Краткий экскурс в историю зооморфизма и инстинктивизма

Начиная с самых первых попыток мыслителей прошлого уяснить себе место человека в мироздании, шла борьба двух противоположных точек зрения. Сторонники одной из них утверждали, что животных и человека разделяет четкая грань, и суть ее в том, что человек обладает разумом, а животные полностью лишены этого качества. Отсюда следовало, что поведение животных равно поведению человека минус разум. Так, в частности, в IV в. до нашей эры думал Аристотель.

Но нам сейчас более интересна вторая, прямо противоположная точка зрения. Ее сторонники полагали, что никакой качественной границы между психикой животных и психикой человека нет. Среди античных философов эту позицию поддерживал Демокрит (V век до н.э.). Много позже ее же придерживались многие видные мыслители эпохи просвещения, например, Ламетри (середина XVIII в). Отдавая дань превосходству человека, которого он называл «царем среди животных», Ламетри считал, что между поведением людей и животных нет принципиальной разницы. И тем и другим свойственно как инстинктивное, так и разумное поведение, хотя и в разных соотношениях. Понятно, что в те времена такого рода суждения основывались не на реальных фактах, но были чисто спекулятивными, метафизическими, составляя фрагмент натурфилософских построений того или иного мыслителя.

После выхода в свет трудов Чарльза Дарвина «Происхождение видов» (1859) и «Происхождения человека» (1871) умами научного сообщества овладела идея эволюционизма. Во всеуслышание было заявлено, что человек представляет собой закономерный продукт развития жизни на Земле. Как следствие этого резко усилились две взаимодополняющие позиции – «биологизация человека» (зооморфизм) и очеловечивание природы (антропоморфизм). Так в конце XIX в. восторжествовал принцип полного подобия поведения человека и высших животных.

Вот что пишет по этому поводу наш известный историк науки Н.Л. Кременцов. «Исследования социокультурных предпосылок человеческого поведения заменяются (в этот период – Е.П.) рассуждениями о борьбе за существование среди людей (социал-дарвинизм), а все биологические предпосылки индивидуального, да и общественного поведения человека сводятся к бесчисленному количеству «инстинктов», из которых выводятся и сознание, и воля, и все остальные качества личности (инстинктивизм)...».

Инстинктивизм как достаточно влиятельное течение мысли продолжил свое существование и в первой половине прошлого, ХХ века. Крупнейший немецкий психолог и философ Эрих Фромм  в числе наиболее видных проводников этих взглядов называет З. Фрейда и К. Лоренца. Я бы добавил к этим двум именам таких эпигонов Лоренца как Р. Ардри, Д. Моррис и И. Айбл-Айбесфелд. С взглядами второго из них, служащих концентированным примером инстинктивизма, наши читатели могут познакомиться, перечитав его книги «Голая обезьяна»3 и «Людской зверинец». Думаю, они найдут там очень много общего с построениями В.Р. Дольника. Сам я не побоюсь утверждать, что именно из этих произведений (как и из популярных книг К.Лоренца – таких как «Об агрессии») он заимствовал самое существенное для его «концепции» человеческого поведения. А «новым» в ней я вижу лишь то, что, в соответствии с современной научной терминологией понятие инстинкт оказалось замененным словосочетанием «врожденная программа поведения».

В чем же сама суть инстинктивизма в его трактовках поведения людей? Вот как характеризует эту систему взглядов уже упоминавшийся мной Э. Фромм. По его мнению, принципиальная установка зоологов-инстинктивистов такова, что для них человеческое поведение – это всего лишь одна из форм поведения животных вообще, а их главное заблуждение состоит в том, «...что они перепутали два вида влечений – те, которые обусловлены инстинктами, и те, которые определяются характером» (курсив автора) «Инстинкт, – пишет он, – это чисто биологическая категория, в то время как страсти и влечения, коренящиеся в характере (людей – Е.П.), – это биосоциальные, исторические категории. И хотя они не служат физическому выживанию, они обладают такой же (а иногда и большей властью), как и инстинкты. Они составляют основу человеческой заинтересованности жизнью (способности к радости и восхищению); они являются в то же время материалом, из которого возникают не только мечты и сновидения, но и искусство и религия, мифы и сказания, литература и театр – короче, все, ради чего стоит жить...».

Во введении к цитируемой книге «Анатомия человеческой деструктивности» Э. Фромм пишет: «В настоящем исследовании автор освобождает от принудительного брака с инстинктами такие важные человеческие страсти, как стремление к любви и свободе, тягу к разрушению, желание мучить, подчинять себе другого и господствовать над ним». Вот так: не в бровь, а прямо в глаз!