Глава седьмая Коника – просторный Мустангрим

 

К вечеру третьего дня путники достигли крайнего верхнего рукава Онтавы и повернули на запад. Вода сразу изменила цвет, став из стальной и прозрачной, красно-желтой и мутной настолько, что не видно было весел, когда они опускались в воду. Зато течения практически не было. Вода была спокойная и теплая, как парное молоко. По обеим сторонам лодки тянулись заросшие высоким тростником камыша и осоки пологие и обрывистые песчаные берега с черными дырками стрижиных нор. Сами стрижи сотнями носились в прозрачном и золотистом от солнечных лучей голубом небе, наполняя воздух задорным щебетанием. Путешественников окружила великолепная природа. Все вокруг цвело и пестрело радужными красками. Очень много было в воде огромных белых и желтых кувшинок, чьи широкие толстые листья словно скатертью покрывали чуть не треть водной глади. В небе судорожно метались стаи диких уток, оглашая окрестности громким тревожным кряканьем, в камышах трещали нырки, важно и задумчиво бродили по колено в воде высматривающие мелкую рыбешку и лягушек журавли и цапли, скрытые от глаз где-то среди густых низких деревьев стучали клювами белые аисты; повсюду стрекотали кузнечики, пели нескончаемую песню цикады, низко над водой кружились большие цветастые бабочки и изумрудные глазастые стрекозы, грозно гудели тяжелые майские жуки. С неслышным плеском чертили по воде узоры стремительные плавунцы. Лениво летали оводы и слепни. Ровная поверхность воды часто и разом в нескольких местах расходилась кругами, от резвящейся в ней рыбы. То там, то здесь из-под воды на мгновение показывалась шипастая спинка стерляди или осетра. Острый похожий на дудку нос выскакивал из воды, клевал воздух, хватал бабочку или крупного комара и снова исчезал в мутной воде.

– Какой край! – восхитился Бильбо. – Никогда еще я не встречал такого изобилия.

– Это самые богатые рыбные места во всем Средиземье, – сказал Солнцедар, не прекращая грести. – Только вот жителей здесь немного.

– Это почему?

– Потому что земли эти принадлежат коневодам Ристании. Сами они называют свою страну Коникой, на их языке он звучит как Мустангрим – страна необъезженных коней. И действительно здесь выращивают, разводят и объезжают лучших в мире лошадей. Любой другой труд ристанийцы не признают, и к другим занятиям относятся снисходительно. Так что рыбу они ловят не часто и только ради забавы.

– Зато ратный труд они уважают не меньше, чем разведение лошадей, – вступил в беседу Лунолик. – Они самые лучшие конники и лучники. Стрелой сбивают верхушку камыша на полном скаку с расстояния пятьдесят футов.

– Неужели? – Бильбо сделал удивленное лицо. – А случаем по воде они не плавают?

– Пограничные отряды их рассекают воды Онтавы на низкобортных челнах так же быстро, как и скачут верхом.

Как только сказал эти слова Лунолик, впереди показался небольшой корабль с острым как у осетра носом, низкими бортами и широким квадратным парусом ярко голубого небесного цвета с большим золотым солнцем в центре. Он вынырнул, словно из ниоткуда и устремился наперерез лодке эльфов, которые сразу же перестали грести, положили весла у ног и застыли в спокойном ожидании. Еще два таких же остроносых челна выскочили из зарослей камыша позади них и тоже пустились вдогонку. Справа раздался топот многочисленных копыт, и на берегу показался небольшой отряд всадников серебристых островерхих шлемах, и длинных пурпурных плащах с красными овальными щитами с таким же как на парусе корабля золотым солнцем. Их длинные копья ярко сверкали на солнце наконечниками, бросая в воду золотые блики и слепя глаза.

– Хорошо у ристанийцев налажена пограничная служба, – с одобрением в голосе сказал Солнцедар.

– Надеюсь они нас не обидят? – заикающимся голосом пробормотал Бильбо.

– Ристанийцы беспощадны к врагам, – успокоил его Лунолик, – для друзей нет более радушных хозяев. Мы должны стать их друзьями.

В знак своих мирных намерений все эльфы, даже Зелендил, подняли правую руку вверх. Ладони их были открыты.

Высокий красивый воин в золотом плаще и обнаженной светловолосой головой, который стоял на носу корабля и явно был командиром пограничного отряда, спросил:

– Кто вы такие, и что делаете на земле вольных табунщиков?

Ему ответил Солнцедар:

– Мы странствующие эльфы, и с нами наш повелитель принц Зелендил, а я эльф Солнцедар, говорю с тобой от его имени. Мы путешествуем по земле в поисках новой Родины. Но на вашу землю нас привела иная нужда. Она очень спешная и скорбная. Мы пришли к вам с миром, а также со смиренной просьбой к вашему правителю. Пока же, храбрый воевода и страж мустангримской границы, мы просим у тебя дозволения путешествовать по вашей стране. Да прибудет всегда на вашей земле мир и благоденствие!

Корабль ристанийцев подплыл к лодке эльфов вплотную, и воины и гребцы, находящиеся в нем свысока смотрели на путешественников.

– Добрые слова, ты говоришь, эльф, – ответил воевода и дал знак остальным убрать оружие. – Для тех, кто пришел к нам с миром, мы открыты. Куда вы направляетесь?

– Я уже говорил, что у нас просьба к вашему государю. Мы намерены увидеть его.

– Царь наш Тенгел сейчас в стольном городе в Эдорасе. Так, что если хотите преклонить перед ним колени, отправляйтесь туда. Я пошлю к нему гонцов, которые передадут правителю ваше желание, и очень скоро вы получите ответ. А пока поднимайтесь верх по течению. Никто вас не тронет и не обидит. Я Эолайн сын Лаймы, властью данной мне нашим государем светлейшим Тенгелом Золотое Солнце, разрешаю вам передвигаться по священной земле вольных табунщиков. Эльфы честный и добрый народ, не желающий никому зла и не жаждущий забрать чужое. Жаль только, что вы не скачите верхом и не разводите лошадей. И все же Мустангрим будет гостеприимен к вам. Нет ли у вас в чем нужды?

– Спасибо тебе, Эолайн, – ответил Солнцедар. – Но нашу нужду может разрешить только государь, ибо просьба наша серьезна.

– Тогда плывите с миром, и пусть ваши руки не знают усталости от гребли, и парус пусть всегда будет наполнен попутным ветром! – пожелал удачи Эолайн. Он уже хотел отпустить руку, чтобы дать команду открыть путь судну эльфов, как вдруг взгляд его упал на Бильбо. воевода сразу нахмурился. – Постой, Солнцедар, а кто это с вами? Явно это не эльф. Уж не гоблин ли это? Не мордорского шпиона ли везете вы с собой, чтобы выведал и донес он до Черного Властелина все наши тайны? Если так, берегитесь!

И в сторону эльфов опять направились острые длинные копья.

– Гнев твой напрасен, – ответил Солнцедар, на лице которого не дрогнул даже мускул. – Это не гоблин. Это наш большой друг, а ты знаешь, что мало кого эльфы называют своими друзьями. Это друг. Также он друг Гэндальфа.

– Друг Гэндальфа? – воскликнул Эолайн. – Гэндальфа Серого?

– Да.

– Какие могут быть дела у великого мага с этим карликом?

Солнцедар нахмурился:

– Поберегись обидеть нашего друга! Столь грязное слово не для него. Не карлик он, а хоббит. Мы ласково зовем его Невысокликом. Но несмотря на свой малый рост он уже совершил столько подвигов, сколько бывалому рыцарю не совершить за всю жизнь. И то, что все мы сейчас с тобой разговариваем живые и невредимые, только его заслуга. Не один и даже не два раза он спасал нам жизнь. Так что забери свои оскорбительные слова назад.

Эолайн с легким поклоном улыбнулся:

– Теперь я сам вижу, что это не гоблин, прекрасный эльф. У гоблинов не бывает таких чистых и ясных глаз. И пусть ваш невысоклик простит мне мою неучтивость.

– Я не обижаюсь на тебя, Эолайн, сын Лаймы, – ответил Бильбо.

Эолайн вздрогнул:

– Так он еще и разговаривает?

Тут Бильбо рассердился не на шутку:

– Как же я тогда по твоему могу быть другом Гэндальфа? Может быть ты думаешь, что великий волшебник держал меня в клетке, а потом взял и одолжил эльфам? На время так сказать? Я хоббит! И мой народ также велик, как и твой. А что ростом мы вам Большеногим уступаем, так это еще неизвестно, что хуже.

– Если ты друг Гэндальфа, то еще раз прости, – Эолайн явно не принимал Бильбо всерьез. Лицо у него было веселое. Он готов был рассмеяться и еле сдерживал себя. – Наш государь тоже друг Гэндальфа, а значит и твой друг. И все вольные табунщики твои друзья. Так ты говоришь, что ты хоббит? Интересно. Вот уж удивятся все, когда увидят хоббита. Ручаюсь, хоббиту они удивятся больше, чем трехголовому псу. Таких у нас еще не видывали. Я вот первый увидел хоббита, который к тому же друг Гэндальфа. Я предупрежу, чтобы тебе везде оказывали почести.

На этом переговоры закончились, корабль отплыл в сторону, и эльфы с хоббитом и альтасаром поплыли дальше. Погода была прекрасная. Воздух был просто пронизан нитями солнечных лучей и пропитан теплом. То там, то здесь вспыхивала над водой радуга. К вечеру они полностью прошли рукав дельты и вошли в общее русло Онтавы. Перед ними темно-зеленой скатертью до самого горизонта растелилась степь, разделенная надвое широкой полоской бело-розового вечернего неба, которое отражалось в реке. Онтава текла прямо на запад, и впереди совсем низко над землей висело уставшее за день солнце. Оно было темно-розовым, и где-то там, на юге слева по борту можно было разглядеть тоненькую розовую полосочку. Это последние солнечные лучи отражались на снежных вершинах Белых гор, которые служили природной границей для Коники. За неприступными горами находился могущественный и легендарный сосед, а также добрый союзник вольных табунщиков Гондор с его огромными городами и неприступными крепостями. Только по вечерам, когда Белые горы не сливаются с небом, можно увидеть их, если вглядеться вдаль.

– Какой простор! – восхитился Бильбо. – Какая ровная земля. Гладкая как скатерть. И, посмотрите, как много живет здесь народу. А столько лошадей я не видел никогда в жизни.

Лошадей в степи было не просто много. Табуны заполняли всю степь до горизонта. От дробного топота сотен тысяч копыт степь дрожала, словно барабан под ударами палочек музыканта. Конские храп и ржание доносилось со всех сторон и с обоих берегов, заглушая гортанные крики табунщиков, чьи белые шатры и палатки изредка показывались между табунами. Где-то они были одиноки, а где-то составляли целые поселения в несколько десятков, а то и в сотню человек.

Солнце наполовину зашло за горизонт, и степь отозвалась на это событие бесчисленным количеством костров, которые развели вольные табунщики. В потемневшее, и уже усыпанное звездами небо, потянулись сотни столбов белого дыма. Словно нити связали они между собой небо и землю, показывая единение всего живущего здесь с природой.

Но еще красивее это зрелище стало ночью, когда костры еще ярко горели, небо стало черным, как уголь, и миллионы звезд горели в нем таинственные и мерцающие. И все это как в зеркале, отражалось в реке, которая стала спокойная и гладкая, как сама степь. И казалось, что лодка плывет не по воде, а по небу, и под ней звезды небесные и звезды земные. Ничего более прекрасного Бильбо еще не видел. Разве что полет поющих эльфов?

Убаюканный легкой, почти незаметной качкой и тихим плеском весел Бильбо заснул. Ему снился Хоббитаун. Родной дом. Любимый кабинет. Письменный стол, на котором лежат чистые листы бумаги и заточенные гусиные перья рядом с серебряной чернильницей, подаренной Гэндальфом. Дом, милый дом! Как же Бильбо по нему соскучился! И так ему хотелось сесть за стол, поставить ноги на мягкую думку, закутать их толстым клетчатым пледом и поработать этак с полчаса над своей книгой.

Хоббит спал и улыбался во сне. Рядом с ним спали Зелендил и Биинор. Остальные эльфы сидели на веслах гребли, и посмеивались над своим маленьким другом.

– Видать хорошие сны видит наш Невысоклик, – шепотом говорили они друг другу. – Хорошая это примета. Значит наш путь увенчается успехом, и мы найдем степной эдельвейс.

Когда наступило утро, Бильбо открыл глаза и увидел, что они идут под парусом. Веслами работали только Лунолик и Гилион. Солнцедар и Радринор отдыхали, Демиолас правил рулевым веслом. Онтава стала широкой и просторной, оба берега отодвинулись, и вокруг была только водная гладь. Вода в реке была спокойная, чистая и гладкая. Они плыли на ней, словно катились на санках.

– Оказывается путешествовать по реке очень даже приятно, – заметил Бильбо, сгибаясь к реке и умывая лицо. – И ноги отдыхают, и ветер несет тебя, куда надо, и воздух свеж и приятен. Сколько нам еще так плыть?

– Два дня, – ответил ему Радринор. – Затем, когда Онтава повернет на север, мы выйдем на берег и пешком пойдем дальше на запад, к Эдорасу. Через пару дней будем на месте.

Бильбо сладко потянулся:

– А я бы плыл и все четыре дня, не выходя на берег.

– Так ты попадешь в Фангорн волшебный лес и уже вряд ли сможешь из него выйти обратно. Там властвуют древние деревья. Они живые, могут разговаривать и переходить с места на место, и очень не любят незваных гостей. А тех, кто все же пришел к ним, остаются с ними навсегда.

– Нет уж, – махнул рукой Бильбо. – С меня хватит урха. Пойдем пешком.

И они провели в плавании по Онтаве еще два дня. Ветер был попутным, словно получил от кого-то приказ помогать эльфам в пути, и грести почти не приходилось, только когда впереди попадались водовороты, эльфы обходили их стороной. За это время они увидели всю Конику с ее бескрайними пастбищами и бесконечной степью. Увидели деревянные города, окруженные бревенчатыми стенами, которые стояли в местах, где росли редкие и небольшие леса, деревушки табунщиков, которые со своими табунами переходили с места на место. Некоторые расставляли шатры и палатки, а раз путешественники видели настоящий табор, где коневоды жили в крытых повозках. По утрам и вечерам коневоды вели лошадей на водопой, и берега менялись самым удивительным образом окрашиваясь в цвета тех животных, которые к ним подходили. То они были белоснежными, то вороными или гнедыми, то рыжими, серыми в яблоках. А иногда и разномастными. Коневоды были приветливы, веселы, и эльфам никто не пытался помешать в их продвижении в столицу. Видимо табунщики были предупреждены.

– Как много лошадей! – восхищался каждый раз Бильбо. – Никогда столько не видел.

– В это время года ристанийцы всегда пасут своих коней у реки, – ответил ему Солнцедар. – Потому что дальше степь сухая, и корма в ней нет. Но пойдут июльские дожди, растают снежные вершины Белых гор, и в степь побегут обильные ручьи и пересохшие речки наполнятся водой. Степь преобразится. Из желтой она станет зеленой, трава в ней поднимется так высоко, что в ней сможет скрыться всадник. Вот тогда берега Онтавы опустеют. Кони уйдут в подгорные пастбища и будут там до осени.

Лишь один раз путешественники видели крупный отряд вооруженных всадников. Те мчались вдоль берега и тоже держали путь на запад. Впереди скакал Эолайн. Он увидел эльфов и приветственно помахал им рукой.

– Счастливого пути! – закричал вслед всадникам Бильбо. – Ах, как же они стремительно скачут!

Всадники умчались, словно ветер и скрылись за низкими холмами. Только стук копыт долго еще был слышен над рекой. Степь менялась. Берега стали обрывистыми, высокими; то один, то другой холм, нарушал ровность пейзажа. Когда Онтава широкой и плавной дугой свернула на север, впереди путников возвысились многочисленные холмы, среди которых попадались и самые настоящие великаны, ровные и правильные.

– Это древние курганы, – пояснил Солнцедар. – Под ними лежат самые великие воины и командиры Ристанийцев. Тысячи лет назад здесь гремели жестокие войны, и вольным табунщикам нелегко удавалось отстаивать свою вольность. Кто только не зарился на эту землю! Но смелые всадники и умелые воины, они защитили свою страну от врагов, и только эти следы былой славы напоминают о великом прошлом Коники. Нынешний царь Тенгел теперь больше занят обустройством края, чем его обороной. Еще сто лет назад табунщики не знали городов и поселков, жили только при своих табунах и кочевали с одного пастбища на другое.

Когда-то Тенгел, младший сын Теодора, которого прозвали Мудрым, за то что он начал строить города и учить своих подданных грамоте, и не помышлял о престоле. Он был очень любознательным и всегда интересовался тем, что происходит за пределами Коники. приставал к заезжим гондорским купцам с расспросами. Теодор увидел его желание учиться и отправил его в Гондор. Это была также политическая необходимость. Ристанийскому царю нужно было чем-то доказать гондорскому совету свое доброе отношение. Тенгел с радостью отправился в соседнюю страну и провел все свое детство в Гондоре, в доме бургомистра. Он подружился с его сыном Эдором, и вместе с ним учился наукам и военному искусству. На Родину его вернула война, не дав принцу закончить свое образование. С трех сторон: Дикого края, Жухлого плата, Черного леса и Мории, подстрекаемые Черным Властелином, который засел тогда в замке Дул Гулдур, бесчисленные орды гоблинов верхом на волкодлаках, пересекли Андуин и вторглись в страну с севера, с северо-запада и с северо-востока. Все левобережье Онтавы заполыхало огнем. В тяжелых и кровавых битвах погибли отец Тенгела Теодор Мудрый и его старшие братья Сеодан и Райнор. Тенгел с небольшой дружиной в три тысячи всадников остался один на один с могучим и жаждущим крови врагом. Но не дрогнул молодой воитель. Повел он своих конников на врага, и вместе с ним был еще его друг гондорец Эдор с пятьюстами рыцарей. Не оставил он друга в трудную минуту. Три дня и три ночи скакали они на север, и без привала, без отдыха (на такое способны только белоснежные златогривые мустангримские жеребцы) соколами напали на вражий стан. Был рассвет, и в утреннем тумане враги заметили их не сразу. Да еще родная земля приглушила стук их копыт. Потом произошла битва, равной которой не было несколько столетий, почти вся дружина Тенгела полегла в ней, и все до единого гондорцы во главе с их предводителем Эдором. Но разбитый враг бежал без оглядки. Оставшиеся победители гнали их к Андуину, туда, где бурные потоки воды в щепки разбивают об острые пороги дубовые ладьи. Орки и волкодлаки попытались спастись вплавь, и все до единого потонули в великой реке. Тенгел стал правителем и государем Коники и заключил вечный союз с Гондором, и каждый год дарит ему тысячу великолепных коней в память о той услуге, что оказало ему княжество.

А в память о своем погибшем друге, построил он город, сделал его столицей, окружил высокими каменными стенами и назвал его именем своего друга.

– Эдорас! – воскликнул в волнении Бильбо.

Он был потрясен услышанным.

– Да, теперь это великий и красивый город, в котором раз в год в тот самый день, когда произошла великая битва, ристанийцы между курганов, где издавна похоронены государи и великие герои, устраивают конное шествие. Те, кто его видят, говорят, что нет зрелища более величественного и благородного.

– В этом я не сомневаюсь, – покачал головой Бильбо и вздохнул, – может и нам доведется его посмотреть?

– Может и придется, – согласился Солнцедар. – Через полторы недели как раз наступит тот самый день, когда у ристанийцев бывает конное шествие. И оно будет особенно великолепным.

– Почему особенно?

– Потому что прошло ровно пятьдесят лет с того самого дня, когда семнадцатилетний Тенгел разгромил Черную орду в Андуинской битве. Возможно, что гости на этот праздник прибудут из самого Гондора.

– Здорово! – обрадовался Бильбо.

И тут в разговор вмешался Радринор, до этого угрюмо молчавший.

– Это так, – сказал он. – У ристанийцев праздник. А вот у нас осталось всего неделя на то, чтобы спасти нашего принца. Посмотрите на Луну. Она стала уменьшаться. Когда ее серп растает совсем, и мы ничего не сделаем, Зелендил останется навеки зачарованным эльфом.

Эльфы сразу взяли в руки весла и стали грести, хотя ветер был попутный, и лодка плыла быстро и легко, так, что любой бы позавидовал ее ходу.

– Ничего, – подмигнул хоббиту Солнцедар, – уже завтра мы будем в Эдорасе и предстанем перед Тенгелом и попросим у него дивный цветок. Он благородный государь и не откажет нам в этой просьбе.

Через полчаса путешественники пристали к берегу. Река теперь текла на север, и им предстоял пеший путь. На ночь решили не останавливаться, а продолжить путь. К тому же все давно уже засиделись в лодке, и поразмять ходьбой ноги, даже хотелось.

– А тебе, Бильбо, – сказал Солнцедар хоббиту, – придется опять прокатиться на моих плечах. Мы пойдем очень быстро, на своих ногах тебе за нами не угнаться. Ты уж не обессудь.