Рассказанная доктором биологии Ларисой, повествующая о двух типах женской неверности и представляющая собой обыкновенный анекдот

Поскольку мужа у меня не было, некому мне было изменять, некого было ревновать. Поэтому вот вам анекдот.

Коммунальная квартира. Встречаются в коридоре две соседки, у одной в руках простыня и подушка и несет она их к дверям, а сама плачет.

— Чем это вы так расстроены, Марья Ивановна, и куда несете постель?

— Ах, я только что на этой постели изменила своему мужу! Несу простыню и подушку на помойку выбрасывать, чтобы не напоминали мне о грехе.

— Ну, голубушка, если бы я начала выбрасывать все, на чем изменяла своему мужу, у меня в комнате остался бы один абажур. Да и то… Иван Иваныч такой шутник, такой шутник!..

 

Отсмеявшись, женщины повернулись к Зине — ее была очередь.

История вторая,

рассказанная бичихой Зиной и почти в точности повторяющая историю Отелло, Яго и Дездемоны, но в лагерном варианте

Была у нас на зоне одна пара: кобел Наташка Кузнецова по прозванию Натан и его жена Нинка Семиречная. Любовь промеж них была жуткая, друг без дружки и на развод не выходили. Натан свою жену берег и ревновал смертельной ревностью — бил то есть ежели кто на нее посмотрит из других коблов. Но Нинка ему верность хранила, с другими не связывалась. Боялась. И все ж таки Натан драмировал с ней по всякому поводу. Жили они, конечно, семьей, вместе питались, вместе и спали, как муж с женой. На ночь завесят иконки простыней и любятся в свое удовольствие, только скрип по бараку идет. Все про то знали, и никто из лагерного начальства их не трогал, потому что Нинка была хорошая швея, двойную норму на швейке гнала, а Натан — механик по швейным машинам, без него тоже не обойтись. Начальство, оно в таких случаях, когда план от коблов и ковырялок зависел, на их любовь сквозь пальцы смотрело. Поставят синюю полосу на личную карточку — знак такой, что занимается зэчка запрещенной «женской любовью», и дело с концом. Больше никакого воспитания не проводится. А коблы за такое понимание старались и сами норму гнать, и других зэчек заставлять. Поглядишь на зону, а что ни бригадир — то либо кобел, либо ковырялка. Да ведь и начальницы отрядов, офицерши, которые долго при лагере работали, тоже в «женскую любовь» с годами ударялись; мужики характеру их фашистского не выдерживали, сбегали, вот они и переходили на зэковскую любовь.

Так вот что случилось с неразлучной нашей парой, Натаном и Нинкой. Пригнали к нам на зону кобла с малолетки, Цыгана. Цыган собой невелик, вроде черного воробья, а любкий: всех ковырялок на зоне одну за другой перепробовал, одна Нинка своему Натану верная оставалась. А Цыгану это как нож в горло, ему и эту надобно попробовать, чтобы уж совсем «центровым коблом» считаться — первым, то есть, на зоне. Он Нинку и так и этак обхаживает, а та не дается да еще и грозит: «Натану скажу!» А Натан Цыгана вдвое выше ростом и в плечах что мужик-амбал. С пятнадцати лет на зоне и с первой ходки под мужика канает, вот у нее обличье мужское и выработалось. Груди нет совсем, зато плечи — ого!

И удумал этот Цыган такую подлянку, какой на зоне не бывало, чтобы Нинке с Натаном семью разбить. Натан, как водится у хороших мужей, дарил Нинке подарки разные: косыночку выменяет, полотенечко, лифик. И ходила Нинка в синей-пресиней такой косыночке.

Натановомподаренье. Как войдешь в швейный цех, так издаля эту косыночку видно, как василек в поле горит! И однажды пропадает у Нинки эта синяя косыночка. Поискала-поискала, а нет как нет. Ну, думает, «крысятницы» утащили, воровки лагерные. Тут седьмое ноября подошло, праздник. На зоне все готовятся, наряжаются: в клубе концерт будет и танцы опосля. Нинка надевает другую косыночку, красную. Натан это заметил и спрашивает:

— А чего не синюю надела-то?

Нинке бы тут сказать, что пропала косынка, а она боится: ну, как Натан заведется и набросится с кулаками, что не уберегла его заветный подарок? Она и соврала:

— А надоела она мне, каждый день в ей на работе. Хочу сегодня в красной ради праздника побыть.

И вот набились зэчки в клуб. Сидим, ждем концерта. Выходит замполит, доклад читает, зуду гонит, лапшу нам политическую на уши вешает. Отслушали. Тут выходит на сцену лагерный хор со скамейками. Поставили скамейки, вскарабкались на них в два ряда и запели «Бухенвальдский набат». Слова там помните какие? Люди мира, поют, встаньте-ка на минуту, в Бухенвальде колокола бьют. Хорошая песня, зэковская, любят ее по лагерям. И начальству нравится, потому как политическая песня. Они, значит, поют: «Люди мира, встаньте!», а мы глядим, встает Натан со своего места, голову вытягивает и в упор смотрит на запевалу. А запевала — Цыган, и на нем, на цыганской его шее, повязана Нинкина синяя косыночка. На всю зону демонстрация, переспал, мол, и с этой! Тут Натан хватает Нинку за руку и шипит: «А ну, выйдем!» Нинка сразу в слезы, упирается, не хочет выходить. Уже начальство, что в первых рядах сидело, и «придурки» начали в их сторону поглядывать, а Натан белый весь от злости и не унимается: «Выйдем, говорю» просука ты этакая!» Нинка и вышла с ним. Тут кто-то из женщин говорит: «Надо за ними бежать. Убьет ведь Натан свою Нинку!» А другие в ответ: «И пускай убивает, не наше это дело в чужую семейную драму вмешиваться». И верно, не принято это на зоне. Так мы и досидели весь концерт до конца. А как перерыв между концертом и танцами объявил, вышли мы из клуба покурить-проветриться, а на зоне шухер поднялся, надзорки, охрана впереди себя бегают, кричат. Возле больнички толпа собралась. Оказывается, пырнул Натан свою жену Нинку ножом за тую синюю косыночку. Его скрутили и в «шизо» увели, а то бы он и Цыгана прирезал.

Нинка жива осталась, зашили ее врачи. А Цыган чует, что плохо его дело: выйдет Натан через пятнадцать суток и прирежет, дознавшись до правды. И ударился Цыган в побег. Поймали, конечно, собаками загнали. Дали еще два года и отправили в тюрьму, тем только Цыган от ножа и спасся. А Натан вышел из «шизо», ходит под окнами больнички и поет:

 

Нет больше женской любви!

И повторяю я снова:

Мне не нужны твои обещанья,

Только одно прошу на прощанье —

Прямо в глаза мне смотри!

Все, значит, драмирует, правды от Нинки добивается. Ну, а как узнал про Цыгана, так поверил, что Нинка была ему верная. Только сам Натан не дождался, пока Нинку из больницы выпишут, связался с новенькой, что этапом с юга пригнали, Цыганочкой. «Я, говорит, долго без женщины не могу, природа у меня такая». Кобел, он и есть кобел. Все одно как мужик.

 

— Очень интересный вариант с «Отелло», — сказала Эмма, выслушав рассказ бичихи Зины. — И жизнь у вас в лагере, послушать тебя, была не скучная.

— Это уж точно! На зоне не соскучишься! Если выживешь — ответила Зина.

Тут подошла очередь рассказывать Наташе. Она помялась, посмущалась, а потом и выпалила:

— Ладно, женщины! Раз уж у нас такой уговор, то расскажу я вам свою тайну, как изменила я мужу. Только виноват в этом он сам был!

— Ладно, ладно! — засмеялась Альбина. — Разберемся, кто был виноват, сначала рассказывай!

История третья,

рассказанная инженером Наташей, искренне уверенной в том, что к измене ее принудил муж своей неуемной ревностью, а сама она ни за что бы на это не пошла, ни за что!

Был у меня старый друг, бывший однокурсник Антоша. Чудесный парень, красивый и веселый. Когда-то Антоша пробовал за мной ухаживать, но я к нему относилась только как к другу. Нет, даже больше — как к брату. И если он меня целовал при встрече, как водилось у нас на курсе, для меня это было все равно, что с подружкой поцеловаться. Антоше я все свои девичьи секреты рассказывала, а когда появился на горизонте мой будущий муж, то и про него все до капельки выкладывала. Проще говоря, Антоша мне подружку заменял. Вышла я замуж, Антоша тоже вскоре женился, а дружба наша сохранилась. У мужа были друзья юности, а у меня был Антоша. Муж сначала удивлялся нашей дружбе, а потом начал потихоньку ревновать: «Не может быть, чтобы между вами никогда ничего не было! Откуда такая привязанность?» А я пытаюсь его образумить: «Глупый! Если бы что-то было, так мы давно уже расстались бы. У нас просто дружба, неужели ты не понимаешь?» Но Витя мой не унимается, все мрачнее на Антошу глядит. Антоша как-то спрашивает меня: «Может, мне к вам не заходить больше? Что-то твой муж на меня косится». А я как представила себе, что у меня Антошу отнимут, так мне так обидно стало, хоть плачь. Уговорила Антошу не обращать внимания. А чтобы мужа не дразнить, стала чаще встречаться с ним не дома. Как у меня что-нибудь случится или мысли какие в голову придут, которыми хочется с другом поделиться, я звоню Антоше на работу и назначаю свидание в кафе. А мужу приходится врать, что собрание или встреча с подружкой. Но появилась у меня тайна, и вижу я, что муж это чувствует. Как-то Антоша зовет нас на свой день рождения. Муж мне и заявляет: «Я не пойду, и ты хорошо сделаешь, если не пойдешь». Я его уговариваю, что нехорошо это будет с моей стороны, если не пойду на день рождения к лучшему другу. Тогда муженек мне и заявляет: «Ладно, иди. Но домой можешь в таком случае не возвращаться. Там и оставайся ночевать!» — «Опомнись, — говорю ему, — Антоша ведь женат, как это я могу там остаться?» А этот дурачок мне отвечает: «Ну, ведь как-то вы до сих пор устраивались?..» Тут я взъярилась: «Ах так! Ну, хорошо же! Я иду на день рождения и вернусь только завтра. Можешь успокоиться!» Оделась кое-как и выскочила, хлопнув дверью. Приезжаю к Антоше, поздравляю его, сажусь с гостями за стол и делаю вид, что мне страшно весело. А сама думаю, что же мне дальше делать? Вернуться поздно вечером домой — скандал. Не вернуться — тоже скандал. Но проучить мужика надо, значит, надо мне куда-то поехать на ночь, но только не к маме — там он меня сразу же отыщет, и все начнется сначала. И тут мне, можно сказать, повезло. Вдруг звонок и появляется брат Антоши, живший в Москве: у него как раз командировка в Ленинград выпала, он и явился к братцу на день рождения. Кирилл его имя, мы с ним давно знакомы были. И вот этот самый Кирилл тоже когда-то за мной гонялся, наперегонки с Антошей. Узнаю я, что остановился Кирилл в гостинице. И решила я, мои милые, изменить в эту ночь своему мужу с Кириллом. Почему именно с ним? Ну, потому что Антоше мне жизнь разбивать не хотелось, жена его мне нравилась, а Кирилл холостой был. И начала я с ним кокетничать. Да так тонко, что никто из гостей ничего не заметил, и Антоша тоже, но Кирилл сразу понял, что я на все готова. И вот после ужина пошел он меня провожать. Хотел сразу такси взять, а я попросила прогуляться пешком.

Идем мы под руку по снежной улице, а у меня в глазах и снег черный, так мне страшно: шутка ли, в первый раз мужу изменить! Дошли пешком до Невского, а тут уже надо либо к моему дому сворачивать, либо к гостинице, где Кирилл остановился. Я нарочно замедляю шаг, даю ему возможность взять инициативу в свои руки. Он это понял и спрашивает: «Может быть, мы посидим еще часок в ресторане гостиницы?» Я соглашаюсь. Сидим, пьем какое-то сухое вино. Тошно мне, но я улыбаюсь и болтаю что попало, лишь бы весело выглядело. А Кирилл видит мое смущение и от этого еще больше заводится. Ну, сидели мы так, сидели, а надо что-то начинать, иначе вовсе невмоготу становится. Я и говорю: «Расплачивайся и идем к тебе в номер». Кирилл удивился моей решительности, заспешил, расплатился, и пошли мы к нему. Пока по лестнице поднимались, я уже совсем струсила и хотела бежать. Но сдержалась: понимаю, что другой такой случай может когда и представится, но ведь уж точно не так вовремя!

Вошли мы в номер. Пустота какая-то нежилая, окурками пахнет, хотя пепельница пустая. Свет желтый, неуютный. Остановилась я посередине и говорю Кириллу: «Ну? Что же ты меня не раздеваешь?» Он подошел, снял с меня шубку. Это еще ничего. А как дотронулся до молнии на платье, на спине, так меня саму будто молнией прошибло. Руки чужие, холодные — бр-р! «Отвернись, говорю, я сама разденусь!» Разделась я и шмыгнула под одеяло, дрожу потихоньку. Кирилл закурил сигарету и сел рядом: «Можешь ты мне объяснить, для чего тебе понадобилось все это?» Тут я разревелась и все ему рассказала. Кирилл покачал головой: «Ну и дела! А мне что же теперь прикажешь делать? Сидеть всю ночь в кресле и сторожить тебя? Ну, уж нет, такие капризы надо наказывать». Выключил он свет и лег со мной. Я сразу к стенке и в комочек сжалась, руки под коленками сцепила — не достанешь! Он попробовал меня повернуть, а я не далась. Думаю, что вот так всю ночь и пролежу рядом — что он со мной сделает? А утром, пойду домой со спокойной совестью: и сама нетронутой осталась, и мужа наказала. Но Кирилл хитрее меня оказался. Он начал тихо-тихо гладить мне волосы, нашептывать что-то нежное, а потом долго-долго рассказывал, как он любил меня, когда мы студентами были. Я ручки разжала, ножки выпрямила и к нему бочком повернулась, тут он меня и слапал! Ворвался он в меня, прямо как буря какая-то. От Вити я такого даже после разлуки не видела. Я и опомниться не успела, как все было кончено. У него, конечно, не у меня. Лежу я рядом, как оплеванная. Все, думаю, отсюда выйду и под трамвай! Лежу и плачу потихоньку. А пахнет от него незнакомо, волосы на ногах колючие, тесно с ним лежать и противно. Скорее бы утро, что ли! Но Кирилл отдохнул немного и снова начал меня оглаживать, целовать, приговаривать. Во второй раз мне уже больше понравилось, а в третий уже захотелось и гладить его жесткие волосы, и запах вроде как родней стал. И к утру, милые мои, была я уже в Кирилла влюблена по самые уши! И никаких угрызений совести не чувствовала, ничегошеньки, кроме одного: хотелось мне, чтобы эта ночь никогда не кончалась. Провели мы с ним в постели почти целый день, только к вечеру выбрались. Поужинали в ресторане, а потом он проводил меня на такси до дома. Поднимаюсь я к себе домой и удивляюсь, что ничего не боюсь, ни о чем не жалею. Вхожу, а муж перед телевизором сидит. «Ну, что, — спрашивает, — довольна? «Отвечаю: «Да, довольна. Ты же сам этого хотел!» А он мне вдруг заявляет: «А теперь успокойся. Не воображай, что тебе удалось поиграть у меня на нервах. Я звонил к Антоше, и его жена мне сказала, что ты ушла с подружкой». Так ничем и кончилась моя измена. Кирилл уехал, я больше с ним встречаться не захотела. Но Витю моего будто подменили: больше никогда никаких Отелло он передо мной не разыгрывал. Так я до сих пор и не знаю, догадался он или интуиция ему подсказала, что опасно меня ревновать?

 

Эмма внимательно посмотрела на Наташу:

— Скажите, Наташа, а этот Кирилл похож был на своего брата Антошу?

— Как две капли воды! Они же родные братья.

— Ну, вот вам и разгадка вашей измены. Вам и на самом деле хотелось переспать с Антошей, но страх мешал. Вы и устроили подмену. Отсюда и удовлетворение изменой и спокойствие потом: вы добились того, чего подсознательно хотели долгие годы, только скрывали от себя.

— Ах нет, не может быть! — воскликнула Наташа, но покраснела, как свекла.

— Именно так и есть! — рассмеялась номенклатурщица. — Перед собой-то чего стесняться. И хорошо вы сделали, что разрядили себя, а то бы нервная система к чертям полетела. Вот вы на меня, женщины, поглядите: вроде я здорова, здоровей некуда. А однажды чуть не дошла до полного нервного истощения. И надо-то было всего лишь одно — изменить мужу разок, чтобы все на место встало. Рассказать?

— Расскажите!

История четвертая,