Хаос и космос. Достоверность красоты и гармонии. Антиномичность иерархии монад и иерархии множеств. Идея неатомной первичной материи вводится в эзотерическое учение лишь как гносеологический прием

 

Итак, вначале мировой эволюции мы имеем с одной стороны потенциальный идеальный мир, в котором отдельные модусы Реальности, монады, индивидуальные центры бытия, взаимно сопряжены иерархическим законом, а с другой — первобытную материю, состоящую из первичных протоато-мов. Мы не можем по современному состоянию науки сказать, образуются ли атомы известных нам химических элементов частью непосредственно, часть же из двух, трех или еще большего числа первичных легчайших газов или же целиком тем или иным путем. Но так или иначе, идея эволюции с первых ее шагов состоит в том, что из ряда простейших единиц некоторого высшего порядка в этом начальном этапе космической эволюции материя представляет собой лишь совокупность отъединенных друг от друга атомов. Это состояние характеризуется отсутствием какой бы то ни было организованности и целостности и обычно именуется Хаосом, физически же соответствует туманности. Вся дальнейшая эволюция заключается в постепенной организации этого хаотического множества в целостный организм.

Материально Хаос и Космос между собой ничем не отличаются, как в том, так и в другом состоянии мы имеем те же самые материальные атомы и в том же самом количестве. Между тем всякому понятно, как безгранично велико их качественное отличие. Хотя никакая физическая или химическая лаборатория не в состоянии создать ингридиент красоты и гармонии, но это обстоятельство ни в коей мере не ослабляет полной достоверности их факта. Правда, существуют люди весьма мало способные к восприятию красоты, но это также не имеет никакого значения для достоверности ее бытия, как глухота некоторых людей не может поколебать достоверность существования музыкальных произведений. Красота есть не только в полном смысле эмпирическая данность, но и достоверность ее выше достоверности всякого иного факта.

Действительно, достоверность факта материи, несмотря на всю свою кажущуюся очевидность, окончательно развенчана новейшими открытиями европейской науки об электрической природе материи. Понятие «материя» не имеет никакого внутреннего самобытного содержания — ошибочность отождествления материи и пространства, сделанного Декартом в новейшее время выяснена окончательно, равно как доказано в теории принципа относительности, что масса имеет чисто энергетивное происхождение. Таким образом, «материя» оказывается лишенной тех основных предикатов, которыми определялось содержание идеи материи. Следовательно, материя есть лишь условное наименование некоторого состояния при соответствующем масштабе воспринимающих способностей наблюдающего во времени и пространстве. Ясно, что «материя» не имеет права претендовать на распространительное толкование, а является лишь обозначением некоторого, весьма частного аспекта мировой действительности. Все это может быть резюмировано так: материя в обычно понимаемом смысле есть только понятие, но не идея. Я сказал «в обычно понимаемом смысле», ибо если мы расширим содержание этого термина по двум направлениям, по иерархической координате и по качественным признакам (признав ее характеристикой состояния периферического бытия вообще), то мы получим идею ма- терии как антиномический аналог идее организованной формы — Логосу.

В противоположность понятию физической материи, красота есть нечто по природе своей надмирное, существующее само по себе и являющееся в его формах. Качественное и количественное достоинство этих форм и степень их достоверности с абсолютной точки зрения никакого значения не имеет по отношению к достоверности факта красоты. Она всегда абсолютна и ноуменальна, в чем бы и как бы она не проявлялась.

Итак, космос отличается от хаоса тем, что он не только заключает в себе все содержание хаоса, но и кроме того заключает в себе красоту и гармонию. Эта красота, которая с различных точек зрения воспринимается как единство, целостность, порядок, закономерность, устойчивость, сопряженность частей, свобода индивидуальных проявлений и т. д., есть нечто, по существу новое, есть некоторая совершенно самобытная ценность и реальность и в хаосе она ни прямо, ни косвенно не заключалась. Это новое само по себе не материально, но проявляется в материи, оно обладает самобытной реальностью бытия, но без материи не может быть обнаружено, оно нисколько не видоизменяет собственных качеств субстрата материи, но в то же время только через него и в нем материя получает возможность развернуть многообразие так называемых «материальных» качеств и свойств.

Антиномическая природа этого нового и была причиной тех бесконечных споров, которые велись о его природе и достоверности его бытия. При узком физико-механическом изучении мира красота не могла не исчезать бесследно, а потому прав был фанатик материализма, который сказал, что при самом тщательном анализе химических соединений он не нашел никаких следов Бога. Уже давно было сказано, что никакой слепой не может быть так слеп, как тот, кто не хочет видеть.

Так и в данном случае, источником всех споров было Неумение расчленить виды эмпирической достоверности. Попытка ограничить сферу опыта одной физико-механической областью настолько вопиюще нелепа, что невозможно найти какие бы то ни было основания самому факту существования этого мировоззрения. В самом деле, достаточно ука- зать на факт жизни, который не только эмпирически достоверен, но и его достоверность является источником всякой достоверности вообще. Однако лабораторным путем никто жизнь уловить еще не смог, да и не сможет. Будучи же последовательными, материалисты должны были отрицать факт жизни на том основании, что жизнь нельзя ни взвесить, ни ощупать. Если же они считаются с достоверностью факта жизни, природа коей отлична от достоверности математической и физико-механической, то этим в корне подрывается все их мировоззрение.

Зная все это, мы имеем право сказать, что эволюциямира от хаоса до космоса есть постепенноевозрастание в нем красоты и гармонии, т, е. все увеличивающееся с каждым шагом внедрение в материю некоторой надмирной реальности внутрення природа коейнематериальна, но активно обнаруживатьсяможет лишь через материю. Механизм эволюциисостоит в том, что элементы хаоса все более и более утрачивают свою отъединенность от целого и свободупроизвола. Сопрягаясь между собой в различных аспектах исоотношениях, они постепенно создают и более высокиевиды бытия и беспредельно возрастающую многообразность как в их внутренней жизни, так и в их внешних взаимоотношениях. Но как бы далеко ни шла эта эволюция, атомы материи всегда остаются равными себе, то есть никакая ихгруппировка не может создать сама по себе нечто высшее, чем материя. Совокупность атомов, их группы или множества при всех условиях и всегда остаются в плоскости феноменального бытия. Поэтому и иерархия этих множеств некак идея, а как материальная система, тело идеи, в своюочередь ни при каких условиях не может переступить порогафеноменального мира.

В предыдущем изложении мы определили монаду как органическое членение Субстанционной Реальности. Она очерчивается в Целом присущей ей индивидуальностью. Эта индивидуальность определяет содержание монады относительно бесконечным, в противоположность Целому, бесконечному абсолютно. Но как бы не узки были пределы индивидуальности, они всегда ограничивают содержание мо-налы лишь в ее распространенности, но ни в коем случае не по ее глубине. Иначе говоря, монада, даже самого низшего порядка, есть все же членение Абсолютной Реальности, а потому ее природа божественна. Дифференциация Целого на монады и обратное воссоединение их множественности в целостную иерархическую систему исключительно протекает в ноуменальном мире.

Отсюда ясно, что никакая множественность монад не может распасться на множественность элементов материи. Две иерархии: монад и множеств имеют бытие в абсолютно противоположных полюсах основной космической антиномии Трансцендентного и Имманентного Ликов Абсолюта. Антиномия иерархии монад и иерархии множеств нейтрализуется только в Непознаваемом Абсолюте. В этом именно и состоит глубочайшее противоречие между монадологией Лейбница и Бугаева и эзотерической монадологией. Но в то же время эти две иерархии в отдельности не имеют реального бытия и являются лишь абстрактными идеями. Только в органическом сопряжении они приобретают актуальное существование, это сопряжение осуществляется миром, поскольку он есть уже космос. Пользуясь приведенным нами примером магнитного поля и железных опилок, мы без труда можем наглядно представить себе эволюцию мира как реализацию двух антиномичных иерархий.

На периферии потенциального идеального мира мы видим множественность монад низшего порядка, представляющих собою идеи простейшего бытия, простейшей организации в виде элементов более сложного бытия. Отражаясь в инертном хаосе, первобытной материи Платона, эти простейшие монады создают как бы магнитное поле с бесчисленным множеством ничем не связанных между собой центров. Инертная среда ориентируется в этом поле и претворяется в атомную материю космической туманности. В этом и только в этом первичном творчестве динамическая активность лежит целиком в ноуменальном мире. Во всем дальнейшем течении космогонии активность и динамичность уже оказываются заключенными целиком в деятелях феноменального мира. Сейчас я только отмечаю это обстоятельство, ибо в дальнейшем оно будет изучено особо.

Таким образом, первичное творчество есть некий совершенно особый момент, в корне отличный от всего дальней- шего хода мировой жизни. Как объяснить это? — Ответ должно искать не в установленном факте, а в методе его установления. Действительно, такое нарушение обычной картины мира получается лишь при условии начала бытия мира во времени. Ясно, что нелепость вывода знаменует собой лишь ложность исходной предпосылки. И действительно, мы уже достаточно ясно выразили мысль, что и метафизическому объяснению мы принуждаемся лишь при ограничении вселенной одним нашим миром. Учение о цепи миров со знаменателем прогрессии совершенно устраняет необходимость реального бытия неатомной материи или иррадиационного творчества атомной энергии Богом. Мир в целом есть вечно существующее откровение Бога, и эта идея примиряет полюса антиномии физической науки и религиозного сознания. При этих условиях представление о первичной материи Платона совершенно утрачивает свою догматичность, но не утрачивает ценности для философа. Пользуясь ею, мы лишь определенно указываем начальный момент наших построений. Эзотерическому учению об иерархии подлежит весь воспринимаемый сознанием мир. Включая же атомы, мы должны с чего-нибудь начать изложение, а до атомов начинается инфра-мир, совершенно аналогичный нашему. Ясно, что его идея, как органическая совокупность идей космоса, гносеологически не может быть принята за начало познания. Поэтому мы постулируем некоторую quasi-существующую идею, которая точно соответствует началу координат нашего мира, но'сама по себе может не иметь никакого объективного содержания. Итак — утверждение идеи платоновской первичной материи есть лишь условный гносеологический прием, которым мы искусственно разрываем непрерывность вселенной по пространству и по времени.

 

 

Синархия физического мира

 

Выяснив во всем предыдущем изложении ряд необходимых пропедевтических идей и соображений, мы только теперь сможем перейти к эзотерическому учению об иерархиях. Когда в материальной вселенной существует один только хаос атомной материи — в идеальном мире находятся в актуальном состоянии только идеи атомов, как простейшего вида единичного бытия, а вся остальная иерархия остается в потенциальном состоянии. Совокупность атомов отдельных частей хаоса — отдельных космических туманностей, выявляет идеи единиц высшего порядка, идеи различных солнечных систем. Для нашего мира, лежащего между инфра-миром и супра-миром, этим уже очерчивается все его содержание и намечается его конечный синтез.

Итак, имеется единство — идея солнечной системы — и множественность входящих в нее атомов. Это единство есть высшая монада иерархии нашего мира, а атому соответствует ее низшая монада. Высшая монада (обозначим ее М) в таком состоянии мироздания лишь очерчивается в иерархии ноуменального мира, но ее грандиозное содержание остается совершенно невыявленным, потенциальным. Точно также и множественность атомов лишь потенциально заключает в себе многообразие будущих форм. Актуально же имеется лишь количественная множественность атомов в известном участке пространства, реализующая лишь простейший аспект единства М — то, что эта множественность образует одно скопление вещества.

Входя между собой во взаимоотношения, атомы постепенно начинают реализовать одни за другими механические и химические свойства вещества и их законы. Возникают молекулы, движения, начинают сжатие светила, раскаленые до высокой температуры, рождение колец, из них планет, далее их спутников, наконец, начинается остывание планет со всевозможными геологическими и химическими процессами. Соответственно и параллельно этой эволюции физического мира происходит и дифференциация М на ряд всевозможных принципов и законов, то есть как бы реализуется, переходит в актуальное состояние кодекс законов физической жизни.

При современном состоянии науки мы знаем, что система мировых законов есть нечто глубоко целостное и гармоническое, но каковы соотношения между ними, какие из них должны быть признаны основными, а какие второстепенными, то есть какова их иерархия — мы ничего сказать не можем. Без сомнения, постижению этого чрезвычайно мешает условность их формулировок. Наше сознание не может воспринять эти законы в их ноуменальном естестве, а фиксирует лишь постоянство определенных следствий. Мы знаем лишь некоторую часть феноменологии законов природы, да и то нередко не умеем их точно выразить. Иерархия же касается лишь существа единичных реальностей, а в случайно очерченной совокупности феноменальных следствий она может отразиться лишь разрозненными звеньями и притом в сильном искажении. При этих условиях, мы по необходимости должны воздерживаться от исследования этой чрезвычайно интересной проблемы.

 

 

Царство кристаллов

 

До сих пор мы понимали иерархию в самом примитивном и глубоком ее толковании, а именно только в возрастании количества и размеров. Между тем, истинная сущность идеи иерархии заключается в качестве, а не в количестве. В эволюции физического мира по качеству мы имеем лишь три ступени: а т о м, молекула и кристалл. Здесь действительно каждый последующий не только количественно выше предыдущего но и качественно выявляет нечто существенно новое, некую высшую организацию. Всякий кристалл, хотя и в самом примитивном виде, раскрывает уже идею организма.

Природа организма, в противоположность мертвой форме определяется неразрывной сопряженностью ноуменального и феноменального естества или, говоря словами Порфирия, всякий организм одновременно и проистекает из ноуменальной причины и является составным. Не трудно установить наличие этой основной антиномии в кристалле. — С другой стороны, он есть лишь совокупность определенного количества молекул и атомов, а с другой — из гармонического расположения выявляется определенная гармония, красота, которая уже надмирная реальность. До создания кристалла эта реальность не могла находиться ни в некотором отдельном атоме, ни в их совокупности, то есть она вполне трансцендентна их собственной природе. Она существовала как самобытное магнитное поле, и когда единичные элементы вошли в сферу его действия, они должны были расположиться по силовым линиям и этим-дали материальное выражение реальности, которая тем самым из потенциальной идеи превратилась в актуальную.

Итак, кристалл есть не только определенное множество молекул, но и некоторая цельная единая идея. Правда, эта идея очень проста в сравнении с идеей более совершенных организмов, но по существу она уже обладает всеми основными предикатами, определяющими то, что мы называем «сознанием». Действительно, в кристалле уже ясно выражены: прообраз индивидуальности, стремление к развитию (рост кристаллов), способность органического применения к обстоятельствам (массу интереснейших иллюстраций можно указать в петрографии и геологии), изумительная гармоничность строения и подобие частей целому (например по отношению к свету и магнетизму) и т. д. Размеры кристаллов бесконечно разнообразны, и мы не имеем права останавливаться на последних доступных нам микроскопически. Всякая молекула, как определенная органическая совокупность атомов, уже без сомнения является первой ступенью иерархии кристаллов. Посему мы должны сказать, что строго говоря, в мире нет ничего неживого, но только простейшие виды жизни недоступны нашему пониманию. Эта мысль, еще недавно казавшаяся нелепой, в настоящее время уже открыто провозглашается европейской наукой.

Теперь мы должны поставить на очередь чрезвычайно интересный и важный вопрос. — Планета, имеющая один только минеральный мир, состоит из миллионов атомов, молекул и кристаллов, можно ли сказать, что идея планеты тем качественно выше (синархичнее), чем больше она по своим размерам. Решение этого запроса находится в прямой зависимости от общей проблемы единства и множественности. Если в кристалле мы и могли установить только наличие некоторого прообраза нашего сознания, то во всяком случае несомненно, что ноуменальное содержание кристалла, его идея ограничивается его пределами, то есть кристалл может иметь лишь идею самого себя. Когда имеется ряд одинаковых кристаллов, то этим еще отнюдь не выра- жается нечто большее, чем идея одного только кристалла.

Действительно, интеллигибельный мир чужд нашим пространственным и временным протяжениям. Его иерархия построена по различиям индивидуальностей между собой и по индивидуальным качествам и по степени синархичности, то есть в нем нет дурной бесконечности. Между тем множество одинаковых кристаллов есть лишь дурная бесконечность хаоса. Поэтому планета, состоящая из одних кристаллов, независимо от размеров, качественно ничем не выше такой группы, где каждая разновидность кристалла представлена по одному экземпляру.

В действительности, общая целостность законов природы объединяет хаотическое многообразие кристаллов и создает, например, альпийский ланшафт. Но идея этого ланшафта совершенно трансцендентна идее отдельного кристалла и может проявляться только в несравненно более высоком сознании. Даже высшие животные воспринимают лишь отдельные детали картин природы, но их общее целое раскрывается только в человеческом сознании и притом уже довольно высоко развитом. Здесь эзотеризм соглашается с теми последователями Канта, которые отрицают самый факт всякого бытия, если нет субъекта, его воспринимающего. Но вместе с тем и здесь между этими мировоззрениями лежит непереступаемая пропасть.

Эзотеризм учит, что вне интегрирующего сознания физическая природа все же существует, ибо всегда имеются более низшие сознания, которые ее утверждают, но общего объединения она уже не имеет и является лишь хаотическим многообразием. В противоположность этому, кантианство полагает, что существование субъекта есть conditio sine qua поп для какого бы то ни было существования природы.

Из всего сказанного вытекает чрезвычайная доктрина: многообразие мира кристаллов в себе является хаотическим, но оно может претвориться в органическое целое в иерархии высших сознаний. Иначе говоря, мир кристаллов в своей уединенности не только не может образовать космоса, но и есть классическое выражение хаоса, то есть такого множества, где отдельные элементы ничем между собой не связаны.

Поэтому и весь космогонический процесс, то есть образование устойчивых солнечных систем и все геологические преобразования сами по себе лишены всякого смысла. Разделение хаоса на отдельные части только тогда получает полное оправдание, когда каждая из таких частей становится организмом. Только совокупность организмов может создать высший организм или целую иерархию организмов, но если в этой иерархии хотя бы одна ступень будет выключена, то есть совокупность множеств некоторого n-го порядка не будет органически объединена, то и вся иерархия бесповоротно уничтожается, превращаясь в неупорядоченное множество организмов n-го порядка.

Мир солнц и планет с астрономической точки зрения имеет самобытное существование и оправдание своего бытия только в том, что он создает материю и силы супра-мира, а с геологической — только в том, что он является условием хотя и недостаточным, но необходимым для существования более высоких видов бытия и сознания.

Эзотерическая философия утверждает, что гармоничность строения и свойств кристаллов есть объективное обнаружение некоторого присущего им сознания. Было бы глубоким заблуждением считать, что это примитивное сознание отлично от человеческого только степенью интенсивности. Будучи построено по совершенно иным принципам и категориям, оно совершенно несоизмеримо с нашим. Мы можем и должны строго установить факт несомненного присутствия в кристаллах некой сущности, которая по природе своей лежит вне и выше аморфной материи. Эта сущность воспринимается и в категориях нашего сознания как нечто разумное, последовательное, обособленное, устойчивое и творческое, то есть совершенно противоположное хаотической безвидности и, наоборот, однородное с тем, что двигает все живое.

В нашем языке мы не имеем такого понятия, которое бы выражало общую идею истинного естества и деятельности всего живого. Мы говорим в этих случаях «дух» и «сознание», но значение этих терминов ограничивается лишь человеческим миром, последнее почти никогда не оговаривается, но всегда подразумевается. Между тем «дух», как ноуменальная первооснова бытия, и «сознание», как ориентировка этого ноумена в феноменальном мире, мо- гут одинаково относиться и ко всему многообразию бытия и ко всему его целому, по отношению к которому мир, раскрывающийся в категориях человеческого сознания, составляет лишь исчезающе малую часть. Разумеется, мы не можем осуществить transcensus из мира наших категорий, но это еще вовсе не устанавливает необходимости раз и навсегда отказаться даже от самой идеи миров иных качествований: в математике мы имеем не-эвклидову геометрию, учение о мнимых величинах и иррациональных числах, в инженерном деле почти в каждый расчет входит так называемый момент инерции (выражаемый в четвертой степени длин) и хотя все это совершенно и абсолютно трансцендентно нашему разуму, но тем не менее последний умеет вполне закономерно оперировать с этими непредставляемыми величинами. Они ни в коем случае не могут быть названы абстракциями, ибо столь же реальны, как и представляемые величины.

Так, например, доказано, что количество рациональных чисел ничтожно мало сравнительно с количеством иррациональных, мнимые величины в связи с векторной алгеброй оказываются единственно способными выразить ряд таких процессов, которые непосредственно воспринимаются из реальной действительности, наконец, даже не-эвклидова геометрия нашла себе реальное приложение в области электромагнитных явлений. Итак, трансцендентность некоторых видов бытия и непредставляемость их природы в сознании кантовских категорий ни в коем случае не устраняет возможности не только правильного квалифицирования, но и закономерного и плодотворного изучения.

Из изложенного становится очевидным, что ограничение таких общих идей как «дух» и «сознание» миром наших категорий совершенно произвольно и незакономерно. Обычное их значение является лишь частным случаем при ограничении содержания этих космических идей определенными условными рамками. Поэтому также трансцендентная материя, сущность кристалла и ее раскрытие могут быть вполне зокономерно названы «духом» и «сознанием», которые совершенно отличны от человеческих, но проистекают из тех же самых общекосмических принципов.

 

 

Царство растений

 

На пути предыдущего изложения мы установили, что всякий кристалл, как организованное частное единство, хотя и состоит в целом из элементов феноменального мира, но в тоже время причастен к ноуменальному, обладает монадой простейшего вида и объективно реализует ее качествования. Царство кристаллов определяет собой низшую ступень одновременно и в иерархии множеств и форм и в иерархии монад и идей. Кристаллическая форма, как бы она не была совершенна, всегда остается элементарно простой и все ее развитие сводится лишь к увеличению размеров.

С другой стороны, кристалл хотя и представляет собой вполне упорядоченное множество образующих его элементов — молекул, но эта упорядоченность целиком зиждется на деспотическом подавлении целым его частей. Точно так же монада кристалла совершенно лишена способности к дальнейшему развитию и с утверждением присущей ей формы она доходит до предела своей миссии. С другой стороны, такая монада лишена самодовлеющей индивидуальности, является лишь осью группы, предопределяющей ее вид. Всеми этими признаками царство кристаллов ограничивается от последующих ступеней иерархии, хотя эмпирически оно переходит к ним плавно и постепенно. Второй ступенью является царство растений. По сравнению с кристал- лом растение выявляет три новых основных принципа, которые влекут за собой целую иерархию следствий. Во-первых, кроме дифференциации на вид (это присуще и кристаллам), растение обладает еще и определенной личностью (чего кристаллы лишены). Так, если кристаллы соли или горного хрусталя все подобны друг другу и отличаются лишь размерами, то, например, розы даже того самого вида все различны между собой.

Общеизвестен факт, что нельзя найти даже двух одинаковых листьев, а потому каждое растение есть единственное, а, следовательно, имеет самодовлеющую ценность. Во-вторых, растение не только обладает устойчивостью вида (как и у кристаллов), но и красок и частичных особенностей. Последнее, например, необычайно ярко раскрывается законом Менделя[64], гласящего, что после скрещивания, с каждым новым поколением, начиная с третьего, половина особей возвращается к естественным видам. Но в то же время, в противоположность кристаллу, растение обладает способностью к развитию, эволюции и размножению. Эти три качества обыкновенно объединяются в идее «жизни», но такое объединение затрудняет осознание различия между кристаллами и растениями. Кристалл также обладает способностью к развитию, как и растение, но эти развития глубоко отличны друг от друга. Рост кристаллов есть лишь увеличение размеров, то есть устремление в дурную бесконечность, рост растения одновременно с увеличением размеров всегда сопутствуется и органическим развитием — усложнением и углублением формы. Кристаллы, в противоположность растениям, совершенно не способны ни к эволюции, ни к размножению. Предоставленные самим себе, кристаллы замирают в неподвижности. Всякое растение, кроме своего собственного развития, причастно к развитию всего вида, то есть, живя жизнью части, живет также и жизнью целого. Эволюция вида касается не только приспособления к окружающей обстановке, но имеет и свои собственные, независимые цели. Наконец, через размножение каждое растение стремится наивозможно многосторонне выразить идею своего вида через увеличение числа особей[65]. В-третьих, растение есть не только упорядоченное множество образующих его органических членений и клеточек, но и система, построенная по закону иерархии. Каждая часть или клеточка растения представляет собой частичный организм, обладающий самобытными особенностями и индивидуальной свободой, но в то же время остающийся в гармонической сопряженности с общим целым.

Итак, мир растений раскрывает по сравнению с миром кристаллов три новых принципа: личность, жизнь, стремящуюся к эволюции, и синархическое строение организма.

Если гармоническая закономерность строения кристалла не может быть объяснена как раскрытие соответствующего ноумена, трансцендентного природе составляющих его элементов, то изумительная красота форм растений и их высшая организация знаменуют собой раскрытие ноуменов более высокого порядка. В настоящее время уже не подлежит никакому сомнению, что растению присуще «сознание», хотя и своеобразное, но безусловно существующее. Природа этого сознания также трансцендентна человеческому, но уже не в такой степени, как сознание кристалла. В растении мы уже встречаем целый ряд качеств, входящих и в наше сознание.

Главнейшим принципом, раскрывающимся в растении, является личность и именно в этом заключается глубокое отличие царства растений от царства кристаллов. Эти два царства переходят друг в друга одновременно и непрерывно и прерывно. Внешние формы могут изменяться почти без заметных скачков, но метафизически в этом переходе происходит не только скачек, но и переключение из одной системы закономерностей в другую. Наступление дня предвещается зарей и рассветом, но как бы ни плавно разгоралась заря, есть миг, когда солнце сразу рождается на горизонте. Правда, блеск солнца вначале является взору лишь тончайшей полоской света и только по прошествии долгих секунд раскрывается целиком, но его рождение наступает мгновенно, а все последующее есть лишь усиление. Этот первичный миг не имеет длительности, если до него происходит подготовление, а после — раскрытие и нарастание, то сам он есть глубочайший разрыв возрастающего процесса. Как бы ни усиливалась заря, как бы не густели розовые краски, как бы не выступали из тьмы земные очертания — сами они ни в каком своем, хотя бы и бесконечном развитии не смогут дать великолепие ока Ра. Каждый восход есть чудо, и если мы разучились чувствовать его, то лишь потому, что мы не в силах вместить его величия. Одна из самых распространенных, но и самых глубоких ошибок заключается в том, что мы скоро утрачиваем способность к качественному различению происходящего. Если наблюдаем процесс впервые, то мы без труда установим в нем скачок, разрыв непрерывности, но если он часто повторяется, то мы весьма скоро начинаем считать и этот скачок обыденным членом ряда явлений.

Мы никогда не сможем уловить ту точку иерархии мира, где царство кристаллов переходит в царство растений, как не сможем точно установить момент рождения первого луча солнца. Эта критическая точка определяется двумя сходящимися рядами, но эти ряды сходятся в недоступной бесконечности. Эта точка не имеет измерений, а потому всякий вид бытия будет находится или до нее, или после нее. Мы можем со временем построить две совершенно плавные иерархии — одну, подходящую к точке скачка, другую — уходящую от нее в бесконечность, но все же мы сможем назвать переход от одной иерархии в другую непрерывным только приблизительно, по существу же имеющийся здесь разрыв непрерывности непреодолим.

В этой критической точке и входит в мир новый принцип — личность. Личность есть феноменальное выражение ноуменальной самобытности. В кристаллах есть только личность вида, в растениях же личность принадлежит каждой особи. Личность не есть индивидуальность: индивидуальность есть целостный разрез космоса, самобытный аспект самосозерцания Бога, личность же есть только самостоятельный элемент частной группы, частного вида или частного множества, индивидуальность есть единство, органически объединяющее все виды множества, личность есть единство, образующее совместно с другими ему подобными органическую множественность. Но при всей противоположности природ индивидуальности и личности, общим для них является то, что оба суть единство. Можно сказать, что личность есть единство эволюционирующее, а индивидуальность есть единство раскрывающееся, индивидуальность есть энтелехия личности. Подобно индивидуальности, имеющей совершенное сознание, личность раскрывается в эво- люционирующем сознании. Для того, чтобы определить личность растения, мы должны изучить его сознание. Начинаясь на границе мира кристаллов, царство растений заканчивается на границе царства животных. Мы говорим «заканчивается», но должно было бы сказать «переходит», ибо царство растений = царству животных — нечто, а царство животных = царству растений + новое нечто. При подходе к границам мы встречаем уже зародыши признаков соседних царств, а потому мы должны рассматривать лишь типичный для данного царства природы вид.

Всякое сознание есть органическое единство трех категорий: чувства, разума и воли. Одновременно с органической связанностью им присуща и весьма большая самостоятельность. Все развитие может сосредотачиваться только на одной из них, другие же остаются почти невыявленными. Однако ни одна категория не может проявляться в полной уединенности от других. Всегда и во всяком состоянии или акте сознания участвуют все три категории, но одна из них может так сильно доминировать, что наличие других эмпирически ускользает. Человеческое сознание актуально обладает всеми тремя категориями и свободно может центрироваться на любой из них. В противоположность этому, в царстве растений актуально раскрывается только чувство. Факт способности растений чувствовать наукой установлен вполне прочно, равно как и факт обладания ими различными инстинктами. Если есть умение различать виды чувствований, то есть и восприятие формы, а принцип формы относится уже к началу разума. Точно так же всякий инстинкт, даже в самом примитивном его виде, есть волевое проявление. Итак, в сознании растения есть уже все три психологические категории, но в то же время его разум и воля лишены всякого самостоятельного бытия и значения и возникают лишь в связи с чувством. Мы знаем ряд интереснейших наблюдений случаев приспосабливания растений к условиям. Быть может, наиболее поразительным является тот, где корни дерева, окруженного однородной почвой вблизи и более благоприятной на некотором отдалении, сразу начинают развиваться в нужном направлении, то есть вне закона наименьшего сопротивления. Такое предвосхищение принято называть «инстинктом». Но, независимо от названия, нам интересно только установить — к какой из категорий относится этот случай, как и все, ему аналогичные. Здесь нет и не может быть интеллектуального выбора, ибо нелепо было бы приписывать растению способ-ность химической и физиологической оценки почвы и притом на расстоянии. Но если нет разума, то не может быть и сознательной воли, ибо таковая рождается лишь при наличии ясно очерченной разумом цели. Точно так же здесь нет и чисто волевого творчества, ибо оно заключается лишь в создании чего-нибудь из себя, из своего ноуменального самосознания. Следовательно, необходимо признать, что растение непосредственно чувствует благоприятную почву и помимо интеллектуального осознания непосредственно, «инстинктивно» стремится к ней.

Итак, все инстинкты растений суть инстинкты чувства.

Новейшие исследования показывают, что чувство растений по-видимому, мало чем отличается от чувства человека. Так, растения не только сильно воспринимают свет, цвета, электрический ток, падение атмосферного давления перед грозой, но и музыку. Более того, им свойственны симпатии и антипатии, как между собой, так и по отношению к человеку. Последнее знает всякий любитель цветов, ибо у некоторых людей при самом тщательном уходе цветы вянут и чахнут, а у других — наоборот.

Если сознание растения ограничивается только категорией чувства, то его личность не может иметь идеи Я, то есть оно не может чувствовать своей самобытности и обособленности. В кристалле есть только сознание вида, но каждый отдельный кристалл полностью выражает вид. Его сознание не есть нечто особенно ему присущее, а раскрывается в нем единственно в силу его принадлежности к виду. В противоположность этому, в растении, кроме сознания вида, есть и нечто присущее именно этой особи. Это «нечто» имеет весьма интересную природу. С одно<