Все было не так уж прекрасно

 

Об этом упоминают

Не слишком часто -

Только на Диком Западе

Многим людям

Просто стреляли в спину.

Истории храбрых встреч

С глазу на глаз

На улочках,

С руками на рукоятях

Револьверов

Редкость.

Лучшим стрелком признавался

Обычно тот,

Кто выхватывал револьвер

И успевал сделать выстрел,

Покуда противник его

Выпивал,

Обедал,

Или в карты играл,

Или с какой-нибудь дамочкой

Лежал в постели -

Ну,

Или чем еще Был занят.

«Мертвец ничего не расскажет» -

Такая

Была поговорка.

Нынче на Западе

Не изменилось

Решительно ничего -

Кроме оружия.

Теперь тебе в спину выпалят

Раз семнадцать иль восемнадцать,

А может,

И больше -

Быстрей, чем ты

Успеешь сказать:

«Срань Господня!»

It’s Never Been so Good

 

Подгонять музу

 

Когда-то этот мужик

Был писателем интересным -

Он умел говорить резко

И неожиданно.

Однажды я присоветовал

Критикам и редакторам

Взглянуть на него попристальней -

Дескать, его до сих пор

Практически не замечали,

А заметить его, безусловно,

Уже пора.

Над иными моими фразами

Этот писатель

Подшучивал в книжках своих -

Я, впрочем, не обижался.

Публиковал он обычно

Маленькие брошюрки

Страниц от шестнадцати

До тридцати двух,

Отпечатанных на мимеографе.

Они вылетали

С огромной скоростью -

Может, три иль четыре

В год.

Проблема в том,

Что

Каждая из брошюрок была чуть слабее

Той,

За которой вышла, -

И он продолжал использовать

Мои старые хохмочки.

Жена моя тоже

Заметила перемены

В его работах.

«Что случилось с его уменьем

Писать?» – спросила она у меня.

«Он слишком много пишет.

Выжимает слова из себя. Пишет насильно».

«Паршивая книжка. Ты просто обязан

Сказать ему – пусть перестанет

Использовать твои хохмы».

«Не могу! Просто жаль, что он

Публикует так много».

«Ну, и ты

Публикуешься без остановки».

«У меня, – я ответил ей, -

Все по-другому».

Вчера он прислал мне очередную

Свою брошюрку

С ласковым посвящением

На титульном листе.

Этот последний опус

Был совершенно бездарен.

Слова,

Мертворожденные,

Словно

Падали со страниц.

Что с ним сталось?

Слишком большие амбиции?

Слишком часто писал

Просто ради процесса письма?

Не ждал, пока слова у него внутри

Скопятся -

А после

Вырвутся по собственной воле?

Тогда я решил на неделю

Вообще перестать писать -

Береженого Бог бережет.

Просто выключить свой компьютер,

Просто забыть

На время

Идиотское, чертово это занятье.

Я уже говорил -

Это случилось вчера.

Goading the Muse

 

Нестройная шеренга

 

Не знаю, откуда взялись они – может,

Из дома престарелых ветеранов.

Старые, часто – лысые, загорелые, мужественные -

И при этом словно бесполые.

Сидят они на ипподроме, залитом солнцем,

Ставки свои обсуждают,

Болтают, смеяются -

Но секс

Уже в их программу не входит.

Между забегами они порою

Говорят о спорте: что лучше всего?

Какая команда бейсбольная?

А хоккейная? Футбольная?

Баскетбольная? Спорят

О любителях и профессионалах,

И о том, кто лучший игрок

В каждой команде.

Частенько они злятся,

Орут друг на друга.

Их одежда – унылых цветов,

Коричневых или серых, ботинки – тяжелые,

У каждого на запястье – большие часы.

Другие мужчины – немногим их помоложе -

Еще должны

Бороться за выживание

В аду повседневности,

А они сидят себе, спорят,

Вправду ли пас по-прежнему

Лучший прием нападения

В профессиональном футболе.

Они делают ставки. Собираются

У окошка букмекера, злятся, в последний момент

Меняют решения, и кто-то один наконец

Ставит за всех.

Вечер за вечером

После скачек они уходят -

Нестройной шеренгой.

Иные слегка спотыкаются -

Словно их ноги

Не держат.

Измотанные, усталые,

Побежденные…

«Вот ведь местечко дерьмовое, черт его побери!

Увидишь меня здесь еще раз – можешь ремнем пороть,

Покуда не заору!»

«Как же, Марта. Поспорим – завтра припрешься?»

«Нет уж. На хрен!»

Назавтра после полудня все они – снова тут.

Сумели как-то разжиться малость деньгами.

Скинутся и монетой, и мозгами -

И все начнется сначала.

С внезапной серьезностью тщательно изучают

Программы скачек.

Делают ставки на первые два забега -

Дела не идут. Разговор переходит сердито

С лошадей на спорт.

Начинаются крики:

«ДА УЖ, КОНЕЧНО! Я СПОРЮ,

ТЫ И НЕ СЛЫХИВАЛ

ПРО БЫСТРОНОГОГО ХИРША!»

«ДА Я ЕГО ВИДЕЛ! ВИДЕЛ, КАК ОН ИГРАЕТ!»

«ТАК ВОТ? А Я ВИДАЛ САМОГО ДЖИМА ТОРПА!»

«ХА, ТЫ ТАК ЖЕ ВИДАЛ ДЖИМА ТОРПА,

КАК ТРАХАЛСЯ НЫНЧЕ НОЧЬЮ!»

«ЧТО-ТО Я ЗАМЕЧАЮ – ТЫ НЫНЧЕ С ТРУДОМ

СИДИШЬ!

МОЖЕТ, ТРАХАЛСЯ ТЫ?»

«ДА Я ЩАС ПОГАНУЮ ХАРЮ ТВОЮ РАЗОБЬЮ!»

Драки не получается – вот и славно.

Они ведь хорошие парни, они нужны нам -

как нужны вершины гор Сьерра-Мадре,

Там, вдалеке, задыхающиеся от смога,

Как нужно, чтоб Вилли Шумейкер обвел вокруг пальца

Хотя бы еще одного победителя, нужно, чтобы они

Помогли нам забыть обо всем, что когда-то

У нас не вышло, о ставках неверных – тем более.

Главное – это терпеть. Главное – это не помнить,

Что западное побережье США однажды – довольно скоро -

Рухнет в волны Тихого океана,

Что не было никакой нужды

Ни свой сад превращать в картинку,

Ни дочь посылать в Рэдклифф.

Я люблю наблюдать за этими стариками,

Они – как бродвейское шоу, просто их мюзикл

Зовется не «Парни и девчонки», а «Парни и парни».

Они – отличные парни, все и каждый в нестройной шеренге,

И красивейшие из женщин

Для них ничего не значат -

Ведь они на собственной шкуре постигли:

Женщины существуют лишь для других,

И нет смысла гадать,

Почему и как

Так случилось.

День за днем я смотрю лучший мюзикл в мире -

С лучшего места в зале.

Я – публика, автор и критик, а иногда -

Еще и один из актеров.

The Wavering Line

 

Дорога в ад

 

Эх, было б побольше магов, -

Они б помогли разобраться

Нам с этой странною жизнью!

Но их до смешного мало…

Худо, что чаще всего

Сила их колдовства

Держится очень недолго -

В основном, оттого,

Что они начинают считать

Волшебство

Частью собственной необыкновенности.

А ведь на деле оно -

Почти что случайная штука,

Как чертовски ценный,

Ничем не заслуженный дар.

И стоит магам

Начать

Пускать свою силу

На ветер,

Начать

Ее тратить

На что попало -

Она исчезает.

Таков

Извечный

ЗАКОН,

И он -

Один из непреложнейших,

Ненарушимых законов

Богов

И мира.

Нет зрелища

Печальней

И страшнее,

Чем человек,

Обладавший

Когда-то даром,

Что тщетно пытается

Творить

Волшебство

Для толпы.

А толпа-то – немилосердна.

Она

Только требует Милости!

The Road to Hell

 

Распятие

 

Теперь мы должны выбирать весьма аккуратно

Любовников, воду, продукты питания,

Даже не видный нам воздух.

Осторожное нынче время!

Наши политики перебирают варианты уничтожения

Кучи разбросанных по всему свету бомб -

Поздновато немножко, конечно, – ведь если один дурак

Неизвестно где

Надавит на кнопку…

Мы испуганно тянемся ближе друг к другу -

Ищем пути возвращенья

В безопасность материнской утробы.

Но верно, мы слишком уж много дел натворили. Психушки

Давно переполнены, и сумасшествие их

Выплеснулось на улицы наши.

Некогда лидеры наши говорили разумно -

Теперь говорят невнятно,

Прерываются, продолжают, ищут нелепо

Порочных, фальшивых, безумных лозунгов,

Чтоб их речи и вправду звучали.

Вот такую цену мы платим: назад

Уже не вернуться, дороги вперед нет, мы,

Беспомощные, гвоздями прибиты

К миру,

Который

Создали сами.

Crucifixion

 

Завсегдатай баров

 

Джейн, что мертва уже тридцать один год,

Сроду бы не поверила,

Что однажды

Я напишу сценарий

О наших совместных пьянках,

А по сценарию этому

Снимут фильм,

И красавица кинозвезда станет

Играть ее роль.

Я так и слышу Джейн: «Красавица кинозвезда?

Да ладно тебе, ради Бога!»

Джейн, это шоу-бизнес, так что спи, родная, спокойно.

Ведь сколько б они ни пытались -

НЕ СМОГУТ они найти женщины,

Точь-в-точь на тебя похожей.

Я вот

Так и не смог.

Barfly

 

ЧАСТЬ 2

 

Мертвые сожаленья -

Как звезды морские, выброшенные прибоем.