этой зоны является лишь наиболее общая семантическая черта, находящаяся как бы на вершине иерархии (например, для поля темпораль­ное— выражение временных отношений), тогда как на более низких ее ступенях широко представлено семан­тическое варьирование. Каждое из языковых средств, от­носящихся к данному полю, имеет свое специфическое значение — либо грамматическое, либо лексическое, либо словообразовательное. Функционально-семантическое поле не охватывает эти значения полностью, оно отбирает лишь сопоставимые друг с другом семантические элементы и интегрирует их. Например, в лексическом значении гла­голов типа обещать, надеяться, мечтать для выражения темпоральных отношений релевантен лишь элемент по­тенциальной отнесенности действия, раскрывающего со­держание обещания, надежды и т. д., к будущему (обе­щал приехать и т. п.).

Семантические функции, составляющие план содержания рассматриваемых полей, не тождественны понятий­ным (логическим, мыслительным) категориям, хотя и связаны с ними, опираются на них. Функционально-се­мантические поля — это конкретно-языковые двусторон­ние единства, план содержания которых включает в себя семантические элементы в интерпретации именно дан­ного языка. Отсюда вытекает «поверхностная» трактовка таких полей. Это не исключает связи с глубинным уров­нем: семантические функции, носителями которых явля­ются элементы данного поля, представляют собой поверх­ностную реализацию определенных глубинных понятий­ных категорий. Понятийные категории глубинного уровня, с одной стороны, реализуются в вариантах общезначи­мых, а с другой — в таких вариантах, которые составляют специфическую особенность данного языка или группы языков. Поэтому план содержания определенного поля в изучаемом языке разнороден: здесь переплетаются уни­версальные и неуниверсальные элементы.

Функционально-семантические поля, языковые един­ства, имеющие языковое выражение и языковое содержа­ние, следует отличать от полей понятийных. Хотя те и другие поля связаны друг с другом во многих отношениях и имеют ряд общих черт (в частности, в основе того или иного функционально-семантического поля, например поля темпоральности, лежит определенная общая поня­тийная категория), различия между ними весьма суще­ственны. Так, структура понятийного поля определяется членением целого на части и связями между ними на по­нятийной основе, тогда как структура функционально-се­мантического поля строится на сегментации, определяе­мой соотношением значений конкретных средств данного языка. Например, когда Е. В. Гулыга и Е. И. Шендельс членят поле времени на микрополя настоящего, прошед­шего и будущего времени,⁶ то в данном случае реализу­ется принцип понятийного поля (хотя в целом предло­женная Е. В. Гулыга и Е. И. Шендельс концепция лексико-грамматических полей основана на анализе взаи­модействия средств и функций с конкретно-языковой, а не с универсально-понятийной точки зрения). На наш взгляд, принцип языкового функционально-семантического поля предполагает выделение микрополеи иного харак­тера (ср. выделяемые нами микрополя настоящего исто­рического, настоящего времени намеченного и воображае­мого действия, конкретного, расширенного и постоянного настоящего и т. д.).⁷ Структура языкового функцио­нально-семантического поля строится не на базе отвле­ченных понятий, абстрагированных от средств их выра­жения, а на основании выделения минимальных сфер функционального взаимодействия грамматических и не­грамматических средств.

Понятие функционально-семантического поля (макрополя) относится к системе языка. Именно в этой си­стеме выделяются группировки разнородных языковых средств, объединенных функциональной общностью. Когда мы говорим о структуре функционально-семанти­ческого поля, например о том, что в тех языках, где есть грамматическая категория вида, она образует центр поля аспектуальности, а периферию составляют способы дей­ствия, лексические показатели характера протекания дей­ствия и т. д., мы имеем в виду язык, сферу взаимодейст­вия его грамматической и лексико-грамматической си­стемы. Что же касается функционально-семантических микрополеи, то они, будучи элементами макрополей, вы­деляемыми в языке, вместе с тем непосредственно выяв­ляются в речи. Функционально-семантическое микрополе представляет собой минимальный элемент макрополя (или комплекса пересекающихся макрополей), который нахо­дит выявление в речи. Так же как и макрополе, функци­онально-семантическое микрополе образуется взаимодейст­вием языковых средств. В данном случае имеются в виду конкретные средства, их реальное функционирование в высказывании. Функционально-семантическое микро­поле представляет собой как бы первичную ячейку функ­ционального взаимодействия элементов разных сторон и уровней языка. Микрополе, как и макрополе, имеет дву­сторонний характер: у него есть, план, содержания, пред­ставленный определенной языковой семантической функ­цией (комплексом таких функций), и план выражения, к которому относятся различные комбинации морфологи­ческих, синтаксических, словообразовательных и лекси­ческих средств. Функционально-семантические микрополя включают в себя языковые знаки, но сами по себе самостоятельными знаками не являются. Мы имеем здесь дело с комбина­циями знаков.⁸

В плане содержания функционально-семантического поля, грамматическим центром которого является морфо­логическая категория, именно значение этой категории является наиболее сильным элементом, определяющим ядро, доминанту семантики данного поля. Вместе с тем следует иметь в виду, что такую роль играют именно ка­тегориальные значения, а не все семантическое содержа­ние той или иной категории. Морфологические категории могут не полностью включаться в план содержания дан­ного функционально-семантического поля, хотя такие ка­тегории, как вид, время, наклонение и т. п., являются наи­более «специализированными» выразителями семантики соответствующих полей  (аспектуальности, темпоральности, модальности). Так, значения видов русского гла­гола, конечно, включаются в план содержания поля ас­пектуальности, но сюда не входят «несобственные функ­ции» этой категории, в частности темпоральные функции выражения последовательности (при сочетании форм со­вершенного вида в определенных синтаксических усло­виях) и одновременности (при сочетании форм несовершенного вида). Вид как выразитель этих несобст­венных функций оказывается компонентом (на этот раз периферийным) другого функционально-семантического поля — темпоральности.

Взаимодействие явлений, относящихся к разным сторонам языка, — существенное свой­ство функционально-семантических полей. Это свойство отличает их от других разновидностей языковых систем, охватывающих лишь однородные элементы, например только морфологические или только лексические. Взаимо­действие компонентов поля имеет конкретное лингвисти­ческое выражение, в частности оно проявляется во влия­нии определенных лексико-грамматических разрядов на парадигму «соседней» морфологической категории. Ср например, влияние способов действия на парадигму вида, влияние разрядов вещественных, собирательных, отвле­ченных и конкретных существительных на парадигму числа. Мы имеем здесь дело с парадигматическим взаимо­действием. К типу синтагматического взаимодействия от­носятся проявления сочетаемости / несочетаемости эле­ментов поля в случаях типа вчера были... — * вчера будем.

В рассматриваемых нами случаях, т. е. в области мор­фологических категорий и связанных с ними явлений, обычно взаимодействуют языковые средства, относящиеся к разным сторонам языка (морфологической, синтакси­ческой, словообразовательной, лексической), но к одному его уровню, в частности к уровню слова.⁹ Таковы при­меры, приведенные выше. Однако возможно и взаимо­действие элементов разных уровней. В качестве примера можно привести соотношение видовых форм (уровень слова) и определенных типов предложения, структура ко­торых заключает в себе кратно-соотносительные конструк­ции (уровень предложения).

Принцип поля при анализе грамматических катего­рий предполагает особое внимание к распределению язы­ковых средств при выражении плана содержания дан­ного поля, к роли каждого из них в общем комплексе взаимодействующих элементов, к вопросам «чем выра­жено?», «как выражено?».

Рассматриваемое взаимодействие имеет избирательный характер. Оно затрагивает лишь определенные семанти­ческие элементы контактирующих единиц. Например, в высказывании Он часто болел, где представлено микро­поле неограниченной кратности, со значением несовершен­ного вида глагола взаимодействует не все семантическое содержание наречия часто, а лишь заключенный в нем (как и в ряде других наречий — иногда, изредка, порой, обычно и т. д.) семантический элемент временной нелокализованности. Этот элемент взаимодействует не со всеми грамматическими значениями, заключенными в слово­форме болел, не со всеми морфологическими категориями, представленными в этой словоформе. Он не контактирует со значениями единственного числа и мужского рода, а также (по крайней мере непосредственно) со значением действительного залога. Можно констатировать прямое взаимодействие лишь с видом (ср. невозможность совер­шенного вида: * часто заболел, проболел, сказал, принес и т. д.) и временем (часто сочетается с разными време­нами, но семантические результаты такого сочетания ока­зываются различными, например, в часто болел представ­лена меньшая степень временной нелокализованности, абстрактности, чем в часто болеет). Что касается накло­нения, то значение индикатива скорее всего принимает косвенное участие в рассматриваемом процессе, представ­ляя возможность для свободного выявления значений ло­кализованное™ / нелокализованности действия во вре­мени.

Лексические единицы, выступающие в роли обстоя­тельств, могут обладать «императивной» силой синтагма­тического воздействия на грамматические формы глагола-сказуемого, т. е. могут требовать определенной формы, обусловливать употребление именно данной, а не другой формы, исключая свободный выбор. Так, после Он дол­го..., а также после Он часто... возможно болел, но не заболел, зато после Он внезапно... возможно лишь забо­лел, но не болел.

Разумеется, и грамматические формы глагола, если по­рядок слов таков, что они занимают «ключевую пози­цию», могут играть обусловливающую роль по отноше­нию к обстоятельственным словам. Например, после Он бо­лел... возможно долго, а также часто, но невозможно внезапно.

Можно предположить, что во внутренней речи «согла­сование» элементов длительности, повторяемости и т. д. в обстоятельстве и сказуемом или их аналогах является взаимным, т. е. что мы имеем здесь дело со взаимозави­симостью, и только при «исполнении» высказывания по­рядок слов определяет обусловливающую и зависимую роль либо того, либо другого (лишь в том случае, если по­рядок слов «задан» уже на каком-то этапе внутренней речи, односторонняя зависимость складывается еще до «исполнения» высказывания). Грамматико-лексическое взаимодействие характеризу­ется явлением избыточности. Грамматические средства, взаимодействуя друг с другом и со средствами лексическими, не только дополняют друг друга, распре­деление между собой семантическую нагрузку, но и вы­ражают одно и то же (по-разному или одинаково). Речь идет об избыточности, которая обычно является необхо­димой для коммуникации.

В силу полифункциональности языковых средств и разнообразия характера выражения оцределенной семан­тической функции разными средствами во многих слу­чаях не возникает полного дублирования. Данное сред­ство не просто повторяет то, что уже передано другим средством, а выражает определенный семантический эле­мент по-своему. Например, в высказывании Завтра об этом будем разговаривать, где представлено микрополе будущего времени, значение будущего выражено дважды, однако это выражение не идентично. В завтра данный се­мантический элемент выражен лексически, он содержится в самом лексическом значении слова, это элемент не са­мостоятельный, а сопутствующий тому индивидуальному лексическому значению, которое несет в себе завтра, в от­личие, скажем, от послезавтра-, иначе говоря, здесь выра­жена прежде всего конкретная дата в будущем, опреде­ляемая относительно момента речи, а не отвлеченная отнесенность к будущему. Порядок слов и интонация пе­редают в данном высказывании также дополнительную информацию: «завтра, а не сегодня, не сейчас» и эмоцио­нально-экспрессивное содержание, связанное с этим опре­делением срока и имцлицитным отрицанием другого вре­мени. В будем разговаривать значение будущего выра­жено грамматически, формой времени, в отвлечении от лексического значения данного слова, здесь дискретно представлено самостоятельное абстрактное значение отне­сенности действия к будущему. Если завтра сообщает о времени, к которому отнесено содержание высказыва­ния, как о чем-то новом, то форма будущего времени лишь подтверждает, поддерживает эту информацию. Она не вносит нового темпорального содержания, но вносит новый (для данного высказывания) способ передачи этого содер­жания—чистую идею будущего.

Возможна и избыточность как полное дублирование. Это явление связано с обязательностью, облигаторностью грамматических категорий. Например, в высказывании Барон вскочил, извинился и стал к стенке (А. Толстой. Барон), где представлено микрополе прошедшего аори­стического, значение прошедшего времени, выраженное первым глаголом, вновь повторяется вторым и третьим, хотя по смыслу высказывания и так ясно, что речь идет о прошлом. То же можно сказать о значениях изъявительного наклонения, единственного числа, муж­ского рода.

Если бы от воли говорящего зависело, выражать или не выражать каждый раз принадлежность действий к прош­лому в повествовании, возможно, эта принадлежность (как и значение единственного числа и т. д.) специальне обозначалась бы далеко не всегда, однако в языках флективно-синтетического типа выражение времени, числа и т. д. в определенном классе глагольных форм является обязательным, и это порождает избыточность.

Полное дублирование может иметь дополнительную функциональную нагрузку. Так, в нашем примере по­вторное выражение совокупности значений прошедшего времени, изъявительного наклонения, действительного за­лога, совершенного вида, единственного числа, мужского рода, наряду с порядком слов, интонацией, использова­нием соединительного союза и соотношением лексических значений глаголов, служит для «цементирования» ряда однородных сказуемых, для подчеркивания однородности и связи отдельных звеньев цепи действий.

3. Основные признаки структуры функ­ционально-семантического поля.

Членение «центр (ядро) — периферия». Трудно найти более общую черту строения лингвистиче­ских (и не только лингвистических) объектов, чем нали­чие, с одной стороны, центральных, а с другой — пери­ферийных явлений. Естественно, что издавна многие ис­следователи отмечают эту черту при анализе фактов языка. Выявление центра и периферии становится важ­ной стороной «полевого подхода» лишь тогда, когда в тео­рии и практике исследования специальное внимание уде­ляется критериям такого членения.

Противопоставление «центр — периферия» многосто­ронне. Укажем важнейшие признаки его членов, лежащие в основе критериев их выделения.¹¹

а) Сосредоточение, максимальная концентрация спе­цифических признаков, характеризующих данную груп­пировку (центр) — разреженность таких признаков (пе­риферия).¹²

В качестве примера можно привести концентрацию дифференциальных семантических признаков в грамма­тической категории вида как ядре поля аспектуальности в русском языке. Речь идет о таких признаках, как це­лостность действия, процессность (выражение действия в процессе его протекания), длительность, локализованность / нелокализованность во времени. Такова лишь часть тех аспектуальных признаков, которые сосредоточены в системе видов.¹³ Среди прочих (периферийных) компо­нентов аспектуальности мы найдем средства, выражаю­щие отдельные аспектуальные функции (ср., например, долго как показатель длительности, наречия иногда, ча­сто, обычно и т. д. — показатели нелокализованности дей­ствия во времени, ср. также значения способов дейст­вия — одноактного, многоактного, дистрибутивного, огра­ничительного и т. д.). Однако аспектуальные функции здесь рассеяны, рассредоточены среди множества средств— отдельных лексем и их группировок. Аспектуальные се­мантические признаки в данной области не сосредоточены в замкнутой системе оппозиций. Не только вид, но и другие морфологические катего­рии (время, наклонение, лицо, число и т. д.) представ­ляют собой такие системы противопоставленных друг другу рядов грамматических форм, в которых сконцент­рированы, сосредоточены дифференциальные семантиче­ские признаки, наиболее полно отражающие специфику плана содержания не только данной морфологической ка­тегории, но и всего функционально-семантического поля в целом.

Из того факта, что специфические признаки данной группировки языковых явлений сосредоточены в центре, а для периферии характерны разреженность признаков, пересечения с другими группировками, обладающими иными признаками, вытекает следующее общее соображе­ние по поводу определений изучаемых объектов в грам­матике (и не только в грамматике). В дефинициях таких явлений, как например значения членов грамматических категорий (скажем, категорий падежа, залога), важно ориентироваться прежде всего именно на центр. Далеко не всегда можно дать определение, которое было бы дей­ствительно в полной мере и для периферийных зон изучаемого объекта, где его признаки сталкиваются с при­знаками смежных явлений. Дефиниции, которые стре­мятся во что бы то ни стало охватить и эти периферий­ные области, нередко проигрывают в содержательной определенности. Вероятно, для некоторых наиболее слож­ных объектов целесообразно сначала формулировать оп­ределение, «рассчитанное на центр», а затем вносить от­дельные частные коррективы для периферийных зон (очень важно не гиперболизировать и не искажать такой подход к дефинициям, так как здесь велика опасность оправдать принципом поля просто недостаточные и не­точные определения).

б) Сосредоточение связей, отношений, нахождение данного явления в области пересечения тех линий, кото­рые связывают элементы данной группировки, участие в максимальном числе оппозиций (центр) — рассредото­чение «сетки связей», их ослабление, проявление той или иной степени изолированности (периферия) языка. Выявление центра и периферии становится важ­ной стороной «полевого подхода» лишь тогда, когда в тео­рии и практике исследования специальное внимание уде­ляется критериям такого членения.

Противопоставление «центр — периферия» многосто­ронне. Укажем важнейшие признаки его членов, лежащие в основе критериев их выделения.¹¹

а) Сосредоточение, максимальная концентрация спе­цифических признаков, характеризующих данную груп­пировку (центр) — разреженность таких признаков (пе­риферия).¹²

В качестве примера можно привести концентрацию дифференциальных семантических признаков в грамма­тической категории вида как ядре поля аспектуальности в русском языке. Речь идет о таких признаках, как це­лостность действия, процессность (выражение действия в процессе его протекания), длительность, локализованность / нелокализованность во времени. Такова лишь часть тех аспектуальных признаков, которые сосредоточены в системе видов. Среди прочих (периферийных) компо­нентов аспектуальности мы найдем средства, выражаю­щие отдельные аспектуальные функции (ср., например, долго как показатель длительности, наречия иногда, ча­сто, обычно и т. д. — показатели нелокализованности дей­ствия во времени, ср. также значения способов дейст­вия — одноактного, многоактного, дистрибутивного, огра­ничительного и т. д.). Однако аспектуальные функции здесь рассеяны, рассредоточены среди множества средств— отдельных лексем и их группировок. Аспектуальные се­мантические признаки в данной области не сосредоточены в замкнутой системе оппозицийНе только вид, но и другие морфологические катего­рии (время, наклонение, лицо, число и т. д.) представ­ляют собой такие системы противопоставленных друг ДРУ^ГУ рядов грамматических форм, в которых сконцент­рированы, сосредоточены дифференциальные семантиче­ские признаки, наиболее полно отражающие специфику плана содержания не только данной морфологической ка­тегории, но и всего функционально-семантического поля в целом.

Из того факта, что специфические признаки данной группировки языковых явлений сосредоточены в центре, а для периферии характерны разреженность признаков, пересечения с другими группировками, обладающими иными признаками, вытекает следующее общее соображе­ние по поводу определений изучаемых объектов в грам­матике (и не только в грамматике). В дефинициях таких явлений, как например значения членов грамматических категорий (скажем, категорий падежа, залога), важно ориентироваться прежде всего именно на центр. Далеко не всегда можно дать определение, которое было бы дей­ствительно в полной мере и для периферийных зон изучаемого объекта, где его признаки сталкиваются с при­знаками смежных явлений. Дефиниции, которые стре­мятся во что бы то ни стало охватить и эти периферий­ные области, нередко проигрывают в содержательной определенности. Вероятно, для некоторых наиболее слож­ных объектов целесообразно сначала формулировать оп­ределение, «рассчитанное на центр», а затем вносить от­дельные частные коррективы для периферийных зон (очень важно не гиперболизировать и не искажать такой подход к дефинициям, так как здесь велика опасность оправдать принципом поля просто недостаточные и не­точные определения).

б) Сосредоточение связей, отношений, нахождение данного явления в области пересечения тех линий, кото­рые связывают элементы данной группировки, участие в максимальном числе оппозиций (центр) — рассредото­чение «сетки связей», их ослабление, проявление той или иной степени изолированности (периферия). В уже упомянутых нами морфологических категориях русского глагола в наибольшей мере сосредоточены не только семантические признаки соответствующих полей, но р связи, отношения компонентов морфологической ка­тегории к этим признакам. В морфологической категории сконцентрирован целый комплекс грамматических оппо­зиций. Периферийные компоненты полей темпоральности, модальности и т. д. также могут формировать оппозиции. Ср., например, прежде — теперь — потом; вчера — се­годня — завтра; только что — давно и т. д. Такие оппози­ции, однако, рассредоточены в широкой области лексики. Микросистемы, в которых они устанавливаются, не отли­чаются ни последовательностью, ни замкнутостью, ни па-радигматичностью.

Концентрация специфических признаков влечет за со­бой и концентрацию связей, отношений. Эти черты цен­тральных явлений в области грамматики настолько тесно связаны друг с другом, что их можно рассматривать как некоторое сложное единство. Комплекс рассмотренных черт характеризуется общим свойством концентрации, ин­теграции. Это свойство лежит в основе наиболее сущест­венных критериев членения «центр — периферия». Дан­ным комплексом в значительной мере обусловливаются другие черты рассматриваемого членения.

в) Максимальная функциональная нагрузка (центр) — уменьшение такой нагрузки (периферия).¹⁵ Высокая функциональная нагрузка как свойство центральных явлений вытекает из указанных выше двух основных черт центра: сосредоточение специфических призна­ков и концентрация связей влечет за собой увеличе­ние функциональной нагрузки, позволяет концентриро­вать емкий семантический потенциал. Таков, в частности, потенциал морфологических категорий, о которых говори­лось выше.

г) Наибольшая специализированность данного языко­вого средства или системы таких средств для реализации. пределенной семантической функции (центр) — меньшая степень специализации, побочная роль в реализации данной функции (периферия).¹⁶ Максимальная специали­зация как свойство центра обусловлена высокой организа­цией системы средств с концентрированными специфи­ческими признаками и отношениями. Ср., с одной сто­роны, категорию времени, специально предназначенную для выражения темпоральных отношений, а с другой — лексические компоненты темпоральности типа давно, прошлым летом, десять лет тому назад, завтра, через ме­сяц и т. п., не являющиеся специальными выразителями абстрактных темпоральных отношений.

д) Регулярность, высокая частота функционирования данного языкового элемента (центр) — нерегулярность или меньшая регулярность, меньшая употребительность (периферия).¹⁷ Эта черта центральных языковых явле­ний вытекает из высокой концентрации признаков и связей, а также из специализированного выражения значи­тельной функциональной нагрузки. Если речь идет о мор­фологических категориях, то регулярность их функцио­нирования обусловлена еще одним важным фактором — свойством обязательности, присущим этим категориям в языках флективно-синтетического типа.

Рассмотренный выше ряд признаков центра и пери­ферии не является исчерпывающим. В частности, можно было бы отметить регулирующую и консолидирующую роль центральных явлений по отношению к периферий­ным. Эти признаки, однако, имплицитно уже представ­лены в предшествующем изложении или, по крайней мере, непосредственно из него вытекают. Отмеченные пять признаков достаточно характеризуют основные черты центра и периферии.

Вопрос об иерархии критериев рассматриваемого чле­нения чрезвычайно сложен. В целом более или менее оче видно доми нирующее положение первых двух черт (концентрации признаков и связей) по отношению к другим признакам. Сколько-нибудь устойчивый иерархический порядок среди этих последних черт установить пока не представляется возможным. Вопрос о критериях ослож­няется тем, что в каждом конкретном случае значимость того или иного признака может повышаться по сравне­нию с другими.

Для функционально-семантических полей характерна постепенность перехода от центра к периферии. Таковы, например, границы парадигмы наклонения как морфоло­гического ядра поля модальности. Речь идет, в частности, о парадигме императива. Основными (центральными) формами повелительного наклонения в русском языке яв­ляются формы типа подумай(те). К этому ядру пара­дигмы примыкают формы совместного действия типа подумаем(те), будем(те) думать, давай(те) думать. С ос­новными формами императива их объединяют такие при­знаки, как значение побуждения, императивная интонация, наличие аффикса -те. Однако эти формы отличаются от основных неполной парадигматичностью, недостаточ­ностью формальной характеристики, ограниченностью охвата лексики,  стилистическими ограничениями, особым отношением к лицу, не характерным для основ­ных форм императива. Еще дальше от центра находятся аналитические конструкции типа пусть думает. Одними своими признаками они сближаются с основными фор­мами императива, а другими — отличаются от них, в част­ности побуждение в данном случае не обращено к лицу (предмету — субъекту действия (Пусть стол останется здесь и т. п.), при таких аналитических конструкциях нормой является наличие подлежащего. Эти конструк­ции, таким образом, лишь примыкают к парадигме пове­лительного наклонения, но не могут рассматриваться как ее полноправные члены. Для «полевого» подхода к пара­дигмам подобного типа характерен отказ от принципа «да —нет», «это парадигма, а это не парадигма». Для рассматриваемого подхода характерны поиски центра парадигмы как зоны сосредоточения ее наиболее специ­фических признаков и учет периферийных «зон затуха­ния специфичности», примыкающих к центру явлений, втянутых в сферу влияния парадигмы, но лишь отчасти к ней относящихся, составляющих в значительной мере ее ближайшее и более отдаленное окружение.

Рассматривая проявление постепенности границ между центром и периферией, мы фактически уже за­тронули ту черту структуры функционально-семантиче­ского поля, о которой речь пойдет ниже.

Постепенные переходы, частичные пе­ресечения. Эти явления нередко отмечались лингви­стами (в частности, А. М. Пешковским, Л. В. Щербой и В. В. Виноградовым),¹⁸ «Переходные случаи» — не исклю­чение из правила о членении целого на отдельные части, которые отражаются в рубриках лингвистических клас­сификаций, а закономерное проявление одной из важных сторон полевой структуры языковых группировок.

Пересечения полей основаны на множественности при­знаков языковых явлений. По одному признаку данное явление относится к одному полю, по другому — к «со­седнему» полю, пересекающемуся с данным, так что в це­лом рассматриваемые языковые явления могут оказаться причастным к нескольким полям.¹⁹

Один из примеров пересечений элементов функциональ­но-семантического поля — соотношение ряда частных видо­вых значений (эти значения, соотнесенные с их выраже­нием, могут трактоваться как аспектуальные микрополя).²⁰ Нельзя говорить о переходности от любого микрополя к любому. Все зависит от конфигурации микрополей: одни из них оказываются связанными, другие — отделен­ными друг от друга. В области частных значений совер­шенного вида (микрополей, в которых семантическую ос­нову, «фон» создает совершенный вид) постепенные пе­реходы связывают конкретно-фактическое значение со всеми остальными значениями — наглядно-примерным, потенциальным и суммарным; кроме того, «промежуточ­ные случаи» обнаруживаются на границах между на­глядно-примерным и потенциальным значениями. Среди микрополей, группирующихся вокруг несовершенного вида, также наблюдаются контакты между определен­ными, но не всеми семантическими кругами. Так, обоб­щенно-фактическое значение связано с конкретно-про­цессным, неограниченно-кратным и ограниченно-кратным, но лишь в исключительных случаях контактирует с по­стоянно-непрерывным значением и не соприкасается с по­тенциально-качественным.

Отдельные значения могут занимать промежуточное положение по отношению к другим, представляющим бо­лее определенные, в каком-то отношении полярные се­мантические микрополя. Таково постоянно-непрерывное значение несовершеннего вида.

Постоянно-непрерывное значение характеризуется сложным отношением к признаку локализованности дей­ствия во времени. С одной стороны, действие не явля­ется повторяющимся, обычным, обобщенным. С этой точки зрения оно локализовано во времени. Но, с другой сто­роны, отсутствует конкретная «узкая» локализация в рам­ках какого-то отрезка времени. Здесь представлена отно­сительно или максимально широкая локализация. Во вре­менной области, охватываемой действием, может быть выделен какой-то конкретный момент, включенный в эту область, в частности момент речи («всегдаи сейчас»), на­пример: — Нога у меня вроде шлагбаума. Одна нога два пуда весит (Олеша. Заговор чувств). В других же случаях в той широкой временной области, где «разлито» дейст­вие, какой-то отдельный момент не выделяется, например: Нева вытекает из Ладожского озера. Правда, анали­зируя смысл контекста, где говорится о том, что происхо­дит (существует) всегда, постоянно, можно иногда до­мыслить семантический элемент «и сейчас тоже», но в языковом выражении это не дано.

220

Отсюда вытекает зыбкость границ постоянно-непре­рывного значения и его промежуточное положение между конкретно-процессным значением (в случае «всегда и сей­час», «сейчас и постоянно») и неограниченно кратным (при переходе от непрерывности к типичности, если не выражено различие между «всегда, непрерывно», с одной стороны, и «всегда, обычно» — с другой). Пример, отно­сящийся к «пограничной зоне» между постоянно-непре­рывным и конкретно-процессным значениями: — Что с вами? — сказал я, взяв ее руку. — Вы меня не уважа­ете!.. О! оставьте меня!.. (Лермонтов. Княжна Мери). Ср. пример, занимающий промежуточное положение между постоянно-непрерывным и неограниченно-кратным значе­ниями:... И всякую минуту я буду помнить бесплодную великость своей жертвы... (Гоголь. Письмо <