Капкан стыда или порочный круг стыда

Стыд.

Предисловие

В последние годы отмечалось, что стыд является запущенной областью в теории и практике психоанализа. Клинический опыт привлек наше внимание к этому вопросу. Мы заметили, что многие аналитики идентифицируют и выгодно используют стыд в работе.
Здесь мы предлагаем нашу собственную точку зрения, что стыд есть реакция на отсутствие одобряющего взаимодействия (approving reciprocity). Базовая форма стыда — тревога незнакомца, возникающая у ребенка. Когда ребенок доверчиво протягивает руки к взрослому, и затем осознает, что это не его мать, он прекращает тянуться, отворачивает голову, прячет лицо и начинает плакать. В ходе развития потребность в одобряющем взаимодействии становится более выраженной: когда ребенок не встречает ставшего привычным взгляда матери, он стыдится своих ложных ожиданий.

Обзор литературы

В литературе описано множество психических состояний и клинических случаев, где имеется склонность к стыду или переживание стыда. Эти описания варьируются, обычно в соответствии с текущей фазой психоаналитического мышления, Abraham, 1913, Alexander, 1938; Erikson, 1963; Fenichel, 1945; Freud, 1905, 1926; Jacobson, 1954, 1964; Levin, 1971; Piers & Singer 1953; Rank (ref. Steinberg, 1991); Reich, 1960). Согласно традиционным взглядам, стыд не заслуживает особенного внимания и не имеет собственной теории, поскольку он является составной частью отношений между Эго, Супер-эго и Эго-идеалом. Запреты, наказание, унижение и пристыживание (shaming) совместно используются в качестве воспитательных мер по формированию Супер-эго. В клинической работе, было обычным делом рассматривать стыд в качестве побочного явления, пропадающего после разрешения конфликтов в сфере инфантильной сексуальности и решения нарциссических проблем. Стыд рассматривался как побочная тема в психосексуальной теории, структурной теории, теории объектных отношений и теории нарциссизма. Были предприняты попытки уложить стыд в рамки существующих теорий и тем самым умалить его значимость (Kinston, 1987). Wurmser (1981) подчеркивал вездесущность стыда и необходимость работы с ним в клинической психоаналитической практике.
Хелен Блок Льюис одна из выдающихся пионеров психологии стыда. Согласно Льюис, то, что стыд игнорировался в психотерапии и в психоанализе, явилось причиной многих неудач. Психотерапевт или аналитик зачастую неосознанно виновен в том, что пациент чувствует себя пристыжено. Стыд более важен в клинической практике и встречается гораздо чаще, чем считалось ранее. Стыд часто скрыт, и необходимо уметь распознать его и сделать доступным сознанию, для последующей работы. Стыд сложно идентифицировать: его часто путают с виной, с которой он схож феноменологически. Разница в том, что вина соотносится с действием индивида, психическим или реальным, в то время как стыд соотносится со всей личностью. Гораздо легче понять вторичные проявления стыда и способы справляться с ними; некоторые проявления имеют место как телесные реакции: покраснение, потливость и дрожь, депрессия, апатия, говорливость, театральность, бесстыдство, безразличие, цинизм. Стыд порождает гнев, который направлен как на себя, так и на окружающих. Гнев от стыда (shame-anger) порождает образы мести и насилия, которые в свою очередь приводят к переживанию вины. Гнев от стыда и подавление стыда (shame-dejection) гораздо чаще, чем вина являются причиной депрессий (Lewis, 1987a).
Литература «Новой волны» (например, Lewis, 1987a, b; Nathanson, 1987b) рассматривает стыд как аффект. С точки зрения феноменологии, стыд – это своего рода инвертированный (направленный внутрь) или внутренний взрыв ((Laing, по цитате Lewis 1987a, b), парализующий и приводящий к остановке. Стыд связывается с желанием спрятаться, «провалиться сквозь землю». К феноменологии стыда также относится искушение отказаться от идентичности (собственного Я), чтобы заслужить принятие себя другим. Согласно Kinston (1987) и Lichtenstein (1963), это и есть ядро стыда. Стыд соотносится со всей личностью. Индивид может попытаться исправить действие, приведшее к переживанию вины, но стыд, похоже, является неисправимым, и вся личность ощущается как плохая и полностью не соответствующая; вся личность, таким образом, должна измениться. Способность переносить стыд важна также как и способность переносить депрессию и вину. Избегание стыда не позволяет индивиду думать и адекватно воспринимать реальность; оно запускает, более всеобъемлющее, чем при обычной регрессии, отрицание реальности, и приводит к отсутствию мышления (Kinston, 1987).
Steinberg (1991) рассматривал важность феномена стыда при принятии политических решений. Он представил подтвержденный документально отчет о событиях во время Кубинского ракетного кризиса, когда лидеры обоих государств испытывали давление глубочайшего стыда, и как ситуация последовательно накалялась едва не разрешившись ядерной войной.
Согласно Tomkins (1987), стыд, отвращение, непереносимость зловония (dissmell) можно истолковать как разновидность торможения влечения, не позволяющую индивиду потерять осторожность под напором желания («стоп!»), проглотить что-либо несъедобное под воздействием голода («не ешь!»), и приблизится под воздействием любопытства, несмотря на опасность («держись подальше!»). Выражение стыда – это опущенная голова и взгляд, направленный вниз. Nathanson (1987b) в описании стыда опирается на теорию аффектов Томкинса. Он говорит о базовой форме стыда («первичном стыде»), который проявляется уже в трехмесячном возрасте, когда младенец отворачивает и опускает голову и взгляд, если его попытка контакта с матерью неудачна (Broucek 1982). Согласно Натансону, такое торможение влечения, описанное Томкинсом, в сущности, парализует неуместную привязанность.
Картина стыда имеет следующие базовые признаки:
(1) Наблюдаемость в сочетании с активным поиском взаимности. Выраженность и откровенность на многих уровнях психосексуальности: например, сближение (подход) (approach), внешний облик, взгляд, проявления эдипальной и доэдипальной сексуальности. Состояние, когда на индивида обращают внимание (наблюдают), может восприниматься как бесконтрольность и рвение.
(2) Несоответствие Я в описанных выше ситуациях. Например, невозможность осознать сближение, эдипальные цели, идеал-Я, и стремление к идентификации.
(3) Поворот против Я и других, связанный со стыдом. Нарушенная самооценка, парализованное Я, нарциссические нарушения, например, при потере идентичности и поиске симбиотических отношений; ярость от стыда, унижение, подавленность (уныние), пристыженность, уничтожение другого.

Происхождение стыда

Стыд с точки зрения теории инстинктов
Согласно так называемому традиционному психоаналитическому типу мышления, стыд есть защитная деятельность, связанная с выражением инстинктивных импульсов и нарцисических стремлений и неудачными попытками их осознания. Здесь мы сосредоточимся на вопросах, которые, как мы думаем, модернизируют психоаналитическую теорию стыда, сделав ее максимально полезной в клинической практике психоанализа. На наш взгляд первичная форма стыда – это парализующая, смещающая и подавляющая реакция, связанная с нереализованным стремлением к одобряющему взаимодействию. Тревога незнакомца может рассматриваться как самый первый, легко распознаваемый и хорошо известный пример, хотя первые проявления стыда появляются на более ранних стадиях развития (Nathanson, 1987b).
Стремление к взаимности исходит из матрицы либидо, Эроса (стремления к жизни); стыд уходит корнями в матрицу Танатоса (стремление к смерти), которая сдерживает это стремление к взаимности. Стыд не является переживанием, связанным с разного рода недостатками или неудачами. Это переживание, связанное с реакцией Танатоса, направленной на неудавшуюся попытку достигнуть одобряющего взаимодействия. Для продолжения исследования происхождения стыда и его метапсихологии, мы считаем необходимым кратко изложить свои положения, относительно либидо или Эроса, и стремления к смерти или Танатоса.

Матрица Либидо

Матрица либидо является вместилищем, в том числе, для интереса, любопытства, желания смотреть, желания приблизиться и воодушевления. Исследования раннего младенчества в последние десятилетия (например, Stern, 1985) позволили сделать предположение, поместившее в центр внимания природу либидо. Мы предполагаем, что с момента рождения и на протяжении всей последующей жизни, либидо – это потребность и поиск взаимности. Поиск взаимности присутствует во взаимоотношениях Я и внешнего мира, выражаясь в стремлении найти соответствующего (отвечающего взаимностью) другого индивида, а также во взаимоотношениях разных частей Я для обретения целостности и развития. Реципрокное (взаимно соответствующее) окружение сперва позволяет ребенку обнаружить свое появляющееся Я. Ребенок постоянно нуждается в доступном, соответствующем другом для обретения связи с внешним миром, поиске себя и Гештальта постоянства (моторики, чувств, модальных качеств, ритмов жизненных аффектов, безусловных аффектов, и др.) (Stern, 1985). Таким образом, младенец развивает способность к завоеванию окружения. Младенец и мать пытаются приспособиться друг к другу. Мы предполагаем, что уже на этой фазе, динамика Танатоса начинает задерживать, отделять и устранять те устремления к взаимности, которые не работают и порождают лишь нарушения.
Исследования младенцев не освещают и не концептуализируют вопрос с интересующей нас точки зрения. Штерн говорил лишь о том, что ребенок есть продукт своего окружения, сформировавшийся под его влиянием и в результате получаемых стимулов (Stern, 1985). Мы придерживаемся собственной позиции и предполагаем, что исследователь не обратил внимание на описываемые нами возможности.
Впоследствии сексуальность становиться центральным, но ни в коем случае не единственным проявлением поиска взаимности. Через сексуальность, стремление к взаимности связано с созидающим Эросом, который простирается намного дальше, чем сексуальность.
Японский психоаналитик Takeo Doi (1989) вызвал большой интерес своей концепцией амаэ (amae), японской картиной любви. Есть искушение рассматривать амаэ в качестве своего рода матрицы либидо, которая не видит различий между субъектом и объектом, между нарциссизмом и объектной любовью; она одинаково применима как для взрослых, так и для детей. Одно из его проявлений – страстное желание ответной любви; однако считается неприемлемым проявлять сильное желание или требовать ответной любви публично. «Хорошее амаэ» есть существование в гармонии со страстным желанием ответной любви, и стремление к нему является неотъемлемой чертой японской культуры. «Плохое амаэ» требовательно и центрировано на Я, с точки зрения Западной культуры – это патологический нарциссизм. Амаэ интересно тем, что в центр теории помещается страстное желание взаимности, которое отражает наше предположение, что «с момента рождения и на протяжении всей последующей жизни, либидо есть потребность во взаимности».

Матрица Танатос

Наша интерпретация работы Фрейда «По ту сторону принципа удовольствия» (Freud, 1920) подразумевает, что в ней говорится о стремлении к состоянию покоя и устранению раздражителей тем или иным способом, иногда любой ценой. Стремление к смерти, направленное на самого индивида, имеет целью устранить бесполезную психическую активность, и направить ее в полезное русло, либо заложенное генетически, либо согласно имевшему место опыту, для достижения чувства удовлетворения. Но это возможно только в идеальных условиях. Придание формы неопределенному желанию, его связывание, занимают центральное место в психодинамике индивида.
Функция Танатоса по устранению раздражения можно сравнить с психическими гетероимунными и аутоиммунными реакциями: Раздражение устраняется, но при этом механизм может работать и неправильно, слишком сильно реагировать, и разрушать реципиента.
Стыд соотносится с аффектами Танатоса. Он является ответом на попытки индивида сохранить или добиться взаимности, направляя силы Танатоса против себя. Стыд по аналогии может заменяться стремлением к смерти (Танатосу). К репрезентациям Танатоса относятся, например: уход (аутизм) (withdrawal), отвращение, гнев. В процессе психоанализа можно увидеть, как, например, унижение, уход, стыд, гнев и отвращение сменяют друг друга в течение короткого промежутка времени.

Психическое связывание

Взаимодействие матриц либидо и Танатоса придает форму психическим процессам. Мы называем это психическим связыванием. Более того, Танатос стабилизирует или отверждает достигнутые способы связывания. Наше понимание предполагает, что стремление к смерти действует как устраняющий (removing) и сдерживающий (confining) фактор, и приводит к остановке, своего рода отвердению, а также, устраняет то, что не вписывается в полученную модель. «Оно не только разрушает, но и усиливает психические структуры. Такое понимание отличается от традиционного, отмечающего только разрушительные функции стремления к смерти. Забота или отвержение окружения, исходя из нашего понимания, это своего рода шаблон, формирующий либидо. Связывание – есть базовая репрезентация стремления к смерти, но без либидо, будет нечего связывать» (Rechardt & Ikonen, 1986). Цель связывания – достижение повторяющихся, успешных форм взаимности. Стыд направлен на разрушение или ослабление не функционирующих стремлений к взаимности, и устраняет те из них, которые не достигают значимых других. Таким образом, взаимодействие матриц либидо и Танатоса в корне отличается от примитивной гидродинаимки (hydrodinamics), с точки зрения динамической модели Фрейда, как она чаще всего понимается.

Метапсихология стыда

Актуализация

Отправная точка для стыда в психике – это стремление осознать определенное желание, или, говоря словами Фрейда, определенное удовлетворяющее ощущение (gratifying perception) (Freud, 1900). В нашем случае – это стремление к взаимности. Мы понимаем под термином осознание то же, что Сандлер понимает под актуализацией (Sandler, 1990).
Актуализированное восприятие может быть (а) унаследовано (генетически), (б) переживаться индивидом в процессе развития (в том числе внутриутробного), или (в) содержать некоторые сочетания того и другого (например, (а)+(б), (а)+(а), (б)+(б), (а) +(а)+(б)+(в)+(в), и.т.д.)
Попытка актуализации может быть расценена как взаимодействие двух противоположных стремлений, Эроса и Танатоса, где стремление к большей взаимности и как следствие к обогащению, «оживлению» («enliven») переживания внешнего мира, реализуется путем создания связей, в которых последующие стремления позволяют избавиться от беспокойства через взаимодействие, ограничения, остановку и прекращение связей.
Актуализация, с другой стороны, может быть как полностью аутопластичной так и сочетать в себе аутопластичность и аллопластичность. То, что актуализируется, или его филогенетическая или онтогенетическая «запоминаемая модель», состоит из субъекта (Я или сэлф), и объекта (другого), их отношений (событий, состояний) и аффекта (удовольствия, неудовольствия, покоя, беспокойства). Реакция Танатоса может быть направлена на любую из этих составляющих и, в свою очередь, приводить к различным последствиям и психопатологии.
Понимание особой природы стыда затруднено потому, что в литературе стыд связывается с неудачей в достижении целей. Мы связываем стыд с достижением взаимности, со стремлением передать сообщение и получить желаемый ответ. Он функционирует как направляющая взаимодействие сила, и как его защита (Lewis, 1987b). Стыд это интенсивное неудовольствие, которое мы обычно испытываем, когда стремление к взаимности остается нереализованным, несмотря на то, что мы надеялись или думали, что оно будет реализовано; реакция Танатоса направляется против Я, в то время как стремление к взаимности остается.
Мы в городе и видим знакомого. Мы спешим к нему и радостно приветствуем. Когда он оборачивается, мы видим незнакомое лицо и готовы провалиться сквозь землю от стыда. «Что он обо мне подумает?!»
Когда младенец на довербальном уровне выражает стремление к взаимности, он задействует в процессе все свое существо и сильно нуждается в резонансе. Когда попытка поиска взаимности не удается, неудача действует на все его существо. В переживании стыда, все свое существо, предъявленное другому, осознается как неправильное. Стыд сохраняет природу этого разоблачения во всех обстоятельствах; это фундаментальная составляющая стыда. Попытка актуализировать осознание желания путем разоблачения угрожает переживанием стыда на всех этапах развития.

Коллапс от стыда

Когда выражение или стремление к взаимности сталкивается с недостатком обратной связи со стороны другого, как следствие происходит коллапс (депрессия) (collapse), независимо от того, явился ли недостаток взаимности со стороны другого результатом безразличия, непонимания, недооценки, наказания или бестактности или ошибочной оценки самим индивидом степени достигнутой взаимности. В результате индивид впадает во внутренний паралич: жизненная сила Я пропадает и заменяется рвением (старанием); деятельность останавливается и сводится к уходу и скрыванию. Эмоциональное состояние стыда выражается фразами «Я готов провалиться сквозь землю», «Я сгораю от стыда», «какой я дурак», «я никогда себе этого не прощу». Другим следствием стыда может быть гнев, как на себя, так и на другого. Полномасштабный стыд является наиболее непереносимой из всех эмоций, и именно тогда мы склонны думать «лучше смерть, чем позор (стыд)». Острая дефицитарность во взаимоотношениях в раннем детстве порождает обстоятельства, усиливающие разрушительную природу стыда. В этом случае обостряется конфликт либидо и Танатоса, разрушительные силы Танатоса вступают во владение и стыд порабощает индивида.

Психология стыда

Намеки и знаки

В процессе изучения развития в младенческом возрасте, было отмечено, что в незнакомой ситуации ребенок наблюдает за матерью и действует в соответствии с полученными от нее невербальными подсказками (Stern 1985). Давайте рассмотрим данное Winnicott (1982, pp. 52–54) описание младенца, который сидит у матери на коленях и обращает внимание на блестящую лопатку на другом конце стола. Виникотт описывает, как ребенок тянет ручки к лопатке, при этом его тело неспособно самостоятельно перемещаться, глаза широко открыты и обращены поочередно то к матери то к нему, он смотрит и ждет, или в отдельных случаях отвлекается от лопатки и прижимает личико к материнской груди.
Мы верим, что без искажения психической реальности ребенка, мы можем охарактеризовать прекращение действия как ответную реакцию Танатоса на либидинальное влечение к лопатке. Ребенок хочет актуализировать что-то связанное с лопаткой, но в то же время боится, что это причинит беспокойство матери или Виникотту. В отдельных случаях, ребенок «поощряется» (по нашему мнению), следует за своим желанием, придает ему форму и осознает его. Но иногда, ответная реакция Танатоса акцентируется и организуется таким образом, что направляется на ребенка, тогда он прячется, устраняется из ситуации, состоящей из него самого, лопатки, матери и Виникотта, наблюдающих за ним. Мы можем представить, что ребенок чувствует, будто его стремление к лопатке беспокоит, угрожает тому, чего он хочет добиться в отношениях с матерью и Виникоттом. Он хочет устранить беспокоящий аспект, и когда идентифицирует себя и свое желание, то пытается спрятаться. Можно дальше предположить, что ребенок чувствует себя зависимым от отношения матери и Виникотта и реагирует также, как, по его мнению, они должны реагировать на его намерения.
Когда более старший ребенок ведет себя подобным образом, отворачивается и закрывает лицо руками или прижимается лицом к матери, мы говорим, что он застенчивый или пристыженный (стесняется). Мы одновременно видим и приходим к заключению, что он переживает такие эмоции. В тоже время, в дополнение к стыду, он может испытывать гнев, ненависть или даже ярость к тем, кто явился причиной этой ситуации. Мы предположительно можем описать переживания более старшего ребенка, также как и младенца, но более органично и точно, если его самовыражение более точно. Он может сказать нам, что он ожидает и чего боится в своем окружении, и чего именно он боится, того, что потерпит неудачу или что он уже потерпел неудачу, или что он неадекватен.
Winnicott (1982) описывает, как мы младенческим способом, на протяжении всей жизни, слушаем голос другого, наблюдаем за его взглядами и намеками. В книге Достоевского «Бедные люди», Макар Девушкин пишет письмо своей подруге, слова в нем робки и полны стыда, наполнены скрытым смыслом и подавленными проблемами (Bachtin, 1984).
Нам пришлось воспользоваться текстами Бахтина, Достоевского и Виникотта аналогично Микаэлю Лайману (Mikael Leiman), хотя он говорил о том же в другом контексте (Leiman, 1991, unpublished).
Взгляд украдкой на чуждые социуму слова не только характеризуют стиль и тон Макара Девушкина, но также и его образ мыслей, переживаний, видения и понимания себя в окружающем мире (Bachtin, 1984). Более того, психическая активность Девушкина может быть концептуализирована и описана тем же способом, что и младенческие и детские реакции, упоминавшиеся выше.
«Отнеслись намедни в частном разговоре Евстафий Иванович, что наиважнейшая добродетель гражданская — деньгу уметь зашибить. Говорили они шуточкой (я знаю, что шуточкой), нравоучение же то, что не нужно быть никому в тягость собою; а я никому не в тягость! У меня кусок хлеба есть свой; правда, простой кусок хлеба, подчас даже черствый; но он есть, трудами добытый, законно и безукоризненно употребляемый. Ну что ж делать! Я ведь и сам знаю, что я немного делаю тем, что переписываю; да все-таки я этим горжусь: я работаю, я пот проливаю. Ну что ж тут в самом деле такого, что переписываю! Что, грех переписывать, что ли? «Он, дескать, переписывает!» «Эта, дескать, крыса чиновник переписывает!» Да что же тут бесчестного такого? Письмо такое четкое, хорошее, приятно смотреть, и его превосходительство довольны; я для них самые важные бумаги переписываю. Ну, слогу нет, ведь я это сам знаю, что нет его, проклятого; вот потому-то я и службой не взял, и даже вот к вам теперь, родная моя, пишу спроста, без затей и так, как мне мысль на сердце ложится… Я это всё знаю; да, однако же, если бы все сочинять стали, так кто же бы стал переписывать? Я вот какой вопрос делаю и вас прошу отвечать на него, маточка. Ну, так я и сознаю теперь, что я нужен, что я необходим и что нечего вздором человека с толку сбивать. Ну, пожалуй, пусть крыса, коли сходство нашли! Да крыса-то эта нужна, да крыса-то пользу приносит, да за крысу-то эту держатся, да крысе-то этой награждение выходит, — вот она крыса какая! Впрочем, довольно об этой материи, родная моя; я ведь и не о том хотел говорить, да так, погорячился немного. Все-таки приятно от времени до времени себе справедливость воздать» (Достоевский, Бедные люди.)
Макар Девушкин чувствует, что он зависим от мнения других («Отнеслись намедни в частном разговоре Евстафий Иванович …»), он сомневается («я знаю, что шуточкой…»), он пытается скрыть унизительную или постыдную часть своей работы («Он, дескать, переписывает…»), путем различных защит и иносказаний («У меня кусок хлеба есть свой… он есть, трудами добытый, законно и безукоризненно употребляемый… Что, грех переписывать, что ли?), злится на воображаемую критику («Ну, так я и сознаю теперь, что я нужен, что я необходим и что нечего вздором человека с толку сбивать. Ну, пожалуй, пусть крыса, коли сходство нашли!») и затем он стыдится своей вспышки гнева и стыда («Впрочем, довольно об этой материи…»), и пытается спрятаться в собственных защитах и примирении («…погорячился немного. Все-таки приятно от времени до времени себе справедливость воздать»). Внутреннее функционирование здесь намного сложнее, чем у младенца или у более старшего ребенка, но базовый материал тот же.
Из поведения младенца приводящего к скрыванию, подтверждаемого экстраполяцией внутреннего мира более старших детей и взрослых, мы можем сделать вывод, что реакция младенца является чем-то вроде базового, примитивного стыда, или, по крайней мере, эмоциональной матрицей, из которой стыд постепенно развивается в отчетливую и самостоятельную реакцию.

К метаморфозам стыда

Описанная выше концептуализация внутренних переживаний младенца дает повод для дальнейших размышлений. После первой ответной реакции Танатоса, когда прерывается процесс облачения в форму либидинального желания, касающегося лопатки, у младенца имеется возможность поступить несколькими различными способами. Он может последовать за своим стремлением к лопатке, придать желанию форму, проявить его через определеннее поведение, направить его на что-либо еще, направить гнев на тех, кто, по его мнению, стоит на пути у желания, стать безучастным, или спрятаться на груди у матери, как и было в описанном случае. Вопрос в том, насколько он органично воспринимает ситуацию, (что он хочет, чего боится), какой вес с точки зрения психической экономии имеют различные вопросы (что имеет большую значимость, стремление к лопатке или взаимоотношения с матерью и Виникоттом и их предполагаемая реакция), что тревожит, что и каким способом надо устранить?
Если первичная ответная реакция Танатоса преобразуется в стыд, это означает, среди прочего, что у младенца есть некая идея о конфликте или возможности конфликта между его желанием и отношением других к этому желанию. Отношение других важно для него и он хочет поддерживать с ними «хорошие взаимоотношения». Для него, его собственное желание и его Я (self) одно и тоже, и он пытается устранить или спрятать свое никчемное Я, чтобы удержать значимых других.
Таким образом, скрывание Я, связанное со стыдом парадоксальным образом выражает надежду: отказываясь от себя или от части себя, как я есть, я смогу удержать значимых других и сохранить их принятие. Если реакция Танатоса направлена в основном на желание взаимности и Я, стыд превращается в депрессию, «Я ни на что не гожусь», «Я никчемный, и никто обо мне не позаботится». И если, напротив, желание взаимности остается, а реакция Танатоса в основном направлена на Я, которое недостаточно хорошо для взаимности и для других, которые его не принимают, это приводит к гневу от стыда, описанному Льюисом. Такой гнев от стыда переходит в депрессию в той мере (доле), в которой нагружена реакция Танатоса направленная на Я. Различия в динамике таких депрессивных состояний, обычно наблюдается и в поведении. Первая – спокойная, и приводит к уединенности, в то время как вторая — более возбуждающая и мучительная.
Также, существует, по крайней мере, два базовых типа реакций Танатоса, сочетающихся с бесстыдством. Индивид, отличающийся бесстыдством, или полностью отвергает значимых других и не принимает в расчет, что они думают, или его либидо может сильнее привязаться к ним, в то время как он вызывающе воспроизводит события, приводящие к стыду. Первая реакция характеризуется спокойствием, почти наивным безразличием, а вторая вызывающей или насмешливой дерзостью (бесстыдством).
В процессе анализа или другой психической работы, стыд часто превращается в вину (Anthony, cited in Paikin, 1981; Lewis, 1987b). Картина ситуации, приводящей к стыду, впоследствии становится более организованной либо искренне, либо в качестве защиты, и ответ Танатоса уже не направлен против всего Я, но на действие, отличное от Я и, по крайней мере, до известной степени определяемое Я.
Вина дифференцируется как самостоятельная эмоция в первичной матрице стыда, по мере того как реакция Танатоса и его цель также становятся дифференцированными. Разоблачение вины, однако, может пробудить новую волну стыда, стыд за вину. Часто защита от вины больше мотивирована страхом стыда, порождаемого виной, чем страхом вины как таковой. Индивид может сбежать как от стыда к вине, так и от вины к стыду, в зависимости от того, что ему легче перенести.

Сексуальность

Автор Книги Бытия считает что Адам и Ева, жившие в Раю, не стыдились, несмотря на то, что были нагими. Первое, что произошло после Грехопадения – у них открылись глаза, и они узнали, что они нагие. Они устыдились друг друга и прикрыли гениталии фиговыми листами, затем они устыдились Бога и спрятались от него.
Почему взаимосвязь именно сексуальности и стыда имеет первостепенное значение? Когда ребенок видит и осознает различия между мужскими и женскими гениталиями, это порождает не только тревогу, но и стыд. В определенной степени это утверждение верно также и когда ребенок обнаруживает различия между гениталиями взрослых и детей. У ребенка развивается стыдливое любопытство касательно того, кто правильно устроен, а кто нет, и в чем смысл этих различий. Само существование гениталий кажется постыдным. Неполученные или полученные, но непонятые ответы, только усиливают стыд. Сексуальные знания и невежество, любопытство и безразличие в одинаковой степени постыдны. Но в большей степени детские сексуальные желания приводят к стыду из-за табу на инцест и детской сексуальной неполноценности. Чем в большей степени желания относятся к генитальной области и сношениям, тем отчетливей это проявляется. Более того, отрицание сексуальных желаний зачастую связано со стыдливостью (shaming) или отрицается через стыдливость. Таким образом, сексуальное влечение, основная цель которого найти удовлетворяющие взаимоотношения для плотских удовольствий, в детстве становится постыдным желанием, изолирующим ребенка от тех, кого он любит. Разнообразные попытки ребенка актуализировать Эдипально-сексуальные ядерные надежды могут вызывать стыд, либо немедленно, либо при столкновении с фрустрацией или отказом, или когда ребенок видит, что его попытки приводят к появлению стыда у родителей и любимых. Такие попытки актуализации – это то, что мы называем полиморфно-перверзной сексуальностью у ребенка. В то время как с любыми другими желаниями и связанными со стыдом фрустрациями можно справиться путем психической работы, сексуальные и особенно Эдипально-сексуальные ядерные желания не могут быть разрешены таким способом. Они не могут быть осознанно восприняты ни ребенком, ни его родителями и поэтому с ними невозможно иметь дело.
Как недифференцированное и неопределенное влечение, являющееся частью Я, и в равной степени неопределенно окрашивающее других и ожидающее от них взаимности, сексуальность предрасполагает человека к стыду. Сексуальность – это ядерная область Я и ее ценность в решающей степени зависит от того, какой ответ она вызывает в окружающих. Независимо от того, какое явное или скрытое сексуально значимое поведение, является общепринятым для Я, или окружающего мира, сексуальность может вызывать стыд практически в любой ситуации.
Количество стимулов сексуальности, которые могут запустить порочный круг стыда, не поддается исчислению. Важность сексуального стыда состоит в его безграничной способности к расширению, его скрытых формах, сложности в осознании отправных точек в детстве и сложности сознательной психической работы.

Юмор

Согласно Льюису, один из лучших способов справляться со стыдом – это юмор. Необходимо сделать поправку, что в случае с детьми это верно только после определенной фазы развития. С точки зрения метапсихологии, можно концептуализировать значимость юмора примерно следующим образом. Индивид может благожелательно смеяться над своими собственными недостатками и неудачами, как только он понимает, что они не олицетворяют его целостное Я. Условием для этого является, то, что его представление о Я (self) организовано таким образом, что реакция Танатоса направленная на Я может быть сведена к части Я или к кратковременному Я (momentary self) («в этот момент я был глупцом»). Если такая внутренняя организация личности еще не сформировалась, то нет и условий для облегчения, предлагаемого юмором. Такой индивид не может найти облегчение в юморе, и если оно предлагается другими, стыд только усиливается и означает еще большую потерю Я и других. Это справедливо для детей, которые пока не понимают юмор, и не в состоянии его переработать.
Ранние формы юмора, которые дети используют для преодоления стыда, очень красноречивы. Ребенок дошкольного возраста протягивает руку к вазе с конфетами, как будто он собирается взять целую пригоршню, и в тоже время наблюдает за выражением лица родителей; в последний момент он не берет конфеты и заливается смехом, требуя, чтобы родители смеялись вместе с ним. Ребенок показывает, что понимает предосудительность своего поступка, его ребяческую и стыдливую часть, но есть также и другая, мудрая часть, согласно которой, он в итоге и поступает, и что можно также отнестись со снисхождением к стыдливой части, поскольку она не является доминирующей. Можно вместе над ней посмеяться. На следующей стадии ребенок может в том же духе говорить о своих реальных неудачах и провалах. Его представление о себе и соответствующая психическая экономия Либидо и Танатоса организованы и безопасны (прочны) (secure) до степени, когда использование юмора возможно.
Психическая экономия отношений юмора и стыда отражает отношения между стыдом и психической экономией в целом. Самая отличительная и в тоже время болезненная черта стыда это то, что он затрагивает всю личность (Я) целиком, и, чем более рассеивается ответ Танатоса в процессе переживания стыда, тем более доминирующим является стыд. Таким образом, дети на ранних этапах развития склонны чувствовать угрозу полного отвержения по самым неожиданным причинам.

Гиперкомпенсация стыда

Видимые проявления стыда обычно сводятся к способам его устранения и отвержения. В качестве примера можно привести гиперкомпенсационные «маниакальные» способы, удовлетворяющие требовательным идеалам Я и запросам суперэго, насильственное поддержание совершенства, «жажда стимулов (раздражителей)», гиперактивность, зависимости и деструктивное поведение. Истерическая яркость (hysteriformic brilliance), обаяние в обществе, требовательность и тщеславие могут служить способами спасения от стыда. Когут отмечал, что стыд не зависит от силы идеалов Я; многие склонные к стыду люди имеют немного идеалов Я, и большинство из них имеют склонность к эксгибиционизму и движимы амбициями (Kohut, 1972). Мы хотим подчеркнуть, что стыд в большей степени не является следствием слишком требовательных идеалов Я и невозможности им соответствовать, завышенные идеалы Я, склонность к эксгибиционизму и амбициозность направлены на противостояние и устранение последствий паралича от стыда; это защитные реакции.

Паралич от стыда

Наиболее отличительная черта стыда, паралич, может доминировать в аналитической ситуации. Вместо психической работы, анализируемый может отступить в бездумное молчание или использовать речь против угрожающего паралича. Отсутствие мышления в речи может проявляться в нескладных предложениях, грамматических ошибках и путанице слов, как при нарушениях чтения и письма (дислексия (неспособность к чтению) и дисграфия (расстройство письма)), по сути, не являясь таковым, в повторении слов аналитика и использовании речевых штампов. Разнообразные попытки по компенсации и исправлению могут скрыть паралич и отсутствие мышления. Чтобы скрыть пустоту, анализируемый может демонстрировать воодушевление и внимание. Он стремится к переживанию успеха, но когда его постигает неудача, наступает немедленный коллапс. Когда стыд обнаружен, малопонятное содержание аналитических сессий может смениться настоящей работой. Стыд, ставший сознательным, может иметь тот же эффект, что и в повседневной жизни: он раздражает и подстегивает индивида на борьбу и реализацию собственного потенциала. Постоянная борьба со стыдом может быть преобладающим в жизни неврозом характера.
Анализируемая, молодая женщина, пережившая много травматических и унизительных ситуаций в детстве. Вызывали восхищение ее способности, быстрота, имеющиеся в избытке идеи и гипоманиакальная скорость, зачастую содержащая определенную долю бесстыдства. Столкнувшись в процессе анализа со своим вездесущим стыдом