Танцующий бог Шива. Древнеиндийская статуэтка

 

«ОМ» – это первозвук, существовавший еще до Шивы – говорит это его скульптурное изображение. Так мы можем слышать энергию всего сущего. И именно, исходя из этого, мудрецы и учителя упанишад (индийских прозаических и стихотворных религиозно-философских трактатов – прим. ред.) анализируют этот звук следующим образом:

так как гласная «О» в санскрите считается слиянием «А» и «У», то слог «ОМ» можно записать как «АУМ».

В такой своей расширенной форме он считается словом из четырех элементов: А, У, М и тишина. Тишина - царящая до, после и вокруг этого слога. В этом безмолвии слог возникает, в нем же он растворяется, подобно всей вселенной, возникающей из пустоты и возвращающейся в нее, подобно волне, возникающий из бездонной глубины океана.

«А» произносится открытым горлом. «У» переносит звук вперед. А несколько назалированное, говорящееся в нос «М», подводит его к самым губам.

При таком произнесении звучание наполняет всю ротовую полость и потому включает в себя все гласные. Более того, поскольку согласные при таком подходе считаются лишь прерыванием гласных звуков, то в произношении «АУМ» содержится и первооснова всех слов. А в них, в свою очередь – первозвук всего сущего.

По этой причине говорят, что любые слова представляют собой составляющие или частички звука «АУМ», подобно тому, как все формы являются частицами одной единой формы форм, которая становится зримой, когда в практике йоги покрытая рябью эмоций поверхность разума успокаивается.

Соответственно «АУМ» являет в себе единственный звук, разнообразные модуляции которого запечатлены в лепестках лотосов Тантры.

Считается, что начальный звук «А» слога «АУМ» аллегорически олицетворяет состояние бодрствующего сознания, объекты которого относятся к грубой материи и отделены как друг от друга, так и от созерцающего их сознания.

На этом плане существования - «Я» не есть «Ты», а «Это» - не есть «То». Причина и следствие отличны друг от друга. Бог и созданный им мир не являются одним и тем же. А любые мистические утверждения – бессмысленны.

Более того, чтобы грубые внешние объекты этой сферы бодрствования стали видимыми, их необходимо озарить извне. Они не светятся сами, разумеется, за исключением особых случаев: огня, молнии, звезд или солнца, представляющих собой врата к новому уровню бытия.

Звук «У» олицетворяет состояние сновидящего сознания, где субъект и объект являются одним и тем же, несмотря на то, что могут казаться отличными друг от друга. Человек, видящий сны, может удивляться своим сновидениям, даже пугаться их, так как чаще всего не понимает их смысла. Когда же во сне он сам воздает образы сновидения, то в внутри него начинают играть в прятки две стороны одной и той же личности. Один аспект погружен в творческую деятельность, а второй пребывает в состоянии неведения в отношении активности этой своей невидимой половины.

Кроме того, объекты мира сновидений относятся к тонкой материи, которая способна светиться сама по себе, быстро изменять форму, и поэтому связана с уровнем огня и лучезарной природы богов.

Действительно, существует индоевропейский глагольный корень «див», от которого произошли латинские слова «divus» и «devus», переводимые как сиять, означающие при этом, первое - божество и второе - дев.

Боги, как и персонажи сновидений, обладают собственным свечением. Они представляют собой что-то вроде макрокосмических двойников наших образов сновидений. Они являются общими воплощениями, персонификациями, тех же самых сил природы, которые появляются во сне.

На этом уровне звука «УМ» макрокосм и микрокосм, внутреннее и внешнее, индивидуальность и коллективность, частное и общее становится одним единым целом.

Личное сновидение через звук «У» открывает путь к всеобщему мифу о видениях снов. Боги нисходят к сновидцу, как возвращающиеся аспекты его собственной личности.

Можно сказать, что мифология представляет собой коллективное сновидение, приводящее в движение целые общественные формации и придающее им форму. Верно и обратное - наши собственные сны являют собой крошечные мифы, с личными богами, их противоположностями и силами-хранителями, которые становятся побудительными силами нашей дневной жизни и придают форму нам самим.

Это – откровенные символические выражения реальных страхов, желаний и ценностей, которые повелевают жизнью человека.

Если звук «А» относится к бодрствующему сознанию, к вечным объектам и к тому, что уже состоялось, а звук «У» - к тонким объектам и к тому, что находится на стадии становления, то звук «М» - означает глубокий сон без сновидений, когда, как мы считаем, уходит сознание и разум становится затерявшейся во тьме единообразной массой или средой, лишенной качеств сознания.

То, что в нашем бодрствовании осознает только уже существующее, а в сновидении – только еще приходящее, отделяется в глубоком сне без сновидений от каких-либо убеждений, и в результате - звук «М» возвращает нас к тому изначальному, единообразному и неопределимому скрытому состоянию – хаосу, царству потенциальных возможностей, из которого со временем возникнет все то, чему суждено существовать.

Увы! Разум, содержащий в себе все, теряется в этом сне.

Вот что такое - звук «АУМ»: бодрствование, настоящее, потенциально возможное и нереализованное, абсолютно вечное, лишенное субъективного начала. В одном слоге как в звуке, который поднимается откуда-то из глубины души и из Вселенной одновременно, рождается любая мелодия и песня.

Слышим ли мы его? Мне кажется слышим!

Сам по себе, звук «ОМ» является древом исполнения желаний, которое изображено на маленьком отростке сердечной чакры. Единожды услышанный человеком, он может быть обнаружен повсюду, говорит нам этот символ.

И тогда человеку уже не требуется искать себе благо, оно уже здесь – внутри, оно уже пронизывает все сущее и все пространство. Теперь человек может успокоиться в этом мире и прекратить свою борьбу за свершения, власть и счастье.

Но так кажется только на первый взгляд, потому что человек должен научиться различать этот звук. Ведь импульсивность и синтонность получаются только в том случае, если человек чувствует, что он что-то слышит, но не может ничего различить и понять. Он вскипает от каких-то непонятных ему самому стремлений, капризов, от его все новых и новых импульсивных безумий. Ему все время кажется, что он не может уловить чего-то главного. Он становится убежденным в том, что это главное способен уловить другой человек, и начинает путаться в дебрях собственной чувствительности.

Совсем другая любовь должна вести его вперед или выше – туда, куда стремиться его воздушный шарик под влиянием прыгающих эмоций.

Давайте еще раз задумаемся. Три низшие чакры, о которых шла речь ранее, так или иначе соответствуют образу жизни конкретного или приземленного человека, обращенного только к внешнему миру. Это состояние человека - строителя, воина, любовника, чиновника. Достижение во внешнем мире, предметы и деньги, которые приобретены или потеряны, отражаются на этих уровнях в виде радостей и печалей людей, соответствующих чакр.

Вся история рода человеческого в основном действовала, именно, на этом уровне. Над людьми властвовала ранее и властвует сейчас желание обладать вещами, деньгами, сексуальными партнерами и редко чем-нибудь иным. Всю человеческую историю можно описать как процесс усмирения желания обладания с помощью внушения, ощущения общественного долга или разделения социальных ролей. Они навязываются людям не только светской властью, но и грандиозными мифами о неоспоримости власти божественной, на обладание которой в той или иной форме притязали все типы власти в обществе. И это кажется необходимым во всех случаях, когда побуждения такого рода навязывались недостаточно действенно: человек человеку становился волком.

С другой стороны понятно, что религия, которая призвана воздействовать только на эти уровни существования человека как личности, имеет мало общего с мистическим осознанием божественного присутствия, которое преимущественно обращено внутрь человека. Там, где-то внутри этой луковицы с бесконечным количеством оболочек прячется божественное зерно. Вполне возможно, что такие навязывающие свои ритуалы и правила религии, вообще не заслуживают такого титула. Они чаще всего оказывались придатком власти, предлагающим в дополнение к этическим правилам, смутные утешения в отношении жизненных потерь и обещания не менее смутных наград после смерти за исполнение тех или иных общественных обязанностей.

Где-то на рубеже четвертой чакры пройдет внутренний водораздел: ведь чувствующему человеку необходимо чувствовать Бога, ему мало религии как некой нормы поведения, установленной обществом. Ему всегда недостаточно слов. В его душе как зерно страдания постоянно присутствует чувство неудовлетворенности миром и своими действиями, направленными на укрепление своих позиций в нем.

В это трудно поверить сразу, но, именно, в этой мучительной неудовлетворенности плодами, которые человек пожинает, находясь на уровне первых трех чакр, и проявляет себя звук «ОМ». В наших душах он прячется в глубине неудовлетворенности.

В конце XIV века (около 1375 года – прим. ред.) один неизвестный английский монах написал книгу, которая называлась «Облако неведения», оказавшую впоследствии огромное влияние на христианскую мистику всех направлений.

Вот что написано в этой книге:

«И вот мой ответ. Без особой благодати, которая ниспосылается Господом и соответствующей способности обрести эту благодать, знания и ощущения собственного бытия как абсолютной ценности, никоим образом не разрушится. И способность эта нужная человеку – ни что иное как сильная и глубокая душевная скорбь. Всякому человеку есть причина скорбеть, но особенная причина для скорби – знание и чувство того, что ты есть. Все прочие скорби сравнительно с этой – словно забавы для того, кто серьезен. Ибо тот, кто скорбит всерьез, кто знает и чувствует не только, кто он есть, но – что он есть. И тот, кому незнакома сия скорбь, пусть испытает ее, ибо еще не доводилось ему испытать скорбь совершенную. Подобная скорбь, когда испытаешь ее, очищает душу не только от греха, но также и от боли, которую душа заслужила за свой грех. А также делает душу способной обрести ту радость, которую в противном случае отъята от человека, живущего знанием и чувствами своего собственного бытия. Эта скорбь, если воистину испытать ее, исполнена священного желания, иначе человеку и за всю жизнь не стало бы сил снести или вытерпеть ее. Когда он будет обретать подлинное знание - ощущение своего бога в чистоте духа, а затем чувствовать, что не имеет более сил, ибо вечно будет открывать в своем знании и в своем ощущении, что они как бы заняты и наполнены нечистой и зловонной глыбой его Я».

Вспомните, Душечка – человек импульсивный. Мы бы сказали, что она – человек, как бы лишившийся по каким-то причинам признаков личности первых трех чакр. Такие люди остро чувствуют скорбь от зловонности своего «Я», не слыша более никаких звуков. Так происходит потому, что они пытаются вместо своего зловонного «Я» принять в свою душу «Я» другого человека, которое кажется им более чистым или величественным.

Люди четвертой чакры очень чувствительны. Они беспокоятся за мир и боятся привнести в него зло своим зловонным «Я», которое может быть не столько зловонно, сколько просто многократно ошибавшееся.

Подобные люди беспокоятся за мир и боятся причинить ему вред. Но вот, что писал по поводу такого беспокойства, немного позже – в конце XVI века католический святой Хуан де ла Круз: «Беспокойство – это всегда тщеславие, ибо беспокойство не ведет к добру. Беспокойство требует человеческой влюбленности в само это чувство. Воистину даже если весь мир и все сущее в нем погрузиться в хаос и тогда беспокойство по этому поводу будет всего лишь тщеславием».

Святого Игнатия Лойолу однажды спросили, что он будет чувствовать, если римский папа решит запретить основанный им Орден Иезуитов. «Четверть часа молитвы», - ответил Игнатий, - и я забуду об этом». Мы беспокоимся и переживаем за окружающий нас мир, и поэтому четыре-пять раз в день смотрим по телевизору сводки новостей, слушаем пространные рассуждения комментаторов, ежедневно читаем газеты, наполненные кровью и страхом. Мы называем все это – разумным интересом к политической жизни мира. Святой Хуан де ла Круз утверждает, что этим самым мы просто потакаем своему праздному любопытству.

Мы предаемся беспокойству ради беспокойства. Мы ведь делаем это для того, чтобы доказать себе и другим, что мы – люди тонко чувствующие и реагирующие на все, что происходит в мире. Мы, тем самым, пытаемся доказать себе, что являемся людьми возвышенными, сердечными, не осознавая, конечно, того, что лишь очередной раз доказываем свою принадлежность к кругу лучших личностей чакры – анахаты. А любой противоположный тип реагирования на окружающую действительность мы считаем равнодушием или душевной опустошенностью, воспринимая эти слова только лишь с отрицательным смыслом. 

  Подобно как из-за отсутствия любви образуется непреодолимая дихотомия, так и человек четвертой чакры уверен, что настоящий человек может быть только человеком тонким и болезненно реагирующим. Все остальные люди – неискренние, а значит – ненастоящие и плохие. Есть в этом рассуждении ошибка. Лично я впервые почувствовал ее суть, впервые прочитав фантастический роман Станислава Лема «Солярис», а потом еще раз убедился в своей правоте, посмотрев одноименный фильм Андрея Тарковского.

«Солярис» - это глубоко религиозное по своей сути произведение, недаром оно так заинтересовало великого кинорежиссера до этого снявшего христианскую эпопею «Андрей Рублев».

Ученые, которые приезжают изучать мыслящий океан, полностью погружаются в мир материализованных иллюзий, которые как волны накрывают их. Тонко чувствующие люди погружаются в эти иллюзии – в свои собственные эмоции, разбуженные собственными желаниями, без остатка. На исследование, ради которого они приехали – постичь сам океан, у них не остается ни сил и ни времени. Он существует лишь как фон, на котором разворачиваются страсти каждого из членов научной группы. Между тем, сам Солярис кажется читателю страшным, потому что он бесстрастен. И вот тогда-то я понял, что Солярис с его бесстрастием – это и есть взыскуемое нами ощущение Вечности.

Болезни и ошибки у людей четвертой чакры возникают потому, что они боятся бесстрастия, этого Соляриса вечности, который звучит в человеческих душах нескончаемым звуком «ОМ».

Мы продолжаем защищаться. Но если мы тонко и глубоко чувствуем, и наш портрет похож на человека четвертой чакры, то мы защищаемся от Вечности, которая находится внутри наших душ, и мы слышим звук этой Вечности, возникающий внутри нас без каких-либо соударений, являющихся причиной обычных звуков.

Редко кто из людей не любит море. Солярис Лема волнует нас, потому что образ океана одна из самых устойчивых мифологем человеческой души. Это – образ нашей глубины и бесконечности. На море появляются и исчезают волны, но само море от этого не меняется.

Волны ничем не отделены от моря.

Но волны – это не море, это лишь формы, рожденные морем. Волны – это всего лишь проявление моря, которое принимает различные формы, и эти формы очень быстро умирают. Танец волн – это танец форм на груди Вечности. Море не умирает никогда, волны же - умирают всегда, чтобы рождаться вновь. Если бы волна была так разумна как те волны, которые порождал Солярис, то в некоторые моменты волна, являясь частью моря, понимала бы, что она – бессмертна. Если представить себе волну, которая верит, что она – отдельна и независима, и не имеет к морю никакого отношения (наверное, это – те моменты, когда волну охватывает гордыня), и никакого моря вообще не существует, а она существует сама по себе в абсолютной пустоте, то назовем такую волну – глупой. И эта глупая волна, разумеется, через мгновение развеется в прах и пену, разбившись о берег внешних обстоятельств в ее волновой жизни. Волна не может существовать в пустоте.

Великий индийский философ и тантрист Ошо Раджниш посмеивался над нашей верой в смерть: «Откуда взяться рождению в пустоте? Пустота ничего не может родить. Как может случиться в пустоте смерть? В пустоте ничего не может потеряться. На самом деле есть только Вечность. Она не различает времени, ибо наши чувства могут видеть только форму и очертания. Нашим чувствам не дано видеть того, что находится вне формы или имени».

И это действительно так. Мы довольно часто говорим, что видели море, но, скорее всего мы не видели море, мы видели только волны. То, что мы видим, от берега и до самого горизонта – это лишь волны. Стоя на берегу, мы только догадываемся, исходя из своих познаний, что там под волнами существует бездна, и что эта бездна независима от выраженности шторма на поверхности. Она всегда остается бесстрастной, спокойной и непроницаемой.

  В предыдущих главах я уже сравнивал человеческую душу с воздушным шариком. А Будда говорил о себе, что он родился как мыльный пузырек. Мыльные пузырьки расширяются, лопаются и взрываются. В этот миг воздух, который был в пузырьке, сливается с воздухом вокруг, а вода, которая была в его радужной оболочке, сливается с водой. Жизнь - лишь краткий миг яркого и радужного существования мыльного пузыря.

Что нужно сделать воздуху в мыльном пузыре для того, чтобы продлить этот период своего радужного существования.

Что делали для этого разумные волны Соляриса в романе С. Лема?

Они учились чувствовать себя частью океана, и только потом приспосабливались к ученым, которые на самом деле – тоже волны, только волны другого океана. 

Если ты – океанская волна или частица бескрайнего воздуха, то ты – часть Вечности. Если ты – волна, то ты - одновременно и сам «Солярис», способный создавать иллюзии существования, т.е. можешь продлять свое радужное существование и вне стенок пузырька столько, сколько сам захочешь.

Нам несложно понять метафору моря и волны, потому что стоя на берегу, мы не видим никакой противоположности или вражды между морем и волной. Но смерть и Вечность понять гораздо сложнее. Но и они становятся сложными для понимания лишь потому, что мы считаем их своими врагами. Мы находимся внутри процесса постоянной борьбы смерти и Вечности, и энергия нашей жизни направлена на то, чтобы защититься от них обоих, пугающих нас своим бесстрастием и своей безличностью. Человек, приближаясь к мгновению своей смерти, становится защищенным от нее все меньше и меньше. Чем ближе мы к смерти, тем более отчетливо понимаем, что смерть – это не более чем изменение, точно также как волна – это всего лишь изменение моря.

Фрейдовский инстинкт смерти - «смерть в контексте Танатоса» - это всего лишь энергия заблуждения, защита от звука «ОМ (АУМ)», без всякого соударения постоянно звучащего в наших душах звука Вечности. 

Наша защита на уровне четвертой чакры представляет собой что-то вроде очков, постоянно надетых на глаза. Если я постоянно ношу зеленые очки, то считаю, что все вокруг меня – зеленое. Если я их сниму, то увижу мир разноцветным. Но для того, чтобы снять очки, я должен знать и чувствовать, что они на меня одеты. Я должен понимать, что все вокруг меня выглядит зеленым, только из-за очков. Если я это знаю, то не стану более строить иллюзий, и тем самым обрету свободу поступать, как хочется. Я могу снова надеть очки и по-прежнему видеть мир зеленым. А могу, не надевая, их представлять себе, как выглядел бы мир сквозь очки. Несмотря на мое знание о вечном существовании океана, игра волн на его поверхности продолжается. Но теперь я знаю, что это мне кажется только благодаря очкам.

А ведь это знание, как звук «ОМ», существует в каждом из нас. Английский священник, религиозный писатель Вильям Лоу писал в XVIII веке: «Как можно было начать отвергать свое «Я» даже во имя любви, если бы в человеке не было чего-то отличного от этого самого его «Я».

Действительно, ведь каждый из нас это понимает.

А вот еще одна цитата. «На тело человека воздействует добро или зло его разума – писал Рене Декарт. – Аналогично существование в самом центре творения божественной безмятежности и доброй воли может рассматриваться как одна из причин, по которой недуги этого мира, будучи хроническими, но сих пор еще не стали смертельными».

Произнесенные в начале XVIII века эти слова оказались не до конца понятными даже в XXI веке. Знание, что сквозь тебя течет поток Вечности, каким бы именем он не назывался – это единственный способ избавления от депрессии и импульсивности волн, играющих на зыбкой и переменчивой поверхности восприятия людей четвертой чакры.

Это знание есть единственный способ обретения человеком вечно взыскуемой им, но так никогда и не найденной свободы. Майстер Экхарт (Иоганн Экхарт фон Хоххайм, более известный как Майстер Экхарт – философ, теолог и мистик XIII – XIV веков, главный представитель доминиканской школы «рейнских мистиков» - прим. ред.) писал: «Священное писание говорит о человеческих существах, что есть внешний человек и еще, рука об руку с ним – внутренний человек. Внешнему человеку принадлежит все то, что зависит от души, но соединяется с плотью и пропитано ей, и совместная деятельность нескольких членов таких как: глаз, ухо, рука и т.д. Писание говорит обо всем этом, как о ветхом человеке, земном человеке, внешней личности, враге или слуге. В каждом из нас внутри пребывает другая личность – внутренний человек, которого Писание называет новым человеком, небесным человеком, юной личностью, другом или господином».

Это и есть человек свободный или человек бессмертный, человек, который почувствовал внутри себя стихию Вечности и смог воспринять себя как временную форму, которая способна и после того как лопнул пузырек продолжать себя.

«Все – суета сует», - говорил Экклесиаст. Представляете себе личность Иисуса Христа, если бы все страсти, грехи и боль этого мира заставляли его реагировать на каждый из них. Он потому и Бог в нашем сознании, что главным в нем была – та самая безмятежная Вечность. В Индии считают, что проповедь его шла с уровня четвертой чакры. И недаром католическая святая Маргарита Мария Алакок, которая в 1685 году, находясь в религиозном экстазе, получила божественное откровение о сердце христовом (впоследствии этому обстоятельству была посвящена постройка знаменитого «Храма святого сердца» в Париже - фр. Базилика Сакре-Кёр), оставила рисунок своего видения. И рисунок этот удивительным образом напоминает кристалл или лотос четвертой чакры – анахаты.