Голубые глаза? — Переодетый арабом. — Решающее испытание. — Снова в глубь пустыни. — Вид ночью. — Аравийская Ривьера

 

 

Прежде чем выехать в Эт-Таиф, мне надо было основательно подготовиться кпутешествию через пустыню.

Мне все время приходилось соблюдать величайшую осторожность и помнить отом, что власти ни в коем случае не должны проведать о моих планах, ведьим было выгодно, чтобы Хедендаль работал почти бесплатно на местныхшейхов и богачей. Фрис был настроен очень скептически.

— Едва ли вам удастся выпутаться живым из этой истории, — заметил он.

— Но я могу переодеться, — возразил я.

— Переодеться? А куда вы денете свои голубые глаза?

— Голубые глаза? — переспросил я немного обиженно.

— Да, голубые глаза. И если вы не можете немедленно сменить их на карие,то сколько бы ни переодевались, вам не удастся провести даже ребенка.

— Ах вот оно что! Теперь мне все ясно. Одну минуту…

Я вышел в свою комнату, порылся в чемодане и быстро нашел то, что искал.Когда я снова вошел в гостиную, у меня были самые настоящие карие глаза.

— Вот это да… — пробормотал Фрис.

И тогда я рассказал ему о том, как еще перед отъездом из Дании мнепришла в голову мысль, что, если я захочу лучше познакомиться с жизньюместного населения, мне надо будет переодеться. Дома у меня былнастоящий арабский костюм: не тот костюм, в который облачаются людибогатые и знатные, а обычная одежда бедняков. Когда на вас красивоеплатье из тонкой шерсти с золотым шитьем и прочими знакамиблагосостояния, вы моментально привлечете к себе чье-нибудь внимание, ик вам даже могут обратиться на улице с каким-либо вопросом. Тогда можнолегко выдать себя, особенно если вы плохо знаете арабский язык. Если жевы одеты как простой бедняк, то вам будет гораздо легче остаться простымстатистом в уличной толпе.

Мои волосы и борода не могли причинить особых неприятностей, поскольку уменя ярко-рыжая шевелюра, как и у многих сынов этой страны. (С гордостьюдолжен заметить, что в Саудовской Аравии рыжий цвет считаетсяолицетворением мужественности!)

Таким образом, самой сложной проблемой были мои голубые глаза, носпециалист по изготовлению линз Гольф Иверсен из Копенгагена решил еедовольно быстро. Когда я спросил, может ли он превратить мои голубыеглаза в карие, Иверсен ответил, что для него это пара пустяков.

— Я должен сыграть араба, — объяснил я.

— В королевском театре? — поинтересовался Иверсен.

— Нет, в жизни, — ответил я. — И если созданный мной образ будетнедостаточно убедительным, со мной расправятся, как еще не расправлялисьни с одним актером. И публика наверняка не ограничится тем, что будетшвырять в меня тухлыми яйцами и помидорами.

Гольф Иверсен был мастером своего дела и снабдил меня великолепной паройкарих глаз, которые ничем не отличаются от настоящих.

Теперь мне оставалось только как следует проштудировать Коран, чтобы рази навсегда уяснить, как вести себя во время молитвы. Для этого пришлосьотработать довольно сложный ритуал, требующий немалой гимнастическойподготовки и умения точно ориентироваться по странам света. Ведь если выначнете бить поклоны, оборотившись задом к священной Мекке, то нанесетевесьма тяжкое оскорбление аллаху всемогущему и всем правоверным!

Свой словарный запас я стал увеличивать такими темпами, что вскореохрип, а язык у меня покрылся волдырями. Оба эти обстоятельства сделалимое произношение еще более естественным, ибо в арабском языке многогортанных звуков.

 

* * *

 

Закончив все приготовления, я решил, что могу отправиться в путешествиепо этим опасным районам, где до меня побывали лишь немногие европейцы. Иавось никто не догадается, что под арабским бурнусом скрываетсяневерный. Когда я сказал об этом Фрису, он отнесся к моей затее оченьскептически.

— Но не можете же вы ехать в полном одиночестве! — возразил он.

— Конечно, нет, — ответил я. — У меня уже есть спутник.

— Кто же он?

— Эль-Магари, мой друг. Он обещал ехать со мной и теперь докажет, чтоумеет держать слово.

И Эль-Магари сдержал слово. Мы вместе собрались в путь, вместе устроилигенеральную проверку моей маскировочной одежде. Пошли на постоялый двор,где я сделал множество снимков миниатюрной фотокамерой, скрытой вскладках бурнуса. Я сфотографировал торговцев, которые неистово кричали,расхваливая свой товар, курильщиков кальяна, припавших к своим трубкам,и еще одну нищую, которая словно приросла к своему месту и так сидела,не меняя позы.

Здесь же я сфотографировал очень своеобразное кафе, которое вечеромпревращается в гостиницу. Днем здесь полным полно посетителей, они сидятна кроватях, разговаривают, курят и с наслаждением пьют невероятнокрепкий чай из маленьких стаканов. Собственно говоря, это даже не кафе,а чайная лавка, где покупателей угощают чаем. А с наступлением темнотычайная лавка превращается в гостиницу. Постели находятся высоко надземлей, чтобы собаки, которые считаются здесь «нечистыми» животными, непрыгали к спящим. На постелях нет ни матрасов, ни подушек, ни одеял,зато длинные, до пят, арабские плащи прекрасно их заменяют, всеустраиваются здесь на ночь, не чувствуя никаких неудобств.

Однажды вечером мы с Эль-Магари решили пойти спать в одну из такихгостиниц. Как правило, там останавливаются только местные жители, и,таким образом, наша одежда должна была подвергнуться решающему исуровому испытанию. Я выступал в роли немого, а Эль-Магари, которыйбегло говорит по-арабски, договаривался с хозяином о плате за ночлег.

Никто даже не взглянул в нашу сторону. Теперь мы были готовы кпутешествию в Эт-Таиф.

 

* * *

 

И снова мы мчимся через пустыню, на этот раз в стареньком, но ещесильном джипе. Сначала по дороге, которая соединяет Джидду с Меккой, но,немного не доезжая до священного города, сворачиваем в сторону.

Мекка лежит как раз на полпути между Джиддой и Эт-Таифом, и, чтобыобъехать ее, надо описать довольно широкую дугу. Мы стараемся непопадаться на глаза проезжим и держимся как можно дальше от городскихстен, забираясь на самое плоскогорье.

Над джипом укреплен тент, но днем в машине так жарко, что невозможнодышать. Воздух абсолютно неподвижен, ни ветерка, и, хотя мы едемдовольно быстро, прохлада не проникает за ветровое стекло. Когдаместность становится совершенно непроходимой, снова выезжаем на дорогу.

Однажды ночью мы разбили палатку возле обочины. Спал я очень спокойно, иво сне мне вдруг показалось, будто меня кто-то душит. Скоро я сообразил,что это не только сон. Чья-то рука крепко зажимала мне рот, и тут же яуслышал шепот;

— Тихо. На дороге полицейский патруль.

Это был голос Эль-Магари. Убрав руку, он рассказал, что никак не могзаснуть. Но лишь он сел возле палатки, как вдруг заметил вдали двемашины, похожие на полицейский патруль. Между тем я громко храпел, иЭль-Магари снова вполз в палатку, чтобы прекратить этот концерт.Дорожный полицейский патруль любит задавать самые нескромные вопросы, иесли господа полицейские начнут доискиваться, кто же мы такие, то,возможно, они отыщут и мою шпионскую фотокамеру, спрятанную в складкахплатья.

Совершенно автоматически я протянул руку, достал свои новые, карие«глаза», которые вынимал перед сном, и укрепил их под веками. Потом мыоба осторожно выползли из палатки. Догадки Эль-Магари оправдались. И темне менее мы страшно удивились тому, что неожиданно увидели.

Из темноты возник силуэт полицейского джипа, за ним появился другойджип, еще более старый. Но самое удивительное заключалось в том, что напередних крыльях сидели двое людей с какими-то удлиненными предметами вруках. Хотя светила яркая луна, сказать что-нибудь определенное по этомуповоду было трудно, и все-таки мне показалось, что люди держалиавтоматы.

Машины ехали в направлении на Джидду, и через несколько минут растаяли втемноте, а мы снова вползли в палатку, успокоились и скоро совсем забылио том, что видели. Но потом всю эту историю нам пришлось вспомнить.

 

* * *

 

Несколько раз мы проезжали через небольшие города, расположенные воазисах, но бояться там было некого. В этих городах жили простыебесхитростные люди, и наше платье не вызывало у них ни малейшегоподозрения.

Племена, которые мы встречали по пути в Эт-Таиф, относились к нам оченьдружелюбно. Однако постоянно рассчитывать на дружелюбие обитателейпустыни несколько рискованно, даже если вы араб, ибо их настроениеменяется мгновенно и без всякого видимого основания.

Иной читатель может подумать, что на свете нет ничего болеебезрадостного и унылого, чем подобное путешествие, когда изо дня в деньвас окружает только песок. Действительно, песок — доминирующая частьздешнего ландшафта, но сам ландшафт непрерывно изменяется и по цвету, ипо рельефу. У песка множество тонов и цветовых оттенков, а формы рельефаколеблются от небольших барханов до высоких песчаных гор и от волнистых,как стиральная доска, плато до зыбучих песков. С зыбучими песками шуткиплохи: чуть зазевался — и уже исчезаешь под их предательскойповерхностью.

И наконец, великолепные миражи.

Когда вы в пустыне, перед вами то и дело возникают большие красивыеозера. Но это не озера, а знойная мгла. Особенно часто можно наблюдатьмиражи в низинах с неподвижным, сильно разогретым воздухом. Такое жеявление возникает у нас дома над асфальтом в жаркий день, но в пустынеоно приобретает гигантские масштабы.

На пятый день перед нами неожиданно появился город. Мы совершенноотчетливо видели высокие здания, минареты и пальмовые рощи. Одно толькоудивительно: город висел довольно высоко над горизонтом. И тогда мыпоняли, что видим мираж!

— Но ведь я знаю этот город, — сказал Эль-Магари. — Это Эт-Таиф. Я узнаюнекоторые здания, как, например, те два больших купеческих дома. Здесьнельзя ошибиться.

Мираж можно было наблюдать еще несколько минут. Потом он сталрасплываться, и скоро перед нами снова расстилалась бескрайняя пустыня.В этот момент мы находились в пятидесяти километрах от Эт-Таифа. Надобыло ехать быстрее, чтобы прибыть в город засветло.

Эт-Таиф часто называют аравийской Ривьерой, и на первый взгляд этокажется странным, так как поблизости нет и намека на море. Дело в том,что город лежит на склонах горного хребта и воздух здесь удивительносвежий. В Эт-Таифе мягкий приятный климат, и богатые семейства изДжидды, Мекки и других крупных городов проводят здесь самое жаркое времягода: с июня по сентябрь. Над городом возвышается несколько сот большихкрасивых домов, которые всем своим видом свидетельствуют о том, что ихобитатели — состоятельные люди.

Здешний воздух кажется вам тем более освежающим, что вы только что ехалипо пустыне, горло у вас до самых легких забито песком, а языкпревратился в толстый кожаный кляп.

Мы отыскали постоялый двор и заночевали там. Эль-Магари вел всенеобходимые переговоры, а я выступал в роли бедного немого.

На следующее утро мы с Эль-Магари начали осторожно расспрашивать оХедендале. Сделали вид, что нас интересуют земельные участки, где можнобыло бы пробурить несколько колодцев. Но в то же время мы не должны былислишком интересоваться этими участками, чтобы местные власти не обвинилинас в шпионаже.

Эль-Магари обратился прежде всего к владельцу постоялого двора, где мыостановились. Тот сказал, что действительно слышал о каком-то чужеземце,который искал воду в районе Эт-Таифа, но больше мы из него так ничего ине вытянули. Потом пытались расспрашивать и на других постоялых дворах,но всюду получали один и тот же ответ: да, что-то слышали, но ничегоконкретного не знаем. Очевидно, эту загадку надо было решать как-тосовсем по-другому.

 

* * *

 

Однажды мы остановили машину и стали смотреть на нескольких мальчуганов,которые играли в футбол. Все они были босоногие, кроме одного: на правойноге у него красовался ботинок. Как обладатель этой изысканной ичрезвычайно важной футбольной регалии, он явно был капитаном сразу обеихкоманд.

Эль-Магари заговорил с ним, похвалив за хорошую игру. Это был смышленыйпаренек, и к тому же с неплохо подвешенным языком. Эль-Магари решилрасспросить его о Хедендале и начал с того, что попросил парня показатьнам дорогу к ближайшему колодцу.

— Проедете две улицы и еще квартал. Это ближе к дороге, что ведет наМекку. Там, где работал христианин.

Эль-Магари от удивления разинул рот, а я чуть не забыл о том, что аллахпоразил меня немотой.

— Христианин? — переспросил Эль-Магари. — Он еще там? — Вряд ли.Наверное, его бросили в колодец, — беспечно ответил мальчуган. — Ведь онуже нашел воду.

Мы поехали дальше и скоро оказались возле колодца. Здесь все времятолпился народ, но тот, кого мы искали, бесследно исчез. На краю колодцасидел оборванный старик и продавал яйца. Эль-Магари, поторговавшисьнемного, купил у него два десятка яиц. Я удивленно посмотрел на него:зачем ему столько?

— Сейчас узнаешь, — коротко сказал Эль-Магари, — половина из них тухлые.

Я был голоден, как собака, но когда я разбил скорлупу и хотел выпитьжелток, то увидел в яйце очень вонючего цыпленка.

Торговец яйцами еще не успел скрыться, и Эль-Магари начал осыпать егобранью за то, что он так гнусно обманул нас. Мой друг грозил ему каройсамого аллаха, ибо он попытался надуть двух паломников Мухаммеда!

Неудачливый торговец оправдывался весьма красноречиво и, между прочим,произнес слова, которые заставили нас навострить уши. Во второй раз засегодняшний день мы были ошеломлены.

— Эти яйца предназначались совсем не для вас. Я носил их одномуневерному, который работал здесь.

— Какому неверному?

— Христианину, что искал воду.

— Ты знал его?

— Я продавал ему яйца почти каждый день.

— Где он сейчас?

— Не знаю. Однажды я пришел сюда, а его уже нет. Это было несколько днейназад. Больше он здесь не показывался… Говорят, его прогнали впустыню. Возможно, он умер.

Мы были совершенно убиты этим сообщением. И все-таки не потеряли надеждуразузнать еще что-нибудь о Хедендале. Несомненно, речь шла именно о нем.Несколько человек подтвердили, что тоже знали белого раба, но имизвестно лишь одно: в Эт-Таифе его больше нет.

Мы пробыли в Эт-Таифе еще несколько дней, но скоро нам стало ясно, чтоничего нового здесь больше не узнать. Разочарованные и огорченные, мыотправились в обратный путь в Джидду.

 

* * *

 

Когда через несколько дней я снова стоял перед домом Фриса и звонил взвонок, настроение у меня было прескверное.

Дверь открыл он сам.

— Ну как дела? — спросил он с веселой улыбкой, которую в данном случае ясчел весьма неуместной.

— Боюсь, что Хедендаль мертв, — ответил я коротко.

— Ну и зря, — ответил Фрис. — Правда, он чуть было не отправился на тотсвет, но… пройдите в ту комнату. Там сидит человек, с которым мнеочень хочется вас познакомить.

 

Бегство… и тюрьма