Гностики Василид и Валентин о страхе

(36, 1) Интерпретируя эти слова, последователи Василида говорят, что Архонт, услышав слова Духа-служителя (tou= diakonoume/nou pneu/matoj)[109], был потрясен, не ожидая услышать и увидеть столь великую и благую весть. Это его потрясение было названо страхом, который является началом мудрости, распределяющей, разделяющей, совершенствующей и восстанавливающей (filokrinhtikh=j te kai\ diakritikh=j kai\ telewtikh=j kai\ a)pokatastatikh=j). Ведь [Бог] сущий надо всем (o(e)pi\ pa=si) дает начало не только космосу, но и разделению избранных [родов].

(36, 2) Валентин, кажется, имеет в виду нечто подобное, когда в одном из своих писем пишет следующее: «Ангелов охватило нечто подобное страху перед этим творением [Адамом], когда он произнес слова, которые превосходили его тварную природу, благодаря семени высшей природы, которое было невидимо в него вложено и свободно выразило себя через него. (3) Поэтому в поколениях земных людей человеческие произведения пугают самих же создателей, например, статуи, образы и все тому подобное, созданное людьми во имя Бога, [вызывает страх]. (4) Именно таким же образом, Адам, будучи слепленным во имя Человека, вселил [в ангелов] страх перед этим Человеком, сущим от начала, как будто он сам присутствовал в нем. [И ангелы], потрясенные до глубины души, немедленно скрыли[110] свою работу.»

(37, 1) Но поскольку существует только одно начало, как это будет видно в дальнейшем, то отсюда становится ясным, что эти люди измышляют бессмысленные несуразицы. (2) Так как Бог счел необходимым еще прежде ниспослания Господа дать людям предварительное образование через закон и пророков, то страх Божий и назван был «началом мудрости», тот страх, провозвещенный Господом через Моисея, который направлен против сердец непослушных и жестоких. Того, кто не избран Господом, укрощает страх. (3) Логос, наш наставник, предвидел это заранее и поэтому предусмотрел подходящее средство, сообразно со своим замыслом очистив его для исполнения благочестивых дел. (4) Потрясение (e)/kplhci») – это страх, возникающий в связи с неким неизвестным или неожиданным событием, как, например, при получении неожиданного известия. Страх же – это безмерное удивление по поводу вещей только что произошедших или существующих.[111] (5) Они не понимают, что через это «потрясение» они приписывают страсти прославляемому ими великому Богу, которого сами же помещают в «неведении» и до всякого еще потрясения. (6) Но если неведение было еще до потрясения, а потрясение и страх являются «началом Мудрости»[112], то получается, что неведение это является первой причиной, предшествующей Мудрости Бога, сотворению мира, равно как и восстановлению избранных. (38, 1) Было это неведение неведением добра или зла? Если неведением добра, то почему же оно прекращается, когда потрясение проходит? В таком случае Небесный Посланник, проповедь и крещение утрачивают всякий смысл. Если же неведение это было неведением зла, то каким образом зло оказалось причиной возникновения вещей добрых? (2) Но если бы неведение не предшествовало всему остальному, то не сошел бы и Посланник с небес и не поразило бы Архонта изумление, как они говорят, и страх не стал бы началом Мудрости, которая руководила его действиями по выделению избранных из среды иных космических существ. (3) Если бы страх перед Человеком, сущим от начала, заставил ангелов обратиться против собственного создания потому, что некая высшая сущность была предварительно помещена в это творение, то остается предположить, что они либо впали в состояние беспочвенной ревности (но трудно поверить, чтобы ангелы, как дети, были обречены на полное непонимание смысла собственного же труда); (4) либо, напротив, они действовали так с умыслом (но в этом случае они никогда не задумали бы такое творение, на которое, как они знали заранее, пришлось бы наложить руки; не были бы они и поражены изумлением при виде своего создания, если бы в силу своего предвидения они распознали бы в нем семя высшей природы); (5) либо, наконец, остается предположить, что именно в силу присущего им совершенного откровенного знания они решились на такое деяние. Но и это невозможно, ибо должны же были они понимать, к чему приведет попытка замыслить недоброе против Человека в Плероме, против человека, «созданного по подобию», в ком, как они знали, виден сам первообраз и, в согласии с остальным откровением, бессмертие.[113]

(39, 1) К ним и еще некоторым другим, особенно же последователям Маркиона, взывает Писание, хотя они и не желают слушать: «Слушающий меня упокоится с уверенностью в мире и пребудет без страха невредим от всякого зла.»[114] (2) Что же предполагают они сделать с законом? Объявить его дурным они не могут. Различая доброе от справедливого, они вынуждены согласиться, что закон справедлив. (3) Когда Господь заповедует бояться зла, он отнюдь не призывает заменить одно зло на другое, но использует противоположное для того, чтобы уничтожить другое противоположное. Зло представляет собой противоположность добру, подобно тому как справедливость противоположна несправедливости. (4) Итак, если он говорит, что свобода от зла происходит вследствие освобождения от страха, который возник из страха перед Господом, следовательно страх этот является делом добрым и страх перед законом не просто справедлив, но и благ, ибо он избавляет нас от зла. Избавление от страха через страх – это не то же самое, что преодоление страстей через потакание страстям. Скорее, это напоминает процесс контроля над страстями через воспитание. (5) Вот почему говорится: «Чти Господа и укрепишься; кроме же него не бойся никого.»[115] Значит страх Божий заключается в боязни греха и в послушном исполнении заповедей Божиих, что равнозначно благочестию.

(40, 1) Трепет – это страх перед божественным. Но если страх есть страстное состояние души, как говорят наши противники, то далеко не каждый страх эквивалентен душевному смятению. Страх перед демонами отличается смятенностью души, потому что демоны и сами находятся в постоянном внешнем и внутреннем волнении. (2) Бог же, напротив, бесстрастен, поэтому и внушаемый им страх не вносит в душу никакого смятения. В действительности, это не страх Бога, но страх потерять его. Страх такого рода – это страх оказаться в путах зла, страх злого. Страх перед путами есть желание бессмертия и стремление к свободе от страстей. (3) «Мудрый, убоявшись, уклонился от зла, безумный же, надеясь на себя, соединяется с беззаконником.»[116] И далее: «В страхе Господнем надежда крепкая.»[117]

IX