Самая первая секунда в будущем

 

А жизнь твоя - всего лишь филлер.

Обложка с сенсорных страниц.

Заметь, с балкона виден киллер -

Бывший писатель из столиц.

 

В квартире душно, как на свалке,

Девчонка пишет небеса.

И страшно ей... Ей время жалко.

Секунды первая краса.

 

Среди времён и междометий,

Порой не видаешь конца.

Но для людей тут, между этим,

Не дорога судьба кольца.

 

Убей меня, мой друг печальный,

Покончи ты с моей судьбой.

Прости меня, душа отчанья,

Я перейду уж в мир другой...

 

Третья интерлюдия

Дело безымянного писателя

Безымянный писатель - бывший член мафии, потерпевшей поражение в вооружённой войне. В его владении был дом, находящийся на краю города Хиллс. Он любил поводить в нём всё свободное время. Писал книги, которые хранил в сундуке, любил играть в Мафию. Жизнь творца была наполнена болью: с самого детства рос сиротой (мать умерла в младенчестве, а отец ушёл из семьи), не было друзей, жена погибла в авиакатастрофе. Лишь литература спасала его от смерти. В мафию пришёл по собственному желанию, в последствии, имел полную неприкосновенность как почётная персона. Спустя 5 месяцев после начала событий совершил суицид. Причина не установлена. Дело закрыто.

Следователь г. Хиллс

Господин М.Л.

 

 

 

VII

Саморазрушение – тихий крик о помощи.

 

Птица

Сколько же в вечности секунд?

Не знаю. Пять иль миллион.

И в темноте виден Эдмунт,

Но точно труп и фаэтон.

 

Теряться б в красоте небес

И быть подобием россы.

Фэнтези пишет людской бес,

В романах выживут лишь псы.

 

Через сундук не слышно мира,

Стоны пропитые людей:

Мосты в огне - алейшем пире,

Все города слов боль детей.

 

Мой дом стоит на честном слове

О том, что я отдам им жизнь.

Весь мир подпольно жил в оковах,

По морю шёл кровавый бриз.

 

Тебя сковал замок огней.

Нам перейти бы Рубикон.

Ведь где-то Майкл Фарадей

Вырастил белый эстрагон

 

Ведь не найти этот цветок,

И мне так жаль теперь тебя.

Ты не услышишь свой джаз-рок,

Ты не успел найти себя.

 

Сегодня, открывая правду,

Тебе я ставлю приговор,

Как всему миру. Эту карту

Расскажет Шаарский договор.

 

Вся информация секретна,

Познай же истину сейчас.

Ты перед смертью по заветам

Будешь страдать уж целый час…

 

Сейчас не сможет ускользнуть,

Теперь не будет окончаний.

Я ему распорю всю грудь.

Мисье, законность добиваний?

 

И мне не жалко твою душу

После сия откровения.

Ты доволен своим кушем,

Пора найти успокоение.

 

Твои грехи - лишь часть беды

Всеё печали сего мира.

Ведь часть затерянной воды

Из крови сделанной сатиры.

 

И во вселенной виден крах.

Людская сущность, восхваляя

Своих богов в чужих грехах,

Глаза закрыла в них сияя.

 

Старый дом

Эллегия

 

Напиться б крови твоей алой,

Чтобы увидеть белый свет

В красных оттенках, с красной карой

Увидеть яркий белый след

Моей души холодной стуков,

А может, сердца твоего.

А может, мир - карты таро.

А может, больно нам порой

От нередеющих окурков

И редко любящих людей.

 

Увидеть бы тебя счастливой

Когда ты смотришь в небеса.

Пока ты слышишь голоса,

Ведь их пронзает гул пестривый.

Они прикроют мысли жгивы,

И пересохнет их ручей.

Ведь чувства будут некрасивы.

Ухмыло смотрят сто очей,

Что выкупны за сто рублей,

Ведь их понять бы как друзей,

Но голова болит сильней,

И слух всё больше депрессивен.

Печаль по счастью мне знакома,

Уж знаю как мне с этим жить.

Она похожа на оковы,

Что невозможно распилить.

Ведь будут лишь глаза искрить,

Ведь когда всё престанет жить,

И их придётся усмирить.

Ведь как же радостно здесь быть,

Ведь как печально уходить.

Во время красок виден быт.

 

Почувствовать бы здесь любовь,

Учуять бы хоть что нибудь,

Учуять краски, этот люд

Среди больших проблем. Мне вновь

Порвать бы много кандалов…

Придётся нáдолго уснуть.

Гнилое место - старый домик.

Тут ничего не ожило,

Что так хотело б жить да в норке.

Да только, чтоб было тепло,

Да только, чтобы втихарём

Не умереть в этой каморке,

Ведь мстивый дух найдёт тебя.

 

Дождь

Фонари ярко горят над притоном.

Прости, но рассвет не увидеть.

Все улицы выбиты чёрным карбоном,

Ведь смерть никогда не предвидеть.

 

Ты плачешь от боли под звук пианино,

Разящий клинок вдруг пропал.

Ты плачешь для роли, допив капучино,

Но ролик всегда пропадал.

 

Отпусти меня в долгий поход воскресенья,

Душа не найдёт свой покой.

Весь вес этих улиц привёл к вознесенью,

Теперь не вернуться домой.

 

До муражек пропитано горе ребёнка,

Погибели друг мой сердечный.

Схоронил он друзей, схоронил жеребёнка.

Теперь он убитый навечно.

 

Все картины рисованы кровью людей,

Искажённых на этих портретах.

Ты терпела людей, повидала потерь

И опять не нашла всех ответов.

 

Твои руки красивы как шутки сатиры

И тонки, играюще песнь.

И шрамы с занозами от всего мира,

Добро уж не значит, что месть...