Ты не должна была этого делать. Ты очень плохая девочка. Теперь я зол на тебя, а когда я злюсь, то становлюсь плохим человеком.

С Рождеством, возможно, твоим последним.

Целую,

Джул

 

***

 

Не позволяя Холли увидеть это, я просто закрываю шкатулку и отставляю ее, сосредотачиваясь на других вещах в моем чулке. Игрушки с годами заменены на косметику и безделушки. Холли открывает помаду и красит ею губы на своем не очищенном должным образом лице. Оттенок ей не подходит, особенно сейчас, когда она бледная с похмелья. В подарках у нее маленькое золотое компактное зеркальце. Открыв его, она смеется над своим отражением.

— Мне лучше привести себя в порядок.

— Ты уверена? — мой голос фальшивый, поскольку кишки скручивает в тугой узел. — Сначала прими душ.

Я отпускаю ее, чтобы собрать свои вещи. Хочу быть готовой, чтобы выскользнуть из дома, пока они будут открывать подарки и завтракать. Волнение от встречи с Кайлом почти заглушает беспокойство от получения угля… в очередной раз. В следующем году я не получу уголь, потому что не вернусь сюда на Рождество. Конверт, в котором лежит письмо для моих бабушки и дедушки с просьбой оставить меня в покое и не искать, запечатан, и я положу его на камин, когда уйду. Мой трастовый фонд заработал в день моего рождения, поэтому мне больше не нужна их поддержка, но я знаю, что, если получу доступ к своим деньгам, найти меня будет несложно. Мое письмо — это просьба предоставить мне свободу действий, шанс исцелиться и стать свободной. Мне просто необходим он.

Пока Холли одевается, я принимаю душ, брею ноги и мою голову. Внезапно меня немного больше начинает волновать моя внешность. Закончив, я натягиваю темные джинсы и кашемировый свитер цвета пыльной розы. Я хочу, чтобы путешествовать было тепло и комфортно. Застегнув ботинки, я встаю и рассматриваю себя в зеркало туалетного столика.

— Думаешь, они уже встали? — спрашивает Холли, смотря на часы.

— Возможно, ты знаешь бабушку — она уже будет следить за приготовлением завтрака.

Собрав волосы в свободный хвост и нанеся на губы нежно-розовый блеск, я довольна собой. Открыв ящик комода, я достаю небольшой подарок, который мне удалось купить для Кайла вчера, когда мы были в городе.

— Как ты думаешь, я смогу улизнуть до того, как они начнут открывать подарки? — интересуюсь я у Холли, которая, поигрывая бровями, смотрит на меня.

— Иди, я тебя прикрою. Ты все еще в душе, — подмигивает она.

Если бы она знала, что я собираюсь сбежать, то остановила бы меня. Уверена, она бы связала меня и физически не дала уйти.

— Спасибо, Холли.

Я быстро спускаюсь по черной лестнице и выхожу через черный ход, оставаясь незамеченной. Меня даже не беспокоит холодный воздух, когда я иду по свежевыпавшему пушистому белому снегу. Знаю, что скоро он превратится в мерзкую слякоть, но пока это приятно даже для меня. Подойдя к его двери, я стучу и жду, пока он ответит и мне кажется, что проходит уже целая вечность. Ответа нет. Я снова стучу. Может, он спит.

— Кайл? — тихо зову я, стараясь не привлекать внимания тех, кто еще живет в этом доме. Я знаю, что кухонный персонал и другие уже находятся в доме, но некоторые еще здесь.

Дернув за ручку, я пытаюсь открыть дверь. Она не заперта, и я вхожу в темную комнату. Шторы задернуты, свет выключен. Его кровать заправлена, а все его вещи пропали. Может, он уже упаковал вещи или сложил их в машину.

В панике я оглядываюсь по сторонам, но никого не вижу в комнате. На подушке лежит красный конверт с золотой лентой. Нервно сглотнув, я закрываю дверь, подхожу к кровати, на которой мы целовались, и беру плотную бумагу. Конверт адресован мне. Красивым почерком на лицевой стороне написано «Ноэль». Я медленно открываю конверт. Слезы наполняют мои глаза, и я втягиваю носом воздух, изо всех сил пытаясь сдержать их. 

 

Ноэль,

Мне очень жаль, но я не могу быть тем, кто спасет тебя.

Я должен уйти.

Прости меня. Пожалуйста.

Кайл.

Ярость берет верх над всеми рациональными мыслями, и я швыряю его ночную лампу в стену и кричу так громко, что уверена, что меня слышно в самых дальних уголках главного дома. Мой внушающий ужас сосед, вероятно, слышит меня.

Я все еще ухожу. К черту их всех.

Ненавижу Рождество, оно никогда не бывает веселым и радостным. Каждый год что-то происходит и вонзает нож все глубже в мое и без того разбитое сердце.

Глава 10

Джул

25 декабря

— Что ты делаешь, Джул? — спрашивает он позади меня.

— Кормлю Гарри, — отвечаю я ровным тоном, скрывая зреющее волнение сегодняшнего дня.

— Он получил на Рождество что-то особенное? — я чувствую, как он подходит ближе.

— Кролика.

Бросив пушистого кролика в клетку, я поворачиваюсь к нему лицом. Зимой на улице слишком холодно для Гарри, поэтому его переводят сюда, где хорошо отапливается и контролируется температура. Хруст костей отдается эхом в огромной хозяйственной постройке, возраст которой восходит к временам подземелий и рыцарей.

— Ему нравятся кролики.

— Что верно, то верно, сынок.

Наклонившись к клетке с кроликами, я вытаскиваю еще одно маленькое животное за его длинные уши. Оно дергается, пытаясь вырваться из моей хватки, и визжит, когда я подбрасываю его Гарри, хотя он быстр и хватает его в воздухе за полсекунды. Я получил Гарри на свой двадцать первый день рождения, когда попросил в подарок аллигатора, и старик нашел одного. Он давал мне все, о чем я просил, ни разу не отказывая мне в моих прихотях и требованиях. Старик шаркает за мной, громко стуча тростью по бетонному полу, пугая и без того напуганных кроликов.

— Пойдем, откроем наши подарки, а затем до обеда займемся доставкой подарков в приют, — говорит он, кладя свою морщинистую старую руку мне на предплечье.

— Я сейчас приду, только брошу еще одного.

Знаю, что это последнее Рождество для старика. Только по этой причине вчера вечером я был вынужден устроить этот глупый рождественский ужин. Слава Богу, мне не придется больше их видеть. Ну, большинство из них.

Стук его палки исчезает вдалеке и, убедившись, что он ушел, я хватаю маленькое пушистое существо, поднимаюсь на стремянку и размахиваю им над головой Гарри, дразня его. Когда я подбрасываю вверх кролика, огромный зверь взлетает в воздух, убивая его одним укусом.

— Хороший мальчик, — говорю я, спускаясь вниз.

Оставив своего любимца, я надеваю пальто и иду обратно в дом. Проходя через старую кухню, я останавливаюсь, чтобы смыть с рук кроличью шерсть. В воздухе витает аромат блинов и свежей выпечки, в моем животе урчит, но я знаю, что придется подождать.

Как и каждый год, старик сидит в своем кресле в гостиной рядом с большой елью, под семейным портретом, висящем над камином. Больные ноги прикрыты одеялом, а рядом с ним в пепельнице лежит дымящаяся сигара. У него на коленях коробка, обернутая золотой бумагой и завязанная темно-зеленой лентой. Я улыбаюсь, потому что он очень любит Рождество. Я вообще мало верю в какие-либо религиозные праздники, но для старика это время, когда он может предаться воспоминаниям. Я беру из-под елки подарок, который приготовил для него, и сажусь рядом с ним. 

— Как ты знаешь, Джул, ты был чудом, которое спасло меня во многих отношениях.

Он всегда так говорит. Я же чувствую себя скорее проклятием.

— Ты был рождественским подарком, посланием от Бога. — Его руки дрожат, когда он передает мне коробку. — Чудом, о котором я молился, жизнь, которую я всегда хотел спасти.

Я передаю ему подарок, кладя коробку от него себе на колени.

— Ты всегда так говоришь, но мне кажется, что я проклял этот дом, когда попал сюда. Мои грехи последовали за мной.

Он смеется, но его смех быстро переходит в хриплый продолжительный кашель.

— Открой ее, — говорит он, махая мне костлявой рукой.

Сняв подарочную упаковку, я поднимаю крышку коробки. Внутри лежат бумаги — странный подарок от него. Обычно я получаю дорогие вещи, которые мне не нужны.

— Прочти их, — говорит он, захлебываясь кашлем.

Первым лежит документ о праве собственности на недвижимость здесь, на озере Лох, с моим именем на нем. Следующая страница — это свидетельство о регистрации его угольной шахты за городом на меня. Далее следуют акционерные сертификаты, облигации и другие юридические документы, на которых его имя было изменено на мое.

 — Когда я усыновил тебя, сказал, что все это будет твоим. Когда я заставлял тебя усердно работать и изучать бизнес, я делал это потому, что знал — наступит день, и я отдам его тебе, Джул.

Никогда не думал, что он отдаст мне все, ведь мы не кровные родственники. Его родной отпрыск выбрал другой путь.

— Но есть одно условие. Мне нужно, чтобы ты кое-что для меня сделал.

Подавшись вперед, он лезет в мою коробку и достает документ на право владения землей, которого я раньше не заметил. Когда он протягивает мне его, у него на глазах появляются слезы. Он часто плакал, когда думал, что я не вижу, в городе даже ходили слухи, что отец умрет от разбитого сердца.

— Сравняй их с землей. На протяжении долгих лет я пробовал все, чтобы их уничтожить, и потерпел неудачу. Я купил их землю, но теперь слишком стар. Сравняй их с землей, Джул.

— Почему ты не сказал мне, что купил это? — спрашиваю я, глядя на бумагу.

Обычно он рассказывал мне о важных вещах, отчитывался о каждой продаже или покупке. Зачем ему надо было скрывать эту? Он знает, что я хочу того же, чего и он.

— Я сделаю это.

Старик достает золотые часы, которые я ему подарил, и это заставляет его улыбнуться. Ему нравятся красивые вещи.

— Знаешь, каждый год на Рождество ты просил меня кое о чем, а я говорил тебе, что у тебя не может этого быть. Я давал тебе все, что ты хотел, даже подарил аллигатора, но не мог дать тебе это. Несколько лет назад ты перестал просить, но я вижу тебя наверху с телескопом. Ты до сих пор жаждешь этого, не так ли?

Я улыбаюсь, качая головой. Ничего не ускользает от него, возможно, ему уже под девяносто, но его ум все такой же острый.

— Я всегда буду этого хотеть. Мы хотим то, чего не можем иметь.

— Она вызвала такси, чтобы сбежать, они не будут ее искать. Я держал ее на крючке годами, и, думаю, она готова. Старое подземелье подготовлено, сомневаюсь, что она захочет остаться без некоторого убеждения.

Он выпускает сигарный дым из уголка рта.

— Все, что тебе нужно сделать, —это быть у ворот, чтобы взять ее. Не теряй времени, быстро запри ее. Парень, с которым она развлекалась, сказал, что она все еще девственница. Я положил его труп в морозилку, где мы держим оленей в сезон охоты. Можешь отдать его Гарри.

Хитрый старик. Он знал, что единственное, чего я хотел с тех пор, как увидел, —это Ноэль. К сожалению, когда секта жены старика переманила к себе родителей Ноэль и похищала ее несколько раз, семейная дружба превратилась в холодную войну.

— Я играю с ней в игры уже много лет, она слаба, и из нее будет легко сделать идеальную жену для тебя. Не могу оставить тебя здесь совсем одного, когда никто, кроме Гарри, не составит тебе компанию. Ты погрузишься в безумие еще больше, чем сейчас.

Он знает, что я поврежден и не подлежу восстановлению. Знал это, когда усыновил меня в холодный рождественский сочельник, но принял меня и все равно любил. Старик сказал, что я его рождественский подарок, который Бог преподнес ему. Теплый дом и богатый отец, казалось, стало моим подарком. Хотел бы я сказать, что люблю его, но не думаю, что способен на любовь.

— Спасибо.

Я не знаю, что еще сказать.

— После того, как запрешь ее, мы поедем в приют и раздадим подарки. Это обеспечит нам правдоподобное алиби, если кто-либо когда-либо задаст хоть какие-нибудь вопросы.

Закрываю коробку, все его наследие теперь завещано мне, его собственные дети списаны со счетов, словно их никогда не было. Положив ее на кресло, я встаю и обнимаю мужчину, своего отца. Он никогда не мог ни в чем мне отказать.

— Иди,Джул, я не хочу опоздать с доставкой подарков.

— Иду, — говорю я, как ребенок.

— Отдашь это водителю, — говорит он, протягивая мне толстый конверт.

Волнение, связанное с доставкой подарков, усиливается тем, что я получаю единственный подарок, который всегда хотел. Я брошу ее в подземелье, пока мы не вернемся, но затем девчонка будет моей.

Долгое время старик считал меня своим подарком на Рождество. В этом году я сам получил такой подарок — ее. Мысль о ней в моих лапах наполняет меня восторгом, как тогда, когда я наблюдаю, как Гарри ловит в воздухе бедного зверька.

Старый ублюдок. Все эти годы я просил его о девушке по соседству, но каждый раз говорил мне «нет», что я должен оставить ее в покое. Внутри он такой же, как я, знаю это. Бьюсь об заклад, он изрядно задурил ей голову. Не могу дождаться, чтобы по дороге в город расспросить его, чем он занимался все эти годы. 

Свежий снег хрустит под моими ногами, когда я иду к воротам поместья. Вероятно, должен был сейчас приехать на машине, когда думаю об этом. Подняв воротник, чтобы оградить лицо от ветра, я расхаживаю взад и вперед рядом с каменной стеной, которая не дает миру проникнуть в наш дом. Лед начинает таять от утреннего солнца, и его лучи сверкают и играют на сосульках.

 Я слышу машину раньше, чем вижу ее, мучительно медленно спускающуюся с холма по обледенелой дороге. Маленькое черное такси — полная противоположность машине, на которой она обычно ездила. Автомобиль подъезжает к закрытым воротам, и я набираю код, чтобы открыть их. Я слышу ее крики, но не то, что она говорит. Она пытается открыть запертые двери, и я закрываю за машиной ворота. Таксист немного опускает окно со своей стороны.

— Я открою тебе ворота, когда она будет внутри, — говорю, передавая ему конверт, и он снимает блокировку дверей. Открыв заднюю дверь, я стараюсь вначале быть вежливым.

— С Рождеством, Ноэль.

Протягиваю руку, чтобы помочь ей выбраться из машины, но она просто смотрит на меня, словно я сумасшедший. Я и есть сумасшедший, просто она этого еще не знает.

— Ноэль, мы можем сделать это по-хорошему, когда ты берешь меня за руку, и я провожаю тебя до дома, либо по-плохому, когда я вытаскиваю тебя, перекидываю через плечо и несу. Решай скорее, сегодня холодно, — говорю я ровным тоном.

Она выглядит напуганной, и мне это нравится. Страх питает меня, заставляя хотеть ее еще больше. Когда она не делает попытки взять меня за руку, я ныряю в салон и хватаю ее, с небольшим усилием вытаскивая ее маленькое тело. Перебросив через плечо, я иду по подъездной дорожке. Каждый ее удар, крик и мольба поглощаются километрами заснеженной пустыни. Никто ее не услышит.

— Отпусти меня! Чего ты хочешь?

— Тебя, я всегда хотел тебя. И в этом году я тебя получил, — говорю с глупой улыбкой на лице, будто только что выиграл гонку.

— Я даже не знаю тебя, — кричит она.

Девчонка все еще пытается вырваться из моей хватки, бьет меня кулаком в спину. Ее маленькие кулачки не причиняют мне никакого вреда, ее удары больше щекочут, чем причиняют боль.

— Я Джул. Рад встрече с тобой.

Она кричит так громко, что у меня, кажется, сейчас лопнут барабанные перепонки.

— Ты, ты! Ты гребаный раздающий уголь и ворующий подарки маньяк. Опусти меня!

Понятия не имею, за кого она меня принимает и о чем говорит, поэтому просто продолжаю идти. Ничто не может стереть улыбку с моего лица, пока я несу свой испуганный маленький подарок вниз по лестнице. Она может подождать меня здесь. К тому времени, когда я вернусь, она будет в ужасе.

Чтобы открыть старинную деревянную дверь, при этом удерживая ее, нужно приложить определенные усилия.

— Что ты делаешь? Меня будут искать, — шипит она, когда я ставлю ее на ноги.

— Жди здесь, я позже вернусь, — говорю я.

Она делает рывок к двери, но я хватаю ее и крепко держу.

— Я действительно не хотел всего этого, но ты не должна была пытаться убежать. Я получил тебя на Рождество. Ты подарок. Никто не может забрать подарок обратно. Ты не можешь убежать или спрятаться. Ты моя, — пытаюсь объяснить это как ей, так и себе, застегивая кожаные наручники вокруг ее лодыжек.

Я играл здесь ранее, приводил сюда своих девушек, чтобы напугать их и посмотреть, как далеко они зайдут. Как только ее ноги зафиксированы и прикреплены к цепи, свисающей с потолка, я завожу руки Ноэльза спину и фиксирую их другим комплектом. Подтянув стул, стоящий позади нее, я осторожно толкаю ее вниз, заставляя сесть. Ее борьба оставляет, и она начинает плакать. Звук ее рыданий вызывает во мне незнакомое чувство вины, и я ухожу, не сказав больше ни слова.

 

***

 

— Она знала мое имя, но не меня, — говорю я своему отцу, когда мы сидим на заднем сиденье автомобиля.

— Это потому, что каждый год, начиная с семи лет, ты дарил ей рождественский подарок. Ее глупую жадную кузину было так легко подкупить. Я сказал ей, что это шутка, и когда она стала старше, я платил ей достаточно, чтобы ей было все равно, зачем я это делаю. Пока рядом был прилично выглядящий парень, она отвлекалась.

Я не понимаю, зачем он это делал? Почему он просто не похитил ее и не отдал мне?

— Что я ей дарил? — спрашиваю я.

Получив его ответ, понимаю, насколько жесток мой отец.

— Кусок угля.