Идеалистическо-деонтологический тип этических теорий.

Идеалистическо-деонтологическая этика — это второй в нашей классификации тип этических учений. К нему относятся: этическая доктрина иудаизма, конфуцианства, этические воззрения Гераклита, Сократа, Платона, Аристотеля, вся христианская традиция, к которой относятся И. Кант, И. Г. Фихте, Р. Г. Лотце, В. Виндельбанд, Г. Риккерт, Э. Кассирер, Э. Гуссерль, М. Шелер, Н. Гартман, этические учения неотомистов, протестантская этика (Р. Бультман, П. Тиллих) и, наконец, русская религиозная философия, представленная в творчестве Ф. М. Достоевского, В. С. Соловьева, С. П. Франка, С. Н. Булгакова, Н. А. Бердяева, Н. О. Лосского, В. Н. Лосского, П. А. Флоренского, В. И. Несмелова и др.

Все перечисленные концепции оригинальны, индивидуальны, внутренне целостны, более того, иногда друг с другом трудно совместимы. Но их можно объединить логически, представив как некую (вторую в нашей классификации) типологическую единицу. Почему? Потому, что в рамках идеалистической этики формируется ответ на вопрос, что такое человек, явно отличающийся от ответов, характерных для натуралистическо-прагматического сознания. В рамках идеалистической этики человек понимается как существо, обладающее способностями. Человек способен не только управлять своими потребностями, но и нравственно совершенствоваться в соответствии с моральными ценностями и законами не только человеческих отношений, но и теми, по которым создан и существует мир. Моральные ценности — это как бы позвоночный столб в организме человеческих отношений. Абсолютное значение моральных ценностей для человека и общества заключается в том, что их несоблюдение ведет в итоге просто к вырождению общества, так же как за разрывом позвоночного спинного мозга неизбежно следуют паралич и смерть. В качестве примера жесткого действия этого закона может быть рассмотрена жизнь человека, аморальность которого сначала разрушает его нравственно и духовно, а затем и физически.

Для этого типа этических теорий опорой для принятия морально- нравственных решений является идеальная самодостаточная реальность морального закона. Данное суждение означает, что моральные нормы — это реальность, несводимая ни к человеческой природе, ни к практическому расчету, ни к экономической выгоде, ни к социальной целесообразности. Напротив, именно моральный закон задает направление и смысл не только нравственному поведению, но и человеческому существованию в целом. В зависимости от различий в понимании сущности морального закона данный тип этических учений может быть назван идеалистическим, или деонтологическим, или религиозным.

Классическим примером идеалистической этики является сакральная этика Ветхого Завета. Она понимается как «закон Бога нашего» (Ис. 1:10) и представляет собой совокупность законов и нравственно-этических постулатов, исходящих от Бога и обращенных к человеку: «В законе Господнем воля Его» (Пс. 1).

Типологически к идеалистической традиции относится и конфуцианство. В классической китайской этической теории этика метафизична и предельно авторитарна. «Ли» — ритуал, совокупность осознанно необходимых и социально санкционированных правил поведения. «Нельзя смотреть на то, что противоречит ли, нельзя слушать то, что противоречит ли, нельзя говорить то, что противоречит ли», — требовал Конфуций. Свод нормативных правил «ли» не допускал ситуационного или какого-либо творческого подхода. Допускалось лишь одно: тщательное их изучение и соблюдение.

Для характеристики античной этики часто используют изречение Гераклита, согласно которому, поскольку человек есть человек, он обитает вблизи Бога. Этой обителью (этосом) и является этика, которая в своем истоке божественна, или, как выражается М. Хайдеггер, фундаментально онтоло- гична^[2].

Особое место среди учений религиозного типа занимает христианская этика. Она существует как многовековая традиция религиозно-этического толкования Откровения, начиная с творений Отцов Церкви, включая богословие Средних веков, Нового времени, вплоть до современного религиозного этического сознания.

Для медицинской культуры христианское этическое учение имело большое значение. Добротодеяние как заданная христианством смыслообразующая цель человеческого существования в мире последовательно реализовывалось в конкретной практической деятельности милосердия и врачевания. Врачебная традиционная профессиональная этика, как никакая другая форма прикладной этики, обнаруживала эту связь.

Медицина и все, что происходит с болеющим и страждущим человеком, всегда находится в центре внимания христианской этики. Врачевание было неотъемлемой частью христианской культуры. В Новом Завете мы не встретим осуждения применения медицинских средств. «Исцеляйте больных», — научает Христос своих учеников (Лк. 10:9). Согласно Священному Преданию один из учеников Христа, апостол Лука, был врачом. Врачевание — одна из профессий первых христиан, святых врачей Антиоха, Космы и Дамиана (III в. н.э.), великомученика Пантелеймона (IV в. н.э.). В истории Церкви немало примеров, когда священники и даже епископы занимались врачеванием не только духовных, но и телесных недугов. Нельзя не упомянуть нашего современника профессора В. Ф. Войно-Ясе- нецкого (1877—1961) — святителя Луку — епископа и хирурга, автора известного труда «Очерки гнойной хирургии».

В качестве ключа к пониманию христианской этики можно рассматривать слова Блаженного Августина (IV в. н.э.): «Не знает покоя сердце наше, пока не успокоится в Тебе»^[3]. Это «успокоение» есть не что иное, как понимание того, что только следование Божественному Закону привносит порядок и гармонизирует нашу жизнь.

В христианской этике мораль открыта каждому человеку в текстах Библии и в «моральном законе внутри нас».

Для Канта, например, этим внутренним законом, т.е. высшей нравственной ценностью, является долг, подчинение которому и составляет собственно моральный поступок. Благодаря Канту слово деонтология (от греч. deon — долг, logos — закон, учение) становится синонимом нравственной философии. По Канту, отличие человека от любой другой живой твари в том, что он наделен способностью действовать не только но законам естества, но и по законам долга. Закон долга — это моральный закон, который гласит: поступай так, как ты хотел бы, чтобы поступали по отношению к тебе, или не превращай другого человека в средство для реализации своих эгоистических целей.

Согласно И. Канту, способность человека «давать себе закон» и без всякого внешнего принуждения бороться за его соблюдение является одним из основных проявлений личности. Эту способность Кант называет «моральной автономией». «Автономия, — пишет он, — есть основание достоинства человека»^[4].

Моральная автономия человека поднимается Кантом до уровня самостоятельной силы, параллельной и равномощной природе. Эта равномощность фиксируется Кантом в известном заключении к «Критике практического разума»: «Две вещи наполняют мою душу все возрастающим удивлением и благоговением, чем больше я вдумываюсь в них: звездное небо надо мной и моральный закон во мне»^[5]. Человек не растворяется в природе как одно из ее образований, в известном смысле он противостоит ей именно потому и в силу того, что обладает моральным сознанием. В идее моральной автономии утверждается право и ценность духовной свободы человека.

Нельзя недооценивать потенциал идей независимости и автономии и для современного общества. В любой «деспотической ситуации» современный человек уже ориентирован на возможность автономного поведения. Социокультурное признание за каждым человеком его нравственной и интеллектуальной независимости страхует людей от обращения с ними как безвольными объектами научных исследований или социально-политических манипуляций. Принцип моральной автономии пресекает любое посягательство на личность, независимо от того, продиктовано ли оно эгоистическими интересами интеллектуальной элиты или альтруистическими мотивами «всеобщего счастья» и «всеобщего блага», «здоровья нации», «интересов народа», «интересами науки» или «логикой прогресса» и т.п. Поэтому неудивительно, что, пройдя соответствующее осмысление и толкование, протестантская идея моральной автономии превращается в современной биомедицинской этике в два основополагающих и работающих принципа — принцип уважения автономии пациента и принцип профессиональной ответственности врача и ученого.

Для католической биоэтики характерно понимание биоэтики как «антропологии человеческого достоинства», связанной с утверждением неразрывной связи достоинства и богоподобия человека.

В фокусе внимания христианской биоэтики сегодня исследовательская деятельность врача. При изучении человеческих генов, эмбрионов и т.п. и при проведении экспериментов на людях возникает опасность рассматривать человека только как объект для получения знания. Исследователям, противопоставляющим себя другим людям, грозит опасность изменения самосознания. «Познающие» ученые склонны постоянно совершать скрытое исключение для себя стать и быть объектами и средствами достижения целей исследовательской деятельности других. Справедливо ли, законно ли это? Соответствует ли это интересам человека, превращенного в «средство» и «объект» любознательности «познающего» ученого?

Грань между отношением к человеку как к объекту исследования и отношением к человеку как к объекту использования очень тонка. Папа Иоанн Павел II констатировал: «Относиться к другому человеку как объекту использования — значит рассматривать его исключительно как средство для достижения своей цели, как предмет, без учета присущего личности предназначения»^[6]. Это присущее личности предназначение никогда не может быть понято с помощью знания «из чего он состоит» и «как он функционирует».

Понятие «личность» обозначает, что человек содержит в себе нечто большее, нежели то, из чего он состоит, а именно: способность к свободе действия, способность к совершенствованию и вере в Бога.

Православие, в отличие от католицизма, не стремится просеивать современную медицинскую практику через сито библейских законов и заповедей. Это неизбежно сбивает на путь суда и осуждения людей. Согласно православной традиции главное не в том, чтобы судить человека по предписанным инструкциям, а в том, чтобы человек был совершенен. Существо христианства не должно подменяться формальным морализмом.

«Человеку нужно не прощение вины, не договор с Богом, который давал бы надежду на подобное прощение, а... преображение собственной природы по образу Бога, достижение совершенства»¹. «Будьте совершенны как совершен Отец ваш небесный» (Мф. 5:48). Одно из проявлений совершенства Отца небесного в «неизследной бездне» Его милосердия в Его человеколюбии. Нравственность православия — это нравственность «человеколюбивого сердца».

Смысл человеческой жизни в христианской этике непосредственно связан с человеколюбием, со служением ближнему и «деланием добра». В связи с этим врачевание по сути — одна из уникальных человеческих профессий, смысл и назначение которой максимально совпадает с деланием добра, с христианскими ценностями милосердия, человеколюбия и спасения жизни.

Неслучайно первая модель социального института здравоохранения как деятельного проявления милосердия и человеколюбия была реализована в христианских монастырях.

Глубоко символична красно-крестная символика международной организации медицинской помощи и милосердия, на которую уповают сегодня в каждом неблагополучном районе мира, что в который раз подтверждает слова Иоанна Златоуста: «Такова сила милосердия: оно бессмертно, нетленно и никогда не может погибнуть»².

Типологическая характеристика сосуществующих и принципиально различающихся этических традиций (табл. 1.1) дает необходимые ориентиры для того выбора правил и ценностей, который должен сделать каждый современный врач. Одним из оснований этого выбора является опора на историю и логику развития классической этики и ее связи с профессиональной медицинской этикой.