ГА: Нет квартиры, значит? И ты спишь в автобусе во время перерыва? Где бы ты обзавелась жилищем, если бы захотела? Индиана — прекрасное место.

Это было последним. Он мог бы спросить Брюса, ведь он рядом с ним, куда мы едем дальше. Я думаю, он отправил мне это сообщение, чтобы дать понять — он остается на борту, со мной, поэтому написал «мы».

Чувствуя смелость, я пишу в ответ. Нет, не то. Ощущая себя сладкоголосой сиреной, я звоню ему.

— Если тебя держат в заложниках, и ты не можешь говорить, то произнеси «бип» один раз, — отвечает он.

Я должна начать записывать некоторые его забавные фразочки.

— Никакого захвата заложников, — хихикаю я, — чудак. Что заставило тебя сказать это?

— Ты почти два часа не отвечала на мои сообщения. Я стоял снаружи, привлекая внимание пришельцев фольгой, чтобы они похитили меня и привели к тебе.

— Боже мой, — мой смех становится еще сильнее, и, вероятно, к нему прибавляется еще и фырканье. — Ты не веришь в удачу, но веришь в пришельцев?

— Не-а, не совсем. Кроме того, десять минут дерзости из твоих уст, и они высадят тебя обратно. Итак, чем вы, ребята, занимаетесь? Веселитесь?

— Коннер отрывается на полную. А я — восторженный зритель с синяком на заднице. Фигуристка из меня не такая хорошая, как может показаться на первый взгляд. О боже, подожди.

Я прикрываю телефон рукой и отвожу его в сторону.

— Приятель! — он смотрит на меня, и я отрицательно качаю головой. — Он слишком маленький, Коннер, не раскручивай его.

Я жду, чтобы убедиться, что он слушается меня, затем возвращаюсь к Кэннону.

— Пять мальчишек толпятся вокруг него в ожидании своей очереди, чтобы он покружил их вокруг себя. Уверена, их матери, — я быстро оглядываюсь вокруг, отыскивая их взглядом, — понимают, что это плохая идея.

— На них надеты шлемы и наколенники?

— Нет.

— Тогда да, останови его, — он от души смеется. — Когда вы возвращаетесь? У Джареда в самом разгаре телефонный разговор с Ванессой, а Ретт все еще в постели. Мне чертовски скучно.

— Можешь не стесняться и сделать уборку, — шучу я.

— Уже сделал — ни единого пятнышка. Я подумал воспользоваться твоим ноутбуком, чтобы поискать квартиру, если ты не против?

— Я совсем не возражаю, и ты это знаешь. Только не удали мое порно. Подожди, это уже не смешно. Не добавляй никакого порно.

— Это все Джаред, я клянусь.

— Ага, как скажешь, извращенец, — хохочу я. У меня нет никаких сомнений в том, что именно Джаред был инициатором этой проделки. Как всегда.

— Итак, где мне следует подыскивать жилье? Тон, которым он задал этот вопрос, был скорее многозначительным, чем соблазнительным.

— Почему… ох, не вешай трубку, — я проверяю экран телефона. — Кэннон, это отец Коннера. Давай я перезвоню тебе.

Я переключаюсь на вторую линию, испытывая паранойю, что испорчу все планы Приятеля.

— Алло?

— Элизабет, это твой па…эээ, это Ричард, — произносит он.

— Да, я знаю. Где ты?

— В двух часа езды.

Он или провел за рулем всю ночь, или выехал очень-очень рано, и это снова привело меня в неописуемый шок.

— Куда конкретно мне следует ехать?

Я даю ему соответствующие указания и, повесив трубку, иду напролом к Коннеру, чтобы забрать его. Это оказывается не так уж и сложно, потому что он приходит практически в исступление, когда я говорю ему о звонке.

Позже приезжает такси, и мы возвращаемся к автобусу. Коннер взлетает по ступенькам и врывается в дверь, когда Брюс открывает ее.

— Ого! Полегче, приятель, — произносит Брюс. — Где-то пожар?

— Мой папа почти что здесь! Я за своей сумкой!

Он несется мимо него в свою комнату.

— Сколько? — дядя с серьезным видом спрашивает меня.

— Меньше двух часов, — бормочу я, тяжело опускаясь на скамейку. — Где мальчики?

— Пошли купить что-нибудь поесть. Надеюсь, они поторопятся. Я собираюсь исчезнуть на то время, пока твой отец не уйдет. Ради тебя и Коннера. Я знаю свои пределы, и вам, детишки, не нужна мерзкая сцена.

— Он здесь? — вопит Коннер, выбегая из комнаты; сумка ударяется обо все, что попадается на его пути.

— Пока нет, приятель, еще немного, — я хихикаю над ним. — Крепко обними дядю Брюса на прощание. Он должен уйти, чтобы заняться кое-какими делами. Пройдет некоторое время, прежде чем ты увидишься с ним снова.

Я заканчиваю фразу слегка хриплым от накатившего уныния голосом. Коннер душит его в объятиях, и от меня не ускользает то, как дядя слегка вздрагивает. Как я тебя понимаю; может, вместо того, чтобы просто выжать из тебя жизнь, он вправит тебе спину, и ты будешь чувствовать себя лучше.

Брюс смывается, и мальчики появляются около тридцати минут спустя и застают то, что, должно быть, похоже на цирковое представление. Коннер не может усидеть на месте, в буквальном смысле находясь в неудержимом возбуждении, а я сжимаюсь в комок, пытаясь заглушить беспокойство.

— Вероятно, ты не поверишь мне, но я безумно скучал по тебе, —приветствует меня Кэннон, притягивая к себе.

— Ага, верно.

Я насмехаюсь над ним и уклоняюсь от его объятий.

— И не пытайся применить эту дыхательную фигню, это не сработает. Иди, — я тяжело вздыхаю, когда по лицу скатывается слеза, и наклоняю голову, — иди, попрощайся с Коннером.

— Моя драгоценная девочка, — он жалеет меня, чем бесит еще больше, — да пошло оно все, давай поедем с ними! Я не хочу, чтобы ты была несчастна. Давай отправимся на Гавайи. Ты можешь смотреть за Коннером, а я за тобой.

Он ласково прикасается к моему виску своими теплыми мягкими губами, тихо разговаривая со мной.

— Если это заставит тебя чувствовать себя лучше, то я в деле.

— Лиз, нам бы здесь не помешало немного помощи! —  вопит Ретт где-то позади нас, тем самым давая мне необходимый предлог, чтобы уйти от этого идиотского, бессмысленного разговора.

— Что?! Приятель, что ты делаешь?

— Забираю своих рыбок, — заявляет он и смотрит так, будто у меня две головы, пытаясь незаметно спрятать сачок за спиной. — Папа любит рыбок. У него есть большой аквариум!

— Я знаю, Кон, но… эм…

Вот дерьмо, и что я должна сказать на это?

— Я буду скучать по ним, если ты их заберешь. Для меня они будут частичкой тебя, пока ты будешь в отъезде.

Это не ложь, по крайней мере, последняя часть.

Он кусает губы, по шарканью ноги и мечущимся глазам очевидно, что он погружен в серьезные размышления.

— Ладно, Бетти, но хорошо заботься о них.

Мое хихиканье выдает намек на слезы, которые я проглатываю.

— Обещаю.

Стук снаружи… и моя спина ударяется о край двери спальни. Ох, твою же мать! Все происходит в одно мгновение, и тело Коннера с силой отбрасывает меня в сторону, когда он спешит ответить на стук.

— Блин, — Ретт спешит ко мне, — ты в порядке?

Он помогает мне удержаться на ногах и осматривает меня, приподнимая сзади мою футболку.

— Крови нет, но завтра будет болеть.

— Лиззи, ты…, — Кэннон замолкает, не понятно, то ли он в панике, то ли в недоумении, почему Ретт задирает мою футболку. — Что…эээ, могу я чем-нибудь помочь?

— Коннер впечатал ее в дверь, когда проносился мимо, и повредил ей спину, — объясняет Ретт.

— Дай мне посмотреть.

Он отталкивает руку Ретта, чтобы осмотреть самому.

— Тебе нужен пакет со льдом, милая? — спрашивает он, целуя место удара, где кожа, как я предполагаю, уже покраснела или даже стала черно-синей.

— Я в порядке, давайте выбираться отсюда, пока он просто не забрал его, — ворчу я, проходя мимо них обоих.

— Элизабет, — мой отец, стоящий в моем автобусе, приветствует меня.

Я игнорирую его и иду прямо к Альме, чтобы обнять ее. Еще одна загадка: этот замечательный человек по какой-то причине остается с ним.

— Альма, — я обнимаю ее, несмотря на боль, — как ты?

— Моя дорогая Элизабет, — воркует она, сжимая меня в ответ. — Как ты поживаешь, моя прелестная девочка? Такая красивая.

Она отстраняется и гладит меня по волосам так же, как делала раньше, и мне приходится подавить вздох.

— У меня все прекрасно. Хотя я скучаю по тебе. Ты присоединишься к ним на Гавайях? — прямолинейно спрашиваю я, поглядывая на отца краешком глаза. Несомненно, он знает, что я проверяю.

— Да, — она кивает головой, хлопнув в ладоши. — Не могу дождаться! Наконец-то отпуск.

Она смеется и толкает Ричарда локтем в бок.

— Ммм, — его единственная реакция. — Я поздоровался с мальчиками Фостер, но мне кажется, я не встречал этого молодого человека, стоящего на страже рядом с тобой, дочка. Не хочешь официально нас представить?

— Я действительно кое-что хочу. Ты не…

— Кэннон Блэквелл. — Он обходит меня и протягивает руку, стрельнув в меня «как тебе не стыдно» взглядом. Мы должны поработать над этим, определенно должны.

— Рад познакомиться с тобой. Ричард Кармайкл. А это Альма. Она с нами с тех пор, как Коннер был еще в пеленках.

— Приятно познакомиться, — Кэннон улыбается и берет ее руку. И моя шестидесятилетняя бывшая няня заливается краской от смущения.

— Я готов! — громко требует Коннер, возвращая к себе всеобщее внимание. — Обними меня, сестра, мы уходим.

А если я не обниму, не значит ли это, что он действительно не уедет? Я отгоняю эту глупую мысль и поворачиваюсь, чтобы заключить своего брата в объятия.

— Я буду очень сильно скучать по тебе, Кон. Пожалуйста, звони мне и присылай фотографии, хорошо? Держись рядом с остальными и носи спасательный жилет, если будешь плавать, и говори Альме, если тебе что-нибудь понадобиться, и…

— Бетти, я все знаю! — добродушно фыркает он. — Я надел свой кожаный браслет, не беспокойся. Но не пой мою песню, пока я не вернусь, потому что она моя. И не убей моих рыбок.

— Поняла, — я прерывисто хлюпаю носом и вытираю о его футболку; ничего не поделаешь. — Я люблю тебя больше всего на целом свете, Коннер. Возвращайся целым и невредимым, и поскорей.

— Люблю тебя больше, сестра.

Он покрывает все мое лицо поцелуями, сжимает еще раз напоследок, а затем выскакивает из автобуса.

— Пока, Кэннон! — кричит он, встречая по пути Ретта и Джареда, которые исчезли сразу после этой семейной встречи и ждали снаружи.

— Обними меня, Элизабет, мне нужно поспешить за ним, — смеется Альма, раскрывая объятия. — С ним все будет в порядке, даю тебе слово, — она шепчет в мое ухо. — Я так горжусь женщиной, которой ты стала. Пожалуйста, поживи немного ради себя.

Я могу только кивнуть, впитывая комфорт объятий, по которым так долго скучала. Я чувствую себя намного лучше, услышав от нее самой, что она поедет и позаботится о Приятеле. Ее словам я доверяю.

— Я лучше пойду за ним. Приятно было познакомиться, Кэннон, — она машет нам рукой и оставляет нас троих наедине.

— Здесь вся информация о том, где мы остановимся, рейсы и время, контактные номера, — он протягивает мне папку, будто все происходящее какая-то деловая сделка. — Я ценю то, что ты спокойно позволила это. И даю слово, Элизабет, что о нем хорошо позаботятся, и он прекрасно проведет время.

Рука Кэннона находит мое плечо и сжимает, он дает понять, что рядом и, инстинктивно, я накрываю ее своей ладонью. Глаза моего отца расширяются от такого жеста.

— Также я имел в виду именно то, что сказал — насчет возможности как-нибудь сесть и все обсудить. Я твой отец, и я очень люблю тебя.

— Ты будешь говорить то же самое, когда все голоса будут подсчитаны? — огрызаюсь я, что заставляет Кэннона сжать мое плечо сильнее.

— Если я прямо сейчас выйду из гонки, ты присоединишься ко мне за ужином? Объяснишь хотя бы некоторые причины этой ненависти?

— Нет.

— Я так и предполагал. Но, в любом случае, мой ответ — да.

 

 

 

Если бы я мог отмотать время всего лишь на час назад, то проверил бы все тайники Джареда и выбросил весь крепкий алкоголь. Моя маленькая сирена выпила два шота, и ей совсем не нравятся мои попытки помешать ей продолжать. Все же напиться после концерта кажется более удачной идеей.

На самом деле, если она не выйдет из ванной в ближайшие пять минут, у меня не будет другого выхода, кроме как предположить, что она вырубилась, пока приводила себя в порядок, и пойти за ней.

Я знаю, она скучает по Коннеру. Черт! Я тоже скучаю по нему, хотя прошло всего лишь несколько часов. Но она не может провести эти две недели, постоянно испытывая паранойю и занимаясь саморазрушением. Я не позволю ей. Я дам ей свободное пространство, комнату, где она сможет все проанализировать, решить и делать все, что ей вздумается. Но в другое время, когда она может даже не осознавать, что ей нужно, я заберу ее в такое место, где ей не придется ни о чем думать и ничего решать, это будет уже моей работой.

— Достучался до нее? — спрашивает меня Джаред, подтягивая повыше висящую за спиной басс-гитару и держа в руках инструментальную сумку. — Мы собираемся выходить.

— Ага, мы выйдем следом за вами.

Ретт колеблется, оценивая меня тяжелым взглядом, прежде чем, слегка тряхнув головой, снисходительно улыбнуться.

— Удачи. Она боготворит своего брата. С таким же успехом она могла остаться без рук и ног — вот, что она чувствует сейчас. Либо ты тот, кто в состоянии справиться с ней, либо нет. Но я ставлю на тебя, Свистящие штаны, — он вздыхает, похлопывая меня по плечу, — потому что я люблю ее, и она тоже уверена в тебе. Она хочет, чтобы это был ты.

— Понял, — насмешливо произношу я, хотя это выходит язвительнее, чем следовало бы. Я рад, что у нее всегда был Ретт, но его работа здесь закончена. Теперь Лиззи моя. Моя, чтобы любить ее, беспокоиться о ней, утешать и поддерживать во всем, что ей необходимо, и чем скорее он уступит, тем спокойнее будет обстановка. Он может говорить, что ставит на меня, но я не могу сказать, что верю ему. Не раньше, чем действительно начну верить.

Джаред деликатно покашливает, чтобы отвлечь наши с Реттом задумчивые и хмурые взгляды друг от друга. Я поворачиваю голову, и воздух со свистом покидает мои легкие.

Неожиданным образом она оказывается здесь, появившись из кокона, которым определенно является ванная комната автобуса. Опьяняющее создание, заставляющее забыть обо всем на свете, вот кто она.

— Трахни меня, — я не справляюсь с потоком эмоций, будто комом застрявших в горле; это то, что в действительности не должно произноситься вслух.

— Даже не членом Ретта, но спасибо, что спросил, — Джаред хлопает меня по плечу, засмеявшись. — Но я понимаю тебя. Она действительно что-то.

Она медленно идет ко мне, и эти неторопливые движения все более поддразнивающие и сексуальные, потому что… даже знать не хочу. Все, что я знаю, это то, что я не смог бы отвести взгляд от ее очаровывающей новообретенной красоты, даже если бы попытался. Ее волосы, вернувшиеся к натуральному золотисто-каштановому цвету, завиты на концах и откинуты назад, что только подчеркивает эти огромные, необычайно ранимые карие глаза. Она нанесла новые дымчатые тени, и мой член реагирует на то, что происходит с ее взглядом сегодня, ее губы блестят все ярче с каждым приближающимся движением.

Она, без сомнений, очень миниатюрная, но эти черные сапоги просто изумительны и, наверное, у них сверхъестественный каблук, потому что, клянусь, ее ноги стали длиною в мили и ускользают под едва заметную черную юбку. Я уже знал, что у нее восхитительная грудь, но эта белая майка, надетая на ней, серьезно заигрывает с моим благородством на очень опасных уровнях. Ярко-розовый бюстгальтер под ней явно предназначен поддразнивать все, что создано Богом для того, чтобы мужчину сделать мужчиной и заставить это работать как часы.

Лиззи Кармайкл вызывает просто шквал аплодисментов.

Без сомнения, слова сейчас подведут меня, поэтому я просто маню ее пальцем ближе ко мне. Она на миг отводит глаза в сторону, но потом снова смотрит на меня, отыскивая взглядом мои глаза в невысказанной просьбе. Звук закрывающейся двери дает понять, что мы остались одни. Фостеры, к счастью, смываются и дают нам время.

Показывается ее маленький розовый язычок, и она нервно облизывает губы, пока медленно направляется ко мне. Мои руки сжимаются в кулаки от желания схватить ее и никогда не отпускать. Но я сдерживаю себя — она должна прийти добровольно, целиком и полностью.

— Слишком? — спрашивает она мягким шепотом, как только оказывается прямо передо мной.

Я трясу головой, окидывая взглядом каждый дюйм ее тела.

— Ты — ослепительна, вне всякого сомнения. Совершенна. По правде говоря, не существует слова, достойного тебя.

— Я, э-э-э, ну, — она слегка наклоняет свою милую головку, — наверное, немного перестаралась на этот раз. Я не знаю.

Вот он — этот ранимый и уязвимый взгляд из-под ресниц, который вызывает у меня примитивный инстинкт защитить.

— Почувствовала себя своего рода свободной, дерзкой.

Милый румянец появляется на ее щеках. Проклятье! Я буду продолжать в том же духе, чтобы он всегда был здесь, постоянно напоминая ей, что она желанна и обожаема.

— Ты готова? Даю тебе десять секунд, чтобы сказать «да», иначе я съем тебя прямо здесь.

Ее нежный, застенчивый смех взбудораживает все мужское во мне, и я неосознанно с рыком шагаю вплотную к ней.

— Нужен хотя бы маленький кусочек, — бормочу я и бесцеремонно придвигаюсь, покусывая ее несколько раз вдоль линии челюсти, и заканчивая возле мочки уха, затем заставляю себя, хоть это и мучительно, отстраниться от нее. — Пойдем, великолепная.

Я беру ее за руку и переплетаю наши пальцы, ее маленькие и изящные, и свои теплые, сильные и подрагивающие.

— Я только выгляжу таким сильным.

 

 

Наше сегодняшнее выступление безоговорочно самое лучшее. «Увидимся в следующий вторник» на высоте и просто сносит у всех крышу! Несмотря на то, что Лиззи искренне скучает по своему брату, заметно, как она излучает чувство освобождения. Без необходимости беспокоиться о Коннере каждую секунду, она преображается в беззаботную натуру, которая наслаждается своим временем, сирену, которую я видел в ней все это время. Она становится живой и, находясь на сцене сегодня вечером, очаровывает всех. Лиззи сияет как звезда, ее голос опьяняющий и соблазнительный, восхитительное миниатюрное тело эротически раскачивается, приковывая к себе взгляды. Особенно мой.

Я решил, что действовать с какими-либо намеками в первую же ночь после отъезда Коннера, может показаться навязчиво и бесчувственно, но она более чем рада идти ко мне. И я принимаю все, что она дает — долгие взгляды и мимолетные, чувственные прикосновения ее кожи к моей. Или я утратил свою интуицию, или Лиззи откликнулась, и она готова. Поэтому, чем скорее я смогу оторвать ее от этого столика, где мы празднуем с Реттом и Джаредом, тем лучше. Мне не терпится узнать, насколько далеко она зайдет. Не важно, какого пути она решит придерживаться сегодня ночью, я хочу, чтобы она преодолела весь этот путь до конца, дала мне все, что бы то ни было. Пусть даже она всего лишь позволит держать ее в объятиях (всю ночь, о чем я молю), или, лежа на моей груди, расскажет по секрету все свои истории: что она любила, когда была маленькой девочкой, или как она хочет назвать наших детей.

— Я никогда не понимала эту песню, — произносит она и поднимает свой пальчик, нетвердым движением указывая куда-то наверх, откуда звучит музыка.

Я прислушиваюсь — «High for this» (Под кайфом) The Weeknd. Мне не терпится услышать ее догадку. Меня неизменно приводят в восторг наши всесторонние дискуссии по поводу всего, что касается музыки. Я уравниваю с ней счет в выпитых шотах. Это стоит отметить.

— Что ты имеешь в виду? — спрашиваю я и заправляю прядь ее волос за ухо, желая отчетливо видеть это великолепное лицо.

— Не пойми меня неправильно, у нее отличный и исключительный ритм, но вот слова, — она морщит нос. — Назови меня сумасшедшей, но если парню требуется предупреждать тебя «извините, мадам, вы захотите испытать кайф от этого»? Я думаю, предупреждающие колокольчики не могут звенеть еще громче. Не начинай раздеваться и не ложись рядом с ним! Беги и всю дорогу кричи: «Помогите!».

Восхищенный ее складом ума, саркастическим и всегда способным заинтересовать, я смеюсь и наклоняюсь, чтобы отведать вкус этого умного ротика.

— Отличная точка зрения. В конечном счете, ты — девушка лирических песен. Поэтому, догадываюсь, что «Informer» (Доносчик, исполнитель Snow) сводит тебя с ума?

— Правда? Что за херню несет этот чувак? — вопит Джаред-Вечно-Подслушивающий. — Он вообще на английском разговаривает?

— Не имеет значения, что это был за язык. Уроженец из любой страны не смог бы его понять. Думаю, он говорит на английском, в отличие от нас. — Лиззи хихикает и растягивается на стуле, вытягивая руки вверх и зевая.

— Похоже, что мне нужно отвезти тебя домой, — шепчу я ей на ухо.

— М-м-м, — она закрывает глаза и мурлычет, и этот звук доносится до моих ушей громче, чем музыка. — Я готова, когда ты готов.

— Джентльмены, — я встаю, предлагая моей сирене руку, — мы уходим.

— Предупреждаю. Сегодня в автобусе у меня будет секс по Скайпу, — Джаред сверяется с невидимыми часами. — Начало — как только Несси закончит работу. Заткните уши, закройте глаза, делайте все, что хотите, но это произойдет. Возможно, два или три раза.

— Я буду затыкать вот это.

Ретт кивает головой в сторону, и мы все поворачиваемся, чтобы проследить за его нацеленным взглядом. Привлекательная миниатюрная блондинка. Не так плоха, но у меня тут же возникает мысль — насколько же она похожа на старую Лиззи. Может быть, он просто предпочитает блондинок. Я буду считать это простым совпадением, если только он не заставит меня вылечить его одержимость хорошим пинком под зад.

— Автобус в вашем распоряжении, мальчики, только простерилизуйте его. А я сегодня ограничусь ванной и обслуживанием в номере, — она прищелкивает языком. — Увидимся.

Она идет впереди и крепко держит мою руку, пробираясь сквозь скопище тел. Вероятно, мне бы следовало взять контроль на себя, но будь оно все проклято, если я смогу отвести глаза от ее задницы в этой юбке. У меня слюнки текут, когда я воображаю все те вещи, которые я хочу сделать с ней.

Но не сегодня. Это самое великое испытание силы воли, которое мне когда-либо приходилось выносить. Я должен продолжать напоминать себе — «позволь ей самой прийти к тебе, соблюдай скорость и знай границы». Я не могу отпугнуть ее, когда только добился. Если я действительно ее добился. В суматохе кто-то так сильно толкает меня, что мое тело отлетает в сторону, и я выпускаю руку Лиззи. Я быстро ориентируюсь, единственное, что меня волнует, это найти ее. Очень сложно разглядеть ее, так как она ниже, чем все остальные люди вокруг нас.

— Детка! — неистово воплю я, а затем трясу головой, будто она единственная детка здесь. — Лиззи! — кричу я снова, уже громче.

С облегчением замечаю ее маленькую руку, неожиданно возникающую среди моря тел и бешено размахивающую. Я тут же понимаю, что Лиззи напугана. С рычанием я несусь сквозь толпу и безжалостно расталкиваю людей в стороны, как тряпичных кукол, борясь за то, чтобы добраться до этой руки — единственное, что я вижу. Но когда я достигаю этого места, то больше не испытываю чувства облегчения.

Какое-то ничтожество примерно на дюйм ниже меня ростом, но футов на двадцать тяжелее, прижимает к стене мою сирену, стоящую с безумными глазами. Отсюда я могу разглядеть, как бешено бьется ее пульс, и все, что я вижу перед глазами, это красная, как кровь, пелена. Рывком схватив ублюдка за плечо, я тяну его назад и разворачиваю лицом к себе.

— Мне кажется, ты слишком близко к тому, что принадлежит мне, — я презрительно усмехаюсь, руки вытянуты вдоль тела и уже сжаты в кулаки, готовые к бою.

— Не вижу твоего имени на этом, — произносит он, растягивая слова и слегка раскачиваясь, от него несет дешевым виски.

— Ты не знаешь моего имени, тупица. Я протягиваю руку, огибая его.

— Иди ко мне, — говорю я своей напуганной девочке, и она тотчас обвивает меня руками, лицо и все тело крепко прижимаются ко мне сбоку.

— Я просто хочу уйти, — бормочет она.

Я хватаю придурка за воротник и рычу ему в лицо.

— Когда они дрожат и машут руками в воздухе, это значит, что они напуганы, а не запали на тебя, идиот.

И с этими словами я пихаю его назад достаточно сильно, чтобы его задница встретилась с полом, подхватываю сирену на руки и увожу нас к черту из этого места.

 

Признаюсь, сегодня я до смерти испугалась. Прежде чем понять, что случилось, я потеряла Кэннона и оказалась зажатой каким-то вонючим ковбоем, который был слишком пьян, чтобы правильно соображать, с плохими зубами и еще более худшими манерами. Но буквально через секунду мой испуг сменился уверенностью. Я знала, только смерть удержит Кэннона от того, чтобы броситься на мои поиски, и немедленно.

Безопасность.

Даже рядом с ковбоем Мальборо с мазохистскими наклонностями, нависающим надо мной, я ощутила безграничное чувство безопасности. Придурку повезло, что первым меня нашел Кэннон, а не вся остальная моя кавалерия.

Я ненавидела необходимость того, что меня надо спасать (всегда считала, что умнее всех этих девиц в беде), это меня просто безумно заводило. Какой бы жесткой я пыталась быть, независимой, самодостаточной и волевой, я — женщина, услышьте мой рев, и мысль о сильном, несокрушимом, властном мужчине, стремящемся спасти и заявить на меня свои права… Ну, судите меня уже после того, как сами испытаете подобное.

Говоря о моем прекрасном дикаре, что он там делает? Его большие ступни бешено топают туда и обратно, создавая грохот. Ничего не могу поделать с собой и начинаю дрожать от предвкушения, уверенная, что он «создает нужное настроение», пока я наслаждаюсь роскошной ванной с пеной.

Я могла избавить его от множества забот, если бы он только попросил. Не нужно никаких излишеств, я более чем готова. Больше никаких жалких попыток спрятаться за маской гнева. Я буду идти вперед, навстречу свету, где меня ждет Кэннон и протягивает руку, чтобы взять мою.

Я так беспокоилась о том, что становлюсь «зависимой» от него, и этим себе же сделала хуже. Любой человек зависит от чего-то. Даже если он цепляется за свою безрассудную независимость, это всего лишь идеалистический взгляд на самого себя и зависимость по определению.

Злость, комплексы, язвительность в качестве защиты — все это относится ко мне. Моя попытка обрести безопасность, которая позволяет определить, кто я есть, и дает оправдание моей нерешительности пойти на риск. Но во многом моя самая главная опора — это Коннер. Это смехотворно, правда. Я гораздо сильнее зависима от него, чем он от меня. Иногда я даже не уверена: он зависит от меня, или же я та, с кем ему наиболее комфортно. Приятель делает все, что запланировал, не считаясь с моими делами. Что до меня… Я не знаю, кто я, когда не волнуюсь о нем, не знаю, где заканчивается он, и начинаюсь я.

Таким образом, я просто обманываю себя. Я уже зависима, может просто не от предпочтительных вещей. Я по-прежнему Бетти и сестра, и Коннер всегда будет на первом месте. Но я собираюсь также оросить другие части меня и посмотреть, смогут ли они зацвести.

Кстати, о влаге, я намереваюсь заняться сексом с Кэнноном Паулом Блэквеллом.

 

 

Беззвучно я изучаю глазами все его труды по приготовлению комнаты, прежде чем заговорить с легким осуждением.

— Мне не нужны свечи или музыка, Кэннон. Мне нужен только ты.

С довольной улыбкой и благородством в нежных глазах он поворачивается ко мне лицом. Мое сердце начинает грохотать в груди, когда он крадется через всю комнату и накрывает мои щеки руками.

— И я всегда буду нуждаться только в тебе, — мягко произносит он, — но я хотел помочь тебе расслабиться сегодня вечером. Я знаю, для тебя это слишком…

— Это не мой первый раз, — проклятье, опять я говорю, прежде чем думаю. — Я имею в виду, этот раз будет особенным, потому что он будет с тобой.

Я приподнимаюсь на носочки, чтобы поцеловать его, и натыкаюсь на жесткие, сжатые в суровую линию губы. Очевидно, что моя попытка сгладить сказанное не удалась, и в этом только моя вина. Я вздыхаю и отхожу от него, желая обсудить возникшую между нами проблему.

— Чем ты расстроен? Ты не девственник, и я не схожу с ума.

— Я подразумевал помочь тебе расслабиться, потому что ты в состоянии стресса из-за отъезда Коннера. Я старался быть чутким, — ворчит он грубым голосом. — Но спасибо за твою проницательность. Это расширяет сферу моих интересов.

Я придвигаюсь, чтобы обнять его. Этот разговор лучше вести, прикасаясь к нему. Но он отстраняется, делая шаг назад, и озабоченно морщит лоб.

— Не так, я думал, будет проходить сегодняшний вечер.

Его взгляд решительный, в нем сквозит убежденность, устраняющая любое сомнение в его словах.

— Но раз так, тогда начнем, — тяжелый вздох. — У тебя никогда не было парня или защищающего старшего брата, и никаких тайных свиданий. Первые две недели ты вздрагивала и уклонялась, даже если мы слегка соприкасались с тобой локтями. Я просто пытаюсь понять, насколько я ошибался на этот счет. Признаюсь, я бы поставил на кон свою жизнь, что ты девственница. Поэтому прямо сейчас мне не нравятся два предположения, которые терзают мой разум.

Я резко сужаю глаза и упираюсь руками в бока.

— И какие же?

— Ты, — его кадык быстро двигается вверх-вниз, — ты подверглась на-нападению?

— Нет, — мое желание защищаться мгновенно исчезает, и я охватываю его руками за талию; в этот раз он позволяет. — Ничего такого.

— Ретт.

Это не вопрос. И это не голос моего Кэннона. Я крепче сжимаю его талию и киваю, упираясь в его грудь.

— Как давно? — его грозное рычание заставляет меня вздрогнуть.

— Только однажды, — шепчу я.

— Как давно это было?

— Годы, — я мысленно подсчитываю. — Почти семь. Семь лет назад, один раз, после моей мамы. Просто я… он утешал меня и…

— И все? Только он, только раз?

— Да.

Я откидываю голову назад, нуждаясь в том, чтобы его глаза сказали мне, что значит этот его пугающий тон. И сейчас я вижу… Это значит, что он ревнует и не может вынести мысль об этом.

— Кэннон, не сходи с ума. Это были двое детей, друзей, которым было больно. Крепкие объятия и поддержка превратились в любопытство. Вот и все.

Он выпускает долгий утомленный вздох и скользит рукой по своему лицу.

— Конечно, я не схожу с ума, это было бы глупо. Я испытываю неловкость. Если прежде у меня и были подозрения о твоих отношениях с ним, взгляды, которые он бросает на тебя, его комментарии, то теперь, эм, все встало на свои места.

Не так я представляла сегодняшнюю ночь.

— Без сомнения, я люблю Ретта и всегда буду, так же, как и он меня. Но не такой любовью, о которой тебе бы следовало волноваться. На самом деле у нас с ним был разговор, проясняющий разницу.

Он отдвигается от меня, и на какую-то долю секунды мои руки стремятся притянуть его обратно, но я заставляю себя этого не делать. Раз он хочет поговорить об этом, мы оба будем думать более ясно, когда не прикасаемся друг к другу. Сейчас он расхаживает из стороны в сторону, судорожно трет руками волосы и пыхтит. Если бы это не было так забавно, то было бы горячо.

Забудьте об этом, все-таки это горячо.

— Ты закончил? — пристаю я к нему, с вызовом подняв брови. Теперь я устраиваюсь на краю кровати и откидываюсь назад, опираясь на руки.

— Не совсем. Я собираюсь пройтись, — он хватает свои ботинки и направляется к двери. — Я не хочу наговорить лишнего.

— Иди, составляй свой список, разложи все по полочкам, — поддразниваю я. — Я буду ждать тебя здесь. Но я хочу, чтобы ты не забывал о парочке вещей.

Он молча поворачивается ко мне лицом, весь во внимании.

— Ты перестал спать со своей бывшей невестой гораздо позже, чем семь лет назад, и я забыла об этом. Я также забыла о том факте, что она разрывает твой телефон. Я узнала об этом, когда схватила его по ошибке, клянусь. Но ты собирался жениться на ней, и она по-прежнему присутствует в твоей жизни. Не похоже на пустяк, о котором не стоит беспокоиться, тебе так не кажется?

Ах, мой стойкий, сильный Кэннон. За свою жизнь у меня набралось достаточно опыта, чтобы не реагировать на мимолетное вздрагивание и сужение зрачков. Он заставляет свою точеную челюсть разжаться и расправляет свои широкие плечи, которые, я знаю, носили бы меня дни напролет. Эта черта больше всего вызывает у меня уважение — когда он говорит, что не будет ввязываться в это, чтобы не сказать что-нибудь неприятное, именно это он и имеет в виду.

Мы оба знаем, что мой вопрос был риторическим. И когда я вижу, что он отказывается вступать в контрнападение, я продолжаю.

— Ревность мужественна и привлекательна, только если исходит из хороших побуждений, а не из-за нехватки доверия. Я не прошу доверять Ретту, я прошу доверять мне. У тебя есть мое доверие, и только отвечая тем же, ты сохранишь его, — давая ему возможность обдумать мои слова, я поднимаюсь и иду в сторону ванной комнаты, единственный путь для побега, а затем бросаю через плечо. — Увидимся, когда ты вернешься.

 

 

Закончив чистить зубы, я выключаю воду в тот же миг, как слышу закрывающуюся дверь.

Он вернулся; прошло не больше пятнадцати минут.

Даже находясь по-прежнему лицом к двери, он знает, что я стою позади него — в тот момент, когда я завернула за угол, он замер, спина выпрямилась, мускулы заметно напряглись под его футболкой — но он не произносит ни слова, ожидая.

Медленное движение, и Кэннон разворачивается с явным ненасытным голодом в глазах.

—Если ты разобьёшь зеркало, то говорят, что это принесет семь лет несчастий. Налоговая проверка может нагрянуть в течение семи лет. А ты знала, есть фильм под названием «Зуд седьмого года». Звучит не очень весело.

Э-э-э…

— Хорошо? — лопочу я, немного растерявшись.

— Это хорошо, — он идет ко мне, крадучись, — очень хорошо.

Его правая ладонь скользит вверх по моей руке и накрывает основание шеи, в то время как левая украдкой обхватывает мою талию и притягивает вплотную к нему.

— Принято считать, что через семь лет все проходит, преодолевается и никогда больше не случается, это шанс начать сначала. И, — он целует кончик моего носа, — семь — счастливое число.

— Сейчас я так сильно сбита с толку, — вздыхаю я, в приглашении откидывая голову назад, чтобы получить больше поцелуев.

Он понимающе хихикает, чмокнув меня в нос еще раз.

— Мне не нравится все это, потому что это он. Когда я смотрю на него, что неудобно каждый проклятый день… Ну, в любом случае, — он улыбается, не скрывая мучительную досаду, — это не считается, а поэтому не имеет значения.

У Кэннона аналитический склад ума, он последовательный, весьма умный и не верит в удачу. Безусловно, это его странный способ принять тот факт, что да, мужчина, живущий рядом с нами, был моим первым. Как бы то ни было, я смирюсь с этим. Не говоря о том, что поиск такого впечатляющего результата занял всего пятнадцать минут. Господи, благослови Гугл.

— Не считается, — воркую я, встав на цыпочки, чтобы обхватить руками его шею и прикусить подбородок. — А теперь покажи мне, что считается.

Он стойко держится, мой благородный джентльмен, ожидая, когда я четко дам понять о своих намерениях. И пока моя пульсирующая часть кричит о том, чтобы я запрыгнула на него, мое сердце подсказывает мне смаковать каждую секунду, каждую вспышку самообладания, проскальзывающую в его глазах, чтобы показать ему, что все усилия стоили ожидания.

Не отводя глаз от его чувственного взгляда, я заставляю свои руки прекратить дрожать и развязываю пояс халата. Облизывая неожиданно пересохшие губы, я распахиваю его, выставляя на обозрение свое все еще влажное, распаренное тело. Одним движением плеч халат соскальзывает на пол позади меня, и я без всякого смущения предстаю перед ним обнаженной.

— Лиззи, — рычит он, — скажи мне, чего ты хочешь, красавица. Может быть, один раз я позволю этому произойти таким образом, что ты будешь за главную, но только сегодня ночью.

Делая глубокий ободряющий вдох, я выдыхаю и отвечаю сиплым взволнованным шепотом.

— Я тоже хочу увидеть