Завершение сделки в Калифорнии

 

Рей Баучер нажимал на своего коллегу и соперника Майка, чтобы тот согласился на выплату компенсации в общей сумме на более чем $600, при этом все юристы, занимавшиеся зоной Духовенство 2, понимали, что ключевой фигурой для достижения победы здесь является кардинал Махони. Его имя склоняли СМИ (New York Times и Los Angeles Times призывали его подать в отставку из‑за того, что он покрывал педофилов), но юристы понимали, что для завершения сделки им нужен Махони на своем посту, поскольку он связывал туго натянутой нитью страховые компании и религиозные ордена, особенно салезианцев, которые должны будут вложить свои деньги для выплаты компенсации. Законники, чьи клиенты возмущались затянутостью процесса, понимали, что нападения на Махони как главного защитника преступников не служит интересам жертв. Вот как это понимал Стив Рубино: «Если суд выясняет, что причиной ущерба стала небрежность, ущерб будет возмещен. Но если доказать, что это осознанное укрывание преступников, можно не получить компенсации. На подготовительном этапе мы понимали, что если мы отправимся в суд и настойчиво заговорим об укрывательстве, ущерб не будет возмещен за недостатком средств. И мы понимали, что у Махони недостаточно активов, чтобы за все заплатить». Баучер стремился добиться компенсации в размере $1,4 на каждый случай.

Джефф Эндерсон решил, что хорошо бы организовать встречу Махони с кем‑то из жертв. В связи с этим замыслом Баучер нанял режиссера, который заснял интервью с жертвами, размышления их родителей или супругов, вставив туда, где возможно, кадры из новостей, и создал несколько десятиминутных биографий на DVD для Махони и судей в преддверии переговоров. За этим стояло желание превратить «клиентов» и «пострадавших» в живых людей, чьи судьбы должны пробуждать эмоции и напоминать о реальной жизни в сумятице юридических разбирательств.

«Я встретился со многими жертвами, – сказал мне кардинал во время интервью в 2005 году. – Я также просмотрел видеозаписи бесед с ними, подготовленные их адвокатами – это десятки интервью на DVD. Я просмотрел их все до одного. На них трудно смотреть без слез. Тебе просто трудно поверить в то, что это действительно случилось. Это был повод для смирения. Духовно я оказался на самом дне, совершенно ранимый для благодати Божией. И я начал понимать, что в этот момент Иисус Христос призывает меня и других к особому служению – сделать все возможное, чтобы подобное не повторялось».

Сидя за ужином вместе с Махони и его консультантом Хенниганом в доме при соборе, Баучер настаивал на том, чтобы 554 жертвам, подавшим иски, выплатили в сумме около $600 миллионов, в среднем по $1,4 миллиона на человека. Он знал, что другая сторона постоянно совещается с юристами страховых компаний. Далее Хенниган предложил разделить группу пострадавших из Лос‑Анджелеса на две подгруппы: одну поменьше, вторую побольше. Махони планировал завершить переговоры с первой до конца 2006 года, это дало бы кардиналу возможность собрать деньги для второй подгруппы. 1 декабря 2006 года архидиоцезия согласилась выплатить компенсацию в $60 миллионов группе из сорока пяти жертв. Сюда входили жертвы относительно свежих преступлений, совершенных после 1985 года, когда архидиоцезия сама обеспечивала себе страхование, и самые первые случаи, когда страхования еще почти или совсем не было. Махони заявил, что $40 миллионов будут взяты из «фондов, созданных в прошлом году», от религиозных орденов и от незначительных по объему страховых платежей[592].

Большинство адвокатов, выступавших на суде, таких как Джефф Эндерсон и Стив Рубино, работали со случаями на территории диоцезии Оринджа и севера Калифорнии в течение четырех с половиной лет. Им приходилось тратить деньги на отели, еду и ассистентов и платить за длительные перелеты между Лос‑Анджелесом и Миннесотой или Нью‑Джерси для свидания с семьями, на что уходило много времени. Когда переговоры завершились и клиенты начали получать деньги, адвокаты, занявшие огромные суммы для обеспечения неустанной работы, могли вернуть часть денег банкам, так что ситуация стала менее напряженной. В итоге каждый из них должен был получить примерно по $25 миллионов в том случае, если архидиоцезия согласится с условиями выплат, поставленными Баучером, относительно оставшихся 500 жертв.

Хотя Верховный суд отказался рассматривать апелляцию Махони относительно так называемой «привилегии формирования», Хенниган задерживал выдачу документов: он сделал так, что вышедшему на пенсию судье нужно было изучить многотомные личные дела и принять решение о том, какие материалы можно сделать открытыми. Некоторые жертвы преступлений, такие как Мэнни Вега, хотели, чтобы Махони дал доступ к этим личным делам. Юристы видели, что кардинал отчаянно ищет деньги.

«Махони был готов согласиться на наши условия с первого дня, – сказал Рубино, – но ему мешал вопрос о документах. Ему нужно было сохранить тонкое равновесие: показать, что он сотрудничает со страховыми компаниями, но в то же время защищать документы, раскрытие которых помешало бы ему расплатиться. А страховщики продолжали на него давить».

К концу 2006 года Баучер добился от Хеннигана и Махони согласия на выплату $660 миллионов. «У церкви, – сказал мне Баучер, – были средства, чтобы расплатиться за многие случаи, связанные с архидиоцезией и религиозными орденами. Думаю, Хенниган справедливо считал, что страховщики должны выложить больше. У многих религиозных орденов было достаточно ресурсов, чтобы покрыть их обязательства, но тогда архидиоцезия еще не могла с ними договориться… Махони отправился в Рим, чтобы получить необходимое одобрение».

Согласно каноническому праву, кардиналу надо было получить одобрение Конгрегации по делам Духовенства на отчуждение церковной собственности в куда более широких масштабах, чем в случае О’Мелли, которому в 2003 году пришлось выплатить $85 миллионов. Бенедикт назначил главой конгрегации нового префекта, кардинала Клаудиу Хуммеса, францисканца из Бразилии. В беседе с журналистом National Catholic Reporter Джоном Олленом несколько месяцев спустя после официального заявления о достижении договоренности Махони сказал: «Что касается всей суммы урегулирования, нам потребовалось получить разрешение на отчуждение только лишь $200 миллионов… Кардинал Хуммес нам очень помог». Махони сообщил Оллену, что в мае 2007 года встречался с кардиналом Францем Родэ, префектом конгрегации, занимающейся религиозными орденами. Уроженец Словении Родэ, который во время Второй мировой войны оказался в трудовых лагерях, был одним из самых реакционных деятелей Курии и противников Второго Ватиканского собора. В 2010 году Родэ распорядился о проведении расследования относительно американских монахинь и разослал им анкеты, где содержались вопросы о финансовом состоянии – большинство сестер проигнорировали это мероприятие. Родэ был большим приятелем Масьеля и с уважением относился к Легиону. Спустя две недели после 15 июля 2007 года, когда в Лос‑Анджелесе было официально объявлено о достижении договоренности, кардинал Родэ отправился отдыхать в Мексику в солнечный Канкун по любезному приглашению Легиона, о чем сообщил один из членов ордена. Цветастым языком, каким любят пользоваться кардиналы, Махони сказал Оллену: «[Родэ] дал нам ключевой принцип… Он сказал, что религиозные организации должны в полной мере отвечать за деятельность своих членов, а диоцезии – за деятельность своих. Он сказал, что только такой подход дееспособен, и мы следуем этому принципу»[593].

Разумеется, Махони следовал этому принципу с самого начала. «Он вернулся из Рима, – продолжал Баучер, – получив разрешение расплатиться с жертвами согласно поставленным нами условиям и оказывать давление на религиозные ордена. На долю орденов приходилось около $200 миллионов. Самые худшие преступники принадлежали к салезианцам – это упорные, склонные себя оправдывать люди, совершавшие самые отвратительные вещи». В начале июля Баучер мог видеть из окна офиса Хеннигана, как Махони непрерывно звонит по телефону. «Он вел переговоры о деньгах с религиозными орденами».

Но религиозные ордена не могли тотчас же выложить $200 миллионов наличными: продажа собственности и сбор нужной суммы требовали времени. А в то же время архидиоцезии нужно было расплачиваться.

 

Как Махони собирал деньги

 

Кардинал, который пятью годами ранее открыл собор стоимостью $190 миллионов, должен был собрать сотни миллионов, чтобы удовлетворить претензии жертв. Потратив массу денег на юристов, чтобы не допустить обнародования личных дел священников и самому не оказаться среди обвиняемых, Махони не имел доступа к тем $200 миллионам, которые, как он сказал Оллену, Ватикан позволил ему собрать через отчуждение собственности. Сюда входили резервы наличности и ликвидные активы. Он уже обязался выплатить $60 миллионов жертвам из первой подгруппы. «По нашим оценкам, – сказал Стив Рубино, – он располагал лишь суммой в $40 миллионов в виде ликвидных активов. Мы назначили даты судебных процессов в 2006 году, чтобы вынудить его завершить переговоры. Один судья, с которым я случайно встретился в Старбаксе, сказал мне, что Махони ездил в Рим – собирать деньги. Он должен был получить в Риме не менее $100 миллионов, чтобы справиться с проблемой».

Ситуацию проанализировала газета Los Angeles Times:

 

Более $114 миллионов было в прошлом случае урегулирования, так что в сумме за преступления духовенства архидиоцезии Лос‑Анджелеса надлежало отдать более $774 миллионов. Эта цифра гораздо больше других наибольших компенсаций, выплаченных в США, включая Бостон с суммой в $157 миллионов и Портленд (штат Орегон) с суммой в $129 миллионов.

Как сообщил Хенниган, архидиоцезия предполагает выплатить $250 миллионов наличными, остальные деньги заплатят страховщики и религиозные ордена[594].

 

Архидиоцезия заняла $175 у банка Allied Irish Bank (AIB), чтобы создать фонды для выплаты компенсаций[595]. По словам Баучера, он услышал об этом весной 2007 года; хотя он не может этого доказать, по его мнению, именно Ватикан обеспечил или облегчил выдачу займа архидиоцезии в AIB. Allied Irish Bank, зарегистрированный в Ирландии, был создан в 1966 году в результате слияния трех ирландских банков. В 1980‑х он открыл свои отделения в США. AIB помогал архидиоцезии строить собор Пресвятой Девы Ангелов. Как написано в истории строительства собора, «средства для возведения [усыпальницы] были взяты взаймы у кладбищ архидиоцезии при помощи Allied Irish Bank»[596]. По данным газеты Irish Times, «основным видом деятельности» AIB в США было «финансирование некоммерческих организаций: AIB участвует в финансировании 45 из 194 католических диоцезий и архидиоцезий»[597].

Спустя семь месяцев после завершения переговоров об урегулировании газета архидиоцезии The Tidings говорила о «банковском займе на сумму $175 миллионов и ликвидации инвестиций на сумму $117 миллионов. В административном отделе возник дефицит в $12 миллионов».

 

Заем у банка в $175 миллионов архидиоцезия предполагает возвращать постепенно с помощью продажи 51 объекта своей собственности (стоимость которой оценивается в $107 миллионов). К концу срока возвращения займа в 2011 году остается баланс в $50 миллионов; возможно, эта сумма будет подвергнута рефинансированию…

Потеря этих средств, а также процентов с банковского займа и процентов с гарантии означает, что административному отделу придется столкнуться с дефицитом бюджета в размере около $12 миллионов в год[598].

 

Кардинал Махони отказался дать мне интервью, когда я готовил данную книгу. Пресс‑секретарь диоцезии Тод Тамберг отказался обсуждать со мной их сделку с Allied Irish Bank. Подход Махони к поиску средств в связи с судебными процессами разительно отличается от того, что происходило в расположенной неподалеку диоцезии Сан‑Диего. Поскольку здесь переговоры о выплате компенсаций зашли в тупик, судья назначил дату судебного заседания. Епископ Роберт Бром через своих юристов прибег к защите Статьи 11 Законов о банкротстве, чтобы приостановить судебный процесс и, возможно, добиться уступок от противоположной стороны. Судья Луис Декарл Адлер распорядилась о проведении независимого аудита активов диоцезии с помощью бухгалтера‑криминалиста, бывшего агента ФБР Р. Тодда Нейлсона. Сан‑Диего занимает пятое место по величине среди всех диоцезий США и имеет достаточно много собственности. Нейлсон открыл, что диоцезия, имея дело с банками или рынками ценных бумаг, указывает активы своих 98 приходов, но не указала их, обратившись к помощи Статьи 11. Он отметил, что после регистрации банкротства викарный епископ передал из специального фонда сумму в $69,963 тысячи в чеках в распоряжение приходского диакона, который, «предположительно, перевел эти средства лицу… обладающему опытом ввоза товаров в Колумбию и их вывоза из этой страны» – для помощи бедному колумбийскому приходу. «Были отмечены и другие оплаты на сумму $23 тысячи, – продолжает Нейлсон свой сухой отчет, – но Эксперт не получил никакой подтверждающей их документации»[599].

Помимо имущества приходов диоцезия располагала и другой собственностью: типовыми зданиями, многоквартирными домами, участками, предназначенными для коммерческого или промышленного использования, магазинами и парковками – стоимость которой эксперт округа оценивает в $115 миллионов. Один экономист, специализирующийся по недвижимости, сказал газете San Diego Union‑Tribune, что диоцезия располагает собственностью, «рыночная стоимость которой превышает $1 миллиард»[600].

Судья отказалась признать диоцезию банкротом и вынесла ей предупреждение – последнее означало, что диоцезия не сможет вскоре снова ходатайствовать об этом. Она резко критиковала диоцезию: «Глава одиннадцать не должна использоваться как механизм или средство для ответа на требования жертв преступлений»[601]. В итоге диоцезия согласилась выплатить $198 миллионов 144 клиентам адвокатов. Ватикан не принял никаких мер для наказания епископа Роберта Брома.

«Часть суммы компенсаций, – сообщил адвокат истцов Ирвин Залкин, – дал Allied Irish Bank. Этот же банк финансировал здесь строительство здания средней школы. Я не знаю, связан ли непосредственно AIB с Банком Ватикана, но среди юристов ходят слухи о том, что AIB – финансовый подручный Ватикана, что он позволяет Святейшему Престолу финансировать некоторые вещи, в том числе выплачивать компенсации жертвам».

В отличие Леннона и О’Мелли в Бостоне, Махони в конце действовал как политик. Он обращался к своему народу, произносил страстные речи в приходах, встречался с людьми, рассылал письма с просьбой о деньгах. Он уже приносил свои извинения. Покрывая преступников и живя рядом с ними, он делал более возмутительные вещи, чем вынужденный уйти со скандалом Бернард Лоу. Но Махони понимал, как себя вести со СМИ, тратил много денег на пиар и использовал свою финансовую мощь, чтобы скрывать компрометирующие документы с помощью разных препятствий, что повышало расходы на все. Эта затянувшаяся битва поглотила уйму денег и времени, к тому же на фоне выплаты в размере $750 миллионов, однако в результате Махони не было предъявлено официального обвинения. Его постоянно атаковали СМИ, однако он устоял. Он мог бы преподавать искусство выживания.

Приход в Вудленд‑Хиллсе передал свои резервы наличности в размере $1,5 миллиона архидиоцезии. Другой приход предложил выдать беспроцентный заем на $100 тысяч, который можно было возвратить в течение десяти лет. Маленький бедный приход дал $25 тысяч на пять лет[602]. Пока Махони работал над возвращением огромного долга, а личные дела священников все еще хранились в лабиринтах судебной системы Лос‑Анджелеса, СМИ начали атаки на Бенедикта в связи с кризисом 2010 года. Джефф Эндерсон вместе со специалистом по конституции работали над новой задачей: они хотели добиться того, чтобы Верховный суд отказался рассматривать апелляцию Святейшего Престола, который просил отклонить иск в Орегоне, чтобы освободить папу Бенедикта от необходимости давать показания. И у него появился новый клиент – тридцатилетний сын Марсиаля Масьеля Деголладо, который был в ярости от того, как с ним обошелся Легион Христа.

 

 

13

Америка и Ватикан

 

Чтобы в Ватикане двигались дела приходов, где проходили бдения, Питер Борре ездил в Рим в среднем раз в месяц между 2009 и 2010 годами, где он каждый раз проводил не менее пяти дней. Он уже отпраздновал свое 70‑летие; хотя годы его отдыха на пенсии омрачала необходимость общаться с официальными представителями церкви, он любил Рим и наслаждался приятельскими отношениями со знатоком канонического права юристом Карлом Гулло. Занимаясь вместе с ним составлением апелляций, Борре совершенствовал знание латыни и научился ценить барочное изящество юридической системы Ватикана. Но Борре недостаточно было элегантных сводок Гулло с их латынью, он хотел донести до сознания чиновников Ватикана историю о прихожанах, которые борются за то, чтобы их церкви не стали ликвидными активами. Сигнатура была вертикалью для рассмотрения прошений; Борре хотел найти горизонтальную стратегию, путь для распространения информации по другим местам Римской Курии.

Когда Борре говорил со служащими среднего звена из Конгрегации Духовенства, Сигнатуры и других дикастерий, он мог видеть, что многие из этих священников перегружены работой и лишены необходимой кадровой поддержки, чего следовало бы ожидать от центральной организации церкви, опекающей 1,2 миллиарда душ. Разумеется, он бы не хотел, чтобы церковь походила на международную корпорацию – упаси Бог. Но в том, с каким подобострастием монсеньоры встречали епископов и кардиналов, он видел проявление имперской культуры, которая не давала места искренности. Поскольку Борре рос в Риме и хорошо знал итальянские обычаи, он понимал язык намеков и важность жестов – поднятого пальца, повернутой вверх ладони – этот особый словарь, который позволял обмениваться реальной информацией. Курией правили итальянцы, и чтобы они его услышали, Борре нужно было быть итальянцем, обладающим даром убеждения.

Борре уже разочаровался в реформистах у себя на родине, которые возлагали великие надежды на диалоги с епископами. Для него после кризиса вокруг педофилии, породившего финансовый кризис, все уже стало совершенно очевидным. Епископы цинично относились к сладкой идее плюрализма и не желали вовлекать мирян, даже богатых, на собрания, где их право распоряжаться деньгами могло быть поставлено хотя бы под малейшее сомнение. У епископов существовали финансовые советы или комиссии экспертов, но и здесь их члены должны были играть по знакомым правилам – молись, плати, слушайся – и избегали лишних вопросов, скажем, не могли спросить епископа: «Скажите, а почему мы не публикуем прошедшие аудит финансовые отчеты?»

В некоторых городах и диоцезиях, где было немало зажиточных католиков – например, в Неаполе, Флориде, Роквилл‑Центре, Лонг‑Айленде, – епископы запретили группе «Голос верных» устраивать собрания в приходах. Тем самым власть показывала, что боится правды. Хотя многие священники с симпатией относились к целям группы, призывавшей к финансовой прозрачности как рычагу реформ, священники, не играющие по правилам епископа, могли потерять приход, получить второсортную работу или лишиться права служить мессу, исповедовать и совершать таинства.

«Епископы воспитывались в римской культуре, пропитанной милитаризмом, – заметил Патрик Уолл, канонист округа Ориндж, ставший свидетелем‑экспертом. – Они смотрят на свою многовековую историю. Лояльность и верность вознаграждаются. Эти люди – воспитанники латинской традиции… У них нет ничего другого. Епископы не идут в битву, подобно спецназу. Им не надо волноваться о том, что близкие поздно не приходят домой»[603].

Когда он служил во флоте, Борре усвоил одну истину: военной культуре необходима справедливость, чтобы поддерживать дисциплину и лояльность подчиненных. Весной 2009 года деятельность Борре, на которую он, не получая за это денег, потратил пять лет в надежде добиться отмены указа об изъятии девяти протестующих приходов в архидиоцезии Бостона, должна была завершиться. Его стратегию подачи множества прошений в Ватикан перенимали в других городах, куда Борре ездил, чтобы встретиться с людьми, ведущими такую же борьбу за сохранение своих церквей. Веб‑сайт группы FutureChurch размещал информацию, которая интересовала эту новую духовную среду.

Борре и сестра Крис Шенк надеялись, что, несмотря на диктаторский стиль Ватикана, судьи по гражданским делам разных штатов начнут трезво оценивать указы об изъятии, которые лишают людей их духовного дома и вынуждают их отказаться от своей религиозной традиции, которая тоже заслуживает свободы.

Один священник из Рима, с симпатией относившийся к деятельности Борре, предложил ему обратиться к государственному секретарю Ватикана и к монсеньору Пьетро Паролину, заместителю госсекретаря по международным отношениям. Это следовало сделать в письменной форме. В течение нескольких недель Борре вместе с Гулло работали над письмом, которое должно было сочетать изысканный формализм знатока канонического права с боевой прямотой американского активиста. 7 апреля 2009 года они завершили свой труд. Письмо на восемнадцати страницах содержало в себе просьбу к монсеньору Паролину, чтобы тот походатайствовал «перед надлежащей дикастерией Святейшего Престола, чтобы та убедила Апостольскую Сигнатуру и Конгрегацию по делам Духовенства об удовлетворении прошений американских прихожан, желающих сохранить свои приходы». В письме перечислялись все приходы, диоцезии и имена лидеров приходских групп.

Там также приводились слова покойного папы, которого письмо называло «Иоанном Павлом Великим», сказанные во время его визита в Америку в 2004 году:

 

«Фактически, приход есть «наиважнейшая община среди всех других в диоцезии, за которую епископ несет ответственность в первую очередь; именно о приходах прежде всего прочего нам надлежит заботиться» (Pastores Gregis, 45)… Диоцезия всегда должна понимать, что она существует в своих приходах и для своих приходов (курсив папского издательства)»[604].

 

Борре писал это послание от имени тридцати одной группы из восьми диоцезий: Бостона, Кливленда, Нового Орлеана, Нью‑Йорка, Буффало, Скрантона, Аллентауна (штат Пенсильвания) и Спрингфилда (штат Массачусетс). Там упоминались четыре бостонских группы, которые с октября 2004 года «сменяя друг друга, пребывают в церкви мирно и в духе молитвы», причем (тут чувствуется рука Гулло) они «не делают ничего, что бы противоречило Магистериуму или каноническому праву» – это смиренная дань почтения Конгрегации Доктрины Веры. Более того: «В этих общинах можно было наблюдать одну поразительную тенденцию – там возросло почитание Девы Марии, и часто во время бдений прихожане читают розарий, что было распространено гораздо меньше до выхода указа о закрытии церквей».

Это письмо сочетает в себе римский стиль религиозного благочестия и почтительности, как будто здесь верующие, сдерживая свои чувства, советуются с мудрыми религиозными властителями, с американской верностью фактам, которые дают обоснование главному аргументу. «Более тысячи американских приходов либо были закрыты, либо ожидают закрытия в близком будущем. И их число многократно возрастет в течение нескольких лет» – в период великой социальной напряженности и «материальных трудностей, которых люди не переживали после Великой депрессии».

Много места в письме занимал обзор канонических процедур, вынесенных решений, демографических данных относительно церкви в Америке и финансовых последствий судебных процессов из‑за сексуальных преступлений духовенства.

Письмо призывало к организации встреч, использованию посредников, к соблюдению «уважения ко всем участникам дела», а также к своевременному завершению переговоров, что позволило бы справиться с кризисом, – и в то же время его тон отражал нормы изысканной вежливости Курии. Ничто в этом большом письме не выказывало непочтительного отношения к Святейшему Престолу, хотя краткое описание решений, принятых некоторыми прелатами, особенно Шоном О’Мелли и Ричардом Ленноном, позволяло понять, какое потрясение эти решения вызвали.

Борре пригласили на встречу с чиновником среднего звена из Секретариата государства, чье имя он просил меня не упоминать. По словам Борре, для этой встречи он приготовил более подробный обзор состояния приходов, их проблем, реакции СМИ и финансовых последствий, в частности, таких как увеличение дефицита в Бостоне. Чиновник Ватикана слушал его и кивал головой. «Похоже, он смог что‑то понять», – думал Борре. Он почувствовал робкую надежду на то, что этот священник, делавший заметки, напишет формальный отчет для своего начальства, который, быть может, попадет даже на стол к государственному секретарю кардиналу Бертоне.

Письмо Борре в Секретариат государства содержало мимолетное упоминание о том, как кардинал Иган в Нью‑Йорке и архиепископ Альфред Хьюз в Новом Орлеане послали полицию «арестовывать католиков в их церквах». Говоря о Бостоне, Борре отмечал, что «обращение к полиции для задержания участников бдений… причинило бы большой ущерб архидиоцезии». Действия полицейских в Новом Орлеане чуть ли не вызвали бунт.