Е) философская лирика М. Ю. Лермонтова

В поэзии Лермонтова нет философической оды или философского поэтического афоризма, нет у него и «фи­лософской лирики» в духе поэтов. В его стихах всегда обнаруживается сложная психологи­ческая, экзистенциальная, этическая и религиозная про­блематика. Лермонтов воплощает и «поэзию мысли» и «поэзию чувства» одновременно, его лирика. Представляет как бы синтез этих двух начал. Богоборческие мотивы пронизывают практически всю философскую лирику поэта наряду с тонкими и лиричными религиозными настроениями, отраженными в его произведениях.
Во-первых, Бог для поэта – это высшая небесная сила, способная наполнить душу человека светом надежды и веры. Стихотворение «Молитва», написанное Лермонтовым в 1839 году, является вершиной его духовной лирики, ведь именно в нем отражен настоящий, искренний, неподдельный разговор с Богом, который успокаивает измученного грустью лирического героя:

…С души как бремя скатится,
Сомненье далеко –
И верится, и плачется,
И так легко, легко…

В стихотворениях Лермонтова Бог иногда соединяется с природой, показывая гармонию окружающего мира, к которой на миг приобщается и лирический герой:

Тогда смиряется души моей тревога,
Тогда расходятся морщины на челе, –
И счастье я могу постигнуть на земле,
И в небесах я вижу Бога…
(«Когда волнуется желтеющая нива…», 1837)

Во-вторых, Бог – это Высший Судия, который справедлив и честен в своих действиях и решениях. Несмотря на мелочность, ничтожность и порочность современного мира, поэт верит в Страшный Суд, где каждого человека ждет воздаяние за прожитую им жизнь, где каждый даст ответ Богу за свои поступки. Эта авторская позиция выражена в стихотворении «Смерть поэта» (1837), которое было написано как реакция на смерть А.С. Пушкина:

…Но есть и Божий суд, наперсники разврата!
Есть грозный суд: он ждет;
Он не доступен звону злата,
И мысли и дела он знает наперед…

С другой стороны, Бог – это лжец и враг, которого лирический герой стихотворений М.Ю. Лермонтова обвиняет в тотальном обмане своих надежд, мечт и ожиданий, чаяний на счастливую и беззаботную, полную покоя и любви жизнь, в неизвестности своего предназначения:

За все, за все тебя благодарю я:
За тайные мучения страстей,
За горечь слез, отраву поцелуя,
За месть врагов и клевету друзей…
(«Благодарность», 1840)

Прием анафоры создает интонацию гневного перечисления обманутых чувств героя, его разочарованности во всем. Он ропщет на Господа, а заканчивает свой монолог смелым выпадом Богу – желанием собственной смерти, чтобы избежать новых страданий и иллюзий в этом мире:

… Устрой лишь так, чтобы тебя отныне
Недолго я еще благодарил.

В душе любого человека с самого его рождения возникает противоречие: внутри живет как Бог, так и дьявол:

… Не походили на существ земных.
О нет! все было ад иль небо в них!..
(«1831го июня 11 дня», 1831)

Их борьба (демонического и божественного) бесконечна, и, к сожалению, в стихотворениях М.Ю. Лермонтова чаще всего побеждает дьявол. Доказательством этому факту является поэма «Демон», в которой поэт создал особый тип сознания, вобравший в себя все обаяние порока и губительную силу своеволия, борьбы с Богом:

…Каким смотрел он злобным взглядом,
Как полон был смертельным ядом,
Вражды, не знающей конца, –
И веяло могильным хладом
От неподвижного лица…

Но Бог – это еще и податель высшей нравственной мудрости, которая помогает человеку прозреть, избавиться от духовной слепоты, привитой светским обществом без моральных ценностей и ориентиров:

С тех пор как вечный судия
Мне дал всеведенье пророка,
В очах людей читаю я
Страницы злобы и порока…
(«Пророк», 1841)

Лирический герой начинает видеть суть вещей, освобождается от темной повязки, скрывающей пороки людей, и теперь стремится об этом рассказать, «завет предвечного храня», однако его никто из ближних не слышит, а только бросает в осмеянного вождя и пророка человечества камни. Этот непосильный крест, данный ему Господом Богом, он несет в одиночку, хотя его слушается и ему помогает природа, в которой он находит убежище от окружающего мира, наполненного злобой:

… Завет предвечного храня,
Мне тварь покорна там земная;
И звезды слушают меня,
Лучами радостно играя …

Таким образом, отношение поэта к Богу неоднозначно: оно не раскрывается только в одной плоскости, а вбирает в себя многогранность поэтического сознания М.Ю. Лермонтова.

 

ж) тема поэта и поэзии. Мысль об особом пути поэта со­ставляет важный аспект философской проблематики творчества Лермонтова (см. «Смерть поэта», «Нет, я не Байрон, я другой...», «Есть речи — значенье...»).

Во многом он продолжает традиции своих предшественников, прежде всего Пушкина, но есть в его трактовке и существенные отличия

В стихотворении «Молитва» («Не обвиняй меня, Всесильный.»), написанном в 1829 году, Лермонтов называет творчество «всесожигающим костром», а «жажду песнопений» - «страшной». Это происходит потому, что Лермонтов ощущает соединение в своем творчестве двух враждующих начал: земного и небесного, ангельского и демонического. При этом именно земные страсти, как говорит поэт, преобладают в его творчестве, и «редко в душу входит» благодатная струя «живых речей» Всевышнего. Как все это не похоже на пушкинский «божественный глагол», его жажду горения сердца и пламенного дара слова

Утверждением мысли о значительности роли поэта в жизни общества стало стихотворение «Смерть Поэта», с которого началась всенародная известность Лермонтова (так ярко и полно отразил он гнев и боль людей, вызванные гибелью Пушкина). Убийство Пушкина (Поэта) -- народная трагедия, в которой виноваты и заезжий иностранец, и «жадная толпа» («свет»), не способные оценить талант поэта, «славу» страны. В стихотворении «Поэт» Лермонтов напоминает о высоком назначении поэта, который своей творческой «властью» должен объединять людей «во дни торжеств и бед народных», пробуждая в них «благородные мысли». В стихотворении «Пророк» осмысливается судьба поэта, утверждается, что яркая, одаренная личность обречена на непонимание и враждебность общества. Поэтому единственный суд, который должен признавать человек, наделенный поэтическим талантом, -- суд совести.

Для самого Лермонтова творчество - это спасительное освобождение от страданий, возможность прийти к вере, ощутить гармонию. Он осознавал, что поэзия призвана объединить людей, а сила заключенного в слове чувства - это устремленность человечества к высшей духовности.

 

Об этом свидетельствует стихотворение «Есть речи - значенье...» (1840). Читая его, понимаешь, почему в Лермонтове при всей горечи сомнений, мучительности творческого процесса, побеждала вера в поэзию, ее силу и гармонию, высшее предназначение. «Из пламя и света рожденное слово» вызывает не просто волнение а страстное желание творчества и порыв броситься к нему навстречу:

 

Есть речи - значенье
Темно иль ничтожно,
Но им без волненья
Внимать невозможно.

Как полны их звуки
Безумством желанья!
В них слезы разлуки,
В них трепет свиданья.

Не встретит ответа
Средь шума мирского
Из пламя и света
Рожденное слово;

Но в храме, средь боя
И где я ни буду,
Услышав, его я
Узнаю повсюду.

Не кончив молитвы,
На звук тот отвечу,
И брошусь из битвы
Ему я навстречу.

.

Очень рано у Лермонтова возникает тема непонятого поэта-пророка, который не хочет и не может «на мелочь душу разменять», но подлинные творения искусства, «горькие строки» он не решается показать «неприготовленному взору».

 

Эта мысль продолжается и получает свое окончательное завершение в лермонтовском «Пророке», написанном в 1841 году и ставшим его своеобразным поэтическим завещанием.

 

Во многом это стихотворение продолжает пушкинского «Пророка», но общий смыл его иной. Лермонтовский герой уже пытался - и тщетно - «глаголом жечь сердца людей», провозглашать «любви и правды чистые ученья». Люди не хотят его слушать, гонят прочь. Лишь природа готова внимать поэту-пророку, «завет предвечного храня». Люди же платят ему презрением, называют глупцом, не верят в его пророческое призвание.

 

Лермонтов вошел в литературу со словами «невольник чести», а ушел из жизни, занеся на бумагу слова злобных гонителей поэта-пророка:

 

ПРОРОК

С тех пор как вечный судия
Мне дал всеведенье пророка,
В очах людей читаю я
Страницы злобы и порока.

Провозглашать я стал любви
И правды чистые ученья:
В меня все ближние мои
Бросали бешено каменья.

Посыпал пеплом я главу,
Из городов бежал я нищий,
И вот в пустыне я живу,
Как птицы, даром божьей пищи;

Завет предвечного храня,
Мне тварь покорна там земная;
И звезды слушают меня,
Лучами радостно играя.

Когда же через шумный град
Я пробираюсь торопливо,
То старцы детям говорят
С улыбкою самолюбивой:

"Смотрите: вот пример для вас!
Он горд был, не ужился с нами:
Глупец, хотел уверить нас,
Что бог гласит его устами!

Смотрите ж, дети, на него:
Как он угрюм, и худ, и бледен!
Смотрите, как он наг и беден,
Как презирают все его!"

 

Бог теперь не говорит с поэтом, но он оставил не своего пророка - ведь «звезды слушают» его, он оставил людей, презирающих и изгоняющих поэта-пророка.

 

Пророк остается пророком и тогда, когда ему не верят, когда он вынужден бежать от людей, «пробираться торопливо» «через шумный град», ибо сам он остался верен себе и «завету предвечного». И автор стихотворения солидарен со своим героем. Недаром Белинский сказал об этом стихотворении: «Какая глубина мысли! Какая страшная энергия выражения! Таких стихов долго не дождаться России».

 

Ход мыслей Лермонтова восхищал Л. Н. Толсто­го, который говорил, что этот поэт пишет, как поистине власть имеющий, и что он в чем-то сильнее Пушкина. Философские вопрошания присутствуют у Лермонтова не только в лирических жанрах, но и в «Герое нашего времени», который критик И. И. Виноградов на­зывает «первым русским философским романом».