Марта 1904 года 20:55 по местному времени

Острова Элиот

Писатель и журналист, Джон Гриффит Чейни, он же Джек Лондон

Отправляясь в эту командировку, я был готов пойти на любой риск, чтобы иметь возможность непосредственно окунуться в события, которые взбудоражили весь мир. Я просто не мог остаться в стороне. Я хотел слышать свист пуль, видеть лица солдат, наблюдать бои. Что ж – все это теперь имеется у меня в избытке. И остается лишь радоваться и изумляться, что мне выпал редкий шанс стать участником невероятных событий, попав в самую их гущу.

Война! Вот она – перед моими глазами. Я жадно наблюдаю, как русские бьют японцев, я с предельным вниманием слушаю все то, о чем они мне рассказывают, эти пришельцы из будущего. И чем больше я общаюсь с ними, тем лучше понимаю истинное положение вещей и логику событий, касающихся этого противостояния в частности и мировой истории вообще. Когда-нибудь, когда у меня будет свободное время, а все впечатления стройно улягутся в голове, я еще осмыслю все то, что узнал в течение этих дней. Я напишу массу статей и очерков о том, что происходило со мной, я опишу тех людей, с которыми довелось столкнуться, я поделюсь с американскими читателями своими чувствами и мыслями… Но сейчас мое дело – наблюдать, смотреть широко раскрытыми глазами, вникать в происходящее так глубоко, насколько это возможно. Я практически постоянно веду записи в своем блокноте – и в нем едва хватает места! Но насчет бумаги я не переживаю с тех пор, как одна из русских женщин была настолько добра, что подарила мне толстую тетрадь с тонкими листами прекрасного качества; на обложке были изображены яркие тропические рыбки, которых я с удовольствием разглядывал в свободные минуты, дивясь технологиям будущего в отношении печати и полиграфии.

Вообще мне хотелось узнать о будущем побольше. К сожалению, и Одинцову, и Гуленко было не до того, чтобы устраивать для меня экскурсы в XXI век. Но я надеялся, что однажды пришельцы все-таки поделятся со мной «сокровенными знаниями», и терпеливо ждал этого момента. Но скучать мне, собственно, не приходилось.

Да, я оказался любимцем Фортуны и действительно очутился на русско-японской войне – можно сказать, в самом ее жерле. Но война эта – совсем не такая, какую я предполагал увидеть. Пришельцы из будущего решительно вступились за своих предков и теперь наносят вражескому флоту потерю за потерей. Да, у них есть такая возможность – оружие будущего обладает точностью и мощью – можно представить, как происходят войны там, в их времени… Наверняка людей можно уничтожать тысячами и десятками тысяч. Наблюдая за тем, как русские разделываются с японцами, я преисполняюсь неким трепетом. Я понимаю, что в нашем мире больше нет подобной силы…

Но иногда непроизвольно закрадывается в мой разум мысль – а правильно ли это? Ведь для них, людей из XXI века, история уже написана. Они ничего не изменят в своем мире… Справедливо ли это, что русские побеждают японцев с заведомым преимуществом? Честная ли это война? Впрочем, я приблизительно знаю, что бы мне ответили сами пришельцы – «Честно – защищать свое отечество любыми способами. Честно – уничтожать агрессора. Честно – выполнять свой долг в соответствии с воинской присягой. Война же вообще не подпадает под такие категории, как «честно» или «нечестно».

И все же, когда я наблюдаю, как дерутся русские за свое отечество – не мучаясь сомнениями, с твердой верой в правильность своих действий, в святой уверенности, что они несут благо не только своему народу, но и миру – у меня захватывает дух… Тогда я чувствую неуемное кипение вечно изменчивой жизни, слышу поступь Истории и неразборчивый шепот Мироздания, готового поделиться своими тайнами…

Я наблюдаю не только за событиями, но и за людьми. Человек! Что может быть интересней? Сколько в нем всего – эмоций, чувств, идей, планов, надежд… А если этот человек еще и из будущего? Честно говоря, я никогда глубоко не задумывался над идеей проникновения из одного времени в другое. Я, бывало, даже посмеивался над теми, кто на полном серьезе обсуждал возможность создания машины времени. Но вот теперь убедился, как глубоко заблуждался… Но признал я это заблуждение с радостью.

Итак, я вращаюсь среди совершенно удивительных людей. Они не похожи ни на кого из тех, кого я знал раньше. Но не без удовольствия я обнаружил в этих людях все то, что предполагал в «русском человеке», образ которого возник в моем сознании на основании произведений русских классиков. И главная их черта – это, конечно же, тяга к справедливости и стремление сделать мир лучше…

Конечно, военные (а именно с ними я в основном и контактирую) – достаточно специфическая разновидность людей, но все же в них не может не присутствовать все то, что свойственно народу вообще. Да, эти русские солдаты кажутся иногда грубоватыми и циничными, но в то же время можно только преклоняться перед их принципиальностью и верностью идее. Их кажущаяся простоватость оборачивается смекалкой и умением почувствовать подвох, а суровость часто скрывает под собой великодушие и способность к сопереживанию. Я очень счастлив, что оказался среди этих людей. Ведь я так мечтал побывать в России, чтобы проникнуться ее духом… А вот интересно – там, в их истории, мне удалось воплотить эту мечту? Отчего-то я не спрашиваю их о своей персоне. Мне как-то не по себе (как, наверное, и любому человеку) от мысли, что на самом деле я уже умер… Хотя интересно, конечно. Может быть, однажды и спрошу… Да, наверняка я это сделаю. Что-то не так в моей биографии – потому что та женщина с красными волосами и странным именем Алла, которая подарила мне тетрадь, смотрела на меня с выражением какого-то легкого сожаления и беспокойства… Жаль, что никак не удается с ней толком поговорить. Кажется, она стесняется своего английского. Он, конечно, и вправду ужасен, но ведь это такой пустяк по сравнению с возможностью душевно поговорить! Впрочем, у меня такое чувство, что для разговоров еще настанет время…

Я многое повидал в жизни, не раз был на волосок от гибели, на моих глазах умирали люди, я часто становился очевидцем жестокости и несправедливости… Бывало, злые ветры дули в моей судьбе, и было страшно, и отчаяние накатывало ледяной волной, грозя накрыть с головой и унести в темную пучину… Но в такие моменты любовь к жизни приподнимала меня над миром со всеми его скорбями. И сама жизнь – звонкая, блистающая, торжествующая – пела мне свою песнь; и легкие крылья ее увлекали меня дальше, и все дурное оставалось позади; а впереди, в дымке легкого тумана, уже загорались новые маяки…

Но я не знал, что предстоит мне испытать в самом скором времени. Это было то, что не шло ни в какое сравнение с виденным мной ранее. Это было то, что навсегда оставило оттиск в моей душе – и это воспоминание будет жечь подобно огню, будет взывать к отмщению – я сделаю все, все, чтобы этого не повторилось; я поведаю об этом миру, я расскажу об этом везде, где только смогу…

Мы сошли на берег острова после того, как русские уничтожили на нем всех японцев. На этом маленьком клочке суши нам предстояло провести какое-то время. Нам сказали, что тут остались лагеря пленных – и теперь предстояло решить, что делать с этими людьми, но сначала им следовало оказать любую посильную помощь.

Конечно же, некоторая перемена обстановки и возможность проявить какую-то деятельность вызвали во мне бурный энтузиазм.

Женщина, возглавлявшая нашу группу (тех, кто отправлялся в лагеря пленных), была прекрасна в своей военной форме. Я никогда не видел ничего подобного, и даже не предполагал, насколько привлекательно может выглядеть леди, одетая по-военному. Хоть сама форма была непривычной для моего глаза, сидела она на ней ладно. Я подумал, что, должно быть, в будущем у женщин есть право служить в армии – и не мог не одобрить этот факт. Я никогда не считал, что представительницы так называемого «слабого» пола действительно слабее мужчин, и всегда являлся сторонником равенства между полами. Прекрасное будущее! Жаль, что не могу заглянуть туда хотя бы на минутку…

Кроме этой леди по имени Дария, в нашей группе присутствовали все остальные женщины; их было трое, и среди них – моя рыжеволосая знакомая. Также было с дюжину мужчин, среди которых я определил по крайней мере одного врача.

Как я понял, наше задание называлось «гуманитарной миссией». Нам предстояло позаботиться о бывших пленных.

Когда мы направлялись к лагерю, я не очень представлял, что увижу там. Но когда мы наконец оказались возле бараков, меня передернуло от ужаса – худые, изможденные люди стояли возле своих убогих жилищ, глядя на нас с выражением угрюмой обреченности. В воздухе витал запах нечистот. Я даже предположить не мог, что японцы могут так ужасно обращаться с людьми. Они еле стояли на ногах. Грязные, оборванные, они, казалось, не ожидали уже ничего хорошего.

Все эти люди был азиатами – скорее всего, корейцами. Мой взгляд сразу же подметил, что это были только женщины и дети. Женщины и дети! А где же мужчины? Этот вопрос остался для меня открытым.

Дария, которая сначала, побледнев, молча разглядывала этих людей, вдруг засуетилась. Она отдавала какие-то команды; женщины и четверо мужчин из нашей группы стали подходить к бывшим пленным. Один из «наших» мужчин, имеющий признаки явной принадлежности к тому же народу, что и эти несчастные, о чем-то спрашивал их на их языке – и вот они, немного оживившись, стали что-то рассказывать.

И тут я услышал:

– Эй, Джек! Пойдем-ка…

Один из тех мужчин, что стояли отдельно, поманил меня рукой – и мы все вместе направились в сторону небольшого холма. Пока мы его огибали, в мои ноздри все явственней проникал такой знакомый и отвратительный запах… запах мертвой человеческой плоти, который ни за что не спутаешь с каким-либо другим. Мужчины переглядывались между собой и все больше мрачнели по мере приближения к цели.

И вот мы пришли. Все, что воспринимало сейчас мое сознание, было похоже на кошмарный сон. Мы стояли на краю большой ямы. Смрад шел из нее… И я знал, что уже никогда не смогу забыть ни этот запах, ни это зрелище… В яме, сваленные в кучу, лежали обезглавленные трупы. Трупы не солдат. Женщин и детей! Ни в чем не повинных – видимо, из числа тех пленных, которых мы только что видели. «Не может быть! – кричал мой разум, дергаясь в конвульсиях ужаса, – ведь мы живем в цивилизованном мире! Это дело рук японцев?! Как же они могли?»

Но действительность говорила – да, могли. Да, именно японцы совершили это невиданное зверство. Так ведь если они вершат такое, то не только здесь… Сколько еще таких вот страшных могил по островам? Вдруг вспомнились мои собственные сомнения, правильно ли поступают пришельцы, вмешиваясь в эту войну. И разум воскликнул: «Правильно! Пусть теперь весь мир узнает о том, что здесь творится! Чтобы никогда, никогда не повторилось этого впредь!»

Бледные, потрясенные, сдерживая приступы тошноты, смотрели мои спутники в эту яму. И в этом безмолвии, когда душа каждого созерцающего плакала о душах невинно убиенных, замученных женщинах и детях, вырастало незримое облако холодной и чистой ярости против тех, что посмели попрать все человеческое… Нет, не должно быть им пощады! Закрыв глаза, я слышал плач и стоны тех, чьи останки сейчас лежали передо мной…

* * *