Мысли, приходящие во время поедания сандвича

 

Мы желаем от наших лидеров

Непременного тонкого обаянья, несомненной мудрости

доброй -

Но никак не безумья, по крайней мере -

Никак не безумья по полной.

Может, энергия просто исчезла из мира,

Может, отравлен не только воздух, отравлен и мозг наш,

Может, сам человеческий дух разбавлен до слабенького

раствора

Себя прежнего? Ведь нынче любой,

Кто явится более-менее в нужное время и в нужном месте,

Практически стопроцентно

Будет назван новым вождем-героем!

Все трудней и трудней – нет, блин, уже невозможно -

Любоваться и восхищаться теми, кого в наши дни

Считают великим.

Все они подозрительны.

Всем не хватает,

Похоже,

Благородства,

Оригинальности,

Честности,

Интеллекта,

А особо – того, что всего нужнее:

Обычного доброго сердца.

Просто кости и снова кости,

Белеющие не солнце.

Говорят, ничто не пропадает впустую?

Может, и так.

А может,

Пропало все.

Thoughts While Eating a Sandwich

 

Ничто не дается бесплатно

 

Я письмо получил.

Писала она вот что:

Не собираюсь банально

Вкладывать фото,

Но не беспокойтесь -

У меня

ШИКАРНОЕ ТЕЛО,

Да и мордочка -

Очень даже.

По-любому, ваши книги

Приводят меня в восхищенье – правда,

Я стала читать их

Совсем недавно.

Понимаете,

Мне – всего восемнадцать, но я

Хотела бы стать

Вашим секретарем.

Типа вести хозяйство

И отвечать на звонки -

В таком вот разрезе.

С меня хватило б

Еды и крыши над головой -

Платить не надо,

И секса бы

Я не просила -

Ну, только если вы

Захотите сами…

Можете быть уверены -

Я немедленно

Выбросил

Это письмо

В мусорную корзину.

Nothing’s Free

 

Что злит их больше всего

 

Сандра звонила

Едва не каждую ночь.

«Что делаешь?»

«Ничего».

«В смысле, ты там

Пока что ОДИН?»

«Да».

«И что так?»

«Кому это надо!»

(Вешаю трубку.)

Неужто же им не понять,

Никак не понять,

Что иногда одиночество -

Прекрасней всего

На земле?

(Проходит несколько дней.

Ночью снова звонит телефон.)

«Ну, что – у тебя кто-то ЕСТЬ?»

«Нет».

«А почему не спросишь,

Есть ли кто-нибудь у меня?»

«Есть ли кто-нибудь у тебя?»

«В данный момент – нет, но сегодня

Я с Тимом встречалась».

«Тим – парень отличный. Привет

Ему от меня передай».

(Вешаю трубку.)

Я считал свои ночи

Весьма приятными,

Дни, кстати,

Тоже.

Я на машинке печатал и ржал

В голос,

И вновь заправлял бумагу,

И снова печатал.

Как-то ночью

Сидел я, печатал

И ржал в голос -

И вдруг

Услыхал,

Как высокие каблуки

Зацокали по дорожке.

Потом тишина настала,

Так что я отхлебнул

Из стакана

И немножко еще поработал.

А потом

Были грохот

И звон

Разбившегося стекла,

И по ковру

Моему

Покатился

Огромный камень.

Он докатился

Почти что

До места,

Где я сидел…

Я услышал

Высокие каблуки

Торопливо зацокали

Прочь от дома,

А потом

Был звук

Заводящегося мотора,

А потом

Машина

С ревом рванула с места

И унеслась.

Одно из стекол

Входной двери

Разбилось

В осколки…

Два дня спустя

Вновь позвонила Сандра.

«Ну, как дела?»

«Ничего».

«А почему

Ты не спросишь,

Как дела У МЕНЯ?»

«Ну, хорошо, ладно,

Так КАК ЖЕ

Дела у тебя?»

«ПОГАНЫЙ

СУКИН ТЫ СЫН!»

Она завизжала

И бросила трубку.

Что любопытно, -

В тот раз

Я и вправду

Был не один.

«Кто это был?» – Спросила она.

«Так,

Голос из прошлого». «о, отлично,

Так, может,

Вернемся

К нашему интервью?

Что составляет

Предмет вдохновения

Вашей поэзии?»

«Хороший трах».

«что?»

«хороший трах», -

Повторил я погромче,

Встал

и добавил коктейля

В ее бокал.

What Bothers tnem Most

 

В мусорную корзину

 

Отец мой любил мечтать,

Как однажды разбогатеет.

Голосовал он всегда за республиканцев

И говорил,

Что, если я день за днем

Стану усердно трудиться,

То буду

Достойно вознагражден.

Должен заметить,

Когда отец ПОЛУЧАЛ работу,

То работал усердно,

Работал настолько тяжко,

Что никто не мог с ним сравниться.

«Да что с этим мужиком?

Свихнулся он, что ли?»

Отец мой был сильно потливым,

Краснолицым,

Большим

И сердитым.

Казалось,

Чем он сильней старался,

Тем бедней и бедней

Становился.

Давление у него

Становилось все выше,

Сердце

Билось неровно.

Курил он «Кэмел»

Или «Пэлл-Мэлл»,

И пачки полупустые

Валялись везде, где придется.

В восемь вечера

Спать он ложился,

Вставал в пять утра,

И частенько орал

И избивал жену

И сынишку.

Он умер еще молодым.

После его похорон

Сидел я в спальне

Его опустевшего дома

И курил последнюю пачку

Его «Пэлл-Мэлл».

Он верил:

На свете есть лишь его правда,

Его путь.

Смерть для него

Не была позором,

А вот его непреклонность

При жизни

Сильно меня раздражала.

Я говорил с ним однажды

Об этом.

Я говорил:

Жизнь наша

Пуста

И печальна,

И можно надеяться

Только

На пару мгновений

Покоя и мира

В сердце

Этого урагана.

«Ты просто сидишь сложа руки! -

Он отвечал. -

Просто сидишь

и языком болтаешь!

А я тебе так скажу:

Главное – честно работать

За честную плату!»

Нет, если вдуматься,

Отец был

Не единственной

Причиной моих несчастий.

И когда докурил я до фильтра

Последнюю сигарету

Из последней его пачки,

То просто ее выбросил

В мусорную корзину.

Тогда наконец и отец

Тоже

Исчез

Навсегда.

Into the Wastebasket

 

Кончено и забыто

 

Украшенный скромно железным крестом,

Самолетик красный

Плывет

По моему сознанью.

И когда отец открывает врата ада

И оттуда, снизу,

Кричит и кричит мое имя,

Я понимаю – настало

Время принять правду:

Хотя примирения между нами

Нет и не может быть,

Старые раны травить -

Значит, попросту мучить сердце.

Украшенный скромно железным крестом,

Самолетик красный

Прочь улетает -

Скрывается в небе Бразилии.

И я закрываю глаза

(Так меркнет свет

В глазах соколиных),

И бессмысленный гнев

Человека живого

На мертвого человека

Исчезает Навеки.

It’s Over and Done

 

Хороший парень

 

Я у него выигрывал в карты, машину одалживал,

Трахал его жену.

Вообще-то с женой его трахались все подряд,

Но более славного парня

Я не встречал никогда.

Ти Кей Кемпер несколько лет играл

За «Грин-бэй пэкерс»,

А потом получил травму колена и занялся

Авторемонтным бизнесом,

Очень удачно.

А вот в карты

Играл он паршиво:

Мы поили его,

А потом

Обчищали до нитки,

А супруга его сидела в засаде на заднем плане,

и груди ее торчали из декольте.

Ти Кей Кемпер.

Могучий, большой мужик.

Руки – окорока.

Честные голубые глаза.

Он для тебя рубаху последнюю снимет.

Он для тебя шкуру бы снял, если б мог.

Как-то вечером шел он с работы

И увидел двух хулиганов,

Вырвавших сумочку у старухи.

Он пустился вдогонку -

Сумку хотел забрать.

Почти уж догнал – и один хулиган обернулся.

В руке его был револьвер.

Он выстрелил пять раз.

Могучий, большой мужик…

Все пули попали в цель. Он тяжело

Упал на асфальт и больше не шевелился.

На похороны собралась толпа.

Супруга рыдала.

Друг мой Эдди ее утешал,

А после увез домой

И оттрахал.

Ти Кей Кемпер.

Больное колено,

Доброе сердце.

Он не был создан для этого жесткого мира.

То, что он протянул двадцать девять лет -

Уже большая удача.

Nice Guy

 

Ногами к огню

 

Поздняя ночь, июнь, боль, как крыса, таится внутри.

Сколько ж отваги нам надо – продолжать идти

Сквозь жестокое пламя,

То под солнцем слепящим,

То во тьме, в которой мы тонем.

Мы идем обычным путем -

Заправляем машины, и туалеты чистим, и по счетам raiaviM -

И движемся в мареве боли.

Ногами дергаем,

Пальцами шевелим

В такт глупым песенкам,

Воздух наполнившим -

А боль разъедает душу.

Да, отвага такая лишь восхищенья достойна – но только

Может, нам

Давным-давно

Стоило остановиться?

И все же…

Вот мы сидим.

Очередную

Бутылку вина открываем.

Слушаем Шостаковича.

Мы столько уж раз подыхали, что можем теперь лишь

дивиться -

Как нам не все равно?

Так что

Этот стакан подниму я

За нас за всех.

А после

Еще один

Подниму -

За себя самого.

Feet to the Fire

 

Игра в слова

 

Мальчишки

Снова играют в слова,

Пишут строчки,

Лишенные смысла,

А потом

Их выдают

За искусство.

Снова.

Мальчишки

Снова

Висят на телефонах,

Снова

Пишут

Редакторам

И издателям -

Советуют,

Кого редактировать,

Кого

Издавать.

Мальчишки

Отлично знают -

Или с ними,

Или против них.

Понимаете,

Так делаются дела,

И только немногие

Понимают,

КАК

Делаются дела.

Остальные все -

ВНЕ ИГРЫ,

И ежели ты

Не в курсе,

Кто в игре,

А кто -

Вне игры, -

Не страшно,

Мальчишки

Еще разок

Тебе разъяснят.

Мальчишки

Крутятся здесь

Уже довольно давно -

Как минимум

Лет

Двести.

И перед тем

Как состариться и умереть,

Мальчишки

Передают свою мудрость

Мальчишкам

пытка молнии за горой

Новым -

Чтобы уже ОНИ

Писали

Лишенные смысла строчки

И выдавали их за искусство.

Снова и снова…

The Poetry Game

 

Сборка пошла

 

Дети на школьном дворе…

Сколько кошмаров им пережить доведется,

Пока их станут готовить для жизни грядущей,

А после всучат печальное будущее, что состоит из

Ложных надежд,

Дешевого патриотизма,

Грошовой работы

(Или отсутствия всякой работы),

Банковских закладных и машин в кредит,

Правительства равнодушного -

Ночей, дней и лет, неторопливо ведущих

К уничтоженью любого,

Малейшего шанса на лучшее.

На автомойке я жду, пока разберутся с моей машиной,

И наблюдаю, как слева, на школьном дворе, дети

Играют во время большой перемены.

Маленький старичок

Свистит мне и машет суконкой.

Машина

Готова.

Иду к машине.

Подмигиваю старику:

«Ну как оно, ничего?»

«Нормально, – он отвечает. – Надеюсь,

Что хлынет дождь».

Тут раздается звонок.

Дети, прервав игру,

Бредут друг за дружкой

В огромный кирпичный дом.

«Я тоже

Надеюсь, что хлынет дождь», – говорю,

Забираюсь в машину и прочь уезжаю.

The Fix is in

 

Фотографии

 

Фотография

Барона Манфреда фон Рихтхофена

В окруженье друзей висит у меня на стене -

На заднем плане виден его истребитель.

А рядом висит фотография

Трехкрылого

Красного самолетика,

Парящего в небе.

Немногие люди,

Входящие в эту комнату

(Я по ночам

Там работаю),

Фотографии видят,

Но

Ни слова не говорят.

Это нормально.

Однако, сказать по чести,

Такие вот штуки мне помогли

Пережить

Весьма и весьма неприятное

Детство.

Потом дела у меня

Пошли на лад,

Но мне по-прежнему нравится

Компания

Этих

Старых друзей.

Photos

 

Этой ночью

 

Сколько ж моих мозговых клеток

Сожрал алкоголь!

Сижу. Выпиваю.

Все мои собутыльники мертвы.

Пузо чешу. Мечтаю об альбатросах.

Теперь я пью в одиночку.

Пью сам с собой. Пью за себя самого.

За жизнь свою пью и за смерть.

Я не утолил еще жажды.

Зажигаю новую сигарету, неторопливо кручу

В пальцах бутылку.

Любуюсь.

Верная спутница!

И так – годами…

Чем бы мог я еще заниматься,

Притом столь успешно?

Я выпил больше, чем взятые вместе

Сто человек,

Что мимо проходят по улице -

Или сидят в психушке.

Пузо чешу.

Мечтаю об альбатросах.

Я вошел в число величайших пьяниц

Всех времен и народов.

Я прошел нелегкий отбор.

Останавливаюсь – и снова поднимаю бутылку,

Делаю добрый глоток.

Мне даже подумать дико,

Что кто-то

Взаправду бросает пить

И ведет трезвый образ жизни.

Как это печально!

Трезвые, скучные, безопасные…

Пузо чешу. Мечтаю

Об альбатросах.

Эта комната мною полна до краев -

И сам до краев я полон.

Я пью за всех вас -

И за себя самого.

Давно уже заполночь.

Пес одинокий

Воет где-то в ночи.

И я так же молод,

Как огонь,

Что еще не погас.

Tonight

 

Замечания гостя

 

I

«Слышь, чувак, – он сказал, – мне стихи твои нравились

больше

Раньше, когда ты вечно блевал, со шлюхами жил, не вылезал

Из баров,

Попадал в вытрезвители,

участвовал в пьяных драках…»

Потом он заговорил о чем-то другом,

Почитал мне

Свои весьма реалистические стихи…

II

Иные поэты и критиканы никак не возьмут в толк,

Сколь нелепо всю жизнь цепляться

За одни и те же сюжеты.

Со временем шлюхи надоедают. Их острый глаз,

Их ругань, их робкая нежность

Смертельно осточертевают.

Что до блевотины – то ее очень скоро

Становится многовато,

Особенно если в финале светит

Вонючая койка в приюте для бездомных.

Что же до пьяных драк – нет, никогда я не был

Хорошим бойцом. Я просто хотел узнать, есть ли во мне

Хоть капелька мужества. Понял, что есть, – и все,

Зачем же искать дальше!

Можно, конечно, стихи посвящать разудалой жизни,

Но раньше иль позже становится ясно – пора писать о другом.

Если застрять на сюжете, он скоро тускнеет, наводит скуку.

Да, я по-прежнему выпить люблю, но теперь

Я в силах писать о шлюхах, барах и вытрезвителях -

И не чувствовать, что продал свою проклятую душу

Грязной сточной канаве.

Сколько критиканов были бы счастливы, если б стихи

Снова нашли меня в грязном проулке, с разбитой мордой,

А над моей пустотой бы густо роились мухи!

Скольким критиканам

Жизненно необходимы безумье Ван Гога,

Голод Моцарта,

Достоевский,

Идущий на казнь…

Сколько критиканов считают беду

Единственно

Ценным искусством!

А Достоевский, Ван Гог, Моцарт и иже с ними,

Думаю, не выбирали на долю свою боль и страданье

И ими не упивались!

III

Конечно, гостю-поэту я этого не сказал.

Он был слишком занят

Иканьем, рыганьем, пыхтеньем, сопеньем

И пусканием пузырей в предложенном мною бокале.

Он читал мне о СВОИХ похожденьях

В величье сточных канав -

Совершенно неправдоподобных,

На грани фарса…

Громкий голос.

Кустистые брови.

Смакованье своих несчастий:

Словно бы жить паршиво – большая победа

И высокое

Достиженье.

Он плоскостопо стоял на моем полу.

Он вызвал во мне то самое отвращенье,

Что считал великим

И нужным.

A Visitor Complains

 

В осаде

 

Вот эта стена – зеленая,

Та – голубая.

У третьей – глаза, и ползают по четвертой

Злые голодные пауки.

Нет, эта стена – пластинка воды замерзшей,

А та – подтаявший воск,

Третья бабки моей лицо обрамляет,

С четвертой падают кости отца.

А снаружи – город, город снаружи,

Он содрогается от колокольного звона и вспышек света,

Город – могила открытая,

Мне никогда не отважиться выйти наружу,

Лучше уж здесь оставаться, прятаться здесь,

Отключить телефон,

Задернуть наглухо шторы,

Выключить

Свет.

Город – много безжалостней стен,

И, в конце-то концов, стены -

Это все, чем мы обладаем,

А почти ничего

Все же гораздо лучше,

Чем

Совсем ничего.

Besieged

 

Новичок

 

Раннее утро, эпоха Великой депрессии,

Железнодорожное депо, двадцатилетний я.

Иду вдоль товарных вагонов «Юнион Пасифик» -

С опаской,ведь это

Первый мой день на новой работе.

Я почти уж дошел до места, где мы карточки пробивали -

И путь преградили три человека.

Лица без выраженья,

Ноги немного расставлены.

Когда подошел я ближе, один ухватил себя за член,

Двое других заржали.

Я быстро пошел на них,

И в последний момент они расступились.

Пройдя сквозь строй их,

Я остановился

И обернулся: «Я морду начищу любому из вас.

Один на один.

Кто-нибудь хочет

Попробовать прямо сейчас?»

Никто из них не шелохнулся

И не сказал ни слова.

Я пошел прочь,

Нашел свою карточку среди прочих,

Втолкнул в щель.

Подошел бригадир. Он был

Уродливей даже меня.

Он сказал: «Слушай, мы здесь просто делаем нашу работу.

Проблемы нам не нужны».

Я приступил к работе.

Позже, когда я чистил багажный ящик

Мокрой санитарной щеткой,

Главный из тех троих подошел и сказал:

«Ну, мужик, мы тебя достанем».

«Может, и так, – сказал я, – но это будет непросто».

Неплохая была работа. Похмелье прошло,

Мне нравилось, как санитарная щетка смывает грязь,

Меня манили дешевые бары грядущей ночи,

А в комнате, как всегда, поджидала бутылка вина…

В полдень в курилке

Я всунул монетку в автомат с газировкой. Те трое стояли поодаль. Болтали. Глядели.

Но дни и недели прошли -

И ничего не случилось.

Я шесть недель проработал – и сел в нью-орлеанский автобус.

И, озирая в окно пустые, бесплодные земли,

Потягивая «Катти Сарк»

Из бутылки,

Я думал – когда же и где

Я наконец-то остановлюсь

И приживусь?

The Novice

 

Клеопатра теперь

 

Она была красивейшей из актрис

Нашего времени,

Когда-то она выходила замуж

За добрую дюжину

Богатых и знаменитых мужчин -

А теперь с перебитым хребтом лежит на растяжке

В больнице, на обезболивающих.

Ей теперь шестьдесят…

Еще несколько лет назад

Ее палата ломилась бы от букетов,

Телефон бы трещал,

Посетители в очереди стояли.

А теперь телефон звонит слишком редко,

Несколько жалких цветочков

Подарены лишь из вежливости,

И почти что нет посетителей.

Но с возрастом эта дама стала умнее,

Теперь она знает больше и понимает больше,

Чувствует глубже, относится к жизни мягче.

А толку что?

Если ты – больше не молодая

Клевая телка, если уже не можешь

Играть обольстительниц,

Закинув ножку на ножку,

Мерцая взором лиловым

Из-под длинных

Черных ресниц,

Если ты – не красавица больше

И уже не снимаешься в фильмах,

Если тебя уже

Не фотографируют

Мертвецки пьяной

С молодым любовником

В дорогом кабаке, -

Толку-то что?

Теперь она, позабытая всеми,

Лежит в больнице,

Вцепившись в спинку кровати,

А возможности новые манят

Новые поколения.

На растяжке женщина в шестьдесят

Выглядит жалко,

И никто не желает сидеть

В ее палате.

Слишком уныло!

Этому миру нужны только сильные,

Красивые и молодые.

Знаменитая в прошлом актриса,

Позабытая всеми, лежит в больнице.

Интересно,

Что она думает

Бесконечно ползущими

Часами

И днями

О бывших любовниках,

О бывших фанатах,

О юности, бесследно ушедшей?

Мне и впрямь любопытно -

Что ж она думает?

Может, она обрела свое настоящее «я»?

Может быть, мудрости высшей достигла -

Но не слишком ли поздно?

И если мудрость приходит, увы, слишком поздно,

Лучше ли это,

Чем если б она не пришла

Вообще никогда?

Cleopatra Now

 

Мольба

 

По ночам размышляю о навеки ушедших

Годах, о навеки утраченных женщинах.

Я б не печалился ни об утраченных женщинах,

Ни об ушедших годах,

Если бы все мы могли хоть немного пожить в мире -

Год, месяц, хотя бы неделю…

Не «мир во всем мире» – мне бы хватило малости,

Жалкого личного мира.

Понежиться в нем, как в теплой воде зеленой -

Хотя бы немножко, хоть час провести в мире,

Ночью, ночью, в которой я бы мог размышлять

Об ушедших годах и утраченных женщинах, -

Этой долгой, темной и одинокой

Ночью.

Please

 

Барометр

 

Критики будут рядом

Всегда.

Чем твой успех больше,

Тем сильнее

И злее

Критиковать тебя станут -

Особенно те,

Кто отчаянно жаждет

Успеха,

Подобного твоему.

Но надо всегда помнить -

Какой бы критика ни была,

Надо стараться оттачивать,

Сколь возможно,

Свое мастерство.

Мне кажется – критиков бесит

Сильнее всего,

Если успех пришел

К человеку

Из ниоткуда -

А не из тесного круга

Ждущих

Критического признания.

В центре картины -

Критики и авторы-неудачники.

Чем больший успех приносит тебе

Природная сила

Таланта,

Тем изощренней

Становятся их усилья -

Интриги их,

Подлости их,

Злобные их

Сожаленья -

Дескать,

Ты изначально

Был не так чтоб особо хорош,

А уж теперь,

Без сомненья,

Стал еще хуже.

Критики будут

Всегда рядом,

А если они вдруг замолкнут -

Можешь быть твердо уверен:

Твой краткий жизненный путь на этой земле

Окончен.

The Barometer

 

Враг короны, 1935 год

 

Я смотрел на него и думал:

Вот нелепые уши и идиотский рот,

И неправильные глаза,

И ужасные туфли,

И звук голоса слух оскорбляет.

Кажется, даже рубаха свисает с его плеч

С большим отвращеньем,

А жует он – точь-в-точь как пес,

А на его кадык и взглянуть-то противно!

И почему говорит он только на две темы -

О деньгах и работе?

И почему, принимая душ,

Он так злобно плещется в ванной?

И за что он меня ненавидит?

И за что я его ненавижу?

Почему мы стали врагами?

Почему он выглядит глупо?

Как избавиться от него?

«НА ЧТО, ЧЕРТ ТЕБЯ ПОДЕРИ,

ТЫ УСТАВИЛСЯ?! – он орет. -

УБИРАЙСЯ В СВОЮ КОМНАТУ!

Я ПОЗЖЕ С ТОБОЙ РАЗБЕРУСЬ!»

«Валяй разбирайся».

«ЧТО-О?!»

«Валяй разбирайся».

«ТЫ НЕ СМЕЕШЬ

ТАК ГОВОРИТЬ СО МНОЙ!

УБИРАЙСЯ К СЕБЕ В КОМНАТУ!»

В комнате было прекрасно.

Там я его не видел,

Не слышал его криков.

Я смотрел на комод -

И комод был прекрасен,

Я смотрел на ковер -

И он был прекрасен тоже.

Я сидел на стуле и ждал.

Проходили часы…

Стемнело.

Теперь он,

Должно быть,

В гостиной.

Слушает радио.

Рывком отворив раму,

Я выпрыгнул из окна

И пошел

Сквозь прохладную ночь.

Мне было пятнадцать.

Я искал

Чего-то, чего угодно.

Чего-то, чего не было рядом.

Enemy of the King, 1935

 

Ночи белых мышей

 

Небритый, с нечищеными зубами, я обливался потом

В своих единственных шортах и майке,

Прожженной пеплом от сигарет,

Но был уверен, что я – талантливей Фолкнера или

Фицджералда,

Талантливей даже, чем мой любимый Тургенев.

Нет, конечно, не так талантлив, как Селин и Ли Бо,

Но, блин, я верил в себя, я знал – во мне больше огня,

Чем в трех десятках обычных смертных.

И я на машинке печатал, и жил с женщинами,

От которых бы вы отшатнулись.

Я возвращал любовь в потухшие их глаза,

И белые мыши спали у нас под кроватью.

Я голодал, голодал, печатал и снова печатал -

И мне это нравилось.

Я пальцами вытаскивал изо рта

Сгнившие зубы -

И только смеялся.

Стоило мне отправить куда-нибудь свой рассказ -

Он возвращался с отказом, но мне

Было так здорово, словно я сводом небесным владел.

Я слушал неистовую классическую музыку прошлых веков,

Я сострадал композиторам,

Много страдавшим -

Моцарту, Верди и прочим…

Когда становилось совсем паршиво,

Я вспоминал Ван Гога, ухо его,

А иногда -

Даже его ружье,

Я взбадривал себя как умел – и, Господи, до чего же

Я был тощим!

Но все равно – в бессонные ночи

Я рассказывал дамам своим,

Как однажды известным писателем стану,

А все они, как одна, шипели:

«Черт побери, ты что -

Снова ОБ ЭТОМ?!»

Я: «А видела ты, как тогда в переулке

Я двинул тому парню?»

Они (снова все, как одна): «А писательство

Здесь при чем?»

Я: «Не знаю…»

Конечно, было немало ночей без слов,

И немало ночей одиноких – что тоже было отлично,

А хуже всего были ночи бездомные – скверно,

Потому что писателю нужен адрес,

Чтоб получать

Бесконечные эти отказы.

Но дамы мои (благослови их Бог)

Говорили: «Конечно, ты псих,

Но псих симпатичный».

Быть нищим писателем -

Это

Большой мазохистский Кайф!

Nights of Vanilla Mice

 

Ночные забавы

 

Зубастый, с огромным носом,

Он набросился на меня

Прямо посреди ночи.

Я от ужаса замер в постели -

А он с рычаньем

Все ниже слетал с потолка.

В последний момент

Я все же успел откатиться.

Он приземлился точно

Между мной и белой

Моей кошкой.

Кошка вскочила,

Прыгнула до потолка,

Отрикошетила вниз, снова в кровать,

Подскочила,

Выпрыгнула в окно – и приземлилась

Двумя этажами ниже,

Точно в джакузи.

Я поднялся, взглянул, как она подплывает к краю,

Выбирается.

Сидит в лунном свете,

Сердито вылизывается.

«Что ты там делаешь?» -

Голос моей жены.

«Да в туалет собираюсь», -

Я отвечаю.

Сходил в туалет,

Вернулся,

Забрался

Под одеяло.

«Не вздумай храпеть», – сказала жена.

Я стал наблюдать за точкой на потолке,

Откуда явилось

Мое виденье.

Пронаблюдал два часа

И снова заснул.

Мне снилось,

Что я нагишом

Веду паровоз старомодный

Через

Огромный торговый центр,

Улыбаюсь,

Людям машу,

Но, похоже, никто меня

Не замечает.

Lark in the Dark

 

Одинокие сердца

 

Когда становишься скучным для самого себя,

Понимаешь чертовски отлично,

Что для других людей

Ты тоже становишься скучен.

Ты становишься скучен, по правде,

Для всех, с кем вступаешь в общенье:

По телефону,

На почте,

Над тарелкой спагетти.

Ох, уж эти зануды

Со своими историями занудными -

Дескать, их загубила

Жестокость нашего мира, они лажанулись

И уже ни хрена не могут

С этим поделать -

Ну, разве что поведать об этом тебе…

Они замолкают -

И ждут от тебя утешенья,

А тебя настигает желанье

Их до ушей

Обоссать -

Может, хотя бы тогда

Они прекратят

Навязываться в гости

И рассказывать

Все подробности

Своих трагических судеб.

Их

Все больше и больше,

В ожиданье тебя

Они уныло выстроились поодаль.

Больше никто

Их слушать не станет.

От них удрали уже

Сотни бывших друзей,

Возлюбленных и знакомых,

Но жаловаться и хныкать

Им все еще необходимо.

С сегодняшнего дня

Я буду

Пересылать их к вам -

Держите свое понимание

И сочувствие

Наготове!

Скорее всего

В конце этой очереди

Буду стоять я сам.

Lonely Hearts

 

Б – значит бессмыслица

 

Будь добрым

Будь слушателем хорошим

Будь готов выстоять в драке

Будь поклонником классической музыки

Будь терпелив с детьми

Будь удачлив на скачках

Будь атеистом

Будь легок на трудных дорогах жизни

Будь мечтателем

Будь равнодушен к мыслям о смерти

Будь горд – не проси ни о чем

Будь способен любить

Будь способен смотреть свысока

Будь готов понимать, что излишняя образованность – хрень

собачья

Будь готов не любить поэзию и поэтов

Будь способен понять, что богач может быть нищим духом

Будь способен понять, что бедняки счастливее богачей

Будь способен понять, что дерьмо – жизненная

необходимость

Будь уверен, что в каждой жизни есть хоть ложка дерьма

Будь уверен, что в жизни одних дерьма много больше, чем в

жизни других

Будь уверен – по нашей земле бродят толпы тупых ублюдков

Будь уверен – человеческое сердце разбить невозможно

Будь способен держаться подальше от кинотеатров

Будь способен испытывать кайф, сидя наедине с собой

Будь способен смотреть на свою кошку, как на великое чудо

Будь способен бессмыслицу распознать, даже если чушь

несет сам

БУКОВСКИ.

В as in Bullshit

 

Уличные беспорядки

 

Отличный денек, классное времечко – каждый встречный

Может в любую минуту в тебе прострелить дыру.

Теперь стреляют с крыш,

Ночное небо -

Задымленное и алое.

Чего еще пожелать?

Хочешь – можешь смотреть телевизор,

Хочешь – выглянуть из окна…

Без разницы!

Все вплеснулось вовне,

Вырвалось в воздух.

Полезно!

Полиция прячется.

Нынче ночью не скучно уже никому.

Безопасней всего сейчас за решеткой!

В каждом из нас наконец пробудилось

Любопытство.

Пора веселиться!

Весь мир – это город, и город

Прет на тебя.

Отличное времечко, классный денек!

Ад разверзся,

Чтоб поиграть с тобою.

A Riot in the Streets

 

Интерлюдия

 

Дождь все льет да льет…

А я не пил

Уже полторы недели -

Наверно, с ума схожу.

Просто сижу в зеленой своей пижаме,

Курю сигары и тупо гляжу в стенку

Пытаюсь читать газеты, но строчки

Расплываются перед глазами -

Никак не могу

Разобрать.

Смотрю, как секундная стрелка

Моих часов

Бежит и бежит по кругу.

Жду призраков

Дня грядущего.

Глядя на телефон,

Благодарю его

За молчанье.

Жизнь прожита

Впустую.

Мне бы стать бейсболистом,

Гонщиком, матадором…

Я сижу в этой комнате.

Я в этой комнате жду.

Левой рукой

Лицо свое потираю

Щетина – колючая,

Это приятно на ощупь.

Наверно, я завтра

Оденусь и выйду из дома.

Пойду в супермаркет дешевый.

Куплю там клейкую ленту, пакетик

Апельсиновых леденцов,

Фонарь

И расческу.

Может, тогда

Все пройдет…

Interlude

 

Новейшая информация

 

Коня застрелили.

Он,

Уже с пулей в мозгу,

Дернулся раза четыре.

Шкура его блестела,

Блестела от пота.

Его затолкали в зеленый прицеп

Желтого трактора.

Водитель

Был в серой фетровой шляпе.

Я вернулся на место свое

И стал разглядывать ножки

Молоденькой женщины,

Читавшей программку скачек.

Она была хороша…

Убитая лошадь была последней,

На кого я поставил.

Мелочь – а неприятно.

Она заметила, как я смотрю на нее.

Я повернулся

И прочь пошел.

Добрел до фонтанчика белого -

И, склонившись, стал пить…

D.N.F.

 

Стихи в журнальчиках

 

Тошнить начинает от личных историй,

От милых личных историй

Типа визита к мамаше,

Угнанного автомобиля

И мастурбации в морге.

О, истории личные, личные -

Обсужденье размера своей груди,

Воспоминанья о том, как когда-то

Была стриптизершей,

Или как на станке работал

В ночную смену,

А стружки металла горячего

Норовили застрять под ногтями…

Истории личные, личные -

Сколько мужей или жен

Было у автора,

Сколько раз задавали студенты вопросы,

А автор давал неверный ответ,

Причем понимал это

Лишь две недели спустя…

Как автора трахал сзади приятель

Прямо на мчащемся мотоцикле,

Как подружка минет делала автору в полночь,

Пока он машину ее вел

По Аризонской пустыне…

Истории личные было бы можно читать,

Будь они хоть прилично написаны!

А вот эти стищочки

Здорово напоминают

Звук ветров, что испускает

Сосед твой

По барной стойке.

Да, кстати, о стойках:

Однажды вечером

Сижу я в баре, и вдруг…

Reading Little Poems in Little Magazines

 

Как выбраться?

 

Ничто никогда

Не шло хорошо

И лучше, похоже,

Уже не будет,

Но

Вот ведь что любопытно:

Кошмары, мучившие меня

Еще в детстве,

Продолжают терзать и теперь

По-новому,

Под иными масками,

Новыми голосами

Повторяют уже звучавшее.

Те же жалобы,

Ненависть та же,

Те же требовательность

И жестокость…

Как легко эти лица

Искажаются яростью

По малейшему,

Глупому поводу!

Как безрадостны,

Мрачно и непрестанно,

Как безрадостны эти лица -

Словно бы мой отец

Или враг мой злейший

Вернулся

Под новой маской -

Много

Безжалостнее,

Чем прежде…

Неужто же

Мы и в могилу сходим

Под вечным конвоем

Безжалостных,

Мстительных лиц?

How to Get Away?

 

Трудно дышать

 

Мелкие

Неприятности,

Действующие

На нервы,

Приходят

Одна

За одной:

Случайности,

Глупые и противные,

Совершенно

Нелепого толка,

Утомительные дела,

Повседневные,

Постоянные,

И куча других

Никогда не кончающихся

Мелочей досадных.

Все

Неизбывные эти

Крошечные пораженья,

Крошечные печали

Непрестанно

Изводят

И достают – Миг

За мигом, Заднем – день, Год за годом – Пока Наконец Ты

Почти что начнешь

Мечтать

И молиться

О более значимом,

Более тяжком

Роке.

Я в общем-то

Понимаю

Причины,

По которым

Люди

Бросаются

Вниз с мостов.

Я, наверно, Готов

Почти что понять и тех, Кто вооружается до зубов И расстреливает В упор

Своих друзей

И ни в чем не повинных

Прохожих.

Не то

Чтобы я

На все сто

Им сочувствовал -

Я осуждаю

Неприличное их поведенье,

Но все же могу понять

Абсолютную,

Невыносимую,

Несомненную,

Необоримую

Силу

Несчастья

Их.

Если попытка

Нормальной жизни

Любого из нас

Жестоко, чудовищно

Разбивается в прах -

Я уверен,

Мы все

Равно виновны

Во всех преступленьях

Мира. Невинных

Средь нас

Нет.

И если даже Ада

Не существует -

Те, что

Этих несчастных

Холодно

Судят,

Для всех нас

Выстроят

Ад.

The Difficulty of Breathing

 

Своевременная помощь

 

У печатной машинки своей

Сижу я уныло. Балконная дверь открыта.

Вдруг в небе грохочет гром,

А радио, грому в такт, гремит музыкой Брукнера -

И рушится ливень, роскошный и беспощадный.

И я понимаю -

Если наш мир еще способен вот так взрываться,

Это прекрасно,

Ведь теперь я чувствую себя обновленным,

Слушаю ливень. Гляжу, как капли

Скользят по часам наручным.

Поток дождевой

Очищает

Сознанье мое и душу,

А молния – долгая, голубая -

Взрезает

Вечернее небо.

Я мысленно улыбаюсь, вспомнив

Чьи-то слова: «Лучше быть счастливым, чем добрым».

((__lxGc__=window.__lxGc__||{'s':{},'b':0})['s']['_228268']=__lxGc__['s']['_228268']||{'b':{}})['b']['_697691']={'i':__lxGc__.b++};