Изменение теории и практики международных отношений, которым следует Москва.

Наши сложности с нынешним Советским правительством связаны главным образом с тем, что его лидеры исповедуют в теории и практике международных отно­шений концепции, не только противоположные нашим собственным, но и очевидно несовместимые с мирным и взаимовыгодным развитием отношений между этим пра­вительством и другими членами международного сооб­щества как индивидуальными, так и коллективными. Главными среди этих концепций являются следующие:

а) мирное сосуществование и взаимное сотрудничество суверенных и независимых государств на основе равен­ства и взаимного уважения иллюзорно и невозможно;

б) конфликты являются основой международной жизни, при этом, как в случае Советского Союза и капиталистических стран, ни одна сторона не признает превосходства другой;

в) режимы, не признающие авторитета и идеологическо­го превосходства Москвы, безнравственны и пагубны для прогресса человечества, и долг всех здравомыслящих людей повсеместно добиваться свержения и ослабления таких режимов любыми тактически подходящими методами;

г) в дальней перспективе невозможно сближение инте­ресов коммунистического и некоммунистического мира путем взаимного сотрудничества, эти интересы в основе своей антагонистичны и противоречат друг другу;

д) произвольные индивидуальные контакты между людь­ми из мира под коммунистическим господством с людь­ми за пределами этого мира являются злом и не способ­ствуют общему прогрессу человечества.

Очевидно, что недостаточно прекращения доминирования этих концепций в советской или российской теории и практике международных отношений. Необходима их замена на практически противоположные.

А именно:

а) суверенные и равноправные страны могут мирно сосуществовать бок о бок и сотрудничать друг с другом без претензий или попыток установить одностороннее господство;

б) конфликт не является необходимой основой между­народной жизни, что народы могут иметь общие интере­сы, не имея полного согласия в идеологии и не подчиня­ясь единому авторитету;

в) народы других стран имеют законное право пресле­довать национальные цели, расходящиеся с коммунисти­ческой идеологией, и что долг всех здравомыслящих лю­дей исповедывать терпимость к чужим идеям, скрупулезно соблюдать невмешательство во внутренние дела других на основе взаимности, и использовать только порядочные и честные методы в ведении международных дел;

г) международное сотрудничество может и должно сбли­жать интересы обеих сторон даже и при различии их иде­ологических платформ;

д) индивидуальные контакты между людьми по разные стороны международных границ желательны и должны поощряться как процесс, способствующий общему про­грессу человечества.

Тогда немедленно встает вопрос, является ли принятие Москвой таких концепций задачей, которую мы можем всерьез надеяться решить, не прибегая к войне и к свер­жению Советского правительства. Мы должны смотреть в лицо тому факту, что Советское правительство в его нынешнем виде является и будет оставаться постоянной угрозой нашему народу и миру.

Совешенно ясно, что нынешние лидеры Советского Союза никогда не смогут сами воспринять концепции, подобные изложенным выше, как разумные и желательные. Точно так же ясно, что переход к доминированию таких концепций в русском коммунистическом движении в нынешних обстоятельствах означал бы интеллектуальную революцию внутри этого движения, равносильную преобразованию его политической индивидуальности и отказу от основных претензий на существование в качестве особой жизненной силы среди множества мировых идеологических течений.

Такого рода концепции могли бы возобладать в российском коммунистическом движении, только если бы в результате длительного процесса перемен и эрозии это движение изжило те импульсы, которые изначально породили его и дали ему жизненную силу, и приобрело совершенно иное, отличное от сегодняшнего, значение в мире.

Тогда можно было бы заключить (а московские теоло­ги немедленно именно так бы это и проинтерпретирова­ли), что заявление о нашем стремлении к принятию Мос­квой этих концепций равносильно объявлению нашей задачей свержение Советской власти. С этой точки зре­ния можно было бы утверждать, что такая задача нераз­решима без войны, и мы тем самым якобы признаем, что нашей задачей по отношению к Советскому Союзу в ко­нечном счете является война и насильственное сверже­ние Советской власти.

Принять такую точку зрения было бы опасной ошибкой.

Во-первых, мы не связаны никакими временными ограничениями в решении наших задач в условиях мира. У нас нет никаких жестких временных периодов войны и мира, которые подталкивали бы нас к необходимости ре­шения наших задач мирного времени к определенной дате, «иначе будет поздно». Задачи национальной политики в мирное время никогда не следует рассматривать в статических терминах. Постольку, поскольку это наши основные, ценностные задачи, они не относятся к тем, которые допускают полное и окончательное решение, подоб­но конкретным боевым задачам на войне. Задачи поли­тики мирного времени следует рассматривать скорее как направления движения, а не как физически достижимые пункты назначения.

Во-вторых, мы полностью в своем праве и не должны испытывать чувства вины, работая над разрушением концепций, несовместимых с миром и стабильностью во всем мире, и заменой их на концепции терпимости и между­народного сотрудничества. Не наше дело вычислять, к какому внутреннему развитию может привести принятие таких концепций в другой стране, мы также не обязаны ощущать какую бы то ни было ответственность за это развитие. Если советские лидеры обнаружат, что растущее преобладание более просвещенных концепций междуна­родных отношений несовместимо с сохранением их внутренней власти в России, ответственность за это несут они, а не мы. Это дело их собственной сознательности и созна­тельности народов Советского Союза. Работа над приня­тием справедливых и внушающих надежду концепций меж­дународной жизни является не только нашим моральным правом, но и нашей моральной обязанностью. Поступая таким образом, мы можем не заботиться о том, куда поле­тит стружка в вопросах внутреннего развития.

Мы не можем определенно утверждать, что успешное решение нами обсуждаемых задач приведет к распаду Советской власти, так как нам неизвестны соответствую­щие временные факторы. Вполне возможно, что под дав­лением времени и обстоятельств определенные исходные концепции коммунистического движения могут постепен­но измениться в России примерно так же, как измени­лись определенные исходные концепции Американской революции в нашей собственной стране.

Мы, однако, имеем право полагать и публично заяв­лять, что наша задача состоит в том, чтобы всеми имеющимися в нашем распоряжении средствами донести до российского народа и правительства более просвещенный взгляд на международные отношения, и что поступая таким образом, мы как правительство не занимаем ника­кой позиции по отношению к внутренним делам России.

Ясно, что в случае войны вопросы такого рода стоять не будут. Если бы война между нашей страной и Советс­ким Союзом началась, наше правительство было бы сво­бодно в выборе средств, направленных на решение ос­новных задач, и условий, исполнения которых оно поже­лало бы потребовать от российской власти или российс­ких властей при успехе военных операций. Будут ли эти условия подразумевать свержение Советской власти, яв­ляется исключительно вопросом целесообразности, ко­торый обсуждается ниже.

Вторая из двух основных задач таким образом также может решаться как во время мира, так и во время войны. Эта задача, как и первая, может соответственно считаться основополагающей, откуда и вытекает формули­ровка нашей политики в условиях как мира, так и войны.