Различные подходы к толкованию истории грехопадения

В Библии говорится о том, что совершается всегда и везде. То есть история Адама — это аллегория. Может быть, Адама никогда и не было, а в Библии говорится об общем грехе: ежедневно мы грешим, люди грешили до нас и грешат сейчас. Это и есть аллегория греха. Такую точку зрения впервые высказал Филон Александрийский (I век по Р. Х.). Ее поддерживали различные философы. Аллегоризм Филона оказал большое влияние на ранних отцов Церкви, которые в той или иной степени отождествляли библейские образы с абстрактными понятиями. Впоследствии такой точки зрения придерживались многие протестантские богословы. В этой точке зрения ценно то, что она заставляет искать смысловое значение библейского рассказа, за повествованием видеть некий второй смысл. Но мы не можем согласиться с этой точкой зрения, потому что ряд мест Священного Писания говорит нам об этом моменте как о событии. Не просто как об аллегорическом моменте, а как о конкретно совершившемся событии. И тогда мы должны принять во внимание тот факт, что за учением о грехопадении кроется реальный факт метаистории.

Крайнему аллегоризму противостоит крайний буквализм, натурализм. Согласно этому направлению, историчность библейского пролога имеет такое же значение, как и книга Царств. То есть в ней происходит непосредственно все по букве. Адам такой же человек, как и любой другой, только первый по счету. Он жил в саду, который Бог насадил в Месопотамии, и после ослушания изгоняется из этого сада, из Рая. Греховность и смерть, согласно этому представлению, передаются по наследству. Потомки Адама несут ответственность в наказание за его преступление. Подобное буквальное понимание широко использовалось и в наших книгах, по которым еще не так давно преподавали. В древности к этому толкованию присоединялись некоторые учителя Антиохийской школы, а также некоторые латинские теологи. Однако уже тогда было много возражений против такого буквализма. Вот как писал Ориген: «Кто настолько глуп, чтобы подумать, будто Бог по подобию человека-земледельца насадил Рай в Эдеме на Востоке. Если говорится, что Бог вечером ходил по Раю, а Адам там прятался под деревом, то, я думаю, никто не сомневается, что этот рассказ образно указывает на некоторые тайны. Ну, как можно спрятаться под лопухом от Бога? Представляю, как пророк Иона прячется под лопухом, и он вырастает и прячет его от солнца, это реальный рассказ. Но как можно уйти и спрятаться от гнева Божьего, когда Бог вездесущ?» Это натуралистическое толкование отвергал также св. Иоанн Златоуст. Он также говорил: «Как же Бог ходит? У Него ноги есть?» Надо совершенно по-другому понимать все это. Следует отметить, что библейские писатели и авторы, когда говорят о событиях исторических, опираются, как правило, на древние устные свидетельства. А речь древних людей облекалась в символы. Поэтому не случайно мы имеем символическое изображение того, что происходило в древней истории.

Александрийцы очень расширили понятие слова «Адам». Он стал для них отображением совершенного и гармоничного космоса, созданного Богом почти мгновенно. И падение вселенского Адама подчинило мироздание законам грубой материи. Как говорит тот же Ориген: «Где грех, там и множественность. Это те же кожаные ризы, в которые был одет человек после грехопадения». В новое время теория александрийцев получила подтверждение и поддержку в трудах таких философов, как отца Сергия Булгакова и Николая Бердяева. Они склоняются к этому толкованию Адама мистического, Адама космического. Оба склоняются к той мысли, что природа в том виде, как она существует, есть результат довременного грехопадения мирового Адама. В этой космогонии и антропогонии есть несомненное преимущество: 1) она объясняет факт несовершенства в природе. Природа все-таки не совершенна. Раз природа расцветает, потом умирает, животные рождаются, а потом истребляют друг друга и, в конце концов, превращаются в тлен, хотя имеют в себе жизнь, значит, во всей природе есть какое-то внутреннее несовершенство; 2) избегает крайностей как филоновского аллегоризма, так и натурализма. В Писании видятся события конкретные, совершившиеся, пусть и в метаистории. 3) Это учение согласуется с учением ап. Павла о двух Адамах. Если первый Адам — это существо космического порядка (в смысле реально существующее в космосе), то второй Адам — это Логос, исцеляющий и возрождающий не только одного человека, но и всю вселенную. Тем не менее, александрийское толкование вызывает ряд возражений. Прежде всего, ни наука, ни Библия не дают оснований предполагать, что Адам предшествовал космосу. Адам создается как высшее творение Бога в конце шестого дня. И хотя в одном повествовании (у Ягвиста) человек создан ранее животных, но его появлению предшествовал природный мир: земля, облака и т. д. И вообще Адам александрийской концепции мало похож на человека и даже на человечество — это какое-то абстрактное вселенское существо, под которым понимается будущий род человеческий. Библия не знает ни такого Адама, ни такого мгновенного творения. То есть, по Библии, творение многоэтапно — шесть периодов, шесть дней. И Адаму предшествовал весь животный мир. Ведь Адам нарек имена всем животным. Это мог быть только великий ум, обладающий великим знанием, которое было у него как образ Божий: чтобы дать имя, надо сначала постигнуть суть вещи. Я даю тебе имя, значит, я знаю, кто ты есть, постигаю твою внутреннюю сущность. Не случайно некоторые народы до сих пор дают человеку имена, связанные с его характером, его наклонностями.

Представителем статистического направления является знаменитый Тейяр де Шарден — богослов, философ, аббат. Это известный в научном мире человек, занимавшийся вопросами антропогенеза. По специальности он археолог и антрополог, его заслуга — в том, что он открыл так называемого синантропа («человека китайского»). Он много лет посвятил антропологии и имеет свою точку зрения, отличную от других. Есть у него книга — «Феномен человека», она у нас издана, ее стоит почитать (1959 год издания). Тейяр де Шарден говорит, что мир мог быть создан только раздробленным и множественным. В этом отношении его концепция — антипод александрийской. Согласно ей, творение путем эволюции — не что иное, как постепенная интеграция множественности. Космогенез образует как бы некий синтез. Представьте такое множество, которое идет кверху, а в конце есть выведенная де Шарденом «точка омега». Сама изначальная множественность не имеет в себе ничего греховного, но поскольку ее постепенное объединение влечет за собой множество нащупываний и проб, процесс этот неизбежно предполагает ошибки, страдания. Тейяр так изображает свою систему, в которой по мере возникновения и усложнения мира происходит возникновение беспорядка. Чем больше соединений (атомов, молекул и т. д.), тем больше хаоса, беспорядка, который приводит, в конце концов, к смерти, к преждевременному увяданию и старению. То есть переход от одной ступени к другой связан с некоторым несовершенством и при возникновении жизни влечет за собой страдание, а начиная с человека — грех. В этой концепции бросаются в глаза некоторые исходные посылки, вызывающие недоумение. Откуда видно, что мир возникает из множества раздробленностей? Не стирается ли в этой теории граница, отделяющая человека от мира природного? Не выводится ли несовершенство человека из несовершенства природы? Только по одной причине: природа несовершенна — поэтому и человек несовершенен. В природе был грех, потом он перешел на человека. Но в природе нет греха, там есть понятие страдания. Когда болеет какое-то животное, мы это чувствуем и молимся даже за него. Ведь это тоже живая душа, и Господь видит его страдания. Богословы Запада буквально истолковали слова Господа: идите и говорите Евангелие всей твари. В симфонии композитора Малера есть такая часть: «Проповедь Антония Падуанского рыбам». Он приходил и говорил рыбам, и они слушали его. Так что мир животный тесно связан с человеком, и владыка твари может распоряжаться жизнью животных и, конечно, вправе просить у Бога милости для животного мира.

Таковы четыре типа истолкования догмата о грехопадении. Первое толкование освобождает нас от рабства перед буквой. Второе утверждает событийность падения (т. е. это не абстракция, а конкретное событие). Третье связывает несовершенство мира с грехом и свободой, а четвертое рассматривает падение в контексте всей мировой эволюции. Думаю, что каждый должен в себе самом смоделировать собственный подход к этому событию на основе всего вышеизложенного.

Была ли эволюция? Кто-то говорит, что была, а кто-то — что не была. Скорее слово «эволюция» можно отождествить со словами «Божественное дыхание», когда говорится: «И Дух Божий носился над водой»,- и сообщал природе определенные силы для ее развития.

 

2 глава:

– ст.1: Словами первого стиха " и сотворишася небо и земля и все украшение их " обозначается " все, что на земле и что на небе ", ибо еврейское слово " цеваам ", переведенное как "украшение", точнее передается словом " воинство ", каковым именем в Священном Писании иногда называются небесные воинства, т.е. ангелы.

– ст.2: Выражение " Бог почил от дел Своих " нельзя понимать буквально. Покой, по отношению к Богу, означает окончание дел творения. Если же дела творения закончились шестым днем, то не окончились дела промысла Божия о мире. Только промыслительная божественная деятельность проявляется не в созидании новых видов творения, а в сохранении сотворенного и в премудром устроении его дальнейшего существования. Седьмой день – день покоя Творца, выделяется из среды других дней тем, что Господь благословляет и освящает его. Благословением Господь усвояет этому дню особенное значение, делает его достойным сохранения на будущее время, как па­мятник творения мира. Освящением же седьмого дня Творец сде­лал этот день священным для человека, который должен в этот день особенно прославлять премудрого, всеблагого и всемогу­щего Творца.

– ст.6: В славянской Библии следующей тексту 70-ти стоит «источник»; но в еврейском подлиннике находится слово эд, более точный перевод которого и дается нашим русским текстом – «пар, туман», как толкуют его и таргумы Ионафана и Онкелоса.

– ст.7: Чтобы яснее уяснить связь этого стиха с предыдущим, следует поставить в начале его слово «тогда», после чего весь этот период примет вполне законченный и определенный вид в следующей форме: «в то время когда были уже созданы небо и земля, но еще не появлялось никаких полевых растений и полевых злаков, так как не было дождя, не существовало еще человека, но над всей землей висел густой туман, – тогда-то Господь Боги сотворил человека».

Повествование первой главы о сотворении человека бытописатель дополняет указанием, что Господь особенным действием всемогущества и премудрости образовал из персти тело человека и вдунул в лицо его дыхание жизни, т.е. вложил в образовавшееся из земного праха тело, душу с ее много­различными способностями. В создании тела человека из земной персти заключена идея о сродстве человека со всей видимой природой, ближайшим образом с животным царством, возникшим по творческому мановению из той же самой земли. С другой стороны, в признаке материальности физической природы человека дана мысль о ее разрушимости или смертности. Все это, по словам Иоанна Златоуста, преподает прекрасный урок смирения: чтобы в самом образе нашего творения преподать нам всегдашний урок не мечтать о себе выше меры, для этого Моисей и повествует обо всем с такой тщательностью.

Если душа получила бытие от Божест­венного вдуновения, то, конечно, она от сущности Божией? Такая мысль исполнена крайнего нечестия и хулы. Ибо Божественное Писание словом вдуну (Быт. 2:7) показывает легкость в создании; сверх того, дает разу­меть и природу души, а именно что она есть дух тварный, невидимый, разумный, свободный от телесной де­белости. Надлежит же заметить еще, что если понимать обыкновенное вдыхание, то должно сперва представить себе легкие, мышцы, их сжимающие и стягивающие, соединенную с легкими боевую жилу, гортань и уста. А если божество не телесно, то и вдыхание надлежит понимать боголепно.

Для обитания человека Господь назначил рай, прекрасный сад, созданный особенным действием всемогущества Божия. Вопрос о местонахождении рая представляет предмет са­мых разноречивых догадок и предложений.

Среди многочис­ленных прекрасных райских деревьев были посажены Богом два особенные дерева – древо жизни и древо познания добра и зла. Плоды первого древа были предназначены не столько для поддержания в че­ловеке бессмертия по самому телу, сколько для поддержания его внутренней, духовной (бессмертной) жизни. Древо же познания добра и зла были избраны Богом как орудие и средство испытания и вос­питания человека в послушании Богу. Человек, поселенный в раю, должен был возделывать землю, иметь уход за растениями. Этот труд должен был, прежде всего, развивать и совершенствовать физические силы человека, но с другой стороны, телесный труд имел для человека и высшее духовное значение, ибо, поставляя его в особенную близость к предметам природы, давал ему возможность изучать ее законы. Кроме того, изучая предметы и явления природы, человек мог опытно познавать совершенства Творца, Его премудрость и благость, и тем научиться благоговеть пред Ним и любить Его. Для упражнения и укрепления в добре нравственных сил преподал человеку заповедь не вкушать от древа познания добра и зла. Исполняя эту заповедь, человек сознательно уда­лялся от зла и стремился к добру, сообразовывал свою волю с Божией. Для человека исполнение заповеди становилось причиною и источником его блаженства, но нарушение ее влекло наказание " в онь же день снести от него, смертию умрете ", т.е. человек сделается смертным по телу.

Наречение имен животных, которых Господь привел к Адаму, было знаком владычества человека над животным царством. С другой стороны, изучая рода и свойства животных и нарекая имимена, соответствующие их природе, Адам показал совершенство своего ума, развивая свои умственные способности, полагал начало языку, речи, как средству сооб­щать свои мысли другим.

Словами 24 стиха устанавливается брачный союз между мужем и женой. Блаженное состояние прародителей в раю характеризуется теснейшим отношением человека к Богу. Этот союз или завет Бога с человеком и является первобытной религией. В силу этого Завета Бог непосредственными откровениями руководит человеком,делает его господином земли и животного мира, поселяет в прекрасном раю и чрез плоды древа жизни дарует ему вечную, бессмертную жизнь. Со стороны человека требовалось только совершенное послушание своему Творцу и, в частности, исполнение данной ему заповеди. Исполнение этого условия давало человеку возможность совершенства и блаженства.

 

– ст.9: В древних религиях дерево часто почиталось как символ произрастания из земли в небо, т. е. небесной жизни после смерти. Дерево служило своеобразным мостом, соединяющим два полюса жизни. Вот и в Библии оно выступает в роли определенного способа приобщения, сферы деятельности. В раю, кроме обычной флоры, растут еще особенные "деревья", среди которых конкретно говорится о двух. Первое – это растущее посреди рая "древо жизни", т. е. бессмертия (2:9). Первый человек в раю вкушает плоды от древа бессмертия и поэтому остается физически бессмертным. Св. отцы полагают, что речь идет о некоем райском "канале" непосредственного богообщения и сравнивают плоды этого дерева с Причастием. Т.е. человек бессмертен не сам по себе, а в силу причастности Богу, о чем косвенно говорит и имя первого человека – Адам, " красная земля ". Земля, прах – это образы материальной, временной, склонной к распаду основы. У древних часто красный цвет, охра, употребляется в захоронении как символ крови загробной жизни, крови бессмертия. Возможно, поэтому Адам – это одухотворенная материя, обессмерченный прах. Кроме этого, Господь произрастил в раю "древо познания добра и зла" (оригинальный смысл: "познания всего на свете"). Единственный запрет в раю касается именно плодов этого таинственного дерева: "от всякого дерева в саду ты будешь есть, а от дерева познания добра и зла, не ешь от него; ибо в день, в который ты вкусишь от него, смертью умрешь."(2:16-17). Часто говорят о том, что Бог просто решил испытать человека, но мы видим, что это не так, но видим заботливое предупреждение: не ешь, а то умрешь ("ты не знаешь, почему это так, ты не знаешь, что такое смерть, но поверь Мне – это древо опасно"; именно так: заповеди предполагают сыновнее доверие Адама Богу). Примечательно, что запрет на вкушение с этого дерева дан сразу после заповеди "возделывать сад", что как раз и означало взращивать, приумножать, расширять сферу познания. Значит, не познание как таковое запрещает Господь (часто об этом говорят атеисты), а предупреждает о смертельно опасном для человека способе познания. В оригинале "познание добра и зла" звучит как "познание всего на свете" – т.е. всего без разбора, без критерия, без Бога. (Шихляров Лев, свящ.).

Преподобный Максим Исповедник: "Так как видимое творение обладает и духовными логосами, питающими ум, и природной силой, услаждающей чувство, то она [природная сила] и названа древом познания добра и зла, то есть, как обладающая ведением добра, когда созерцается духовно, и ведением зла, когда воспринимается телесно. Ибо она становится учительницей страстей для воспринимающих ее телесно, навлекая на них забвение [вещей] божественных. Потому-то, вероятно, Бог и запретил человеку вкушение ее, отлагая это на время, дабы человек прежде - что было весьма справедливо - познал через благодатное причастие Причину свою и через такое вкушение укрепил данное [ему] по благодати бессмертие в причастии и непреложности, а потом уже, став как бы богом в силу обожения, безвредно и в безопасности вместе с Богом созерцал творения Божии и получил ведение о них как бог, а не как человек, имея по благодати одно и то же с Богом премудрое познание сущих, благодаря претворению ума и чувства к обожению" (Максим Исповедник. Вопросоответы к Фалассию. Творения ч.2. М., 1993. с.25). Схолия: "Видимая тварь, - говорит он, - обладает и духовными логосами для ума, и природной силой для чувства. И умозрения того и другого находятся, подобно древу, посредине сердца, образно понимаемого в качестве рая". (Максим Исповедник. Вопросоответы к Фалассию. Творения ч.2. М., 1993. с. 184).

 

– ст.10: Эдем, согласно Библии, находился где-то в районе Месопотамии. Еще древние шумеры упоминали о таинственной местности и в аккадских древних книгах встречалось слово «эдино», которое означает «равнина». С другой стороны, если мы будем искать это место на карте, то увидим, что это не Месопотамия, которую евреи уже хорошо знали, а, скорее всего, условное место, которому придан вид определенной привязанности к местности. Поэтому там названы и реки, которые выходят из Эдема, в том числе известные – Тигр и Евфрат, и другие две неизвестные. Так что вопрос о том, где находился Эдем (по-другому Рай), где росло древо жизни и загадочное древо познания добра и зла, остается открытым. Для нас важно, что это место было, и оно освящено многими преданиями как шумерской, так и иудейской письменности. Есть мнение, что территория, где находился древний Эдем, была на территории современного Персидского залива. Последние исследования говорят о том, что там происходит постоянное движение почвы и часть суши, которая сейчас является побережьем залива, постепенно погружается в воду. Значит, возможно, что много тысячелетий назад часть суши, которая сейчас покрыта морем, была доступной для обитания. Некоторые богословы так трактуют это место: после изгнания Адама и Евы из Рая, чтобы это место не осквернялось их потомками, погрязшими в нечестье, Господь взял это место от земли, закрыв его водами Мирового океана.

 

– ст.24: В Книге Бытия сказано: "Оставит человек отца и мать свою и прилепится к жене своей". Но ведь другого отца, кроме Бога, не было?" На данном примере можно убедиться, что если брать отдельный стих из Священного Писания вне контекста, то можно голову себе сломать над его толкованием. Если мы посмотрим на контекст, то увидим, что эти слова (24-ый стих 2-ая глава) являются продолжением слов Адама, который говорит о жене, что она "плоть от плоти моей и кость от костей моих". Во-первых, эти слова могут быть адресованы Адаму в качестве повеления его потомкам, поскольку уже была дана заповедь "плодитесь и размножайтесь". Во-вторых, эти слова некоторые толкователи усваивают Моисею в качестве писателя Книги Бытия, давшему некоторый комментарий к постановлению о браке. В Евангелии от Матфея Христос эти слова присваивает Богу. Как бы то ни было, относятся они, конечно, к последующим родам, которые должны произойти от Адама и Евы. Кроме того, по объяснению свт. Филарета Московского, заповедь прилепиться к жене своей относится к совокупному жительству, но никак не к отношению к отцу или к матери. Если бы эта заповедь говорила об обязанности навсегда оставить и забыть и отца и мать своих, то отчего же Декалог повелевает: "Почитай отца и мать свою"? Как почитать, если человек от них отлепился навсегда? Так что речь идет о вполне определенной стороне дела и противоречия не наблюдается. Блаженный Иероним Стридонский считал, что здесь заключено пророчество. "Первый человек, Адам, как первый пророк, прорек это о Христе и о Церкви, - что оставит Господь наш и Спаситель Отца Своего Бога и матерь Свою, Иерусалим небесный, и придет на землю ради тела Своего Церкви, и образует ее из ребра Своего: для чего Слово и бысть плоть".

 

3 глава:

В раю неожиданно появляется змей. Образ этот означает сразу две мысли: во-первых, зло уже существовало, до и вне человека; во-вторых, носитель этого зла, сатана, пред Богом всего лишь творение, хитрая гадина. Примечательно, что во всём повествовании о творении мира и грехопадении человека не сказано прямо ни о диаволе, ни об изначальном отпадении части ангелов, им увлеченных во тьму. В 1-ой гл. говорится о бездне, в 3-уй гл. - о змее. По мысли Бытописателя, основные библейские события и проблемы спасения лежат только на оси "Бог - человек". Появление змея в райском саду есть отзвук того обстоятельства, что за границами рая – еще не преображенная, "безвидная" земля, вселенная, а за ее границами – всё та же тьма небытия. Змей – это "партизан" бездны в раю. Подползая к жене, он не может проникнуть в ее душу и потому силится обратить на себя внимание: "Подлинно ли сказал Бог: не ешьте ни от какого дерева в раю?". Здесь характерен призыв усомниться в истинности Бога (подлинно ли?) и в Его благости (не дает вкушать). Поистине, змей искушает жену логикой! Она отвечает ему, припоминая слышанную от Адама заповедь, что только плодов того дерева человекам нельзя вкушать, чтобы им не умереть. Но змею, который и так всё это знает, на самом деле важно то, что жена сумела его расслышать и беседует с ним. В следующей фразе он уже полностью являет себя духом клеветы на Бога: " Нет, не умрете; но знает Бог, что в день, в который вы вкусите их /плоды/, откроются глаза ваши, и вы будете как боги, знающие добро и зло /т.е. всё на свете/ "(3:4-5). Падение жены произошло уже в тот момент, когда она не возразила на эти слова. Некая тварь Божья опровергает Бога и продолжает спокойно существовать, значит, так можно жить! Она начинает по-новому смотреть на Бога: Он неискренен, Он что-то скрывает. Но и на окружающий мир тоже, оказывается, можно посмотреть с иной, не Божьей точки зрения, и не умереть. И она по-иному смотрит на страшное дерево: оно " хорошо для пищи, приятно для глаз и вожделено, потому что дает знание " (3:6). Это те самые три составляющие первородного греха, которые св. ап. Иоанн Богослов назовёт " похотью плоти, похоть очей и гордостью " (1 Ин. 2:16), а отцы-аскеты сластолюбием, сребролюбием и славолюбием. Что же обещает змей человеку? - "будете как боги". Но разве не ту же самую задачу поставил человеку Бог? " Я сказал: вы - боги " (Пс 82:6), - восклицает от имени Творца Псалмопевец. А в НЗ Господь говорит еще определеннее: " Будьте совершенны, как Отец ваш небесный совершенен " (Мф. 5:4), - это и есть то самое "уподобление" Богу. Св. Ириней Лионский, св. Афанасий Александрийский, развивая эту мысль, дерзновенно говорят о Христе: "Бог стал Человеком, чтобы человек стал богом". Но диавольская подтасовка заключена в слове "как" - "как боги". Бог призывает человека стать "богом у Бога", сыном Божьим, Его причастником. А змей соблазняет возможностью быть "богом без Бога", самому себе богом, ведь человек имеет потенциальное могущество.

Жена " взяла плодов его, и ела; и дала также мужу своему, и он ел. И открылись глаза у них обоих, и узнали они, что наги, и сделали себе опоясания " (3:6-7) А до того " были оба наги, Адам и жена его, и не стыдились " (2:25). Адам вкушает то же, что и жена, ведь любовь еще не нарушена, они как неразделенные сиамские близнецы. Итак, думали, что боги, но узнали, что наги. "Нагота" имеет весьма специфический смысл. Это ощущение собственной малости, ничтожества, незащищенности: всего лишь червь, всего лишь прах, всего лишь песчинка на окраине миров. Узнать о своей наготе - значит потерять ощущение благодати. До падения человек не знает об этой наготе и не боится, не знает о грехе и не стыдится, а падшему человеку состояния стыда и безблагодатности знакомы. Сделать себе "опоясания" - жалкая попытка прикрыть "наготу", компенсировать духовную потерю.

Змий

Змей (ц.-слав.: змий) был хитрее всех зверей полевых, которых создал Господь Бог (Быт. 3:1). Змий на древнееврейском языке звучит как нахаш и пишется тремя буквами квадратного алфавита - нун, хет и шин. Слово хитрейший (в подлиннике арум) более точно было бы перевести как лукавейший. Очень важно следующее затем указание, что он есть все же создание Бога. Тем самым отпадает возможность признания змия за некое самостоятельное, равное по силе Богу начало. Такой дуализм был у ряда древних народов. Указанием на то, что диавол есть не некая са­мобытная сила, а лишь создание, пресекается всякая возможность дуализма в иудейской религии, строго дер­жавшейся монотеизма.

На европейские языки нахаш переводится как змей, однако оно может иметь другие значения. Нахаш может употребляться не только как имя существительное, но и как глагол. Независимо от того, стоит нахаш как су­ществительное или как глагол, это слово - собственно шипящий - означает или врага, или враждебное действие и всегда имеет отрицательное значение. Оно может оз­начать: ворожить, гадать (Быт. 44:5; Лев. 19:26; Чис. 23:3; 4 Цар. 21:6), то есть некое враждебное действие, в том числе, ложь и клевету.

Само слово нахаш по звучанию сходно с шипением. Что-то вроде шипения (наушничества) и неясного про­изнесения шепотом слов колдунами и ворожеями так­же могло напоминать шипение змеи. У древнего еврея это могло ассоциироваться вообще с враждебными и опасными действиями, приносящими человеку вред. Поскольку большинство змей ядовиты и опасны, а вме­сте с тем неприятны для человека, они всегда возбуж­дают у человека неприязненное чувство. Изворотли­вость змеи может напоминать словесную изворотливость лгуна и клеветника. Поэтому нахаш можно было бы перевести на наш язык словом гад или гадина.

Нам, современным людям, трудно понять психоло­гию древнего человека, жившего в эпоху мифологичес­кого мышления, трудно понять характер восприятия им действительности, тем более, если речь идет о вещах, выходящих за рамки текущей жизни. Если у современного человека при чтении текста тре­тьей главы возникает зрительный образ ядовитого пре­смыкающегося, то у древнего еврея могло возникнуть представление о том, как Ева слышит шипящий голос. Этот голос был свойственен тому, кто занимался каки­ми-либо темными делами. Древнему человеку более, нежели человеку более по­здних времен, приходилось жить среди природы. Звуки, как и запахи, заставляли его более, нежели нас, прислу­шиваться к тому, что происходит в окружающей его среде. И это имело в его психологии больший удельный вес, нежели у нас (сопоставим восприятие слова змея древним евреем и современным нем­цем. Змея по-немецки ди Шланге может означать и натуральную змею, и брюшную кишку, и просто шланг и не вызывает образ колдуна, воро­жея, обманщика. Немецкий перевод не совпадает с древнееврейским и из-за женского рода змия (ди Шланге), тогда как диавол, дух всегда пси­хологически представляется для немца только в мужском роде – дер Той-фель. Поэтому у Лютера получается просто змея, а не зловещий древний змий, как и в Апокалипсисе - альте Шланге - (старая змея) (12:9).

Внешний облик змея напоминает дракона; на египетских и вавилонских памятниках он передвигается с помощью ног (ползать он был осужден лишь впоследствии: 3:14). Для первых читателей рассказа образ этого чудовища связан одновременно с языческим культом рептилий (ср. поклонение медному змею (нехуштану), как богу, - 4 Цар 18:4) и демоном Хаоса. То, что змей сравнивается с другими животными, имеет целью подчеркнуть его тварную природу (Мень Александр, прот. Исагогика. Ветхий Завет.ПДУ. 2002.с.).

Необходимо подчеркнуть, что в тексте ничего не го­ворится о том, что Ева увидела змия. Она только услы­шала его голос. Зрительного образа могло и не быть. Впрочем, и каждый из нас только слышит в душе сво­ей голос врага, но не видит его. Никогда зрительно его не представляя, мы все же «собеседуем» с ним, так как постоянно слышим то же, что змий предлагал Еве. Но Ева уже ясно увиделаплоды запретного дерева. Ясно видим их и мы.

Все это необходимо учесть перед тем, как присту­пить к чтению самого текста. Именно здесь, в особен­ностях восприятия древним человеком слов Священно­го текста и в отличии его от привычного для нас образа мышления, заключается трудность нашего понимания библейской речи. Нам, современным людям, и даже, менее древним, какими были греки и латиняне, трудно уловить то, что было свойственно древнему человеку, который часто мыслил иначе, чем мы. Для него образы сливались с понятиями. При переводе Книги Бытия на греческий и латинский языки это образно-звуковое значение врага как-то уже ускользало. Греческое офис и латинское серпенс не вызывали того звукового ощущения и представления, какие для древнего еврея имело слово нахаш, то есть шептун, гадина, враг.

Обратим внимание, что в дальнейших стихах третьей главы, где говорится о Суде Божием над прародителями и над змием, написано: И сказал Господь Бог змею: за то, что ты сделал это, проклят ты пред всеми скотами и перед всеми зверями полевыми; ты будешь ходить на чреве твоем, и будешь есть прах во все дни жизни твоей; и вражду положу между тобою и между женою, и между семенем твоим и между семенем ее; оно будет поражать тебя в голову, а ты будешь жалить его в пяту (Быт. 3:14-15). (По переводу Семидесяти: И меж­ду С еменем ее; Он будет поражать тебя в голову, а ты будешь жалить Его в пяту).

Слова эти не могут относиться к натуральной змее: во-первых, все змеи без исключения по природе своей хищники и питаются отнюдь не прахом, а мелкими животными, а наиболее крупные из них - удавы - даже мелким рогатым скотом. Одно это уже не позволяет по­нимать текст в буквальном смысле. То же и о хожде­нии на чреве. Если понимать текст в буквальном смысле, то это означало бы, что змий до того, как искушать человека, имел четыре ноги, но после проклятия сразу лишился их. В наше время палеонтологи обнаружили скелеты древних змей, живших в Меловом периоде (170-70 млн. лет до нашего времени). Каких-либо следов конечностей у этих скелетов не обнаружено. Следовательно, слова Бога, «по букве» обращенные к змию, не могут быть отнесены ко времени обитания человека.

Проклятие Богом змия становится понятным только в общем контексте и, конечно, относится не к натураль­ной змее, а к искусителю. Если понимать под змием не самого искусителя, а только его орудие, то будет совер­шенно непонятно, почему Бог обращает Свое прокля­тие не на истинного виновника грехопадения, а на ка­кое-то жалкое пресмыкающееся, послужившее во всем происшедшем лишь орудием. В древнее время и уже в христианскую эпоху мно­гие святые Отцы понимали этот библейский текст в том смысле, что истинным врагом, подлинным иску­сителем был, конечно, не змий, то есть одно из пре­смыкающихся: он был только орудием врага, действо­вавшим через змия, как через свое зримое и слышимое человеку орудие.

Такое истолкование было вполне допустимо, если люди не отвыкли от мифологического типа мышления, допускавшего разговор человека с животным, и не зна­ли истории планеты. Но в данное время оно неприем­лемо, тем более что не вяжется с общим контекстом всей главы.

При чтении Нового Завета уже окончательно выяс­няется, что слово нахаш не могло означать натуральную змею. В двенадцатой главе Апокалипсиса раскрывается картина борьбы Церкви и змия как исконного врага че­ловечества, следовательно, и Церкви. Церковь изобра­жена как Жена, облеченная в Солнце. Ее хочет погубить дракон и пожрать рожденного от Нее младенца: И про­изошла на небе война: Михаил и Ангелы его воевали про­тив дракона, и дракон и ангелы его воевали против них... и низвержен был великий дракон, древний змий, называе­мый диаволом и сатаною, обольщающий всю вселенную, низвержен на землю, и ангелы его низвержены с ним (Откр. 12:7-9). Так изображается начало борьбы врага рода челове­ческого в процессе истории. В конце Апокалипсиса, ког­да говорится о завершении истории, снова возникает тема змия. И увидел я Ангела, сходящего с неба, который имел ключ от бездны и большую цепь в руке своей. Он взял дракона, змия древнего, который есть диавол и сатана, и сковал его на тысячу лет (Откр. 20:1-2). После этих слов Апокалипсиса становится ясно, что и в третьей главе Книги Бытия речь идет не о каком-либо простом, естественном змие, который мог быть ис­пользован диаволом как орудие обольщения для разго­вора с Евой. Речь идет о самом враге рода человече­ского, который лишь условно, из-за восстания на Бога лишившись своего имени, называется в Книге Бытия нахаш - шипун, змий. И если для древнего еврея слово нахаш уже само со­бой по своему звучанию говорило о вражде, то в Апо­калипсисе, книге, написанной по-гречески в более по­зднее время и обращенной ко всем народам, дается разъяснение, что под словом змий разумеется не какая-либо пресмыкающаяся тварь. Древний змий – это и есть тот, кто упоминается в третьей главе Книги Бытия. Это тот, кто на прочих языках именуется диавол и сатана (имена высших Ангелов включают в себя имя Божие, ибо они Ему слу­жат. Падший ангел лишается этого и именуется лишь как сатана, противник и диавол, то есть разделитель. Обратим внимание, что Иоанн Богослов именует его древним, что ясно указывает на грехопадение, совер­шившееся при начале человеческой истории. Указание на то, что он обольщал всю вселенную, подтверждает наше понимание Адама как Всечеловека. Упоминая о диаволе, Христос говорит: Он был чело­векоубийца от начала... (Ин. 8:44). Здесь выражение от начала несомненно указывает на то, о чем говорилось в начальных строках третьей главы Книги Бытия.

Вполне ясным это символическое слово змий стано­вится и из других мест Евангелия. Обращаясь к учени­кам, Иисус Христос говорит: Се, даю вам власть насту­пать на змей и скорпионов и на всю силу вражью (Лк. 10:19). Каждому понятно, что в данном случае Христос имеет ввиду власть не над обычными змеями и скорпи­онами, а над силой вражией. Можно смело предполагать, что, произнося эти слова на древнееврейском язы­ке, Христос употребил то же слово, которое употребил и Моисей: нахаш.

Итак, из всего библейского контекста видно, что сло­во нахаш, как оно стоит в третьей главе, означает не на­туральную змею, а исконного врага рода человеч