В начале марта следующего года пришло известие об убийстве царя. Помню, как мы шли вместе с отцом в гимназию и это известие сообщил нам наш законоучитель, отец Василий Яблонев.

Яблонев Василий Захариев †1890

Священник Георгиевской соборной церкви г. Егорьевска (с 1864 г.). Определен законоучителем егорьевской прогимназии (1874/75). Назначен окружным миссионером в 1-м благочинническом округе Егорьевского уезда (1889). Умер в 1890.

«Духовенство Рязанской епархии» (по данным «Рязанских епархиальных ведомостей» 1865-1894 гг.). Часть 8-я (Х-Я)

http://www.history-ryazan.ru/node/6417?page=0%2C3&0 =

Пока мы дошли, все встречавшиеся взволнованно обсуждали это событие, делились мыслями и догадками. Меня оно почему-то очень мало задело, и только когда неделю спустя пришел номер "Нивы" с целою кучей рисунков и портретов, я начал неистово рисовать, но срисовывал не сцену убийства, а только портреты нового царя, нового наследника, новых генералов и новых министров.

«Нива» — популярный еженедельный русский журнал с приложениями, издававшийся со второй половины XIX до начала XX века, носил подзаголовок «Журнал литературы, политики и современной жизни». Журнал был любимым детищем А. Ф. Маркса, возглавлявшего свое издательство вплоть до своей смерти в 1904 г.Позиционировалась «Нива» как иллюстрированный журнал для семейного чтения и был ориентирован, главным образом, на обывателя. В журнале публиковались литературные произведения, исторические, научно-популярные очерки, репродукции и гравюры картин современных художников. Материалы политического и общественного содержания также сопровождались многочисленными иллюстрациями. Среди известных литераторов, печатавшихся в журнале, были А. К. Толстой, Ф. И. Тютчев, Л. Н. Толстой, А. А. Фет, А. П. Чехов, Максим Горький, Корней Чуковский, Анна Ахматова, Иван Бунин и многие другие. Благодаря «Ниве» сочинения многих современных авторов добрались до самых отдаленных областей России.

Журнал «Нива» 1881 №10

http://нэб.рф/catalog/000200_000018_RU_NLR_Per_1072844/viewer/

«В этот день, в Михайловском манеже был по обыкновению развод с церемонией в Высочайшем присутствии. По окончании развода, государь император поехал в Зимний дворец. Его Величество был в карете, сопровождаемой шестью казаками. Проехав по Итальянской улице, государева карета повернула направо по набережной Екатерининского канала. В ту минуту, как она поравнялась с каменной стенкой Михайловского сада, – было 2 часа 35 минут пополудни, – раздался сильный взрыв под каретой, подбросивший ее несколько от земли. Карета тотчас же остановилась, раздалось несколько отчаянных возгласов и криков, и казаки, ехавшие по левую сторону кареты, свалились на землю. Мгновение спустя отворилась правая дверца кареты, и государь, осеняя себя крестным знамением, быстро вышел из нее узнать, что случилось. Его Величество был здрав и невредим, хотя задняя часть кареты была сильно расщеплена.

Один из казаков, Малечев, лежал мертвый несколько позади кареты близ тротуара набережной. На самом тротуаре, шагах в тридцати позади, бился на земле и стонал мальчик, возле которого лежала большая корзина с мясом, он нес ее на голове и был ранен осколком смертоносного снаряда.

Вскоре подоспел, ехавший позади, великий князь Михаил Николаевич и нашел уже государя распростертым на земле и плавающим в крови. Из его шинели и мундира были выдраны целые куски, разбросанные по земле и подобранные впоследствии сыновьями великого князя Михаила. Он встал перед императором, лежащим, по-видимому, без сознания, на колени и мог только произнести; «Саша, что с Тобой?» Государь, услышав столь знакомый и голос, сказал: «Как можно скорей домой во дворец!» Это были последние слова, произнесенные государем. При помощи нескольких человек государь, без шапки, с лицом покрытом кровью, был поднят и перенесен в сани полковника Дворжецкого…»

 Я всех их перерисовал, и приходившие знакомые в один голос находили их необыкновенно похожими. Особенно восторженно отзывался отец Иван, отступавший от портрета назад, складывавший обе руки в трубочку и долго любовавшийся рисунком. При этом он неизменно приговаривал: "Сходственно", что было в его устах высшей похвалой, одинаково относившейся и к портрету, и к пейзажу, и к жанровой картине.

Кроме рисунков в "Ниве", я не видел в то время никаких художественных произведений. Ни в одном егорьевском доме, где мне приходилось бывать, не было ни картин, ни гравюр, а живопись в церквах меня как-то не трогала, и я ее не замечал, словно это не было искусством.

 Понятно поэтому, что "Нива" являлась для меня источником несказанных радостей, как и другие иллюстрированные журналы, выходившие тогда: "Всемирная иллюстрация", "Живописное обозрение", остальных не помню.

«Всемирная иллюстрация» — русский еженедельный иллюстрированный, умеренного, буржуазно-либерального направления, художественно-литературный журнал, один из самых популярных среди иллюстрированных изданий второй половины XIX столетия в России. Издавался в Санкт-Петербурге в книгоиздательстве Германа Гоппе с 1869 по 1898 гг. общим тиражом до 10 000 экз. Был рассчитан на массового читателя и должен был служить иллюстрированной хроникой современной жизни. «Всемирная иллюстрация», как и все издания этого направления второй половины XIX — начала ХХ в., является предшественницей современных иллюстрированных и научно-популярных журналов.

https://ru.wikipedia.org/wiki/Всемирная_иллюстрация

«Живописное обозрение»

« Живописное обозрение стран света» — еженедельное русскоязычное иллюстрированное издание, выходившее в Санкт-Петербурге с 15 декабря 1872 года до 1905 года (с перерывом в 1900—1902 гг.).С 1875 года название было изменено на «Живописное Обозрение, еженедельный иллюстрированный журнал», а тематика издания стала общелитературной. С 1895 г. подзаголовок — «художественно-литературный журнал».

Бывавший у нас майор, старый холостяк с большими усами, ходивший в церковь в полной парадной форме при орденах и в густых эполетах, зазвал меня однажды к себе и показал поразивший меня альбом видов Константинополя, исполненных гуашью, как я в этом разобрался позднее. Я глаз не мог оторвать от красивых ярких красок, которыми эти виды были расцвечены. На стенах у Федора Васильевича висело еще несколько видов покрупнее, в золоченых рамах, казавшихся мне еще более совершенными и прямо недостижимыми. Какими ничтожными показались мне после майоровских картинок мои собственные! С тех пор я пользовался каждой свободной минутой, чтобы забегать к майору, который, живя на пенсию, не имел никакого дела и бывал почти всегда дома. Он очень гордился своими художественными сокровищами, столь полюбившимися мне, и охотно коротал со мною время, рассказывая забавные истории из своей походной жизни.