Глава Х VIII . «где ты, Геганий? », или крушение

 

Она рассеялась почти тут же — странная, неестественная Тьма без единого луча света. «Может, я умер? Или сплю? — успел спросить себя Аксель, не решаясь вытянуть руку и проверить, сидит ли рядом Хоф. — Но мне уже столько раз каза...»

И снова вспыхнул спокойный, фосфоресцирующий свет лунных стен. Первое, что увидел юноша — окаменевшую спину Хофа. Комиссар стоял, подавшись вперёд, опершись стиснутым кулаком на стол. Франадем в расслабленной позе созерцал стул Гегания, словно зритель в театре. А на этом стуле сидел бледный, морщинистый старик в звёздной мантии, с огромными стрекозиными глазами. В них царила бы та же Тьма, которая минуту назад ослепила всех, если бы не мерцающая пыль туманностей и галактик. Она плыла к переносице, меняла направление и скорость, завораживала и усыпляла кролика, настигнутого удавом. Но и рассеяла обман...

— Штрой! — ахнул Аксель. Франадем презрительно улыбнулся и мягко зааплодировал, отложив для такого дела рог с вином. Хоф тихо вздохнул и снова опустился на стул. А виновник переполоха задумчиво глядел на осколки александрита, дрожащие, словно капли крови, на его старческой ладони.

— Да, Штрой, — согласился он наконец. — Неплохо я сыграл роль моего драгоценного помощничка? Драгоценного в прямом смысле слова, ведь если б не его камень, я сейчас был бы мёртв...

Великий Звёздный вздохнул.

— А я ещё и досадовал... И выследят тебя с ним, с александритом, старые друзья, и помни о нём ежеминутно! Окрашивай в нужный цвет, чтоб все думали, будто увидели твоё настроение. Но тут мой Геганий молодец, хитрость неплохая... Никогда не жалеет времени на такие трюки.

Он перевел взгляд на стол, где лежали останки распавшегося, искорёженного шмеля.

— Так вот что за пуля прикончила Амарцина! Нагло, интересно, свежо. Целили, вероятно, в лоб, как ему, но ты был прав, Франадем: у некоторых камней такое поле...

Сегодня оно не услужило тебе, а малость подпортило?

— Кто бы ни был наш промахнувшийся... разве же всё предвидишь? — пожал плечами тот. — Вот если б Амарцин носил камни... Увы, у него их можно было сыскать лишь в печени!

— Да-да, в будущем учти, — кивнул Штрой. — Попросим теперь у комиссара пару минут терпения, займёмся обломками шмеля и, быть может, извлечём кое-что если не из них самих, то из...

Дух оборвал себя, резко поднял голову и в его стрекозиных «шарах» заплясали звёзды. Аксель, в кошмарном сне, отстранился от руки Хофа, стиснувшей ему локоть, повернул голову тоже и увидел Ивонн. Она уже подкралась почти вплотную к столу. Одного взгляда в её горящие ненавистью глаза — такие же тёмные, как у Штроя, только без звёздной пыли — было достаточно, чтобы понять, что ей нужно. В руке её сверкал сталью короткий меч.

Ивонн хотела кошкой прыгнуть на стол, но Штрой оказался проворней. Доля секунды — и он взмахнул ей навстречу длинным жезлом с копьевидным остриём (Аксель видел такой когда-то на картине, где на него опирался царь Иван Ужасный). Духу недоставало места для размаха: это подарило Ивонн ещё пару секунд жизни. Девочка метнулась назад к двери, предоставив врагу возможность, которую упустил бы кто угодно, только не он...

Аксель зажмурился, а когда распахнул глаза, Ивонн уже лежала почти у порога трапезной, и тело её медленно таяло в белом, безучастном мареве стен. Миг — остался лишь жезл, глубоко вонзившийся в пол. Вот он со звоном выскочил из него и вернулся в руку хозяина. Штрой прислонил его к спинке пустого стула и испустил вздох работника, покончившего с насущным делом.

Аксель и Хоф сидели как зачарованные, не веря своим глазам. Франадем же покачал головой, предаваясь меланхоличным мыслям, и дружески спросил:

— А куда ты всё-таки дел Гегания?

— Услал с поручением на Нептун. Мы не в первый раз меняемся с ним ролями. Он получает возможность насладиться властью, я — убедиться воочию в том, что происходит, стоит мне шагнуть за порог... Нет, каков хор, таков и регент! А мне пора на покой... Не отдам Геганию Чёрную Луну, сам туда удалюсь. И все забудут меня...

Франадем участливо покивал с видом абсолютного доверия к мечте друга.

— Ну, комиссар, — резко сказал Штрой, глядя в упор на Хофа, — пока я предвкушал отдых, дело-то всё же не стояло! Магический след молчит, и немудрено: та, кто запустила шмеля, умерла на наших глазах смертью истинной волшебницы. Мне бы можно смахнуть обломки на пол, однако из уважения к новизне и творческой мысли я сохраню их для дальнейших исследований, а там — для моего личного музея. — И он смахнул останки шмеля себе в карман. — Я к чему говорю: вы и теперь намерены с нами скромничать? Или, может, учитывая, что некого больше покрывать, поговорим откровенно? Я аннулирую пункты договора о вашей ответственности за сговор и сокрытие результатов следствия... (Под потолком лопнула голубая молния). Бояться вам больше нечего! Меня разбирает любопытство, а когда меня разбирает любопытство, мне не до мелочей. Начнём же наконец совещание в дружеской и рабочей обстановке!

Акселю казалось, стул его плавает под ним. Отто был единственным якорем, не дававшим сознанию помутиться. Тем временем Хоф перевёл спокойный и ясный взгляд на Франадема.

— Говорите, комиссар, говорите! — подбодрил тот. — Вы жалеть её вздумали, беднягу? Вот и воздайте ей по заслугам наконец. Со мной вы сотрудничать отказались, и у нас с вами нет никаких общих секретов...имеющих отношение к следствию.

— Так ты его вербовал? — добродушно заметил Штрой. — Зря старался! Сколько чаю мы в своё время выпили с комиссаром... а он по-прежнему горд и одинок.

— Я не одинок. Я представляю не Чёрную Луну, а свою планету, — ответил Хоф. — И, думаю, в её интересах, чтобы вы лучше поняли, на что мы способны, если объявить нам войну! Пожалуй, я действительно должен говорить, хоть я и не верю ни в ваш покой, ни даже в ваш здравый смысл...

— Духи — народ неожиданный, комиссар. Не беритесь предсказывать за нас, ибо не одна только королева эльфов непредсказуема. Мы слушаем!

— Мы слушаем! — повторил за ним Франадем. Казалось, перед людьми сидит одно двуглавое существо.

— Хорошо, — кивнул им обоим Хоф. — И если суд начался, следует и мне помянуть королеву эльфов. В конце концов, главным побуждением, заставившим меня взяться за дело, было отнюдь не стремление помочь вам, а желание вытащить друзей из той каши, которую она заварила. Мне тоже было бы любопытно проверить сейчас пару догадок, зародившихся у меня давно и, увы, окрепших при виде вашего волшебного превращения, герр Штрой...

— Милости просим! Ты ведь не спешишь, Меданарф?

— Пока в этом роге не кончится вино, — махнул тот на хрустальную громаду, — я ваш! Да и у меня есть свой долг, но я погожу с ним, уступив очередь комиссару. Его трудней разговорить, чем меня!

— Значит, продолжим! — сказал Хоф тоном прокурора, глядящего на малолетних воришек. — Итак, королева Асфодель не поладила с моим юным другом по причине, которая касается только их двоих...

— Мы не феи, — подмигнул Франадем. — Сплетничать не будем!

— И вот она решила проучить Акселя — не смертельно, но довольно чувствительно: чтоб знал, каково с ней спорить! Сначала не пригласила на Коронацию, а затем, перекрыв ему всю связь с Абаллаком, сотворила фальшивое Скользящее Облако и заманила мальчика к вам. Безошибочная уловка: Аксель Реннер не бросит в беде друзей...

— Молодец! — хором сказали духи.

— Нет уловки без подготовки. Асфодель обращается к герру Штрою с просьбой: вызвать её на срочные переговоры и, не явившись, задержаться в глубинах космоса для ещё более срочных дел. Сама же она уедет на охоту, оставив моего друга якобы во власти враждебных ему духов...

— ЯКОБЫ? — с удивлением повторил Аксель.

— Я ничего не говорил тебе, Акси. Не был уверен сам, — объяснил Хоф. — Но любой королеве, кроме жажды мести, нужно считаться со многими другими вещами... Если бы она тебя погубила, то две Почётных Феи и Почётный Эльф, обласканные при всём народе, стали б её смертельными врагами. А что сказала бы Диадема — Томас Лермонт, сварливая и очень нужная сова Ронуэн?

— Знаем её сову, — кивнул Штрой. — Разумно, разумно мыслите...

— Не заметил я, чтоб Асфодель меня защищала! — фыркнул Аксель.

— А ты и не должен был заметить. Но я перекинулся парой слов с фрейлиной Маргаритифера, когда мы осматривали Большой Рефрактор. И она обронила: впервые за всё время её службы ей не дозволили видеть список приглашённых в Резиденцию членов свиты!

— Ты хочешь сказать...

— Асфодель внесла туда вас со Шворком с самого начала, и вы имеете ту же гарантию неприкосновенности, что все остальные. Ведь я угадал, герр Штрой?

— Напрасно вы отказались стать звёздным духом, — вздохнул тот. — Ну почему способные люди так упрямы?

— Раз вам Гуго Реннер не объяснил, мне даже и пытаться не стоит. Но я продолжаю свои догадки, господа духи... Имитируя голос Кри, Асфодель отправила Акселя и Шворка туда, где вам удобней было их встретить — в холмы Мариуса. Она, без сомнения, понимала опасность тайной игры: ведь если ей хочется проучить Акселя Реннера, то герр Штрой спит и видит, как его уничтожить, лишив под любым предлогом гарантии безопасности. Последнее сделать легче лёгкого, когда человек о ней не знает и в порядке самозащиты способен выкинуть любой номер! Но ослеплённая местью королева наверняка уговорила себя: ничего такого особенного Аксель не выкинет, коль скоро с самого начала окажется под присмотром злейших врагов. Которые обещали его не трогать. И, главное, ему скажут, что она вернётся и всё уладит! И она действительно вернётся, и действительно всё уладит, а он, натерпевшись страху, будет ей вечно благодарен, а там посмотрим... На мой взгляд, куда безопасней поручить голодному волку стеречь ягнят!

Аксель сидел багровый от злости, тяжко дыша. Штрой обменялся с Франадемом довольным взглядом.

— Лучшая ваша фраза за время нашего знакомства! Как тебе, Меданарф?

— Бетховен! — заверил тот. — Продолжайте симфонию, милый комиссар, публика на верху блаженства...

— Герр Штрой решил лично контролировать в Резиденции такое количество старых и опасных противников. Он услал Гегания на Нептун и, в совершенстве зная его характер, вероятно, даже не обращался к волшебному психомоделированию, как поступил некогда Кья, притворяясь Пепой. А тот стих про себя-сталактита и вас- сталагмита кто сочинил — он или вы сами?

— Он, — вздохнул Штрой. — Есть доказательства любви, от которых любимому существу особенно тошно! Мало ли, о чём приходится вспомнить в нужный час? Давайте оставим тему...

— У Лжегегания были, разумеется, свои планы, — продолжал Хоф. — Он лично встретил Акселя и Шворка по прибытии их в Резиденцию. Ах, как ему хотелось тут же с ними покончить! Увы, он не мог пока призвать их к ответу даже за убийство сторожевого существа — ведь то само напало на них... И он делает ловкий ход, решив изавиться от надоевшей обузы — верного Кья, а заодно и от Акселя. Если победит Кья, гораздо лучше казнить его за убийство гостя, чем по требованию Асфодели. Если же Аксель — опаснейшим врагом меньше, а кроме того, его друзья, уж конечно, захотят выручить его из-под стражи, и можно будет арестовать и их!

— Стой... — пробормотал Аксель. — Я не пойму, Отто... Ведь Гега... Штрой дал мне клятву сразу отпустить нас со Шворком, если я останусь в живых!

— Да в том и дело, Акси, что клятву-то он давал чужую! Он клялся от имени Гегания, подчеркнув бессилие своих обещаний перед лицом Великого Звёздного. И так как он не Геганий, последняя оговорка с магической точки зрения была, вероятно, даже лишней...

— Зато она оказалась бы очень кстати, — напомнил Штрой, — когда я неожиданно «вернулся» бы в истинном виде после его поединка с Кья и заключил нашего Акселя под стражу за зверское убийство. Гарантию безопасности без суда не снимешь, а суду, знаете ли, каждый пустяк важен... Я даже подарил им обоим — Акселю и Кья — лишние сутки! Чтоб обвинить уцелевшего не просто в убийстве, а в убийстве с заранее обдуманным намерением. Для закона нет мелочей! Надеюсь, вы не думаете, будто у нас царит полный произвол?

— И тем же способом был обманут Шворк, получив совершенно верную клятву об отсутствии сговора между Великим Звёздным и Геганием насчёт ловушек для Акселя! — пустился дальше Хоф, не ответив. — Ну, а если б, герр Штрой, вы сказали в обоих случаях не «полудух Геганий клянётся», а «я клянусь»?

— В первом случае пришлось бы выполнить клятву, а во втором это не имело значения. Ведь, кто бы я ни был, клянясь дурачине Шворку, настоящий Геганий и впрямь ни о чём не сговаривался с Великим Звёздным! Упоминаешь ли ты себя в первом или третьем лице, важно лишь, когда важна твоя личность. Личные полномочия, так сказать... Вроде самозваной подписи на настоящем банковском чеке, комиссар. Но подобные тонкости знает более опытный волшебник, чем юноша и пёс.

— Понимаю... — презрительно усмехнулся Хоф.

— У нас есть большие мастера обходить любую неудобную клятву, — охотно консультировал Штрой. — Да что клятву! Некий эльфийский шпион, замаскированный под земного духа-охранника... мы его так и не поймали, о них всегда узнаёшь, когда их и след простыл... Некий шпион, говорю, взломал даже адресное заклятие, которое охраняло вход в книгохранилище самого Одинокого Библиотекаря! Уж не знаю, зачем ему туда вздумалось лезть, поскольку ничего не пропало и не было уничтожено, но ещё до внедрения к нам он официально, с соблюдением всех законных формальностей, взял себе имя «Лут». На языке звёздных духов имя его означает «коготь» и звучит обычно для слуха. А «Одинокий Библиотекарь» на том же языке — «луут». Эльфийский мерзавец колдовал, сильно растягивая гласные, и дух волшебного поля, видно, привык, хотя вообще-то он должен замечать ошибку и не повиноваться... Подобные «сбои» мы объясняем всплесками волшебной энергии, или ещё чем-то...

— Или просто ничем! — весело вставил Франадем. Аксель вспомнил изобретение Шеса, однако, как ни приятно знать о чём-либо больше звёздных духов, некоторые приятные мысли иной раз лучше утаить.

— Ну, шпион и произнёс в формуле, которая при адресном заклятии видна на предмете — в данном случае, на двери — «лут» с растянутым «у» вместо «луут». И, увы, сработало! — закончил Штрой. — Формулы — опасная вещь... Но мы отвлеклись!

— Вы правы. Чтобы покончить с малоприятной темой «Обещания Великого Звёздного», добавлю: когда поединок Акселя с Кья не состоялся, вы уже позволили себе роскошь дать от первого лица истинную клятву. Вам всё равно пришлось бы отпустить обоих моих друзей в силу той же гарантии безопасности!

Аксель слушал, волнуемый противоречивыми чувствами. Коварство и двуличие Штроя его не возмущали — иного он и не ждал. И рад был узнать, что Асфодель, кажется, не совсем отступилась от него... Но почему она не примчалась — встать между ним и Кья? Дженни и Кри вот прибежали! Хотя... у волшебных народов свои понятия. Уклонение от поединка считается лютейшим позором, даже если противник в сто раз сильнее тебя. Глупо! Средневековые рыцари, наверно, думали так же...

А Штрой лишь сухо заметил:

  

— Очень интересно. Не пора ли перейти к следствию?

— Перехожу, — вздохнул Хоф, — перехожу. Ничего безотраднее на своём веку не помню... Я давно думал об отставке, и ваша Капелла, кажется, станет последней каплей. А теперь к делу.

Для начала я взялся за картотеку похищенных учёных и того «материала» — как вы это называете — который они использовали. Было ясно: или до меня в сведениях что-то упустили, или в Резиденции действует шпионская группа, несмотря на вашу уверенность в обратном. Кто-то ведь наводил «артиллеристов», стреляющих из враждебных вам Вселенных «космическими тралами»? И если никто не работал со всеми тремя исчезнувшими, значит каждый раз в роли наводчиков выступали разные лица! Волшебный мир — наверняка самое последнее место, где могут случиться необъяснимые чудеса!

Двуглавое существо переглянулось.

— Внимательно изучая картотеку, я, как и Амарцин, убедился: ни один посторонний дух или профессор не работал с похищенными. Оставалось самое страшное: «материал», иначе говоря, списки жертв. Казалось бы, невозможно: ведь дух бы среди них не укрылся, они не умели колдовать, а если бы и умели, их человечья магия здесь, в Резиденции, бессильна. И наконец, перед нами дети! Всё же я добросовестно ознакомился со списками — и обнаружил лишь два имени. Лишь два человека, восьмилетняя Элизабет Рэнсом из Бирмингема и её брат, пятилетний Рэй, побывали у всех трёх пропавших исследователей...

— Элизабет Рэнсом? — пробормотал Аксель изумлённо. — Отто...

Духи и комиссар дружно уставились на него.

— Ну конечно! Я видел, видел их имена! В «Индексе Полноценных Родительских Проклятий», три года назад!

— Когда с Титиром работал в поисках Белой Маски? — спокойно уточнил Хоф.

— Да! Их имена на моих глазах возникли в самом конце свода — ведь их тогда только что похитили... — И, содрогнувшись, Аксель словно опять увидел открытый, как мышеловка, страшный том и фосфорически светящиеся листы, которых не забыть никогда:

 

ЭЛИЗАБЕТ РЭНСОМ, 8 лет

                                     РЭЙ РЭНСОМ, 5 лет

                                                 Бирмингем

 

И он прочитал имена вслух, будто надписи на могильном камне.

— Видишь, до чего тесен мир... Значит, сейчас Элизабет могло бы исполниться одиннадцать, — сказал Хоф. — Но не исполнилось, по крайней мере, в наших мирах: судя по картотеке духов, она исчезла вместе с профессором Этьеном Лагранжем, втянутая в «космический трал». Единственная из жертв, пострадавших вместе с учёными! Одно имя — два совпадения...

Штрой задумчиво покивал.

— Амарцин докладывал Геганию, а тот мне. Разумеется, он тоже заметил. Но, во-первых, братьев и сестёр обычно приберегают для финальной стадии опытов. Они генетически близки, и сходные для обоих результаты всегда надёжней. А, во-вторых, след никуда не вёл и, что ещё важней, не вёл ниоткуда... Вы, значит, нашли кончик нити?  

— Скажем так: я насторожился. И прежде всего посмотрел, где сейчас Рэй Рэнсом. Оказалось, малыш побил все рекорды! Жив до сих пор, относится к жалкой горсточке детишек, уцелевших от клешней Билаковского. И ещё один подарок сделала судьба юному Рэю. У него появилась самая настоящая сестра — да какая! Ивонн Моран...

Мой первый с ней разговор состоялся ещё до того, как я начал изучать картотеку. И хорошо: я отнёсся к ней непредвзято, без подозрений. Однако они скоро возникли. Девочка не только не показалась мне глупышкой, как Лжегеганию с его воспитательскими потугами — она поразила меня умом и ненавистью к своим мучителям! И она лгала — без видимой причины и цели...

— А именно? — тихо осведомился Штрой. Видимо, он был уязвлён.

— Я довольно долго жил и учился в Бирмингеме. Тамошний акцент очень характерен, его ни с чем не спутаешь. Ивонн, которая, по её словам, никогда не была в Англии, говорила, как коренная уроженка этого города. И никакой Рэй её так научить не мог, в подобных вещах я разбираюсь! И лет ей было столько, сколько было бы сейчас Элизабет Рэнсом...

Я вновь обратился к картотеке, чтобы узнать, когда очутилась у вас Ивонн Моран из Нёйи-сюр-Сен. И выяснил поразительную вещь: её похитили всего через день после исчезновения Лиз Рэнсом в пасти «космического трала». А нога духа-похитителя никогда не ступала в Резиденцию, но скоро он был разоблачён на Земле как шпион Вселенной Хас!

— Вы и о нём узнали из картотеки? — поднял брови Штрой.

— Нет. Лаборант Шес — которому я, разумеется, очень благодарен — сделал по моей просьбе специальный запрос герру Амарцину.

— В запросе имя Моран упоминалось?

— Нет.

— Позвольте вас спросить, почему?

— Я ведь мог идти по ложному следу, и не хотел навлекать на кого-то подозрения.

Штрой неверяще усмехнулся, но смолчал.

— Как я потом обнаружил, — небрежно добавил Хоф, — герр Амарцин интересовался причинами моего запроса. Беседовал с лаборантом Шесом и поднимал ту же картотеку... Таким образом, мы двигались параллельно...

— Что у вас было в школе по геометрии, комиссар? Вы не можете отличить параллель от перпендикуляра?

— Лишь бы я мог отличить преступника от жертвы, а тут геометрия не всегда спасает... Итак, я спросил себя: возможно, Ивонн Моран — не та, за кого себя выдаёт? А, например, Элизабет Рэнсом из Бирмингема, родная сестра Рэя? Вселенная Хас, как вы сами мне сообщили, научилась управлять «тралами» настолько, чтобы доставить улов точно к себе, а не куда-то в неведомые дали. Но, с другой стороны, вы же и говорили мне о кодексе чести духов! Для чего герру Меданарфу им поступаться и превращать малолетнюю девочку в шпионку? А если уж превратил, зачем забирать её к себе и возвращать снова, под чужим именем и с чужим лицом? Ведь её всё равно нельзя подменить кем-то опасным, она по-прежнему останется человеком! Наконец, как могла Ивонн — мне привычней так называть её и дальше — бросить хотя бы на день нервного, подверженного припадкам Рэя? Тут было больше вопросов, чем ответов...

— И всё-таки вы нашли ответы? — одобрительно улыбнулся Франадем.

— Найти-то нашёл, однако я предпочёл бы передать слово вам. Хотя бы насчёт инструктажа... Вы расскажете лучше — из первых рук!

— Охотно, — к вящему изумлению Акселя, но не остальных, кивнул дух. — Повторяю ещё раз: и у меня есть свой долг. Воздать должное столь замечательному агенту и столь необычной личности, как Ивонн Моран — бывшая Элизабет Рэнсом — большая честь для меня!

С чего началось? Она подошла ко мне три года назад, едва угодив в Капеллу, когда я выходил из библиотеки. Кто-то показал ей меня — наверно, доктор Лагранж. И без малейшей робости попросила о беседе наедине, чтоб нас никто не услышал. Я удивился — такого никогда не бывало, — но, конечно, не отказал. Девочка поведала довольно обычный для вашей Земли рассказ... Она с братом жила в пресловутом Бирмингеме у отчима, не питавшего к ним никакой любви; тот пил и потихоньку нищал. А житейские неудачи срывал на детях, поколачивал их (тогда у Рэя и начались его припадки), всё чаще грозя выкинуть обоих на улицу. Что как-то ночью и сделал, сопроводив свои действия самыми высококачественными проклятиями за всю историю Соединённого Королевства. Тут же подоспел старший дух, и дети очутились в Подземном Мире. Сперва они решили, будто умерли и попали в ад — но почему их кормят, а не пытают? Затем был полёт к звёздам, Резиденция и совершенно не похожий на херувима славный доктор Лагранж, объяснивший им ситуацию. К чести Ивонн, она всегда верила в волшебство... Не очень-то даже удивилась.

При таком детстве, а главное, такой перспективе — сменить ругань и побои на участь подопытного кролика — кому угодно впору отчаяться. В Ивонн пробудилась жажда жизни... Раз уж они с Рэем попали в сказку, сказки должны кончаться хорошо! Не знаю, кто внушил ей такое, но внушил. Помнится, в вашей Библии есть эпизод, когда бог Иисус хочет исцелить слугу одного центуриона и собирается войти к нему в дом. А тот говорит: «я, мол, недостоин подобной чести, да и не нужно. Ты только пожелай, чтоб мой слуга исцелился, и так случится...» Представляете? Бога удивил! Вот Ивонн и была тот самый центурион в какой-то мере...

— Стало быть, дружище, она верила в волшебство крепче тебя? — насмешливо сказал Штрой.

— Честно говоря, это не так трудно... К тому же она помешалась на мысли спасти Рэя. И предложила сделать всё, чего б я только ни захотел, лишь бы я вытащил из Резиденции их обоих — а если нельзя двоих, то хотя бы мальчика.

Повторяю — сначала я удивился. Случай был уникальный. Правда, я сразу почувствовал её волшебное поле — небольшое, так ведь лиха беда начало... Но больше всего меня поразила взрослая ненависть в глазах! Я уже тогда размышлял над историей Акселя Реннера, и мольбы Ивонн упали на подготовленную почву. Да и вообще... зачем отказывать, если кто-то рвётся попробовать свои силы в борьбе с моими друзьями?

Не стану объяснять тебе, дорогой, что побудило меня вмешаться в твои эксперименты... может, просто желание испытать новую помощницу в деле? Она не контактировала ни с кем, особенно важным: получится убрать его — хорошо, а нет — и не жалко! Правда, несмотря на все свои клятвы, девчушка и слышать не хотела о том, чтобы кого-то прикончить. Даже зная, какие у него планы насчёт неё и драгоценного Рэя! Но она замечательно помогла нам навести «тралы» на нужных «естествоиспытателей», и лично, с большим хладнокровием и чёткостью, уничтожила их отчёты в осиротевших ненадолго лабораториях...

— Только уничтожила, или сперва скопировала? — уточнил Штрой.

— Такие мелочи тебя недостойны! Прежде всего мной двигала тяга к новизне: насколько высоко взлетит наш новый птенец, пока не угодит в паутину? После первого успеха мы удивились. После второго уже берегли её, а после третьего... Два лучших шпиона, которые друг о друге понятия не имели, и которых сама Ивонн ни разу не видела в глаза, лезли из кожи вон, чтоб услужить ей! А сам я спешно учил её отвлекающим внимание заклятиям. Пусть очередной «испытатель», к которому она попадёт, оставит её и Рэя на самый конец своей «живой очереди» — и в нужный миг ловец поменяется местом с дичью... Мы понимали: если погибнет Рэй, она сломается. К тому же... слово есть слово...

— Ты дал ей настоящую клятву?

— Честь по чести! Срок её службы определяю я, но обязуюсь не подвергать чрезмерному риску их обоих, а когда сочту их пребывание в твоей Капелле слишком опасным, или когда Ивонн совершит нечто особенное...

— Например, разобьёт мой александрит...

— Не знал, что ты носишь камни... Итак, детей ждёт свобода и куча денег величиной с город Бирмингем!

Ивонн оказалась достойна наших усилий. Хотя и была с характером! Помню, очередь дошла до Лагранжа, так она потребовала, чтоб его зашвырнули не дальше Вселенной Хас и когда-нибудь отпустили. Ну, пришлось уступить! Вила из меня верёвки, одним словом...

— Это она умела... — вздохнул Хоф.

— А, вы тоже почувствовали? И вот, перед тем, как доктор Лагранж взмыл в небеса, а его манускрипты пошли прахом, я решил сделать рокировку и научить Ивонн колдовать по-настоящему. Забрать её на денёчек к нам, позиция «один-двести»... За двести дней я сделаю из неё старшего духа... Младшего Диспетчера, может быть! Главную проблему представлял Рэй. Ему плохо без сестры, даже если оставить его  на час-другой, не то что на целый день! Та сначала и слышать не хотела о моём плане. Однако я убедил. Ведь чем большему мы её научим, тем больше у ребятишек шансов скорей получить свободу! И пришлось Рэя заколдовывать...

— Успокаивающее Заклятие? — спросил Аксель.

— Да, только очень сильное. Мальчику объяснили по секрету: Элизабет, мол, вернётся к вечеру в другом виде (и вот в каком), с другим именем (таким-то). Она должна согласиться на тайный опыт ради скорого освобождения её и брата, но говорить про опыт ни с кем нельзя, и если он, Рэй, попробует кому-нибудь заикнуться, у него ничего не выйдет. А потом уже наложили чары... Тем не менее оставался риск — ты ведь понимаешь, о чём я?

— И я понимаю, — сказал Хоф. — Особенно выслушав признание самой Ивонн. Недавнее заклятие оставляет следы, и если Рэя после исчезновения Элизабет начнёт трясти Амарцин...

— Совершенно верно! Ну, Ивонн вам, наверно, говорила: мы ещё выбрали момент, когда светлый умом Геганий был в отлучке, и отвлекли слегка Амарцина — мой шпион с утра пораньше выпустил на волю гиенодона... Но вот его начали ловить под личным амарциновым руководством, и наша восходящая звезда спокойненько отправилась к доктору.

С месье Лагранжем трудностей не возникло. Получив сигнал от Ивонн, что доктор у себя в комнате один, мой Главный Диспетчер «выстрелил» в него «тралом» и виртуозно  втянул в «бутон», покуда девочка пережидала опасный момент снаружи. Затем вошла, «разобралась» с результатами докторских исследований, для неё открылся новый «космический цветок», и она смело шагнула в чёрный, ледяной зев. Тем временем в её анфиладе лежал на кровати Рэй, бессмысленно глядя в потолок... Другие дети и лунный дух хорошо знали эту его апатию, оставили мальчишку в покое. После обеда доктора и Элизабет хватились, началась суматоха, но когда к вечеру вспомнили о Рэе, следы заклятия исчезли. Амарцин задал ему пару вопросов и, не добившись толку, отпустил. А ещё через пару часов привезли новенькую... Никто не удивился её вниманию и заботе о больном малыше. Никто не заметил, как Рэй раз за разом пытается назвать её другим именем, однако губы не слушаются его. Вскоре привык...

Тут Аксель, очень впечатлённый услышанным, решил уточнить:

— А проще сделать было нельзя? Ночью, когда все спят, Элизабет забирает «трал», и к утру возвращает её назад? С тем же лицом и именем! Двести ночей или дней... какая разница?

— Никакой, — вздохнул Франадем. — Но на свете есть Амарцин... точнее, был! И у него, Амарцина, был порядок: каждый учёный ежедневно сдаёт ему план на завтрашний день. С кем встречаешься, когда и зачем? Если же кто-то пришёл незваным (заметь, уже из тех, кто вообще имеет на это право!) — немедленно о нём сообщить. И, конечно же, все три раза будущая Ивонн отправлялась к похищаемым именно так, НЕЗВАНОЙ, не спросясь у своего лунного духа. Иначе её схватили бы тотчас после первого случая. О ней просто не успевали донести: мой Диспетчер бил мгновенно и без осечки! Мы сомневались, сойдёт ли ей с рук даже второй раз, коли она по списку кочевала от одного похищенного к другому. А уж на третий... Нет, Элизабет Рэнсом должна была исчезнуть вместе с Лагранжем, сменить и лицо, и имя! Так мы и сделали.

И мы не раскаялись в наших хлопотах! У нас она отдохнула, пришла в себя, хотя и очень тосковала по Рэю. Младшего Диспетчера из неё, конечно, не сделали, но, затей она к концу обучения драку со старшим духом, я поставил бы на неё три к одному! Ей дали лучших инструкторов, среди которых есть даже эльфы. Те постарались, воодушевлённые новизной задачи... Извлекали из памяти коварные, редкие заклятия, вдавались в тонкости, лихорадочно размышляли сами, загнав себя мысленно в ловушку, и заставляли думать Ивонн. Идёшь мимо — только и слышишь вопли: «Да это-то ей зачем? Вы такого САМИ не применяли! — Конечно, не применял. Для меня применение подобного заклятия равносильно провалу! Ну, а если она провалится?»...

И все они не могли нахвалиться на неё! Хас и Федри одобрительно следили за ней со своих портретов, а один из учителей подарил ей автограф Лонга. «Вот бы кого в звёздные духи!» — только и слышалось от них. И я согласился, да... Но она требовала вернуть её в Резиденцию, чтобы спасти Рэя, а потом пускай сказка кончится.

— Идиллия, одним словом, — кивнул Штрой.

— Не совсем... Ещё одно качество истинной разведчицы: она никогда не верила мне по-настоящему. И я не сужу её! Одни держат слово, другие живут им... что поделаешь. Помню, ей хотелось вылечить Рэя от припадков. Таких заклятий немало... А я убедил её не лечить симптомы, сражаться с самой болезнью. Вот будут у них двоих свобода и деньги — и можно будет сменить её брату образ жизни, тогда-то он и станет здоровым. Она согласилась. И всё же глядела на меня с подозрением: не кроется ли за моими словами тайный расчёт, какая-то неясная хитрость? Ничего за ними не крылось, но я чувствовал...

Я вижу и ваши глаза, комиссар Хоф, они тоже глядят на меня без восхищения. А уж на юношу мне лучше и не коситься! Поэтому я закончу. Теперь продолжайте вы.

— Спасибо. Итак, Элизабет получила новое имя и лицо, которые нравились ей гораздо больше, чем её собственные. Как бы девочке ни жилось, она всегда мечтает о красоте! В те дни пропала её однолетка из Нёйи, и вы использовали реальный случай, не стали создавать подставную семью для Ивонн Моран...

— Зачем? Напади кто-то на её след, её ничто не спасло бы. И лучшее  доказательство — вы сами!

— Верно... После вашего обучения Ивонн уже не надо было так страховать. Она сама могла наложить заклятие на ничего не подозревающего профессора, чтоб тот исключил её и Рэя из текущего графика смертей. Но до чего же она терзалась у Билаковского, зная, что могла бы оттянуть ещё чью-то гибель! Ей казалось, остальные дети догадываются обо всём, спрашивают взглядом: «Почему мы? Почему снова не ты?» Ужасные дни и ночи... Однако даже этого старого людоеда Ивонн не сразу решилась погубить.

Увы, у неё не оставалось иного выхода. О жертве можно забыть, выбрать другую, но нельзя объяснить себе, почему же ты опять медлишь, если никого больше нет. Идея Билаковского с заклятием «Шпиль» стала Ивонн вовремя ясна по стальным шипам на докторском стуле. И если б она даже могла выиграть сутки жизни, спрятавшись с братом за спины Януша и Пьетро... уже не хватало сил! Девочка услышала смертельное приглашение для себя и Рэя, но явилась раньше срока, одна: сегодня Рэй «заболел»... Доктор настоял, чтоб она всё-таки привела братишку в двенадцать — для лёгкого и мгновенного лечения! Билаковский был так уверен в успехе стальных лекарств, да и всего остального замысла планетных масштабов, что надел на лысеющую голову венок триумфатора, недавний подарок Асфодели.

И он не выдержал до двенадцати! Хотя и она его спровоцировала... Доктор на минуточку отлучился в неудобь сказуемое место. А дерзкая Ивонн, забыв уроки инструкторов, многократно отучавших её от «закидонов», любопытно листнула рукопись на столе, которую ей предстояло уничтожить. На последней странице уже красовалась изящная формула заклятия, и в ней — имена Ивонн и Рэя. Хвала инструктору Иксу, относившемуся к каждому ключевому заклятию, как к больной дочери! Он так муштровал свою ученицу, что та сразу поняла: формула не сработает. Во-первых, и Ивонн не Ивонн, а во-вторых и в главных — не было «абсолюта Лонга»...

Тут вошёл Билаковский. И хотя девчушка, на его взгляд, ничего не могла понять в его бумагах, он всё же приготовился заорать (видимо, нервы подвели). Ивонн мгновенно запечатала ему рот невидимым кляпом и начала бороться... с собой, не с ним... чтоб его убить. Её мягко качнуло и чуть повело к стулу, но сразу же отпустило. Вспомнив о Рэе, она застонала от отчаяния, по памяти выпалила формулу, замкнула её «абсолютом» — и доктор плавно взлетел, бешено дрыгая ступнями. Только башмак покатился по ковру...

Ивонн пулей вылетела из анфилады в ужасе от того, что совершила. Но через пару минут опомнилась и, стиснув зубы, вернулась: надо ведь было уничтожить рукопись. Ни разу не взглянув на рояль, она превратила десятки смертей в горсть пепла и тут же упала в обморок.

Пролежала она минут пятнадцать. Когда же встала с ковра, то была уже другим человеком. Но она встала и пошла к Рэю, и увела ребёнка смотреть гиену.

  

Хоф замолчал. Франадем протянул ему рог вина. Комиссар благодарно выпил.

«Ммм... — мысленно стонал Аксель. — М...» Ему хотелось того же, чего Ивонн: выбежать отсюда.

— Не нужно ли сделать паузу? — спросил Штрой.

— Нет. Я хочу закончить... А вы, герр Меданарф, тоже имели случай принести своему другу вполне законную клятву. Помните? Ни один ваш дух не имеет, мол, отношения к смерти Билаковского!

— Вполне законную, да. Ведь Ивонн не дух...

— Вы не случайно оказались тогда на месте убийства?

— Сознавайся! — насмешливо сказал Штрой. — Не верил своим глазам?

— Я никогда не сомневался в Ивонн! — заверил тот. — С самой первой встречи... Но мне действительно захотелось видеть, как она справилась со «Шпилем». Ещё в такой обстановке... Я бы вручил ей ценный подарок с датой, однако у девчонки был минус: модница, да какая! Она могла не выдержать и показать Рэю, а тот — другим проболтаться. И я всего лишь поздравил её с экзаменом на волшебницу.

 

— Теперь два слова о том, как я заподозрил, что Ивонн ещё и волшебница, — сказал Хоф.

— Особенно интересно! — вставил Штрой.

— Её подвела красота и любовь к обновкам. Герр Меданарф правильно назвал её минус... Венок из асфоделей — да ещё из рук королевы фей! — привёл бедняжку в восторг, и когда он чуть-чуть увял, она его освежила заклинанием. Ну кто, кто станет пялиться на невинную радость обречённого существа? Увы, я наблюдал за ней неотступно и заметил: в сравнении с веночком Билаковского — не триумфальным, а погребальным — её венок уж слишком свеж и пр