В каждом деле не хватает чего-то

Однажды застенчивому выпускнику кулинарного техникума Геннадию Хазанову подал язвительный профессор экзаменационный борщ и спросил с ухмылкой: «Чего не хватает в этом борще?» Хазанов своим логическим ответом «не хватает хлеба» сразил профессора прямо-таки наповал. Логически мыслящий Хазанов так и не окончил техникум, а стал клоуном. Оказывается, умудренный опытом знаток кулинарии не знал, что кушать борщ без хлеба—это все равно что пить водку без закуски.

Самый лучший советский прозаик Валентин Распутин где-то в годы перестройки пожаловался читателям, что его нынче не вдохновляет даже глухая тайга, где он в былые времена творил литературные чудеса в таежном домике, расположенном в 40 км от Иркутска, где не было ни телефона, ни радио, ни ТВ. Однако в глухой тайге можно было писать, скажем, «Графа Монте-Кристо», где автор мог бы придумывать сюжеты по своему усмотрению. Теперь не те времена. Пока Распутин сочинял свой роман в таежном домике, Ельцин из демократа превратился в воинствующего русского шовиниста и даже собирался лечь на рельсы. Видимо, Распутин мог написать там лишь о таежной природе, о животных и об огромных тараканах, ползающих по стене. Кому, спрашивается, нужны тараканы, когда президент страны собирается лечь на рельсы—всему свое время. У современного сочинителя все должно быть под рукой: и телефон, и ТВ, и Интернет, без них современный писатель—никто. Кроме этих вещей советским писателям перестроечного периода не хватает желания менять свой застоявшийся менталитет и сочинять романы обновленным собственным стилем. Правда, некоторые пытаются менять стилистику, добавляя диалоги вперемешку с русским матом. Недаром министр культуры России Швыдкой организовал расширенные теледебаты с участием весьма известных слоев культурного общества на тему: «Без русского мата нет русского языка». Передача оказалась удачной и убедила многих в том, что при разговоре без мата теряется вкус беседы так же, как теряется вкус борща при еде без хлеба. Ведь не зря депутаты заикаются перед микрофоном, потому что у них там не хватает сочного русского мата, употребляемого при обычном разговоре.

Есть у нас еще один прекрасный писатель, Владимир Маканин, о популярности которого говорит тот факт, что в № 10 «Нового мира» опубликован его большой рассказ «Однодневная война». Писатели знают, как трудно попасть в этот толстый журнал, и вряд ли кто из наших краев рискнет послать туда свой материал. «Новый мир» после Твардовского снова замкнулся в прежнюю совковую скорлупу и почти что не участвовал в перестройке. Поскольку ему перестройка не нужна и он стремится оказаться снова имперским ведущим толстым журналом, остается нам разгадать причину, почему же он принял такую дешевую утопию Маканина, которая намного слабее ленинской утопии построения коммунизма. В этот раз Маканин просто-напросто подкупил «НМ» своим прошлым авторитетом, ибо в утопии не хватало не только хазановского хлеба, но и кое-чего посерьезнее. Сюжет «Однодневной войны» Маканина пахнет наивностью, где, как ни странно, безбожная Москва затеяла в XXI веке религиозную войну с безбожной Казанью. Чего же не хватает в утопии Маканина? Не хватает знания менталитета современных казанских татар (КТ). Видимо, Маканин представляет современных КТ такими же храбрыми, какими они шли в составе татаро-монгольской империи от Китая до Адриатического моря. Они, идя на Запад, даже не заходили в Московию, брезгуя лапти, потому что сами они носили только кожаную обувь. Возникает законное подозрение, не сочинял ли Маканин свою утопию где-нибудь на даче, отключившись от всего мира? Современные КТ в течение многовекового стращания потеряли всякую национальную гордость, а это стоит на втором месте после умалишения. Нет нации без национальной гордости. Теперь напуганные старухи вместо молитвы без конца повторяют фразу застойного времени «Лишь бы не было войны». Ради этого они готовы отдать все, что у них есть. Дело доходит до абсурда: чтобы не было войны в Казани, они посылают своих сыновей убивать чеченцев. У автора потеряно политическое чутье: для подавления Казани не потребуется никаких танков. Достаточно объявить из Москвы комендантский час для Казани, и ни один татарин не выйдет из дома целый месяц. О закрытии исламскими студентами казанской ж/д, о чем пишет Маканин, не может быть и речи. Они в основном кайфуют в ночных клубах с оголенными телами, забывая о своем исламском происхождении. Я недавно опубликовал статью под названием «Почему тaтapcкaя молодежь ходит в церковь?» Причина одна: там угощают вином и не требуют омывания. Если бы Маканин взглянул хотя бы одним глазом на ТВ Татарстана (его показывают везде) в момент приведения Конституции Татарстана в соответствие с российской Конституцией, то он бы никогда не сочинил эту утопию. К нашему удивлению, превратил Конституцию Татарстана в российскую Конституцию буквально за 3 дня один русский депутат Штанин, не отходя от телеэкрана. Татары молчали, соглашаясь с его доводами. Не зря теперь новую Конституцию Татарстана называют в народе «штанинской». В такой ситуации отпадет надобность в законодательном органе. Со временем отпадет и надобность в президенте, потому что все силовые органы подчинены Москве, а ими может управлять только генерал-губернатор, как это было при царизме.

Утопия Маканина заканчивается тем, что, заметив явное правонарушение, США потребуют от Москвы вывести танки из Казани, но Россия отказалась, мотивируя тем, что это внутреннее дело России. Тогда США принимают решение разбомбить точечно-бомбовым ударом нефтегазопроводы России. Россия в долгу не остается и тут же без всякой точечности уничтожает Чикаго. Маканин на этом заканчивает свою утопию, и религиозная война между безбожными татарами и безбожными русскими завершается как бы хэппи-эндом.

Однако Маканин упустил тут один серьезный момент. Поскольку у России после разрушения нефтегазопровода почти что прекращается жизнеобеспечение, после этого должен начаться массовый каннибализм. Сначала россияне сожрали бы друг друга, а потом перешли бы и в США. Тут тоже должен был соблюдаться порядок: сначала сожрут беленьких, а потом дойдут и до негров. Как видите, здесь черные справедливо выигрывают.

 

Сизиф и коммунизм

Царь из Коринфа Сизиф, прославившийся по всей Греции своим умом и хитростью, был осужден богами за попытку уйти от неизбежного и тем самым нарушить заданный ход событий. Сизифа приговорили к тому, чтобы он вечно вкатывал в гору тяжелый камень—приговорили его к вечному и бессмысленному труду. И Сизиф начал отрабатывать наказание. Всякий раз, когда Сизифу ценой жизни удавалось приблизиться к вершине горы, камень вырывался из его рук и скатывался вниз. Так повторялось без конца и Сизиф снова начинал вкатывать камень, надеясь на успех.

Древнегреческий миф о Сизифе говорит нашему поколению о многом, ибо наше поколение наверняка тоже наказано Богом за попытку уйти от неизбежного. Скажем, за стремление уйти от смерти и судьбы, освободиться от земного притяжения, взять верх над природой, за безбожие, за жестокость и т.д. Но советское общество наказано Богом более строго, чем древнегреческий царь Сизиф когда-то.

Если Сизиф потратил на выполнение невозможного только одну свою жизнь, то на построение невозможного коммунистического общества ушли уже десятки миллионов человеческих жизней, если не больше. Ведь попытка построить идеально-справедливое общество была начата еще социалистами-утопистами 500 лет назад и продолжается ныне коммунистами. Только в СССР, пытаясь достичь сизифовой вершины, сломали шею десятки миллионов людей, и к этому напрасному труду и напрасному кровопролитию даже сейчас уже подключено постсоветское поколение.

Сизиф не смог уйти от неизбежного и не смог совершить невозможного. Но его все-таки можно понять, ибо он был наказан Богом. А мы, современные атеисты, даже зная о трагедии древнегреческого царя Сизифа, пытаемся вкатывать в бесконечную гору тяжелейший никому не нужный камень, передавая его из поколения в поколение. Подобно Сизифу, каждое молодое поколение бралось за дело с новой надеждой и верой в успех. А о бессмысленности своего труда каждое поколение догадывалось лишь под старость лет, когда уже на пустое дело потрачена вся жизнь и когда даже стыдно признаться в своем промахе.

Но в обществе есть такие люди, которые начинали понимать о нашем сизифовом труде не под конец своей жизни, а в зрелом возрасте. Этих людей называли диссидентами. Они не только сами отказывались от вкатывания в гору ненужного сизифового камня, но и агитировали за это других.

О невозможности уйти от смерти сейчас знает почти каждый, а вот о невозможности объять необъятное знают еще не все. И, пожалуй, в этом заключается наша трагедия. Ведь при коммунизме все люди должны быть равными, на что и клюют простые люди, мечтая стать наравне с самым высоким начальством. А это, оказывается, явление невозможное, ибо лидер, обещающий равенство людям, кто бы он ни был—Маркс, Ленин или нынешние новорусские президенты всякого ранга-—ни в коем случае сам не желает быть наравне с ними, ибо в противном случае теряется смысл его стараний. Если даже останутся на Земле только двое, то непременно один из них окажется привилегированным.

 

Что делать?

После снятия с должности главного редактора «Независимой газеты» Виталия Третьякова он начал вести на телеканале «Культура» неплохую передачу «Что делать?» с участием солидных политологов, экономистов и юристов. Видимо, талантливый человек всегда найдет работу. Вопрос «Что делать?» решается в России испокон веков, и Виталий Товиевич не сумеет решить его тоже, пускай даже с такими великими участниками. Потому что Россия, воспользовавшись моментом естественного развала татаро-монгольской империи, легко захватила разложившиеся ханства, расположенные на 1/6 части суши, и теперь вот уже веками не знает, что делать с этой непосильной ношей. Русские показали свое мастерство в завоеваниях чужих территорий. Кстати, Россия и сейчас живет за счет нефтедолларов. Большинство предприятий нерентабельные, на 30% пахотных земель растет бурьян. Об этом говорят уже с высоких трибун, не опасаясь даже самобичевания. Следовательно, вопрос «Что делать?» решается так же долго, как и строительство коммунизма. Буквально недавно Касьянов вывел на телеэкран три показателя страны: 1. огромный доход от нефтедолларов, полученный за счет роста цены нефти. 2. Чуть поменьше расход. 3. Солидная прибыль, достаточная для того, чтобы увеличить зарплаты силовикам в 2—3 раза. О других доходах речи здесь не было. А ведь передача «Что делать?» с известными академиками ведет такой оптимистический разговор, будто мы через несколько лет заживем лучше всех, о чем даже неудобно слушать тем людям, которые не могут обновить одежду уже лет 15. Но телезрители, среди которых очень много желающих обмануться, верят этой иллюзии, поскольку перед ними выступают ученые, недавно перешедшие от марксизма к духовенству. Если внимательно послушать передачу «Что делать?», то она очень похожа на «гениальную» проблему поворота северных рек, которую возглавил умнейший академик, трижды Герой Соцтруда. Явно не дурак, а занимался такой ерундой, которая могла привести мир к Апокалипсису. Региональные ученые занимаются тем же, что и москвичи. Они чаще всего усовершенствуют скотники: то пол деревянный, то цементный, то земляной—скот все равно подыхает. В эту зиму у нас подохло 100 с лишним коров в собственном навозе. Пытаясь замести следы, закопали их в снегу, но теплая зима обнажила их. Вместо того чтобы довести шум авиадвигателей до мировых стандартов (из-за излишнего шума иностранные аэропорты не принимают наши самолеты), один академик изобрел на авиазаводе широкозахватный культиватор (3 культиватора соединил вместе) и за это получил госпремию. Землю Татарстана можно обработать даже сохой, лишь бы оставалось зерно у себя. Зачем так напрягаться, если 70% доходов передается дотационным областям, где не пашут и не сеют, а на поле растет крапива?

Что касается самого Третьякова, то он—талантливый журналист, основатель «Независимой газеты», где печатались весьма дельные статьи. Если бы захотели, то Россию можно было бы перестроить не за 500 дней, а за 50. Этому помешал державный менталитет народа. Теперь уже выяснилось, что 90% народа (не считая партхозноменклатурщиков) согласны жить при державном казарменном социализме. Ведь недавняя кровавая московская драка с человеческими жертвами и огромным материальном ущербом—это вовсе не футбольные фанаты. Даже глядя на ТВ, видно, что это недавно спущенная спортивная программа по возрождению прошлого советского животворного патриотизма. Проигрыш в футболе морально связан с северными островами, и поэтому крушители кричат «Россия! Россия!». Конечно, захваченные территории отдавать обратно очень трудно, и поэтому их лучше продавать. Теперь мы застряли в Калининграде, ведь он коридорным методом существовать не сможет, а Германия может отвалить нам за него целый годовой бюджет страны. Япония тоже отвалит столько же. За эти деньги мы можем сделать многое, если не разворуем. «Что делать?» висит над Россией давно, и не стоит разыгрывать здесь державную карту, пора бы уже забыть эту крылатую фразу—«За державу обидно». Не надо ждать участи Карфагена, который римляне начисто уничтожили, чтобы он не мутил воду дальше. Все остальные империи сузились без особой болезни. Если вы взглянете на карту 100-летней давности, то примерно треть мира была охвачена голландскими и бельгийскими колонизаторами. На содержание этих колоний они тратили огромные средства и потому нищенствовали сами. Сейчас крохотные страны Голландия и Бельгия, которые на карте едва увидишь, прямо-таки процветают и по жизненному уровню находятся в первой пятерке.

Улыбаться или хохотать?

По части громкого смеха мы, безусловно, превзошли американцев, ведь они могут в основном молча улыбаться. Не зря мир узнает Америку по широкой улыбке, а Россию—по взрывному хохоту. Взрывной хохот прижился у нас так же легко, как бурные продолжительные аплодисменты, переходящие в овации, которые все еще живут и сейчас в некоторых тоталитарных государствах, как Китай, Куба, Сев. Корея и Ирак. У советских телерадиоспециалистов были даже накладные усилители в случае нехватки на партсъездах бурности и продолжительности рукоплесканий. А иногда эту «бурю» накладывали на вражеские радиоголоса. Универсальная штука: своих усиливает, а врагов заглушает. Говорят, когда-то ученые пытались довести нашу улыбку до американской широты, но, к сожалению, любители американской улыбки легко переходили на форсаж, становясь веселыми пациентами психбольниц. Что там говорить, за неуместную гримасу во время объявления какого-то государственного траура отстранили от экрана известного телеведущего ЦТ Игоря Кириллова. Так что «примазаться» к американской улыбке мы не сумели, ибо это врожденное качество, идущее от далеких предков. Наше дело—хохотать, а не улыбаться, и поэтому нашему «нехохотуну» присваивают вместо похвального «нордического» «неюморной» характер, отрицательно влияющий на его служебную карьеру. Я сам страдал от этого, ибо в моей офицерской аттестации из года в год переносили мой необщительный, неюморной характер. А это уже почти несоветский человек... То ли раки крупные, то ли мелкие, почему те дороже, а эти дешевле—ты должен, не задумываясь, поддержать оглушительный хохот зрительного зала, когда об этом рассказывает на сцене Роман Карцев, неоднократно меняя местами однообразные фразы ради максимальной продолжительности хохотального эффекта.

Как же нас приучили хохотать, не научив улыбаться, ведь хохот—как бы последняя стадия веселья? Это похоже на то, как Пол-Пот прокатил Кампучию из феодализма в коммунизм, минуя стадию капитализма, уничтожив половину населения страны. Между прочим, наш хохот тоже крепко связан со строительством коммунизма. Вспомните, как Сталин вынудил почти что несоветских людей, Миронову и Менакера, веселить народ словами «смейтесь, если даже вам не смешно». В результате многолетнего и частого исполнения эта песня стала почти что гимном смехотворчества не только в советские, но и постсоветские времена... Мы всю жизнь надрывали животы над шолоховской байкой, как Щукарь вынимал наживку, подплывая к удочке, а бдительный рыбак, сидящий на берегу тихой реки и следящий за микроскопическими колебаниями водной глади, не засекал подводного шутника. Может быть, дед Щукарь был в детстве человеком-амфибией? Обхохочешься. Более половины советских кинокомедий и произведений худ. литературы—фактически трагедии, если из них убрать вставленных в них комедийных персонажей, наподобие Щукаря, Теркина, Бывалого и других весельчаков. Твардовский все-таки исправил свою ошибку под конец жизни, в годы хрущевской оттепели, написав поэму «Теркин на том свете». А Шолохов и не подумал подправить Щукаря: напротив, написал еще одну трагедию с комедийным сюжетом, где голодный, истощенный узник немецкого концлагеря, выпив полный стакан шнапса, не захотел закусывать после первого стакана вкуснейшей, от которой текут слюни и у нас, ветчиной. Все это оттого, что в СССР писатель не выходил «в люди», если в его произведениях нет юмора. Этому учили и в литинституте, и во ВГИКе, ибо юмор составлял львиную долю соцреализма. После того, как выкинули из соцреализма «партийность», только юмор держит соцреализм на плаву и, возможно, восстановит его вскоре до уровня сталинских времен.

Хохотальную слабость советского народа разумно использовали талантливые кинодеятели Брагинский и Рязанов. Сняв из наших трагических ситуаций несколько популярных кинокомедий, они поднялись до уровня советских кинозвезд, оставив далеко талантливых кинореалистов. Неюморным кинорежиссерам Тарковскому и Кончаловскому пришлось прославить русское кино за границей, где ценят больше не иллюзию, а реальность. Неюморной Петр Тодоровский, выпустив у нас кинотрагедию «Анкор, еще анкор!» набил себе крупную шишку. А ведь Рязанов смог бы из «Анкора» состряпать такую первоклассную комедию, от которой россияне хохотали бы до упада всю жизнь. Жена моя не разговаривала со мной неделю, когда я назвал «С легким паром» Рязанова трагедией. Смешно ли, когда народная традиция попариться перед Новым годом в бане и напиться там до чертиков достигла своего апогея? Мало того, этот невменяемый пьяный улетает по ошибке из Москвы в Ленинград и там, забравшись в чужую квартиру, оказывается в белоснежной постели одинокой прекраснейшей девушки. Вместо того, чтобы позвонить по «02», она, красавица, вскоре полюбит этого пьяного обросшего щетиной бомжа, отвергнув любимого обаятельного жениха... Как тут не хохотать бедному россиянину! Ведь прямо-таки Емеля, который, лежа на печи, подкатил в царский дворец и без проблем женился на принцессе.

Что тут скажешь своей жене, если она под каждый Новый год ждет подобного чуда. Но на этот раз ей повезло, потому что под Новый год гоняли «С легким паром» по многим телеканалам днем и ночью. А с другой стороны, мне тоже повезло—она газет не читает.

Пятая власть

В годы перестройки мы, советские люди, стали чуть грамотнее, чем раньше. Теперь мы знаем кроме трех властей и четвертую, которой, как нам известно, является пресса. В постсоветской России кроме всего этого появилась еще и пятая власть: церковно-теневая. На Западе церковь свободно существует дольше, чем в постсоветской России, но она не высовывается там особо и не применяет силовые приемы, как это делала русско-православная церковь (РПЦ) в 2001 г., запретив в России корриду. Она сделала это в чисто русском стиле, якобы защищая права быков на жизнь, хотя в России должна была состояться португальская коррида, где, в отличие от испанской корриды, быков не убивают. К сожалению, РПЦ молчала целый год в процессе подготовки к этому для России новшеству, а заговорила лишь тогда, когда было уже определено место проведения корриды, закуплены и привезены в Москву дорогостоящие быки с обученным обслуживающим персоналом, даже были проданы все билеты под аншлаг. И в этот решающий момент пятая власть оказалась сильнее первой. Это было очередной трагедией для организатора московской корриды Лидии Артамоновой, первой в мире женщины-тореадора, живущей по воле рокового случая в Португалии. Спасибо телеведущей Оксане Пушкиной, которая оказала ей моральную поддержку, рассказав о ней на НТВ в своей популярной передаче «Женские истории». Кто смотрел эту телепередачу о знаменитом тореадоре Лидии Артамоновой, о которой мы не знали совсем, наверняка мог заметить в ее улыбающемся прекрасном лице трагедию. Действительно, иногда и в благополучной многодетной семье появляется роковая личность, которая случайно, не делая ничего дурного, повлияет на распад своего рода. Об одном таком трагическом герое, выходце из нашей деревни, написано в моей повести «Гергри», который, не делая ничего плохого, повлиял на исчезновение своего вполне благополучного рода. Теперь из его рода нет в деревне никого, у многих нет даже на кладбище могилы, хотя дореволюционный фруктовый сад его деда, расположенный на трех гектарах непахотного косогорья, до сих пор приносит плоды для колхоза. Как раз посмотрев передачу о роковой судьбе Лидии Артамоновой, я вспомнил о своем земляке, который в 70-х годах погиб трагически, а за ним скоропостижно умерли и остальные братья еще в молодом возрасте. В самом деле, в этих двух семьях есть некоторое роковое сходство, хотя одна из них из глухой татарской деревни, а другая—из рода московской элиты.

Родители Лидии Артамоновой, включая дедушку и бабушку, были высокопоставленными номенклатурными советскими госчиновниками. Выйдя замуж в 1985 г. за француза Жака (тогда это считалось преступлением), который оказался, к ее несчастью, «голубым», она испортила всю карьеру своего рода—все они потеряли работу и номенклатурные привилегии, а брата, студента МГУ, чуть не послали на войну в Афганистан, тогда как законом это было запрещено. Маму избили до увечья на улице Москвы какие-то бандиты. Чуть позже, уже в 1994 г., дедушку и бабушку убили тоже неизвестные люди, которых не искали и потому не нашли. Сейчас Лидии Артамоновой уже 35 лет, она в Португалии провела более 60 удачных боев с быками. В 2001 г. пыталась организовать корриду в Москве, но помешала пятая власть, и дорогостоящие быки были отправлены на мясо. Жаль, что Россия запретила московскую корриду, ведь это зрелище более увлекательное, чем другие спортивные игры. А то, что бык погибает на арене,—это явление естественное, ведь быков мы выращиваем табунами, ежегодно увеличивая поголовье крупного рогатого скота, чтобы обеспечить мясом население страны. Кстати, их забивают в бойнях намного мучительнее, чем на корриде. К тому же появилась бы у нас еще одна гордость—первая в мире женщина-тореадор москвичка Лидия Артамонова. Миниатюрная красивая дама перед огромным разъяренным быком—это не видеоклип с участием Нонны Мордюковой, где здоровенные русские бабы, похожие на мужиков, гнут рельсы на ж/д.

 

Спасет ли мир красота?

Пытаясь спасти Россию, 5-й канал ТВ превратили в канал «Культура», что равносильно для многих телезрителей закрытию одного из лучших каналов, где бывали интересные передачи. Вскоре в рубрике «Новости культуры» главный книгоиздатель России И. Лаптев объявил сенсационную новость. Оказывается, возобновили переиздание томов Пушкина большими тиражами. На мой взгляд, это уже очередная иллюзия, ибо переизданием классиков Россию не спасешь. За годы советской власти их переиздавали столько, что хватит, пожалуй, на весь XXI век. Под видом спасения России спасают чуть разрушенную перестройкой порочную советскую систему дотационного тиражирования плановых книг, от которых когда-то трещали книжные полки.

Фраза «Красота спасет мир» весьма сомнительная, и ее, якобы сказанную когда-то Достоевским, частенько повторял академик Лихачев из Петербурга. И каждый раз, глядя на него, я вспоминаю свое детство, когда в нашей глухой деревне, где не было ни электричества, ни дороги и ни одного жителя, когда-либо слушавшего оперу, поселилась одна культурнейшая интеллигентная пара из блокадного Ленинграда, которую поместили в пустующий рядом с нами дом, где хозяин недавно умер с голода. Конечно, нынешнему поколению невозможно доказать причину голодной смерти тогдашних сельчан, ведь в деревне все-таки у каждого была картошка, из которой, как утверждают нынешние, можно приготовить несколько десятков различных вкуснейших блюд. Однако, чтобы приготовить эти блюда, нужно еще кое-что, например, мука. А в деревне не было тогда не только муки, но и соли (о сахаре и чае говорить-то нечего). Если бы нынешнего любителя картошки поставить в тогдашние деревенские условия, то он, живя на одной несоленой картошке, наверняка через дней 20 потерял бы свою трудоспособность, что приводило деревенского жителя к медленной смерти. Потому что там надо постоянно работать: подготовить на зиму дрова, топить печку, приготовить еду, таскать ведрами воду за километр, кормить скот и, главное, сажать, убирать, хранить ту единственную пищу—картошку. Умирали в основном в деревне более культурные, не совсем приспособленные к физическому труду люди, у которых не было ни коровы, ни бани, они не умели плести лапти. А ведь это всесезонная женско-мужско-детская обувь, вышедшая из моды лишь в 60-х годах.

И вот наши новые соседи, бывшие театралы, единственные культурные люди деревни, сперва жили неплохо, носили модные костюмы и даже читали книги на лавочке у дома, удивляя сельчан, пока было лето и водились деньги. Как только ударили морозы, а с этим были пущены под дрова все заборы и пристройки чужого дома, наконец кончились и деньги, они, оказавшись на грани гибели, стали спасаться, обменивая вещи и драгоценности на еду и на дрова. Культура их бросила, и они были похожими на теперешних бомжей. Взамен на рубашку дед мой поставил им буржуйку (маленькая железная печка), поскольку русская печь пожирала много дров, буржуйку можно было топить даже соломой, и они много дней топили ее своими толстыми ценными книгами, привезенными за 3 тысячи км. Эти культурные горожане все-таки выжили у нас, сжигая культуру в обмен на жизнь. Находясь на грани смерти, они прекрасно поняли цену бесценных книжных томов и никогда, видимо, не пытались говорить после этого о спасении мира красотой.