Сыграла роль Татьяны Мальцевой в спектакле «Под чужим небом» Б. Изакова

Б. А. Львов-Анохин: «В этой роли Фетисова была очень проста, демократична внутренне, по существу характера, и «аристократична», безупречно элегантна внешне.… Как шутливо говорит постановщик спектакля В. Канцель, она была «подлинно советская и в то же время блестяще светская…» (Из книги «Людмила Фетисова», 1964).

 

  Сыграла роль Джейн Грехем в спектакле «Тридцать сребреников» Г. Фаста

 

Б. А. Львов-Анохин: «… Фетисова не могла пройти мимо роли, в которой звучала её самая сокровенная тема — тема правды, борьбы с несправедливостью, с малодушием и предательством. Она не могла поверить в то, что не сумеет достаточно мужественно, достойно передать драму женщины, отрекающейся от любимого мужа, нарушившего принципы человеческой порядочности и гражданской чести.

С большим трудом она добилась, чтобы её всё-таки ввели в спектакль. Ей было не важно, что она играет «во вторую очередь» с другой актрисой… Она сыграла взволнованно, строго и сдержанно…» (Из книги «Людмила Фетисова», 1964).

 

                                        1954 год

 

 Сыграла роль Ольги Николаевны в спектакле «Лётчики» Л. Аграновича и С. Листова

Б. А. Львов-Анохин: «Тема нравственной чистоты, человеческого достоинства звучала и в роли врача, капитана медицинской службы Ольги Николаевны. Но и эта роль не принадлежала к числу ярких созданий Фетисовой. Однако интересно, что, когда на неё стали вводиться другие исполнительницы, то они оказались гораздо «голубее», неопределеннее Фетисовой. Она всё-таки сумела найти в роли какую-то внутреннюю убеждённость, внутреннюю борьбу. Безупречная «положительность» Ольги у Фетисовой была куда более страстной, выстраданной, добытой ценой каких-то нравственных усилий и поэтому более ёмкой и интересной. На репетициях актриса мучила авторов и режиссёров в поисках внутренних оправданий поступков и слов героини. Это для Фетисовой естественно — она могла быть на сцене убедительной, только будучи страстно и безоговорочно убеждённой в правде, нужности того, что она делает» (Из книги «Людмила Фетисова», 1964).

 

 Сыграла роль Фаустины Бранкадор в спектакле «Мечты Кинолы» О. де Бользака

Б. А. Львов-Анохин: «Фаустина Бранкадор — блестящая, умная и коварная куртизанка, без памяти влюблённая в учёного и мечтателя Фонтанареса. Одержимая своим чувством, она готова уничтожить все труды изобретателя, чтобы безраздельно завладеть им… Фаустина Бранкадор снова подтвердила «козыри» Фетисовой — её внешность, темперамент, пластичность, обаяние, — но не раскрыла новых черт её дарования.

Фетисова увлекала зрителей своим темпераментом, нервной приподнятостью. Чувствовалось, что роль ей нравилась, нравились неистовые порывы и метания Фаустины, её иступлённая нежность и дьявольская гордость, эффектные и неожиданные переходы от горя к ярости, от слёз к угрозам, нравились её пышные атласные и бархатные кринолины, рыжий, перевитый жемчугом парик испанской куртизанки. Нравились язвительные диалоги, пылкие признания, страстные молитвы, скорбные коленопреклонения. В некоторых сценах актриса обнаруживала незаурядную драматическую напряжённость и горячность…» (Из книги «Людмила Фетисова», 1964).

 

                                                1955 год

 

Сыграла роль Шуры Азаровой в спектакле «Давным-давно» А. К. Гладкова

А. А. Харламова: «Первое, что меня поразило в этой встрече с Фетисовой — это её огромный профессиональный рост. Прошло сравнительно немного времени, но теперь я встретилась не с ученицей, не с начинающей актрисой, а с мастером, уже обладающим внутренней и внешней техникой.

Сначала мы долго работали дуэты Шуры и Ржевского (его играл Андрей Попов). С первых же репетиций они были в рейтузах, сапогах со шпорами, плащах, чтобы привыкнуть к костюму.

Я ожидала, что наутро увижу измотанную после трудной репетиции, вялую, раздражённую актрису, но Фетисова влетала в репетиционный зал сияющая, весёлая уже в гусарских рейтузах: «Я ночью подумала, кажется, поняла, сейчас попробую». Надо сказать, что параллельно с репетициями Фетисова усиленно занималась голосом, училась петь.

Она работала над ролью Шуры до последнего спектакля — укрупняла куски, становилась всё мужественнее, сильнее. Всегда ждала замечаний, советов, отличалась непрестанной, неуёмной требовательностью к себе…» (Из книги Б. А. Львова-Анохина «Людмила Фетисова», 1964).

А. К. Гладков: «После Л. Добржанской прекрасно играла Шуру безвременно умершая Людмила Фетисова в возобновлённом спектакле ЦТСА. У неё был свой образ Шуры, и её несколько более прямолинейный, но необыкновенно темпераментный юный корнет Азаров очень нравился зрителю». (Из книги «ЦАТСА — 50 лет», 1980).

 

Ф. Я. Чеханков: «Впервые я увидел её на сцене ещё студентом, как раз в «Давным-давно», в роли девушки-гусара Шурочки Азаровой.… Забыть, как она плакала в сцене с Кутузовым, невозможно. Я никогда не видел, чтобы артистки так плакали. А ведь и сцена-то была не её. Она сидела сбоку, на авансцене (Кутузов уже отчитал Шурочку и велел ей отправляться «к мадамам, нянькам, куклам, тряпкам»), а у фельдмаршала шёл разговор с генералом. Генерал рассказывал ему историю о том, как его освободил от французов какой-то храбрый корнет. А корнет сидел рядом и плакал. Фетисова просто закрывала глаза, как от боли, потом открывала, и по щекам катились крупные капли, как жемчуга. А это был всего-навсего утренник! Ползала — дети! Но для неё это не имело никакого значения. Она играла, как всегда…» (Из книги «Моя дырявая память», 2003).

 

Б. А. Львов-Анохин: «Пожалуй, из всех актрис большого коллектива ЦАТСА Фетисова была актрисой, наиболее последовательно и ярко утверждавшей героическую тему. Поэтому не случайно, что при возобновлении спектакля «Давным-давно» роль Шуры Азаровой была поручена именно ей.… С восторгом, задыхаясь от волнения и счастья, «ввелась», как говорят в театре, Фетисова в классический для ЦТСА спектакль «Давным-давно»… Раньше роль Шуры Азаровой великолепно играла Л. Добржанская. Но Фетисова в своей отчаянной, преданной влюблённости в роль не побоялась сравнений, не побоялась даже своих данных. У неё был хрипловатый голос, она никогда не пела на сцене, но так хотела играть, что выучилась. Когда на репетиции Фетисова запела под оркестр, все в театре ахнули. Творческая увлечённость и неистовое трудолюбие победили. Не всем она нравилась, избежать сравнений нельзя, одни находили её слишком сентиментальной, другие — излишне комедийной, будто она забывает, что Шура Азарова — переодетая девушка, и играет сорванца-мальчишку с ломающимся голосом и угловатыми размашистыми движениями. Но она играла восторженно, упоённо щёлкала каблуками и звенела шпорами, вытягивалась в струнку и одёргивала гусарский мундир, как могла, изо всех сил сдерживала сладкие слёзы сценического волнения, краснела, бледнела, словно летела на крыльях стихотворных монологов, наслаждаясь блеском и стремительностью диалога.

Убеждённо, но на первых порах слишком запальчиво, не слишком настойчиво, словно волнуясь и торопясь, доказывала она на сцене своё право на эту роль. Но постепенно её исполнение становилось всё глубже и содержательнее». (Из книги «Людмила Фетисова», 1964).

 

Сыграла роль Люки Шергиной в спектакле «До новых встреч!» А. К. Гладкова

 

Б. А. Львов-Анохин: « В этой пьесе Фетисова играла яркую, одарённую девушку и показывала как под влиянием эгоизма, себялюбия мельчает личность, тускнеет талант, куда-то уходит самобытность натуры, всё становится заурядным, едва ли не пошлым, показывала, как обиды неудачницы прикрываются жалкой, приобретённой в суетной борьбе и жизненной толкотне неутешительной житейской «мудростью». Остаётся надежда только на удачу, на случай, а это надежда, от которой человек не становится сильнее… Фетисова тонко и мастерски осуществляла свой замысел: внешне её Люка становилась ярче, элегантнее, в чём-то даже умнее, а внутренне тускнела, теряя естественность чувств, мыслей, поступков, подчиняя всё своё поведение тому довольно тривиально-пошлому образцу, который она для себя выбрала». (Из книги «Людмила Фетисова», 1964).