Работорговцы охотятся за паломниками

Предисловие

 

Йорген Бич — известный датский писатель, журналист и фотограф. Его книга«За аравийской чадрой» — это необыкновенно красочный рассказ о стране,сотканной из контрастов и противоречий. Здесь огромные богатства живутбок о бок с самой невероятной нищетой, а восточная романтика вовсе неисключает проявлений самой ужасной жестокости. До сих пор СаудовскаяАравия остается «закрытой страной», и пользоваться фотоаппаратом здесьнадо очень осторожно, ибо Мухаммед запретил создавать изображения живыхсуществ. Йорген Бич испытал это на собственном опыте. Порой емуприходилось переодеваться в арабское платье, фотоаппарат он прятал вскладках плаща, а свои голубые глаза превращал в карие с помощьюспециальных линз.

Автор приводит много интересных сведений о природе Аравийскогополуострова, о Мукале, Шибаме, Сейюне, Джидде и других городах этойудивительной страны. Во время своего путешествия в 1960 г. онвстречается с представителями всех слоев населения: с нищими и рабами,купцами-бандитами и султанами и даже пил чай с двумя принцессами,сбросившими при нем чадру, хотя это грозило всем троим смертью. А вДжидде он присутствовал при публичных казнях. В дальнейшем Бич пытаетсяпри весьма драматических обстоятельствах вернуть свободу одному шведу,который в течение нескольких лет прожил в пустыне на положении раба.

Перевод дается с некоторыми сокращениями.

 

 

Работорговцы охотятся за паломниками

 

 

Река без романтики. — Трагедия паломников. — Восемь тысяч крон за красивую девушку. — Крупные невольничьи рынки в Саудовской Аравии. — Женщина, которая не захотела, чтобы ее продавали. — «Ужасная вещь»

 

 

Хотя река Бахр-эль-Азрак в переводе с арабского и означает Голубой Нил,она гораздо больше похожа на сточную канаву, грязную и мутную.Бахр-эль-Азрак абсолютно лишена той романтической голубизны, на которуюнамекает ее название, во всяком случае та часть реки, что протекаетчерез столицу Судана Хартум, где она покорно сливается с настоящимНилом.

Мимо меня лениво течет Бахр-эль-Азрак. Я сижу на веранде отеля, а прямопередо мной у противоположного берега стоят на приколе три насквозьпроржавевших речных судна. Они не бороздят больше воды Нила, но в случаенеобходимости, когда в отеле нет свободных мест, на них укладывают спатьпостояльцев.

Целый день солнце сжигает своими лучами эту выцветшую от зноя землю,загоняя и людей, и животных в любое укрытие, где есть хоть какое-топодобие тени. Стоит гнетущая жара. Достаточно сделать всего несколькошагов, чтобы одежда тотчас же прилипла к телу, поэтому обитатели здешнихмест предпочитают днем мало двигаться. Лишь вечером, когда солнцеопускается над горизонтом, опоясывающим пустыню, Хартум постепеннооживает.

Пожалуй, трудно представить себе более мертвый город. Но только яначинаю клевать носом, как меня будит грохот грузовиков. Битком набитыелюдьми, они длинной вереницей едут по улице. И тут я замечаю, что улицабыстро заполняется путниками, усталыми и изможденными. Многие из них ужене идут, а скорее ползут вдоль домов в одиночку или небольшими группами,и все в одном направлении.

В этот момент ко мне подходит пошатываясь официант с бутылкой пива,которую я заказал. От жары он едва волочит ноги. Поставив передо мнойпиво, он тяжело опускается на стул за соседним столиком. Это вовсе нефамильярность; просто он смертельно устал, пока шел от буфета до моегостолика. Невероятно грязным платком он вытирает пот со лба.

Кроме нас, на веранде больше никого нет, и я предлагаю ему выпить сомной пива.

— Спасибо, — отвечает он, — но лучше я немного посижу. А то мне придетсяснова бежать в буфет, потом обратно.

Лень отвечать. Он же принимает мое молчание за согласие. Промочив горло,я говорю:

— В общем нам с вами не очень-то плохо, у нас все-таки есть пиво! Авзгляните на этих горемык: они уже еле дышат! Кстати, куда это они идут?Ведь обычно здесь довольно мало народу! — Скоро рамадан, месяц поста.Все эти бедняки — паломники, и идут они в священные города мусульман —Мекку и Медину. Но несчастным и в голову не приходит, какие бедыподстерегают их в пути. Конечно, здесь довольно жарко, а в СаудовскойАравии они попадут из огня да в полымя. Некоторые из них навсегдаоставят свои кости в Аравийской пустыне, часть продадут в рабство. Третьпаломников, проходящих через Хартум, никогда не возвращается домой. Вовсяком случае, так говорят…

 

* * *

 

Слова официанта наводят меня на размышления.

Рабы?

Да, мы немало слышали рассказов о невольничьих рынках в СаудовскойАравии, стране, в которой женщины постоянно носят чадру и которая самаокутана плотной, непроницаемой чадрой. Короткий разговор с официантом невыходит из головы. Я все смотрю и смотрю на усталых, запорошенных пыльюпаломников и припоминаю отрывочные сведения, почерпнутые мной изсообщений печати и радио… И вот у меня окончательно вырисовывается ужедавно вынашиваемый план путешествия на Аравийский полуостров.

Очень символично, что план этот созрел именно в Хартуме. Ибо здесьсобираются паломники почти со всей Восточной Африки, дабы в священныймесяц поста отправиться через Красное море в Саудовскую Аравию исовершить хадж, то есть паломничество.

 

* * *

 

По официальным данным, опубликованным в Саудовской Аравии, за 1958 годтам побывало 32 669 паломников из Египта и 16 850 из Нигерии, в 1961году их было 37 444 из Египта и 15 037 из Нигерии. Но в общем количествопаломников, ежегодно посещающих святые места, колеблется незначительно.

Итак, паломников считают десятками тысяч, когда они начинают свой путь.Но возвращаются домой далеко не все. Многие умирают по дороге от голодаи истощения, другие — от всевозможных болезней. В 1959 году за однутолько неделю июля на пути в Мекку погибло 462 паломника. ВластиСаудовской Аравии заявили тогда, что в их смерти повинны либо солнечныйудар, либо преклонный возраст, либо слабое здоровье. Но для правоверногомусульманина смерть во имя аллаха всегда прекрасна, и она прекраснее восто крат, если настигает его во время странствия к святым местам.

Однако тысячи паломников никогда не возвращаются на родину по совсеминой причине. Они просто исчезают. Их похищают работорговцы, продают наневольничьих рынках в уединенные аравийские города, и там они живут доконца дней своих за высокими каменными стенами, окружающими дворцыбогатых шейхов.

В популярной датской энциклопедии сказано, что «…раньше в Хартумевелась оживленная торговля многими предметами суданского производства,но прежде всего рабами…». Прочитав эту фразу, люди доверчивые ещеболее укрепляются в своем весьма наивном заблуждении, будто «в нашевремя ничего подобного не бывает, ибо рабство давным-давно запрещено».

Однако сообщения, поступающие в комиссию ООН по борьбе с работорговлей,и многочисленные публикации приводят неопровержимые факты,свидетельствующие о том, что в некоторых восточных странах работорговляведется сейчас с не меньшим размахом, чем в средние века.

Француз Эмануэль ля Гравьер, протестантский священник, тщательно изучилэтот вопрос и подготовил специальный доклад, датированный 17 ноября 1955года. Из этого доклада следует, что каждый год в Саудовской Аравии сотниафриканцев попадают в рабство. По нескольким маршрутам транспорты срабами плывут в Лит, расположенный на аравийском побережье к югу отДжидды, а оттуда живой товар переправляют на невольничьи рынки в Мекку иЭр-Рияд. Кроме того, в докладе приводятся имена главных работорговцев: вМекке, где один из невольничьих рынков откровенно называют Даккаталь-Абес (площадка для рабов), — это Аль-Гарра, Мимиш и Ибн-Назир. ВЭр-Рияде всю торговлю рабами держит в своих руках Абдалла ибн-Мараван.

Из докладов ООН видно, что многих уроженцев Сенегала старательнонатурализуют в Саудовской Аравии, а потом работорговцы Джидды и Меккипосылают их обратно в Африку добывать невольников. Нередко эти охотникиза рабами выступают в роли «миссионеров», которые, по-видимому, должныспособствовать паломничеству к мусульманским святилищам. Как правило,они быстро находят немалое количество правоверных и легковерныхмусульман, которые жаждут немедленно отправиться к святым местам.Мужчин, женщин и детей, изъявивших желание совершить паломничество,везут на грузовиках до побережья Красного моря. В порту их сажают наспециально зафрахтованные корабли и переправляют в Лит. Здесь паломникампредъявляют обвинение в незаконном переходе границы и препровождают втюрьму, а оттуда преспокойно продают работорговцам. Тех, кого не удаетсясразу продать, отпускают на свободу.

Всего несколько лет назад, в 1957 году, корреспондент журнала «Ньюстейтсмен» Брастен Карней совершил поездку по странам Среднего Востока.В своих статьях он неопровержимо доказал с цифрами в руках, что вСаудовской Аравии и сейчас еще работорговля является самым обычным ипритом весьма почтенным занятием.

«Всем известны маршруты, по которым везут невольников, — пишет Карней. —Известны и имена работорговцев. Это достопочтенные негоциантыИбн-Гру-раиб, Аль-Мирри и многие другие. Если у них возникают трудностис покупкой «живого товара», они не гнушаются заплатить кочевникамхорошую сумму денег за похищенную ими красивую девушку или сильногоюношу. Полиция никогда не вмешивается в эти операции; ведь уработорговцев есть лицензия… Таким образом, каждый месяц работорговцысобирают обильный урожай и отправляются в Мекку. Там они покажут свой«товар» заинтересованным лицам…»

В результате расследования, предпринятого французскими колониальнымивластями, оказалось, что в 1954 году через город Абеше на границе междуФранцузской Экваториальной Африкой и Суданом прошли 21 907 паломников,направлявшихся в Саудовскую Аравию. Вернулись же только 9011 человек.

Эти зловещие цифры получают следующее объяснение:

«Как известно, европейцы, отправляясь за границу, нередко берут с собойдрагоценности, чтобы продать их, если вдруг не хватит валюты. ОбитателиВостока переняли этот опыт, приспособив его, естественно, к местнымусловиям. Начиная свое благостное паломничество в Мекку, богатыемусульмане берут с собой сверх обычного штата прислуги еще трех-четырехчеловек и, если начинают испытывать материальные затруднения, продают ихработорговцам…»

В 1956 году английское Общество борьбы с рабством опубликовало доклад, вкотором приводятся названия племен, среди них аль-давасир, аль-мурра —на границе между южной пустыней и оазисом Эль-Бу-райми, племя аль-монсир— в области Эль-Бурайми и другие, которые занимаются работорговлей.Работорговцы регулярно ездят в Дибай и Маскат и привозят оттуда попятьдесят-шестьдесят рабов. Этих рабов сначала отправляют в городаЭль-Хасы, а если их не удается там продать, везут в Эр-Рияд.

Как следует из доклада, один работорговец любезно согласился датьинтервью и рассказал, каким образом он добывает рабов в областях Катар иЭль-Бурайми. Обычно он находит возле какого-нибудь городка или селениябродячих музыкантов, обещает им определенную сумму денег и просит датьконцерт в заранее обусловленный день. После этого работорговецдоговаривается с шейхом одного из соседних племен о том, что во времяконцерта его соплеменники нападут на публику, собравшуюся послушатьмузыку, и похитят нескольких девушек. Шейх получает потомсоответствующую мзду за каждую девушку. Всех похищенных работорговецотвозит на невольничьи рынки Эль-Хасы или Эр-Рияда, где их продают саукциона. Купцы встречают работорговца недалеко от города и забирают унего оптом «живой товар».

Когда рабы попадают наконец на аукцион, их продают совершенно открыто,прямо на рыночной площади. В Эр-Рияде торговец ведет их по улицамгорода, связав, как скот, по шесть-семь человек вместе.

Пока рынки закрыты, работорговец держит своих пленниц в маленькихподвальных каморках, не давая им ничего, кроме хлеба и воды. Но он сготовностью выпускает несчастных девушек на свет божий, когда их надо«показать» клиентам.

В докладе Общества борьбы с рабством приводится немало других примеров,свидетельствующих о широком распространении работорговли в СаудовскойАравии. В сентябре 1955 года полиция задержала в Ираке одногоработорговца, по имени Мухаммед Хусейн, который снабжал короля Саудамалолетними рабами мужского и женского пола из Ирана и Ирака. Хусейн иего подручные действовали главным образом в районах Эн-Неджефа иКербела. Когда Хусейна арестовали, он вез с полсотни девочек, которыхсобирался продать в Эр-Рияде.

В 1954 году из Катара было похищено много девушек, в том числеплемянница известного купца Ибн-Мактоума. Ее продали дважды в Эль-Хасе,а потом еще раз в Эр-Рияде, где она через посредника была купленакоролевской семьей. Родственники, обеспокоенные ее внезапнымисчезновением, послали своих агентов на розыски в пустыню. Следыпропавшей были обнаружены в Эль-Хасе, и туда отправили отряд из стадвадцати человек на верблюдах. Одновременно родственники потребовали,чтобы власти Саудовской Аравии немедленно освободили девушку. ИзЭль-Хасы в Эр-Рияд была послана телеграмма, предписываемая отпуститьпленницу на свободу, и она в конце концов благополучно вернулась домой.

А вот другая история. Двенадцать рабов, из которых трое были личнойсобственностью самого короли Сауда, решили совершить побег. Они собралидовольно много денег и купили двух верблюдов. На этих верблюдов онинавьючили запасы нищи и воды для долгого путешествия через пустыню.Однако их исчезновение было быстро замечено, и губернатор послал за нимипогоню. Беглецов поймали, девяти несчастным немедленно перерезали горло,а трех привезли обратно в Эр-Рияд и предали позорной казни на площадиперед королевским дворцом в назидание другим.

Можно до бесконечности рассказывать о том, как людей похищают и продаютв рабство. Но бывает и так, что молодые девушки из бедных кочевых племенпо собственной воле убегают к работорговцам. Красивая девушка, купленнаябогатым арабом, может вести сравнительно безбедное существование, имногие предпочитают обеспеченное рабство свободной, но нищенской жизни впустыне.

Когда девушку приводят на невольничий рынок для продажи, ее нераздевают; зато лицо у нее открыто, хотя женщины в Саудовской Аравииобычно носят чадру. Однако по первому требованию покупателя работорговецотводит ее в специальный шатер для «индивидуального осмотра». Нередкопокупатель требует свидетельства врача, что у его будущей рабыни нетникаких инфекционных заболеваний.

Благодаря богатым нефтяным месторождениям золото рекой течет вСаудовскую Аравию, поэтому за рабов там платят сейчас немалые деньги.Красивая девушка стоит около 8 тысяч датских кроя, мускулистый мужчина —3 тысячи крон, и даже старуху можно продать за 700 крон, если она еще невыжила из ума и способна выполнять хоть какую-нибудь работу.

 

* * *

 

В марте 1960 года молодая красивая египтянка Рага Ясин подала в каирскийсуд заявление о разводе. Судебное разбирательство наделало столько шумаи вскрыло такие чудовищные факты, что получился скандал.

В Египте жил один богатый шейх из Саудовской Аравии, по имени Омар Ясин.Этот шейх попросил у отца Раги руки его дочери и предложил за девушкукалым в размере 10 тысяч крон. И хотя Рага еще ходила в школу, она срадостью согласилась принять предложение шейха, потому что — как Рагаоткровенно заявила на суде — она всегда мечтала «жить в роскоши и ездитьв своих собственных лимузинах».

Рага вышла замуж. Прошел месяц, но вот однажды муж сообщил ей, чтопродал ее одному эмиру из княжества Катар. Омар Ясин получил от эмира 40тысяч крон и обещал Раге четвертую часть этой суммы, если она будетпослушной девочкой и без лишнего шума переберется в гарем эмира.

— Мне удалось провернуть очень выгодное дельце, — сказал Омар Ясин. —Рыночная цена на тебя — максимум 20 тысяч крон, но эмир заплатил вдвоебольше, ведь ты похожа на шахиню Сорейю.

И Омар Ясин поведал ей о том, что уже продал шестьдесят пять своихбывших жен многим арабским шейхам и эмирам…

Однако тут нашла коса на камень. Рага ухитрилась записать весь разговорс мужем на магнитофонную ленту, которую потом дала прослушать в Каирскомсуде, и немедленно получила развод.

Между тем шейх Омар был выслан из Египта и, по слухам, живет теперь вБейруте.

Однако Саудовская Аравия ввозит рабов не только из Африки и соседнихстран.

В одной только Франции ежегодно исчезает от 12 до 15 тысяч женщин, иполиция не находит никаких следов, которые позволили бы начать розыски.Аналогичные цифры приводит в своих отчетах английская полиция. Можнопредполагать, что значительная часть этих женщин скрыта теперь зааравийской чадрой…

Французская писательница Клоди Файен в одной из своих книг рассказываето том, как король Сауд направил однажды в Йемен своего посла о заданиемкупить белую девушку за 700 тысяч франков (примерно 14 тысяч крон),чтобы одни из его юных сыновей «мог с нею позабавиться».

Вопросы, связанные о работорговлей, неоднократно обсуждались намеждународных форумах. Например, в 1956 году в Женеве состояласьконференция, на которую около пятидесяти стран прислали своихпредставителей. Франция и Англия предложили принять конвенцию, наосновании которой перевозку рабов по морю (в том числе и по Красномуморю) следовало рассматривать как разбой, а корабли, заподозренные вэтом преступлении, надлежало задерживать и подвергать тщательномудосмотру, чтобы выяснить, нет ли на борту людей, которых продали илисобирались продать как рабов.

Однако Соединенные Штаты скромно воздержались от каких бы то ни быловысказываний по данному вопросу, дабы не разгневать владыку СаудовскойАравии породи Сауда; ведь это могло привести к ликвидации американскойвоенно-воздушной базы в Дахране и нанести ущерб интересам американскихнефтяных компаний в Саудовской Аравии. В результате конференция принялавесьма расплывчатую декларацию, смысл которой сводился к тому, что«работорговля — ужасная вещь».

Да, разумеется, работорговля — ужасная вещь, но все связанное с неюокутано непроницаемым покровом какой-то жуткой и в то же времясоблазнительной тайны, что у меня вдруг возникло желание самомузаглянуть за аравийскую чадру и увидеть все своими собственными главами.

И вот я сижу на веранде отеля в Хартуме, обдумывая план будущегопутешествия в Саудовскую Аравию: два месяца подготовки в Дании, потомдорога на юг и наконец маленькое княжество Мукалла как исходный пунктзадуманной экспедиции. Я уже бывал в Мукалле и установил там некоторыесвязи, которые могут оказаться полезными в моем путешествии поСаудовской Аравии.

 

Два страуса вместо пропуска

 

 

Застывший ландшафт. — Побережье без берега. — Призрачное селение в лунном свете. — Страусы вызывают панику. — Султан Авадх беп-Салех бен-Талеб. — Хлопоты неверующего. — Лучший способ «страхования жизни»

 

 

Плавание вдоль южного побережья Аравии по Аденскому заливу считается уморяков довольно опасным предприятием. Когда дует сильный ветер икорабль со всех сторон окутывает белесый песчаный туман, принесенный изпустыни, вам лучше держаться подальше от грозного аравийского берега:лавовые отмели здесь подобны зубьям пилы, и эти зубья такие твердые иострые, что в один миг могут пропороть днище судна.

Кажется, будто сама природа хочет предостеречь мореплавателей, чтобы онине вздумали приблизиться к берегу. У береговых утесов такая причудливаяи зловещая форма, словно они изваяны всей болью земли, охваченнойтитаническими процессами горообразования. Эти утесы возникли многотысячелетий назад, когда здешние вулканы еще были действующими. Итеперь, глядя на эти гигантские вулканические конусы, высящиеся на самойгранице между морем и сушей, можно подумать, что они не земногопроисхождения, а часть лунного ландшафта.

Нередко скалистое подножие вулкана поднимается прямо из воды, а егоконус находится в наклонном положении, словно вот-вот рухнет в море.Когда вы плывете мимо такого вулкана, вам кажется, что еще немного — иможно будет заглянуть в его кратер.

Одни конусы совершенно черные, другие покрыты застывшей лавойкроваво-красного цвета. Создается впечатление, будто здесь кипитраскаленный металл. И хотя эти вулканы наверняка потухли уже много тысячлет назад, вас ни на миг не покидает такое чувство, что сейчас начнетсяизвержение и во все стороны хлынут смертоносные потоки. Возможно,когда-то на этом побережье жили люди. И возможно, все они погибли, когдавулканы в своем неистовом гневе залили страну раскаленной магмой исожгли ее, превратив в мертвую каменистую пустыню, простирающуюся досамого Аденского залива. Значительная часть страны в течение долгоговремени была дном океана, и это обстоятельство еще более усилилосвоеобразие здешнего рельефа.

Если корабль наскочит на рифы или разобьется о скалы, его команда ипассажиры обречены на гибель. Берега в обычном смысле этого слова здесьнет, а море кишит акулами.

Если же кому-нибудь все-таки удастся спастись, то он почти навернякавыберется на берег в таком месте, где нет ни дерева, ни даже кустика, втени которого он мог бы укрыться от палящих лучей солнца. А солнце печетнемилосердно, раскаляя песок и скалы до 65 градусов. Потерпевшийкораблекрушение не найдет здесь ни капли пресной воды и поэтому проживетнесколько часов, максимум несколько дней.

Когда я, новоиспеченный путешественник, первый раз прибыл в Мукаллу нето в 1949, не то в 1950 году, мне рассказали, что незадолго до моегоприезда в ста километрах к юго-западу от города села на мель прогулочнаяяхта. Оказавшиеся поблизости кочевники-бедуины убили всех, кто был наборту, и разграбили яхту. И нет ничего удивительного в том, что экипажинебольших арабских парусников дау, плывущих вдоль побережья, всегдаоблегченно вздыхают, когда минуют небольшой мыс, за которым прячетсяМукалла. На дау, очень напоминающих китайские джонки, перевозят пряностииз Занзибара и других африканских портов в Мукаллу и Маскат.

Как только мыс остается позади, корабль вне опасности и морякамоткрывается Мукалла, словно какой-то неведомый мираж. Если же вы плыветелунной ночью, белые строения Мукаллы производят еще более фантастическоевпечатление, чем днем. И весь город кажется каким-то призрачным исовершенно нереальным. Но Мукалла вполне реальный город, хотя простоневероятно, как он смог уместиться на такой узкой полоске земли. Ксчастью, море в этом месте немного отступает от отвесной каменной стеныгор и город отвоевал себе у воды кусочек суши. Кажется, будто дома всевремя ведут между собой жестокую борьбу за жизненное пространство, анависшие над ними горы изо всех сил стараются столкнуть их в море.

Сначала Мукалла была лишь крошечным рыбачьим поселком, но на южномпобережье Аравийского полуострова очень мало гаваней, и скоро поселокстал важным морским портом. Значение его тем более велико, что отсюда вглубь страны ведут самые удобные пути. Город постепенно превращался вкрупный торговый центр, богател, рос и в один прекрасный день оказалсянаглухо зажатым между морем и горами. Больше здесь нельзя построить ниодного нового дома.

Здания стоят настолько близко к воде, что, когда дует ветер с моря,солёные брызги летят в окна. В то же время противоположная часть городатак тесно прижимается к горам, что нередко во время обвалов огромныекамни с грохотом падают прямо на дома и пробивают три-четыре строения,прежде чем окончательно останавливаются.

С юго-запада Мукаллу окружают вади — огромные русла высохших горныхпотоков. Теперь это единственные во всем районе проезжие дороги. Насеверо-востоке город упирается в высокие скалы, которые доходят досамого моря, образуя непреодолимый барьер.

Таким образом, расширяться Мукалле уже некуда. Остается только растиввысь, и город растет. В Мукалле есть семи- и восьмиэтажные дома.

Своим возникновением Мукалла прежде всего обязана маленькому удобномуполуострову, на котором она расположена. Этот полуостров напоминаетнью-йоркский Манхаттан, разумеется в миниатюре. Только вместоамериканской «Статуи Свободы» здесь возвышается стройный белый минаретмечети, приветствуя всех, кто приближается к городу со стороны моря.

Но все дело в том, что Мукалле некого особенно приветствовать. Этотгород никак не назовешь вратами в землю обетованную, во всяком случаетеперь…

Каких-нибудь несколько веков назад Мукалла славилась как крупнейшийэкспортер ладана и мирры; это были важнейшие благовония, без которых немогла обойтись ни одна религиозная церемония. Теперь экспортные товарыМукаллы не имеют сколько-нибудь решающего значения для мирового рынка.Здешние купцы вывозят лишь немного фиников, основное же занятиенаселения — рыболовство и строительство небольших парусных судов (дау).

Сколько жителей в Мукалле? Судя по официальным данным, что-то между 25 и45 тысячами человек, но пока еще никому не удалось провести настоящуюперепись в этом совершенно невообразимом лабиринте улиц.

Порт Мукаллы довольно маленький, и обычно здесь царит полноеспокойствие. Когда в Мукаллу приходит с грузом большой пароход, онбросает якорь на рейде, а вокруг него, как пчелы, почуявшие мед, вьютсядесятки маленьких дау и лихтеров и перевозят груз на берег. Как правило,грузы прибывают в Мукаллу на парусниках, поэтому пароход здесь —настоящая редкость и поглазеть на него всегда собирается много народу.

Впервые я попал в Мукаллу на небольшом шведском судне «Спика». Я смотоциклом прибыл из Момбасы (Африка), чтобы совершить путешествие черезАравийскую пустыню. Вместе со мной сюда приехали два страуса, которымисултан Мукаллы пожелал украсить свой зоопарк. Султан был ревностнымсобирателем всяких заморских животных. Раньше он в основном собиралженщин для своего гарема, но с возрастом пришел к выводу, что гораздоспокойнее иметь дело с дикими зверями.

С верхней палубы мы наблюдали, как вдоль берега и на набережнойтеснились тысячи людей. На причале, который местные жители несколькопретенциозно называют портом, собралась городская знать во главе спремьер-министром и начальником дворцовой стражи.

Однако эта пышная встреча предназначалась не нам, а страусам. Их купилив Сомали, погрузили на пароход в Могадишо, и вот они прибыли наконец всвою новую резиденцию.

Столь диковинных животных в этих краях еще никто не видел, поэтомувстречающие смотрели на них с огромным интересом. Впрочем, страусыразглядывали жителей Мукаллы с не меньшим интересом. Когда их переносилина берег, они просовывали головы между прутьями клеток, напоминаякакие-то странные перископы, которые поворачиваются в разные стороны,обшаривая горизонт.

Все шло хорошо, но вдруг случилась катастрофа.

Какой-то араб бросил с дау швартовый канат, который страусы,по-видимому, приняли за питона или еще какую-нибудь страшную змею. Вужасе они стали бить ногами о стены клеток. Как известно, у страусовнеобыкновенно сильные ноги, и они мгновенно разбили несколько досок вщепки. Если бы эти глупые птицы не высовывали голов сквозь прутьяклетки, они бы легко могли выбраться на волю и удрать. Но удрать онидаже не пытались; между тем несколько матросов тотчас же подскочили кклеткам, накинули на них брезент и крепко обвязал стальными тросами.

К сожалению, для собравшихся на набережной это маленькое интермеццоимело весьма печальный финал. Те, кто стояли в передних рядах,испугались и попытались убежать; однако стоящие сзади непременно хотелиполучше рассмотреть, что там происходит, и изо всех сил стали давитьвпереди стоящих. Началась невообразимая толкотня, и в мгновение ока сдесяток зевак очутилось в воде. Их всех удалось благополучно вытащить наберег, но прошло еще немало времени, прежде чем страсти улеглись.

Все последующие дни в Мукалле ни о чем другом не говорили, как одиковинных птицах. Местные жители и думать забыли о том, что матросы счужеземного корабля бродят по мусульманской Мукалле, где европейцыпользовались весьма дурной славой. По мнению фанатических последователейислама, европейцы — это «неверные собаки», которых правоверныемусульмане должны всячески преследовать и побивать камнями, ибо само ихприсутствие уже оскверняет святую Аравию.

Страусов с триумфом провезли через весь город и торжественно водворили всултанский зоологический сад, который непосредственно примыкал к гарему.Старый султан был безумно счастлив и известил меня и капитана Свенсона отом, что, когда в следующий раз мы попадем в Мукаллу, нас будутпринимать как его личных гостей.

Из Мукаллы я отправился в путешествие через Аравийскую пустыню, акапитан Свенсон, который торжественно заверил меня, что еще вернетсясюда и сделает из султана бифштекс, отплыл к восточному побережьюАфрики.

Быть может, астматические машины «Спики» уже остановились навсегда. Бытьможет, сама «Спика» села на риф или разбилась о берег. А быть может,капитан Свенсон просто забыл о приглашении султана. Ибо в Мукаллу он таки не вернулся.

Но я о приглашении не забыл.

Когда в 1952 году я вторично прибыл в Мукаллу, со мной, к сожалению, небыло страусов, и, возможно, именно это прискорбное обстоятельствонесколько затянуло процедуру прохождения через полицейский контроль.Однако я упорно доказывал, что меня пригласил сам султан Авадх бен-Салехбен-Галеб, и через несколько часов я наконец предстал перед великимповелителем правоверных.

Между тем я уже готовился выступить в роли злополучных страусов. Мнеочень явственно рисовалась картина, как я стою в камере городской тюрьмыи просовываю голову сквозь прутья решетки. Пробить же ногами дырку встене мне наверняка не удастся. Тем не менее прямо из полицейскогоучастка с железными решетками на окнах я попал в маленькийвосьмикомнатный дворец, который султан любезно предоставил в мое полноераспоряжение.

По правде говоря, султан был немного ошеломлен, узнав, что я решилвоспользоваться его любезным приглашением двухгодичной давности. Но этоиспытание он перенес стойко, как и подобает истинному мусульманину.

Его премьер-министр, весьма начитанный господин, который когда-то училсяв Каире, поведал мне сугубо конфиденциально, что обычно подобнымприглашением не придают слишком большого значения и их следуетрассматривать просто как долг вежливости.

Очевидно, с моей стороны было бы неразумно заявить, что все это мнеотлично известно. Просто я решил воспользоваться султанскимприглашением, чтобы посетить эту интереснейшую часть земного шара, и,когда султан вспомнил меня после упоминания о двух страусах или, вовсяком случае, сделал вид, что вспомнил, мне оставалось толькоблагодарить судьбу.

К своему величайшему сожалению, я узнал, что оба страуса оказалисьгораздо менее жизнеспособными, чем многие обитательницы султанскогогарема. Один из них умер от какой-то хвори вскоре после того, как егопоселили в зоологический сад. А другой покончил жизнь самоубийством,попытавшись проглотить тюрбан одного телохранителя.

В один прекрасный день меня пригласили посетить султана в его роскошномдворце. Авадх бен-Салех бен-Галеб был уже в летах, и на величавом челеего были написаны усталость и спокойствие. Каким бы делом он низанимался, он отдавался ему со страстью. Круг его интересов неограничивался одними лишь наложницами и заморскими зверями. Султан самнаписал несколько научных трудов по различным вопросам, и некоторые изних были даже опубликованы. Еще несколько лет назад он был заядлымспортсменом. Но недавно его скрутила подагра, и ему стало трудно ходить.

В то время в Мукалле было запрещено публично демонстрировать кинофильмы,но султан был завзятым кинолюбителем и больше всего на свете любилпоказывать своим друзьям снятые им фильмы. Как султан, он мог позволитьсебе немного возвыситься над законом, предаваясь этакомуультрасовременному хобби.

Пожалуй, наша общая страсть к кинолюбительству и явилась тем счастливымобстоятельством, которое позволило мне провести несколько часов ссултаном в его дворце. Своей кинокамерой я снял фильм о султане,наследном принце Амире Авадхе и принце Ахмеде. Здесь же был ипремьер-министр, которому султан поручил заботиться обо мне. Онпо-отечески опекал меня и помогал не нарушать дворцовый этикет, весьмасложный и запутанный.

Премьер-министр поставил меня в известность, что с моей стороны было бывесьма похвально, если бы я нанес визиты знатнейшим шейхам города. Янемедленно последовал его совету, но после первого же визита решил, чтоон будет и последним! Таким образом, остальным знатным шейхам придетсяобойтись без моего общества.

У шейха, к которому я направил свои стопы, меня угостили страшно крепкимкофе, который в основном состоял из гущи и еще каких-то пряностей:имбиря или кардамона. Воды же было чуть на донышке. Из вежливости мне неудалось остановиться на двух чашках: ведь даже бог троицу любит.Пришлось выпить три чашки жидкого динамита, такого убийственно крепкого,что даже слезы брызнули у меня из глаз.

Чтобы прекратить пытку, после третьей чашки я откланялся, вернулся всвой дворец и тут же набросился на бурдюк с водой.

Но очень скоро я благодарил бога за эти три чашки кофе.

На другой день я пошел в мечеть. Прежде чем войти в нее, я снял башмаки,как велит мусульманский закон, и решил, что теперь все в порядке. Но нетут-то было.

О, я еще не знал, что такое Мукалла! Впервые за всю историю городаневерный чужестранец осквернил мусульманскую святыню; не прошло и двухсекунд, как меня схватили, поволокли к дверям и тумаками выбросили наулицу. Я даже не сообразил, откуда вдруг появилось здесь столько народа,понял только, что вся эта толпа охвачена гневом и собирается учинитьнадо мной суд и расправу. Разобрать слова, которые выкрикивалиоскорбленные мусульмане, я не мог, но их общий смысл был достаточноясен. Хоть меня и вышвырнули из мечети, но отпустить с миром явно несобирались. На изогнутых лезвиях ножей заиграли солнечные блики.Просвистел булыжник. Он предназначался мне, но угодил кому-то в висок, ибедняга со стоном упал на землю. В воздухе запахло смертью.

Султанский раб Ниангара, который всюду сопровождал меня, как сквозьземлю провалился при первых же признаках надвигающейся беды. Ему претиловарварство во всех его проявлениях…

Вдруг я почувствовал, как чья-то сильная рука схватила меня за локоть. Яуже ничего не видел, потому что в глаза мне швыряли грязь и песок,плевали в лицо. Я совсем обессилел и почти не оказывал сопротивлениячеловеку, который упорно тащил меня за собой. Меня втолкнули в какую-тотемную комнату. Двери захлопнулись, и я понял, что настал мой последнийчас.

Однако рокового удара, которого я ожидал, так и не последовало; когда жея наконец очистил глаза от песка и немного привык в темноте, то узналшейха Салима, того самого Салима, у которого несколько часов назад пилкофе.

Как только мне удалось прийти в себя, я сердечно поблагодарил хозяина заспасение и сказал, что навеки останусь его должником. И действительно,он проявил подлинное великодушие, ввязавшись в уличную потасовку, чтобыспасти жизнь какому-то чужестранцу. В то время я еще не знал, что, сточки зрения араба, он просто выполнил свой долг.

Для араба гостеприимство — один из самых священных законов, и если в егодоме был гость, который выпил хотя бы одну чашечку кофе с имбирем иликардамоном, то он обязан оказывать ему всяческое покровительство втечение следующих трех дней и не только у себя дома. В стране, где жизньбелого человека все время висит на волоске от гибели, лучше непренебрегать этой несколько своеобразной формой «страхования жизни».

Все последующие дни я сломя голову носился от одного шейха к другому. Иу каждого, давясь, выпивал три священные чашечки кофе. Всего я выпилоколо восьмидесяти чашек, и, хотя каждая была не больше рюмки для яйца,мой желудок пришел в великое расстройство. Однако в этих невзгодах менянеизменно утешала мысль, что лучше рисковать желудком, чем головой».

 

Дар султана

 

 

Путешествие в Шибам

 

&nb