Жизнь подобна песку в песочных часах: каждое мгновение песок утекает, и с этим ничего нельзя поделать. Это естественный процесс, его не изменишь, он необратим.

Время нельзя удержать, его нельзя остановить, нельзя обратить вспять. Время однонаправлено – обратное движение невозможно. По существу само движение времени и есть смерть – вы умираете, потому что время уходит. Однажды весь песок утечет, и вы станете пустым – просто пустой сущностью, у которой не осталось времени. Тогда вы умрете.

Интересуйтесь больше смертью – и временем. Смерть здесь и сейчас, за углом – каждый момент она рядом. Если вы начнете искать ее, вы ее осознаете. Она здесь, вы просто упускали из виду этот факт, и не просто упускали из виду, а избегали этого факта. Итак, войдите в смерть, прыгнете в нее. В этом трудность медитации, в этом ее аскеза: вы должны прыгнуть в смерть.

Лелеять любовь к жизни – вот чего вожделеет человек, а готовность умереть выглядит как‑то неестественно. Конечно, смерть – это одно из наиболее естественных явлений, но готовность умереть кажется неестественной. В этом состоит парадокс, это диалектика бытия: если вы готовы умереть, сама эта готовность делает вас бессмертным, но если вы не готовы умереть, то сама эта неготовность, эта чрезмерная привязанность к жизни, жажда жизни делает вас смертным существом. Какую бы позицию мы ни заняли, она всегда приводит нас к другому полюсу. В этом диалектический закон бытия. Ожидаемое никогда не случается, желаемое недостижимо, желание никогда не исполняется. Чем больше мы чего‑то желаем, тем легче теряем. И сфера жизни не имеет значения, закон один и тот же. Когда мы изо всех сил о чем‑то просим, наши усилия ведут к потерям.

Если кто‑то просит, чтобы его любили, он не получит любви, потому что сама эта просьба делает его непривлекательным, отталкивающим. Сам факт, что он просит, становится преградой. Никто не сможет полюбить вас, если вы просите любви. Никто не будет любить вас. Вас будут любить только в том случае, если вы ничего не просите: сам факт того, что вы не просите, делает вас красивым, делает вас расслабленным.

Это подобно тому, как, сжимая кулак, мы теряем воздух, который был в открытой руке. В открытой руке есть воздух, но как только вы сожмете руку в кулак, вы его потеряете. Вы можете подумать, что, сжав руку, вы завладеете воздухом, но стоит вам попытаться им завладеть, и вы его потеряете. В открытой руке есть весь воздух, и он в вашей власти. А, зажимая руку в кулак, вы все упускаете – вы все потеряли, в руке совсем не осталось воздуха.

И чем крепче вы сжимаете кулак, тем меньше в нем воздуха. Но именно так работает ум, в этом вся его абсурдность: если вы чувствуете, что воздуха мало, вы сжимаете кулак еще крепче. Логика вам подсказывает: «Сожми получше, ты потерял весь воздух. Ты его потерял, потому что недостаточно крепко сжимал кулак. Ты не сжимал кулак так, как надо, – в чем‑то ты допустил промах. Ты неправильно сжимал кулак, вот почему воздух ушел. Сожми получше, держи крепче». Но, сжимая, удерживая, вы теряете. И именно так всегда происходит.

Если я кого‑то люблю, я хочу обладать этим человеком, и я начинаю ограждать его от посягательств. Но чем больше я стараюсь удержать любовь, тем меньше ее остается. Ум говорит: «Держи крепче» и принимает разные меры, но где‑то в ограждении появляется брешь. И любовь исчезает. Чем больше я стараюсь ее удержать, тем больше я ее теряю. Только в открытой руке может существовать любовь, только когда рука открыта, когда ум не создает никаких преград, может расцвести любовь. И так во всем. Если вы слишком сильно любите жизнь, вы закрываетесь, вы становитесь мертвецом еще при жизни. Поэтому человек, который переполнен страстью к жизни, это мертвый человек – он уже умер, он просто труп. И чем больше он ощущает себя трупом, тем сильнее он стремится к жизни – но ему не знакома диалектика. Само страстное желание несет в себе отраву. Человек, который совершенно не стремится к жизни, – такой человек как Будда, не жаждущий жизни, – живет со всем пылом. Его жизнь расцветает во всей полноте и совершенстве.

В тот день, когда Будда умирал, один человек сказал ему:

– Ты умираешь. Нам будет очень не хватать тебя, мы будем скучать по тебе многие‑многие годы, многие‑многие жизни.

И Будда ответил:

– Но я умер уже давно. Уже сорок лет я не ощущаю себя живым. В тот день, когда я достиг просветления, я умер.

А он был настолько живым! И он стал по‑настоящему живым только после того, как «умер». В тот день, когда он достиг внутреннего просветления, внешне он умер, но при этом он стал предельно живым. Он стал таким расслабленным, таким спонтанным. В нем больше не было страха – не было страха смерти.

Страх смерти – это единственный страх. Он может принимать разные формы, но это основополагающий страх. Когда вы готовы – когда вы готовы умереть и умираете, страха не остается. И только когда нет страха, жизнь может достичь своего полного цветения.

Даже в таком случае наступает смерть. Будда умер. Но его смерть случалась только для нас, не для него, потому что тот, кто прошел через дверь смерти, обретает вечную жизнь, бесконечное существование.

Так что не беспокойтесь о жизни, не беспокойтесь о жизни совсем, даже о своей собственной. И если вас не будет беспокоить жизнь, вы не сможете желать также и смерти, потому что желание есть жизнь. Если вас начнет привлекать смерть, если вы возжелаете ее, по существу, вы опять будете желать жизни, потому что желать смерти невозможно. Желания смерти попросту не существует. Как вы можете желать смерти? Само по себе желание означает жизнь.

Поэтому когда я говорю: «Не проявляйте слишком много интереса к жизни», тем самым я не хочу сказать: «Проявите интерес к смерти». Когда я говорю: «Не интересуйтесь жизнью», я просто хочу, чтобы вы осознали тот факт… который и есть смерть. Но вы не можете ее желать, это вовсе не желание.

Когда я говорю об открытой руке, нужно понимать вот что: чтобы сжать руку в кулак, вы должны приложить усилие, но чтобы она была открытой, вам не нужно ничего делать. Открытость – это не усилие, вы просто не должны закрывать руку, и она будет открытой. Открытость – не усилие, не какое‑то положительное действие. На самом деле, если вы приложите усилие, чтобы раскрыть кулак, это будет то же самое закрытие, только наоборот. Это может казаться открытием, но в действительности это просто обратное закрытие.

Настоящая открытость означает отсутствие закрытия – просто отсутствие закрытия: это отрицательное явление. Если вы не сжимаете руку в кулак, она остается открытой. Тогда даже если она будет закрытой, она будет открытой. Внутреннее закрытие прекратилось, поэтому теперь, даже если рука закрыта – наполовину закрыта или как‑то еще – она открыта, так как внутреннего закрытия больше нет.

Точно так же нежелание жизни не означает желание ее противоположности. Нежелание – это не противоположность желания. Если бы это было противоположностью, тогда опять появилось бы желание. Скорее, нежелание – это просто отсутствие желания.

Вы должны почувствовать разницу. На словах, когда мы говорим «нежелание», кажется, что это что‑то противоположное. Но нежелание – это не противоположность желания, это просто отсутствие желания, а не его противоположность. Если вы считаете, что это противоположность, вы опять начинаете желать – желать нежелания – и тогда вы опять попадаете в тот же круг.

И именно так обычно происходит. Человек, который разочаровался в жизни, начинает желать смерти. И опять возникает желание. Но он желает не смерти, он желает чего‑то отличного от его жизни. Таким образом, даже человек, который полон жажды жизни, может совершить самоубийство, однако это самоубийство – не нежелание, это желание чего‑то другого. И это очень интересный момент, и одно из важнейших осознаний всего поиска: если вы обращаетесь к противоположному, вы опять попадаете в то же колесо, в тот же порочный круг. И вы никогда из него не выйдете. Так обычно происходит.

Человек отрекается от жизни, уходит в лес, или отправляется на поиски божественного или освобождения, или чего‑то еще. Но его опять влечет желание. Изменился только объект желания, а не само желание. Теперь объектом желания стал Бог, а не богатство. Теперь объект желания принадлежит иному миру, а не этому. Но объект остался, желание никуда не делось, жажда осталась – и по‑прежнему будет напряжение и боль. Весь процесс повторится снова, только с новым объектом.