Розовый всадник апокалипсиса

 

В воображении Бася наделяла своего таинственного врага самыми невероятными качествами, а его внешность и представить боялась – вырисовывалось что‑то бесконечно инфернальное. На деле враг оказался обычной женщиной средних лет, весьма заурядной наружности – ни тебе рогов, ни копыт, ни метлы в руках.

– Это вы звонили мне, слали дурацкие телеграммы, выкололи глаза на моей фотографии?! – воскликнула Бася, причем прозвучало ее гневное восклицание не как вопрос, а как утверждение – крик возмущенной души.

К Басиному удивлению, дама и отрицать ничего не стала, и как будто даже с гордостью кивнула:

– Да, я!

– Но зачем? С какой целью? Кто вы?

– А ты догадайся! – с вызовом ответила дама, и губы ее сложились в змеиную усмешку.

Бася даже закашлялась от возмущения – она ей еще загадки загадывать будет?!

– Да как вы вообще посмели прийти ко мне?

Но дама была абсолютно непрошибаемая – ничуть не смутилась, лишь обдала Басю взглядом, полным ненависти и презрения.

– Кто это? – пробормотал Чувалов, недоуменно разглядывая женщину в розовых колготках.

– Кто я? – с апломбом переспросила дама и ответила с поистине шекспировской страстью: – Я – само возмездие!

Чувалов обратился к Барбаре:

– Слышь, Ивановна, у тебя тут проходной двор, что ли? Сначала этот пришел, неизвестно откуда взявшийся, – он кивнул на Ивана, – теперь и вовсе… гм… женщина.

– Не беспокойся! – отрезала дама. – Она меня хорошо знает! Просто прикидывается!

– Да не знаю я вас! – закричала Бася. – В глаза никогда не видела!

Дама бросила ей в лицо:

– Ты разрушила всю мою жизнь!

Бася вздрогнула – если бы слова были материальны, этим булыжником ее вполне могли убить – и горестно вздохнула: это какая‑то сумасшедшая… Очевидно, безумная, спятившая баба… На всякий случай она отодвинулась подальше – кто знает, чего от нее можно ждать? Еще, не приведи господи, кинется и вилкой выколет ей глаза, как на той фотографии.

– Ишь, вырядилась, – неодобрительно заметила дама, – гостей назвала, Новый год встречает, веселится! Мерзавка! – Последнее слово было выкрикнуто с непередаваемым апломбом и ненавистью. Еще один булыжник в Басю. – А чего ты башку перекрасила? Ты же блондинка была? – возмутилась дама.

– Ну извините, забыла спросить вашего разрешения! – фыркнула Бася.

– Значит, стала рыжая, как я? – Даму это почему‑то несказанно обидело.

– Ты все хочешь у меня отобрать, – горестно заключила она, – и тебе все мало, мало…

– Что я вам сделала? – едва не плача, спросила Бася. – Может, вы меня с кем‑то путаете?

Дама расхохоталась зловещим смехом.

– Тебя, пожалуй, спутаешь!

При иных обстоятельствах Бася, наверное, расценила бы это замечание как комплимент в свой адрес, но сейчас ей было не до этого. Хотелось стать маленькой и незаметной, заползти в какой‑нибудь угол, где можно было бы спрятаться от проблем и безумных пришельцев.

Что характерно – остальные почему‑то молчали, напряженно следя за развитием событий, возможно, делая ставки на двух бойцов, выступающих на ринге: Барбару и неизвестную даму с «бабеттой» на голове.

– А с виду‑то ты так… Уродина! – с удовлетворением отметила дама, оглядев Басю.

Бася вспыхнула – она была решительно не согласна с такой постановкой вопроса.

– Вы бы на себя посмотрели, женщина! – пискнула Соня.

В ответ дама обозвала Соню таким словом, что покраснел даже Чувалов.

Бася озвучила вслух вполне риторический вопрос:

– За что мне все это?

Дама торжествующе изрекла:

– А будешь знать, как уводить чужих мужей из семьи!

– Каких мужей? – растерянно повторила Бася и добавила, обращаясь к присутствующим: – Да она сумасшедшая! Вы же видите! Она не в себе!

После этого дама очень сильно разволновалась и потребовала, чтобы никто не смел называть ее сумасшедшей. Она топнула ногой, замахала руками, отчего корона на голове несколько сбилась, и с обличительным пафосом заявила:

– Каждому воздастся за грехи его!

Она обратилась к Ивану, указывая на Басю:

– Вы знаете, кто это?

Иван пожал плечами.

– Это – вавилонская блудница!

Бася горестно застонала: в собственном доме ее оскорбляют и попрекают какими‑то чужими мужьями!

– О чем вы вообще говорите?

– А ты не знаешь? – взвизгнула дама. – Еще и притворяешься! Шкуру с тебя спустить, с мерзавки этакой!

Бася задумалась: должно же быть хоть какое‑то логическое объяснение происходящему?! Вот ведь в случае с привидением в красном все выяснилось. Вполне возможно, что и эту психическую даму как‑то можно объяснить.

Может, крезанутая тетка – ее читательница? Прочла какой‑нибудь роман, спроецировала события на свою жизнь и вывела в итоге, что это Бася виновата в ее бедах? Ну или, следуя той же логике, скажем, посмотрела сериал по Басиному сценарию и опять‑таки в своих жизненных проблемах обвинила автора?

Бася вздохнула: м‑да, сюда бы профессора Дубровского! А ввиду отсутствия профильных специалистов переговоры придется вести ей.

– Послушайте, – осторожно начала Бася. – Давайте я попробую угадать: вы, очевидно, моя читательница? Должно быть, прочли мою книжку, и…

Дама покатилась со смеху:

– Да я такую дрянь, как твои книжки, сроду читать не стану, даже если мне приплатят! Размечталась!

«Вот сволочь, – ругнулась Бася, – ладно, придется по‑другому…»

– И вообще ты мне зубы не заговаривай своими книжками, – усмехнулась дама. – Мужа верни!

«Ну, дело ясное – чокнутая, – угрюмо подумала Бася. – Мужа какого‑то требует! Наверное, несчастная брошенная, как та, которая приходила к Наине с лягушачьими лапами. Муж ее бросил, и на почве горя и ревности бедняжка помутилась в рассудке. И теперь эта полоумная Медея ищет соперницу, чтобы отомстить. А поскольку я женщина публичная, она, прочитав мои книги или увидев меня где‑нибудь на ТВ, зафиксировалась на моем образе и вбила себе в голову, что я – причина ее несчастий! Бедная… Пожалеть ее, что ли? Я ведь и сама, в некотором роде, женщина на грани нервного срыва и того и гляди тоже скачусь в обыкновенное бытовое безумие… И кстати, так же оказалась выброшена мужиком за ненадобностью…

Надо зафиксироваться на жалости к бедолаге, выпроводить ее взашей по‑хорошему, а еще лучше вызвать санитаров, пусть голубушку подлечат…»

Бася вздохнула и терпеливо (спокойно, Барбара, наберись жалости, наполнись состраданием, вспомни христианские заповеди, и воздастся!) заметила, что никакого мужа у нее нет. Ни чужого, ни собственного. Соответственно – и возвращать нечего.

Однако незнакомке, в отличие от Баси, христианские чувства были неведомы, поскольку в ответ она закричала:

– Ах ты, лживая тварь! Врешь все! Верни, что украла!

Бася поняла, что не вполне готова к христианскому смирению, во всяком случае, у нее вдруг возникло непреодолимое желание стукнуть по этой орущей голове с «бабеттой», чтобы в ней от удара что‑нибудь сместилось, и, глядишь, до тетки дошло, что она не там ищет виноватых.

– Оскорбляете меня в моем собственном доме, как вам не стыдно! – возмутилась Бася. – Кстати, как вы вообще узнали мой адрес и телефон?

Незнакомка усмехнулась:

– Ну, это было несложно, костюмерша Светочка с «Ленфильма» дала.

«Если выживу, – подумала Бася, – завтра пойду и убью негодяйку!»

Между тем в дело решил вмешаться Чувалов. Очевидно, в результате мучительных раздумий он пришел к выводу, что в сегодняшней истории он главное действующее лицо, и какая‑то неизвестная баба совсем не вписывается в его концепцию вечера и, пожалуй, несколько снижает его собственную значимость. В роли злодея сегодня выступает он, а все прочие пожалуйте в массовку…

– Слышь, женщина, уйди подобру‑поздорову! – спокойно попросил Чувалов.

– Смерть носителям пенисов! – закричала дама, да так, что Иван и Чувалов вздрогнули.

Наверное, даже Митя с Витей во сне встревожились и на минуту перестали храпеть.

– Вы феминистка? – с ужасом спросил Иван.

Дама ответила ему таким тяжелым взглядом, что Иван остолбенел.

– Я ваш бледный всадник апокалипсиса! – торжественно объявила она.

– В каком, просите, смысле? – озадачился Иван.

– В таком, что вам всем хана. Крышка. Я ваша смерть!

Чувалов вгляделся в рыжую женщину и мгновенно протрезвел – свою смерть он представлял несколько иначе.

– Ты чё, тетка?

Незнакомка стукнула кулаком по столу, и тарелки зазвенели… Было странно, что ее маленькая пухлая ручка может быть такой тяжелой.

– Вызвать санитаров из дурки, и пусть тебя, психическую, заберут, куда надо! – неосмотрительно предложил Чувалов.

Уже через мгновение он жестоко пожалел о своих неосторожных словах, потому что дама, услышав о том, что ее надо отправить в психбольницу, вдруг выгнулась, как кошка, дугой и бросилась на него с диким воплем.

Семену не раз приходилось бывать в опасных ситуациях, и он мало чего боялся в этой жизни, но вид вопящей и летящей на него рыжей женщины привел его в ужас. Он отшатнулся, пытаясь уйти от удара, и не сразу понял, что произошло нечто страшное и непоправимое.

А именно – разъяренная женщина схватила пистолет, лежащий на столе. Всего лишь на минуту Чувалов выпустил из рук оружие, и этого оказалось достаточно, чтобы коварная незнакомка смогла завладеть им.

– Ты чего, тетка, – пробормотал Чувалов. – Верни пистолет, это не игрушка!

– Настоящий, боевой? – поинтересовалась дама, помахав пистолетом.

Чувалов взмолился:

– Женщина, не надо им махать, как будто это эклер с кремом. Это оружие, и, между прочим, иногда оно стреляет! Не рассчитаете – и сделаете в ком‑нибудь дырку!

– В тебе и сделаю, если не заткнешься, – разозлилась незнакомка.

Чувалов замолчал.

– Теперь вы у меня все попляшете! – мстительно пообещала она, с торжествующим взглядом усевшись за стол нога на ногу, не выпуская из рук чуваловский пистолет. – Ну вот теперь и поговорим! А теперь рассказывай, как ты моего мужа охмуряла! – И направила пистолет на Басю.

– Не знаю я никакого мужа! – с отчаянием выдохнула Бася.

Женщина, не опуская пистолета, вытащила из сумочки какую‑то фотографию.

– А это что?

Бася вздрогнула – это была их с Эдом фотография, сделанная во время летнего отдыха на море.

– Как она к вам попала?

Дама усмехнулась:

– Если ты еще не поняла, тупица, я Марианна!

– Жена Эда? – вскрикнула Бася.

Марианна расхохоталась.

– Ну наконец‑то! Итак, где мой муж? Отвечай, блудница вавилонская!

 

* * *

 

О‑ля‑ля, содрогнулась Бася, а на закуску – и впрямь бледный всадник апокалипсиса. Точнее, розовый.

Она, конечно, часто думала про жену любимого мужчины, и почему‑то всякий раз в воображении возникала немолодая женщина, печальная и больная.

Эд избегал говорить о жене, и, в сущности, Бася знала лишь, что та много времени проводит в больницах.

Теперь‑то ей стало понятно, что речь шла о психиатрических отделениях!

Она горько улыбнулась – все‑таки Эд законченный подлец! Мало того, что бросил, так еще осчастливил ребенком и вдобавок подсунул ей свинью в виде на всю голову больной жены.

– Не знаю я, где ваш муж! И вообще не понимаю, что вы ко мне прицепились. Преследуете меня, угрожаете! Вот скажите – зачем вы мне звонили?

Марианна хмыкнула:

– Напоминала о себе! Чтобы ты не расслаблялась и знала, что я есть в твоей жизни!

– Да не знала я, что вы есть в моей жизни, – с отчаянием сказала Бася. – Я даже не знала, что вы есть в жизни Эда! Слышала, что существует какая‑то жена и вроде она с приветом, но чтобы настолько…

Марианна опять сильно разволновалась, из чего Бася сделала вывод, что ей очень не нравится, когда ее называют безумной. Марианна даже пообещала немедленно прикончить того, кто еще хоть раз ее так назовет.

Бася заглянула в ее голубые водянистые глаза и поняла, что Марианна уже давно по ту сторону не только добра и зла, но и всех смыслов. То есть она действительно прикончит любого и даже не станет заморачиваться на предмет морали и нравственности.

Кажется, это поняли и все остальные. Во всяком случае, Чувалов с Иваном (не говоря уже о Соне) поглядывали на Марианну с явным испугом.

«Но, может, хоть какая‑то искра разума осталась в этой голове? – не переставала надеяться Бася. – Надо бы рассказать ей о нашем с Эдом разрыве, глядишь, успокоится!»

– А позвольте узнать, отчего вы так обозлились лично на меня? – задала Бася наводящий вопрос.

Марианна ответила пренебрежительным взглядом – мол, не заговаривай мне зубы.

Бася не успокаивалась:

– Почему я‑то во всем виновата? Между прочим, у Эда в любовницах кто только не значился! Почему вы именно ко мне прицепились?!

– Но ты была с ним дольше всех! Я давно про тебя узнала! Сразу заметила, что моего мужа будто подменили, опоили дурманом! Глаза блестят, пульс учащенный и смотрит в пространство. Ну, думаю, не иначе какая‑нибудь ведьма его одурманила. И что обидно – воспользовалась, негодяйка, тем, что я в это время лежала в больнице!

Басе стало окончательно ясно: нет здесь никакой логики, и вообще ловить нечего – женушка Эда неизлечима.

Словно подтверждая худшие Басины подозрения, Марианна ни с того ни с сего принялась кричать. Пронзительно и долго. При этом она указывала рукой в сторону окна.

Барбара, схватившись за сердце, уставилась в направлении перста Марианны, однако же ничего сверхъестественного не узрела. Окно как окно. Штора, правда, не задернута… Чего она орет, эта психопатка?

– Видите, видите его? – спросила Марианна, перестав орать.

– Кого? – с отчаянием прошептала Барбара.

– Белый. С крыльями. Только что заглядывал в твое окно! – пояснила Марианна самым будничным тоном.

Барбара покачала головой, нет, не видели. Хотя дело так плохо, что, наверное, скоро и мы узрим… Белого. И непременно с крыльями.

– Скажите, а вам нравится розовый цвет? – неожиданно поинтересовалась Марианна у присутствующих.

Народ озадачился и даже задумался – а как правильно ответить, чтобы не навлечь на себя гнев женщины с пистолетом?

Первым догадался Чувалов (на правильный вариант ответа его, по всей видимости, навел цвет одежды Марианны).

– Я это… розовый уважаю. У меня даже рубашка есть! Розовая!

Марианна благосклонно улыбнулась.

– Да, розовый очень симпатичный цвет, такой гламурный! – угодливо подтвердила Соня.

– А сколько оттенков розового вы различаете? – с въедливой иезуитской интонацией спросила Марианна.

– Один? Два? – наугад выпалил Чувалов.

Ответ страшно разгневал Марианну, и она обозвала Чувалова идиотом.

– Теперь ты! – Она указала на Барбару. – Отвечай!

– И гадать не буду, – не знаю!

Марианна обдала Басю взглядом, полным презрения, и отчеканила:

– На свете есть тысяча тридцать восемь оттенков розового, тупица!

– Может быть… – мрачно усмехнулась Бася. – Я не подсчитывала.

– А знаете ли вы, что это такое – лежать в психиатрическом отделении? – Марианна грозно посмотрела на Чувалова.

Тот поспешно и испуганно ответил:

– Никак нет, не знаю…

Марианна сокрушенно покачала головой и даже сняла корону.

– Ужасно, когда тебя считают сумасшедшей, хотя на самом деле ты нормальная, а безумцы – они, другие! И эти безумцы издеваются над тобой, надевают на тебя смирительную рубашку и заставляют принимать всякую гадость! А в это время твой муж развлекается с блудницей, каких свет не видывал! Хорошо, что мне вовремя рассказали про это! И мне было видение – пришла Небесная Дева и сказала, что надо очищать землю от таких вавилонских блудниц, как любовница моего мужа.

Бася усмехнулась – нечего сказать, добрая Небесная Дева!

– И я пообещала Небесной Деве, что выйду из больницы и во что бы то ни стало отомщу за себя! И вот я здесь! – Марианна расхохоталась.

Барбара обратила внимание на то, что у жены Эда очень резкие, как бы изломанные движения, усиленная жестикуляция и при этом движения рук словно обгоняют речь…

Кроме того, у нее одни эмоции быстро сменяются другими – она то становится возбужденной и смеется, то погружается в угрюмую задумчивость. Сейчас она пребывала явно в приподнятом настроении. Весьма весело, жестикулируя руками (пистолет прибавлял выразительности жестам), она принялась рассказывать, как они познакомились с Эдом. Речь Марианны отличалась некоторой бессвязностью, зачастую она теряла нить повествования, потом вновь возвращалась к истории своей жизни.

Барбаре пришлось продираться через дебри странных речевых конструкций, смешков и вздохов рассказчицы, и в итоге она поняла примерно следующее: Марианна и Эд познакомились семнадцать лет назад. Отец Марианны, известный режиссер, снимал фильм, в котором Эд, тогда студент театрального института, играл эпизодическую роль. Со слов Марианны, Эд начал ухаживать за ней, и вскоре они поженились.

– Вы не думайте, в молодости я была стройной красавицей! – гордо заметила Марианна.

Бася попыталась представить низенькую, толстую Марианну молодой – неужели когда‑то она была привлекательной и могла понравиться Эду? Или Эд польстился на бонусы, которые прилагались к замужеству: тесть – известный режиссер, роли и будущая слава? Неужели он настолько меркантилен?

Впрочем, Марианна также придерживалась этой версии.

– Вы только представьте, какой Эд подлец! Женившись на мне, он переехал из общежития в нашу квартиру в центре города, начал много сниматься благодаря стараниям моего отца, а потом разлюбил меня! Теперь я даже думаю, что он, возможно, и женился из‑за корысти! Но это неважно! Мы могли быть счастливы и без всякой любви, если бы не эта тварь! – Марианна указала рукой на Барбару. На нее тут же уставились все присутствующие, и Бася почувствовала себя средневековой ведьмой, которую сейчас сожгут на костре.

– Все дело в том, что эта тварь охмурила моего мужа! – Марианна уже начала подбрасывать дрова в огонь для Баси. – Она одурманила моего Эдуарда! Обольстила его так, что он обо мне и думать забыл! А представьте, каково мне было узнать, – Марианна заломила руки, тем не менее не выпуская из них пистолета, – что мой законный супруг увлекся бездарностью, писателишкой, которой только сказки про колобков сочинять!

Бася вздрогнула и хотела было что‑то возразить, но Марианна пресекла ее попытку выразительным жестом.

– И с этой вавилонской блудницей он ездил на море! И с ней же собирался отмечать Новый год! Вы только посмотрите, до чего эта тварь дошла в своей наглости!

Марианна полезла в карман, вытащила листок бумаги и зачитала: «Эд, пупсик! Думаю о тебе каждую минуту каждого дня. Хочу тебя страстно… Представляю, как в новогоднюю ночь ты будешь сжимать меня в объятиях под бой курантов…»

У Баси глаза на лоб полезли – она не писала это письмо. Она даже возмутилась, неужели подобный, невыразимо вульгарный слог: «лапусик», «пупсик», «нежно обнимаю» – могли приписать ей? Неужели она, Барбара Лесневская, могла унизить себя каким‑то пупсиком?

– Это не мое письмо! – сухо заметила она.

– Не ври, – предупредила Марианна. – Все равно не отмажешься!

– Где вы его взяли?

– Сегодня вытащила у Эда из кармана!

– В письме есть подпись?

– Есть! – усмехнулась Марианна: – «Целую тебя сто тысяч раз, твоя зайка».

Бася задумалась: вот интересно, а кто эта самая любвеобильная зайка, которую Эд собирался сжимать в объятиях «под бой курантов»? Ушки бы ей оторвать!

– Прочитав это письмо, я подумала, что с меня хватит! – заявила Марианна. – Приду к блуднице на Новый год и застукаю ее с поличным! В конце концов, пришло время платить по счетам! Я и так долго ждала! Ведь это из‑за нее Эдуард бросил меня пятнадцать лет назад!

Бася возмутилась:

– Да мы пятнадцать лет назад и знакомы‑то не были! Я вообще в школе училась! Пребывала в невинном пионерском возрасте!

– Не вводи людей в заблуждение! – потребовала Марианна. – Ты живешь от сотворения мира, и все это время совращаешь мужчин!

– Вы несколько переоцениваете мои скромные достижения, – мрачно заметила Бася.

Ну, дело ясное: кончится все тем, что Марианна замочит ее из чуваловского пистолета и при этом будет считать себя мессией и спасителем человечества. Ну и пусть, ну и на здоровье… Если паршивому человечеству нужно, чтобы Бася принесла себя в жертву, пусть подавится.

А Эд, значит, бросил ее ради какой‑то дебильной зайки!

Бася почувствовала сильное раздражение и злость.

Знаете, бывает состояние, когда срываешься с катушек, и уже на все наплевать: внутри бушуют шум и ярость, вполне способные заглушить страх.

– Да! Не буду скрывать, я любила Эда! Сначала все было красиво! Нереально красиво! Бессовестно красиво! Обольщал, ухаживал, дарил… Златые горы обещал, как водится! А я радовалась: как же – самый красивый роман в моей жизни!

– Прекрати! – Марианна заскрежетала зубами от ярости.

– А что ты мне сделаешь? – усмехнулась Бася. – Убьешь? Да плевала я на твой пистолет! Давай стреляй! Пострадаю за любовь! А правду все равно скажу! Вы уж послушайте!

– Боже, какая женщина! – воскликнул Иван. – Настоящая героиня русских романов! Какой накал чувств и презрение к опасности!

Бася жестом остановила его: мол, рукоплесканий и оваций не надо – и продолжила:

– Так вот! Я любила, страдала, отдавала этому недостойному человеку всю себя, а что же он? Он только брал! Питался моей энергией и любовью, жалкий потребитель! Может быть, Марианна, ты думаешь, что это было счастье? Нет! Это была игра в одни ворота! Безумие с моей стороны! Я вела себя как чокнутая дура, которую надо запереть в сумасшедшем доме!

– Заткнись! – взревела Марианна. – Не разрывай мое сердце!

Но Бася мстительно продолжила:

– А ты говоришь – «отдай моего мужа!» Да забери на здоровье! Эд принес мне одни несчастья! Признаюсь – я хотела встречать с ним Новый год. И он мне это обещал! Много чего обещал! Например, обещал подарить на Новый год кошку!

– Кошку? – вскинулась Марианна. – Это что значит?

– Ну, кошки – такие зверьки, мяукают, пьют молоко, неважно, дело не в кошке. – Бася махнула рукой. – Дело в том, что он не сдержал ни одного своего обещания. И если за свою наивность и любовь я должна поплатиться жизнью, то пожалуйста – я готова! Стреляй!

Чувалов схватился за голову, и взмолился:

– Ивановна, не гони!

Иван бросился к Марианне.

– Умоляю, не слушайте ее, она не в себе! Не стреляйте!

Иван, на которого европейский менталитет и образ жизни наложили соответствующий отпечаток, все же попытался в этом всеобщем хаосе и безумии воззвать к голосу разума. Он обратился к Марианне с просьбой оценить ситуацию рационально и здраво.

Марианна ответила ему презрительной улыбкой, однако же никаких возражений ему не высказала.

Он приободрился и продолжил в том же духе – сказал, что чувства Марианны понятны: когда речь заходит об уязвленном женском самолюбии, конечно, сложно оставаться бесстрастной, и мы все понимаем, что ваш муж обошелся с вами дурно…

– А понимаете, что она – блудница вавилонская? – перебила его Марианна, ткнув в Басю пальцем.

Иван замялся, потом кивнул:

– Конечно, понимаю. Это же очевидно!

Бася послала ему ненавидящий взгляд – вот спасибо‑то!

– Возможно, стоит взглянуть на случившееся с иной стороны. Ваш муж, живой человек, увлекся женщиной, поддавшись слабости. Ну что в этом такого?

– Так ведь я бы, может, и поняла его, – на удивление спокойно ответила Марианна, – если бы речь шла о приличной женщине! Но эта! – Она расхохоталась. – Вы посмотрите на нее!

Все опять уставились на Басю.

– Вот скажи, – Марианна вновь обратилась к Ивану, почему‑то на роль третейского судьи выбрав именно его, – ведь она уродина! Бабенка так себе – ни кожи ни рожи.

– Ну, я бы так не сказал, – покраснел Иван, но, видя, что Марианна нахмурилась, добавил: – Дело вкуса, конечно… Кому‑то, возможно, и понравится…

– Такое никому понравиться не может! – снисходительно, как ребенку, объяснила Марианна.

Иван тяжело вздохнул:

– Мне кажется, главное все‑таки в другом. Как я понял, вы пришли сюда, рассчитывая застать здесь своего мужа?

Марианна утвердительно кивнула.

Бася, не выдержав, вмешалась в разговор:

– Ах, вот как?! Ну тогда где же он? Где Эдуард? Скажите, кто‑нибудь видел Эдуарда?

– Нет, не видели! – сказала Соня.

Иван поспешил добавить:

– Ну вот видите? Вашего мужа здесь нет.

Марианна погрузилась в мучительные раздумья. Наконец она спросила:

– Хотите сказать, что его здесь нет?

Бася расхохоталась:

– Вот именно, что нет!

– А тогда где же он?

От удовольствия и радости Бася театрально развела руки и с дразнящей насмешливой интонацией ответила:

– Представления не имею!

– Значит, Новый год он встречает не с тобой? – все еще продолжала сомневаться Марианна.

В разговор снова вступил Иван. Он заверил Марианну, что ее мужа здесь нет, не было и не будет, и, вполне возможно, его старания увенчались бы успехом и ему удалось бы убедить Марианну, не случись вдруг нечто непредвиденное – если бы вдруг не пришел сам Эдуард, что, конечно, согласитесь, предвидеть было сложно.

 

 

ЧАСТЬ IV

 

Глава 15

СКЕЛЕТЫ ИЗ ВСЕХ ШКАФОВ

 

События развивались по законам драматургии.

Из оригинального было то, что Марианна неожиданно проявила редкую для умалишенной смекалку и находчивость. Услышав звонок, она встрепенулась, как охотник, почуявший добычу, и командным тоном, подкрепляя сказанное покачиванием пистолета, скомандовала Чувалову:

– А ну давай иди открывай! И смотри, без глупостей!

От удивления Чувалов открыл рот, дабы изречь нечто нелицеприятное в адрес Марианны, однако тут же благоразумно закрыл пасть и уныло поплелся исполнять приказание.

«Это же Зоя! – охнула Бася. – Надо помешать! Предупредить! Бедная девочка!» – и бросилась в прихожую вслед за Марианной и Чуваловым.

– Семен, не открывай! – взмолилась Барбара.

– Извини, Ивановна, такие дела… Придется открыть! – даже как‑то виновато ответил Чувалов и покосился на Марианну.

Перед тем как открыть дверь, Марианна взглянула в глазок. Увиденное заставило ее расхохотаться с невероятной экспрессией (непонятно, чего здесь было больше – торжествующей радости или гневного возмущения).

«Что она ржет?» – удивилась Бася, однако ее удивление тут же сменилось еще большим – Марианна, недолго думая, приставила пистолет к ее виску.

– Слышь, ты, – обратилась она к Чувалову. – Мы с этой лахудрой подождем тебя в комнате, а ты откроешь дверь и проводишь гостя к нам! И запомни: если вспугнешь его – я этой блуднице прострелю голову.

Чувалов, который еще каких‑то полтора часа назад сам обещал порешить Барбару на пару с закадычной подругой, торопливо согласился:

– Ладно, все сделаю, как говоришь. Только не дури, женщина!

Марианна, бесцеремонно тыча пистолетом Барбаре в спину, заставила ее вернуться в гостиную, где приказала сесть за стол. Барбара обреченно уселась рядом с Иваном и Соней.

В прихожей раздались голоса, и через минуту в гостиной появились Чувалов и Эдуард Соколов собственной персоной.

Увидев любовника, Бася вскрикнула примерно так же, как при виде существа в красном домино.

– С Новым годом, дорогая! – улыбнулся Эдуард.

– Ты все‑таки пришел! – потрясенно озвучила Бася то, что и так было очевидно.

– Да, – кивнул Эдуард. – Как видишь, не смог совладать с чувствами!

В эти мгновения Барбара успела испытать самые разные эмоции – от бешеной радости («Он все‑таки пришел! Вернулся, потому что любит меня!») до страха за жизнь возлюбленного («Безумная Марианна убьет его!»).

Эдуард оглядел стол, дружелюбно кивнул Ивану и Соне.

– Рад познакомиться с твоими друзьями, дорогая!

Иван с Соней машинально кивнули, причем Соня с неподдельным ужасом.

– А что это за хмырь? – спросил Чувалов. – Вроде где‑то видел эту физиономию!

– Эдуард Соколов, известный актер, – пискнула Соня.

Между тем Эдуард продолжал безмятежно улыбаться, не подозревая о нависшей над ним опасности.

Марианна и тут схитрила – она решила не выдавать сразу своего присутствия и спряталась за тяжелую штору, если присмотреться, можно было заметить направленное на публику дуло пистолета.

«Может, еще удастся его предупредить?» – подумала Барбара и, вздохнув, начала операцию по спасению:

– Зачем ты пришел, Эд? Ведь ты не собирался!

Она намеренно подчеркнула «не собирался». Специально для Марианны.

– Почему? – не воспользовался подсказкой Эдуард. – Я как раз собирался! Я ведь даже позвонил тебе два часа назад и сказал, что приду.

За шторой раздалось едва ли не скрежетание. Бася вздрогнула и предприняла еще одну попытку спасти ситуацию:

– Но ведь мы расстались, Эд, это было нашим обоюдным, выстраданным решением!

Эд пожал плечами:

– Заметь, дорогая, инициатива разрыва принадлежала тебе! Мне оставалось лишь согласиться с твоим решением! Кроме того, я не считаю, что сейчас лучшее время для выяснения отношений. Здесь все‑таки люди!

Чувалов усмехнулся:

– Люди здесь все свои!

Эд посмотрел на него с неким раздражением, дескать, уж извините, но я вас своими не считаю и выяснять отношения с любовницей прилюдно не намерен.

Вслух же он сказал (причем самым проникновенным и нежным голосом):

– Бася, зачем это все? Я пришел! К тебе! Разве это само по себе ничего не значит?

Да как не значит! Очень даже значит! Бася взглянула в глаза возлюбленного, такие печальные, синие и прекрасные, и бастион пал, и вот у нее в руках уже белый флаг: Эд, дорогой, любимый, сдаюсь без боя!

И тут же обожгло огнем – дорогому и любимому угрожает смертельная опасность!

Как предупредить?

Но предупреждать оказалось поздно.

С гомерическим смехом, театрально откинув штору, на авансцену выступила Марианна. Вывалилась, как скелет из шкафа. Или выскочила как черт из табакерки.

 

* * *

 

Сказать, что, увидев жену, Эд оказался неприятно поражен, значит назвать Джека Потрошителя всего лишь грубияном. Нет, наверное, он был и неприятно поражен тоже, но, кроме этого, парализован ужасом. Уничтожен. Введен в состояние ступора.

Бедняга замер на месте, выпучив печальные прекрасные глаза.

– Ма‑а‑ри‑ри‑ан‑на…

Он заикался и не мог произнести имя жены. Та осталась довольна произведенным впечатлением. Возможно, она даже была горда таким эффектом и, приблизившись к супругу, хищно улыбнулась:

– Ну, с Новым годом, дорогой!

– С Новым годом! – пролепетал Эдуард. – Позволь спросить, откуда ты здесь?

– Пришла в гости встречать Новый год! Разве нельзя?

– Надо ли говорить, что я ее не приглашала! – усмехнулась Бася.

– Меня приглашать не нужно, – хмыкнула Марианна. – Я сама пришла! Давно, кстати, собиралась!

Она опять сделала характерный жест рукой: быстрый такой, нервный взмах.

– Но как ты узнала про Барбару? – недоумевал Эд.

Марианна посмотрела на мужа с иронией: дескать, кто из нас сумасшедший, к чему эти глупые вопросы? Думаешь, так сложно было узнать?

– А что у тебя в руках? – спросил Эд.

– Оружие, – вздохнул Чувалов. – Калибр восемь миллиметров, иногда стреляет, оставляя в человеке дырки и при этом сильно портя костюм.

Лицо Эда выражало всю гамму переживаемых чувств и эмоций – изумление, страх и черт знает что еще.

– Но откуда у тебя это, Марианночка?

Марианна махнула рукой, мол, неважно, провидение послало в руки. Или ангел. Не суть. Важно сейчас другое.

– Я хочу, чтобы ты во всеуслышание признался в блуде с этой женщиной! Отвечай – блудил?

Эд дернулся, как будто в него уже выстрелили, забубнил что‑то невразумительное, пытаясь уйти от ответа.

– Отвечай четко и ясно! – гаркнула Марианна, как заправский фельдфебель.

Барбара впилась в Эда глазами – его ответ был для нее очень важен.

«Ну же, Эд, скажи, что любил меня и любишь, и пусть она застрелит нас обоих. Черт побери, это будет прекрасная смерть!»

Но Эд мешкал с ответом.

– Смотрите, мнется, как школьник, получивший двойку, – расхохоталась Марианна, – или как нашкодивший пес!

Эд вспыхнул и осмелился попросить супругу вести себя сдержаннее и не унижать его достоинство.

Однако та не приняла в расчет его пожелание и даже пообещала все достоинства – решительно все! – оттяпать под самый корень.

– Ах, Марианночка, – вздохнул Эд. – Ты всегда была несколько экспрессивна!

– Ты мне зубы не заговаривай! – рявкнула Марианна. – Отвечай, блудил?

Эд тяжело вздохнул и украдкой взглянул на Барбару.

Ему, конечно, было нелегко определиться с ответом – с одной стороны, за признание связи с Барбарой и впрямь можно схлопотать дырку в костюме, а с другой, не может же он отрицать очевидное. Тем более в ее присутствии.

– Да, – наконец решился Эдуард. – Сколь ни печально, дорогая, но я вынужден признаться – у меня были женщины, помимо тебя.

– А конкретно эта женщина? – Марианна ткнула пальцем в Барбару.

Эд запунцовел, потупился.

– Да.

Получив признание, Марианна издала торжествующий вопль, а потом очень быстро, на манер скороговорки, прокричала:

– Вдруг! Охотник! Выбегает! Прямо! В зайчика! Стреляет! Пиф‑паф, ой‑ой‑ой! Умирает! Зайчик! Мой! – Остановившись, она задала вполне риторический вопрос: – А разве это хорошо – блудить при живой жене? Разве это правильно, нравственно, достойно?

Эд развел руками:

– Конечно, нет. Но в жизни случается всякое! Так сложились обстоятельства!

И тут раздался крик пожарной сирены. Марианна заорала так, что ее рот превратился в щелочку, стены затряслись, а присутствующие едва не скончались на месте. Кричала она долго, дольше, чем могли выдержать окружающие. Барбара закрыла уши и зажмурилась. Но все равно не помогло.

Прооравшись, Марианна встряхнулась и совершенно спокойно велела мужу:

– Не смей разговаривать со мной, как с дурочкой!

Эд затравленно посмотрел на нее и промолчал.

Марианна уселась в кресло и произнесла сакраментальное:

– А как ты думаешь, дорогой, на что способна женщина, если ее довести?

Эд не ответил, но по его лицу было ясно: он подозревает, что на многое.

– Ну‑с, мой дорогой муж, может, пришла пора объясниться?

В ответ раздался жалкий лепет.

Бася решила принять огонь на себя и обратилась к Марианне исключительно доброжелательным голосом:

– Марианна, э… простите, не знаю вашего отчества.

– Тебе и не нужно, – усмехнулась Марианна. – Вот этот зато хорошо знал и отчество, и папу моего, известного советского режиссера. Не так ли, Эдик?

– Да, талантливый был человек! – кивнул Эдуард.

– Так вот, Марианна, – продолжила Бася. – Позвольте я скажу вам как женщина женщине: – Мужчины вообще по природе своей склонны к изменам и непостоянству, и это, видите ли, заложено в них самой природой…

Но Марианна довольно грубо оборвала ход Басиных рассуждений.

– Ишь! Скажет она мне как женщина женщине! Я‑то женщина, можешь не сомневаться, а ты блудница подзаборная!

– Ну хватит уже! – крикнула Бася, теряя всякое терпение. – Что вы себе позволяете!

– Закрой рот, – рявкнула Марианна, – и не лезь в мои отношения с мужем. Я с ним поговорить хочу!

Внезапно Барбаре пришла в голову спасительная мысль: а что, если попытать удачу, вдруг удастся использовать этот шанс на спасение?

Она робко попросила Марианну разрешить ей сделать один звонок:

– Понимаете, моя знакомая задерживается, я хотела бы позвонить ей, может, вы будете столь любезны и разрешите?

Как ни странно, Марианна проявила любезность и разрешила:

– Звони. Только быстро!

Барбара схватила трубку и отошла к окну. На ее счастье, Марианна в это время увлеклась разговором с Эдом, и можно было говорить относительно свободно.

Участковый Прохоров ответил, что слушает. В голосе угадывалось напряжение, которое усилилось, когда он понял, что звонит Барбар<