Из дневной сводки 17 лиссабонского участка полиции на авеню Колумба.

15 часов 22 минуты. Звонок из дома 45 по Рио Маркиз де Фонтейро. Женский голос сообщил о краже. Сержанты Альконтейро и Бранко выехали по адресу.

16 часов 07 минут. Посланные на место происшествия доставили в участок:

Эстреллу Родригес, вероисповедание–римско‑католическое, вдова, родилась 27.3.1905 года, гражданка Португалии, почетный консул Коста‑Рики, проживает по Рио Маркиз де Фонтейро, 45.

Жана Леблана, вероисповедание–протестантское, холост, гражданин Франции, постоянного места жительства не имеет, беженец, португальская транзитная виза.

 

Эстрелла Родригес показала: «Я требую ареста Жана Леблана, он меня обокрал. Знаю его две недели. Он часто меня посещал. Пять дней назад я заметила пропажу золотого браслета (750 проба, вес 150 граммов, украшен бриллиантами), изготовленного ювелиром Мигелем да Фоцем и проданного мне за 180 тысяч эскудо. Я сказала Жану Леблану, что он украл браслет. Жан Леблан сознался и обещал вернуть его до 12 часов сегодняшнего дня. Браслета не вернул».

Допрошенный Жан Леблан показал: «Я не крал браслета, а по поручению сеньоры Родригес взял его, чтобы продать. Этот браслет я ей вернул, так как не нашел покупателя».

Вопрос: «Сеньора Родригес показала, что браслета у нее нет. Можете ли вы доставить браслет или указать место его укрытия?»

Ответ: «Нет. Его спрятала сеньора Родригес для того, чтобы обвинить меня в краже и бросить за решетку».

Вопрос: «Почему?»

Ответ: «Ревность».

Замечание: Иностранец Леблан во время допроса произвел впечатление скрытного подозрительного человека. Допускал угрожающие высказывания, оскорблял женское достоинство потерпевшей и обругал допрашивавшего комиссара нецензурными словами. Затем изображал из себя идиота, смеялся, нес околесицу, пел французские оскорбительные песни.

Сержанты Альконтейра и Бранко показали: «При задержании иностранец оказал сопротивление, поэтому на него были надеты наручники. При посадке задержанного в автомобиль мы обратили внимание на то, что вокруг виллы находились подозрительные субъекты, внимательно наблюдавшие за нашими действиями».

Вывод: Можно предположить, что иностранец Леблан имеет связь с преступным миром Лиссабона. Он подлежит аресту и помещению в камеру. Завтра его следует доставить в городское полицейское управление и передать отделу борьбы с кражами.

 

Было 6 часов вечера, когда прекрасная Эстрелла возвращалась на такси домой. Прерывисто дыша, с лихорадочно блестевшими глазами и нездоровым румянцем, она вновь и вновь вспоминала пережитое.

«Все случилось, как и планировал Жан. Но, Боже, в какое положение он меня поставил, этот дикий, загадочный, чудесный человек! Они его арестовали, но в тюрьме ему будет безопаснее, преследователи его там не достанут. А почему его преследуют? Он мне об этом не сказал. Он только целовал меня и просил верить ему и помочь. А что мне оставалось делать? Я так люблю моего храброго француза! Кто знает, с какой тайной миссией он сюда прибыл. Да, я доверяю ему и сделаю так, как он меня просил, – спрячу браслет в подвале, ежедневно буду узнавать, не отправляется ли пароход за океан, и если да, то куплю ему билет, ни с кем не говоря о нем. Если удастся зарезервировать место на пароходе, отплывающем в Южную Америку, то тут же отправляюсь к следователю, предъявляю ему браслет и заявляю, что ошиблась и свои обвинения забираю обратно. Ах, как страшны дни и ночи без Жана, моего милого возлюбленного».

Такси остановилось. Эстрелла вышла из машины и заплатила шоферу. Войдя на участок своей виллы, она увидела вышедшего ей навстречу бледного взъерошенного человека в помятом костюме цвета соли с перцем. Он снял шляпу и заговорил на ломаном португальском языке:

– Сеньора Родригес, прошу уделить мне внимание для серьезного и срочного разговора.

– Нет, нет! – вскрикнула прекрасная Эстрелла, отшатнувшись от него.

– И все же, – возразил он, – речь пойдет о Жане Леблане.

– Кто вы?

– Вальтер Левис. Я прибыл из Лондона.

То, что он прибыл из Лондона, было правдой, а то, что его звали Вальтером Левисом, было неправдой. Это был Петер Ловой, которого шеф, М‑15‑й, послал, чтобы он привез, наконец, подлого Томаса Ливена в Лондон.

– Что вы от меня хотите, мистер Левис?

– Скажите, где месье Леблан?

– Почему вас это интересует?

– Он обманул меня, он обманул Родину! Подлец!

– Замолчите!

– Субъект без чести.

– Убирайтесь, или я вызову полицию!

– Как вы, сеньора, можете помогать немцу, хотите, чтобы Гитлер выиграл войну?

– Гит… – слово застряло в лебединой шее не избалованной счастьем при игре в рулетку красавицы. – Что высказали?

– Как вы можете помогать немцу!

– Немцу? Нет! Нет! – обеими руками она схватиласьза голову. – Вы лжете!

– Нет, не лгу! Томас Ливен – фашист!

– Жан–фашист? Невозможно! Даже представить себе нельзя после того, что я с ним испытала. Столько нежности, шарма. Нет, он должен быть французом!

Он вам лгал, сеньора, так же, как лгал мне. Жан Леблан является немецким агентом. Его надо обезвредить.

Пойдемте в дом, мистер Левис. Приведите мне ваши доказательства, голые факты, и если вы мне дадите их в руки, то…

– Что тогда, сеньора?

– Тогда я буду мстить! Ни один немец не имеет права так вести себя с Эстреллой Родригес. Ни один и никогда!

 

«Завтра» – это слово Томас Ливен наиболее часто слышал за неделю своего пребывания под арестом. «Завтра», – говорили охранники, «завтра», – говорили следователи, «завтра», – утешали себя арестованные, которые месяцами ожидали решения своей судьбы. В переводе на общечеловеческий язык это означало: завтра один Бог знает, что может произойти, и пусть это будет для нас приятной неожиданностью.

После ареста Томас содержался в следственной уголовной тюрьме «Торель», расположенной на одном из семи холмов Лиссабона. «Торель» была переполнена. Через несколько дней Томас был переведен в «Альхубе», средневековый пятиэтажный дворец в старой части города.

Над порталом дома сохранился герб архиепископа Мигеля де Кастро, жившего с 1568 по 1625 год и использовавшего дворец как тюрьму для духовных лиц, совершивших преступления против церкви.

«Должно быть, – думал Томас после помещения его в это заведение, – процент священнослужителей в XVI веке среди преступников был довольно высоким, так как „Альхубе“ – очень вместительная тюрьма».

Теперь полиция содержала здесь своих заключенных. Среди них было много нежелательных иностранцев. Но тут находилось и немалое число лиц, нарушивших нормы уголовного кодекса. Одни заключенные размещались в следственном отделении, другие, уже осужденные, – в общих камерах или одиночках. Были тут и камеры, оборудованные с комфортом, для «хороших заключенных». Эти камеры находились на верхних этажах. «Хорошие заключенные» платили за такие камеры арендную плату, как в гостинице. Такса зависела от суммы залога, которую определял судья.

Об «исправляющихся» заключенных здесь хорошо заботились. Персонал пытался выполнить любое их желание. В камеры подавались свежие газеты, сигары. Заключенные могли заказывать еду в ресторане.

Томас тоже внес в управление тюрьмы приличную сумму денег. Теперь он каждое утро вызывал повара – жирного Франческо–и обсуждал с ним меню на весь день. Повар был в восторге от заключенного из камеры 519, который делился с ним новыми рецептами и кулинарными тонкостями. Томас Ливен чувствовал себя превосходно. Свое пребывание в тюрьме он рассматривал как маленький, но вполне заслуженный отдых перед выездом в Южную Америку. Отсутствие известий от Эстреллы не беспокоило. Определенно, она была целиком поглощена поисками парохода, отправляющегося за океан.

После недельного пребывания в тюрьме у Томаса появился сокамерник. Утром 21 сентября 1940 года надзиратель Хуан привел к нему новенького. При взгляде на него Томас подпрыгнул на нарах. Никогда в жизни он не видел такой отталкивающей внешности.

Человек выглядел, как Квазимодо из Нотр‑Дам. Он был маленького роста, горбатый, хромой и совершенно лысый. Лицо белое, как мел, щеки обвисли, рот дергался от нервных судорог.

– Бом Диа! – поздоровался горбун.

– Бом Диа! – ответил Томас.

– Меня зовут Алькоба, Лазарь Алькоба, – протягивая Томасу покрытую волосами когтистую руку, представился горбун. Томас пожал ее, полный ужаса и отвращения. Он не знал, что судьба посылает ему самого верного в его жизни друга. Располагаясь на соседних нарах, Лазарь рассказывал сиплым, простуженным голосом:

– Меня взяли по подозрению в контрабанде, свиньи, но доказательств у них нет. Они выпустят меня отсюда рано или поздно. Я не очень спешу.

– А я нахожусь здесь по ошибке, – начал было Томас, но Лазарь остановил его любезным жестом руки:

– Да, да, тебе шьют кражу бриллиантового браслета, какая чудовищная клевета. Злые, гадкие люди.

– Откуда вы это знаете?

– Я знаю о тебе все, малыш! Можешь говорить мне «ты». – Уродец почесался. – Ты француз, банкир. Засунула тебя сюда Эстрелла Родригес. Ты любишь готовить…

– Откуда ты все это знаешь?

– Малыш, я специально тебя здесь разыскал.

– Разыскал?

Лазарь улыбнулся, при этом его страшное лицо увеличилось вдвое. Он доверительно склонился к Томасу и постучал его по колену.

– Небольшой совет на будущее, Жан. Если попадешься, то требуй, чтобы тебя доставили к начальнику охраны. Я, например, делаю всегда так.

Зачем? – Я заявляю этим ленивым свиньям, что готов вести книгу рапортов. Таким образом я могу ознакомиться с делами всех заключенных.

Томас почувствовал симпатию к горбуну и протянул ему сигареты.

– И почему же ты выбрал меня?

– Ты тонкая бестия, новичок, к сожалению, но ты человек с хорошими манерами. У тебя можно этому научиться. Банкир. Умеешь хорошо готовить. Знаешь, чему‑либо учиться никогда не поздно.

– Да, – ответил Томас, думая при этом: «Чему толькоя не учился с тех пор, как судьба выбила меня из колеи. Кто знает, что придется мне еще испытать. Далеко, далеко отсюда в туманном море находится моя безопасность, мое гражданское существование, мой клуб и моя прекрасная квартира».

– У меня есть предложение, – прервал его размышления Лазарь, – ты научишь меня всему, что знаешь, а я передам тебе свой опыт и знания. Подходит?

– Прекрасная идея! Что мы закажем на обед?

– У меня давно есть желание, не знаю, известен ли тебе рецепт… Наш кухонный бык его определенно не знает!

– О чем идет речь?

– Понимаешь, я работал во всех странах Европы и обжирался лучшими блюдами. Французская кухня неплохая, но немецкая! Однажды в Мюнстре я обчистил карманы, а потом ел фаршированную грудинку, о ней я вспоминаю до сих пор, – Лазарь закатил глаза и начал причмокивать.

– Только‑то и всего? – иронически спросил Томас.

– Ты знаешь рецепт?

– Я ведь тоже работал одно время в Германии, – ответил Томас и постучал в дверь камеры. – Итак, фаршированная грудинка, согласен. Тогда сегодня мы сделаем немецкий день. Перед грудинкой я бы предложил суп с клецками из печени, а после – каштаны в сливках.

При этих словах открылась дверь, и в щель просунулась улыбающаяся физиономия надзирателя Джулио.

– Пришли сюда шеф‑повара, – попросил Томас, – я хочу обсудить с ним меню на сегодня, – и сунул емув руку 100 эскудо.

Ну, было так же вкусно, как тогда в Мюнстре? – полюбопытствовал Томас спустя четыре часа, сидя захорошо сервированным столом у себя в камере напротив Лазаря, который полоскал рот, постанывая от удовольствия.

– Лучше, малыш, вкуснее. О таких ребрах я и мечтал так же страстно, как очистить карманы у Салазара. Но когда‑нибудь я облегчу карманы нашего премьера.

– Пожалуй, повару следовало бы добавить немного больше рома.

– Эти свиньи на кухне вылакали его, чтобы взять реванш за такой прекрасный обед. Я хочу сейчас же поделиться с тобой некоторым опытом.

– С твоей стороны это очень мило, Лазарь, еще немного пюре?

– Да, пожалуйста. Послушай, мы живем неплохо, у нас есть деньги. Но если денег нет? Самое главное в тюрьме – хорошо питаться. Такое питание здесь получают больные сахарным диабетом.

– А как же сделаться диабетиком?

– Вот это я и хочу тебе объяснить. Ты записываешьсяна прием к тюремному врачу. Тебе уже долгое время плохо. На осмотре у врача надо украсть шприц, а после этого подружиться с поваром. С твоим характером и знанием кухонных рецептов это нетрудно. У повара ты просишь немного уксуса, чтобы приправить пищу, и сахара для кофе.

– Я понимаю.

Томас постучал в дверь, появился надзиратель:

– Можно убрать обед и подавать десерт.

Лазарь подождал, пока Джулио не вышел, после чего продолжил:

– Уксус мешаешь с водой в пропорции 1:2 и добавляешь сахар. Два кубика раствора впрыскиваешь в бедро.

– Внутримышечно?

– Да, но очень медленно, иначе возникнет флегмона.

– Понятно.

– Инъекцию надо сделать за полтора часа до визитак врачу. Ясно?

Надзиратель принес десерт, получил свою долю и исчез довольный.

За десертом Лазарь закончил свою лекцию.

– У врача ты жалуешься на мучительную жажду по ночам. Тотчас возникает подозрение, что ты заболел диабетом. У тебя берут мочу на анализ, который показывает наличие сахара. Это автоматически влечет за собой хорошее питание: жаркое, масло, белый хлеб, молоко – вознаграждение за небольшие труды.

В следующие дни своего пребывания в камере с горбуном Томас узнал и многое другое. Прошел полный курс тюремной и лагерной жизни.

С математической точностью регистрировал его мозг каждый совет Лазаря. Например, как повысить температуру тела, попасть в лазарет, откуда легче бежать? – задавал вопросы горбун и тут же давал ответ: надо взять мыло, настругать его тоненькими ломтиками и проглотить за час до визита к врачу две чайные ложки мыла. Возникает сильная головная боль, температура подскакивает до 41 градуса, правда, эти симптомы длятся в течение одного часа. Для более длительного эффекта надо глотать не мыльные стружки, а мыльные шарики.

Или как вызвать желтуху?

Берут две чайные ложки сахара и одну чайную ложку сажи, размешивают и разводят в уксусе. Затем настаивают одну ночь и пьют смесь на голодный желудок. Через сутки–двое появляются симптомы желтухи.

Лазарь глубокомысленно заметил:

– Мы живем в военное время, знаешь, Жан, может быть, однажды ты захочешь избежать геройской смерти, это тебе поможет.

То было счастливое время. Лазарь учился теоретически готовить. Томас учился симулировать болезни, международному жаргону преступников, различным мошенническим трюкам. У него было такое чувство, что эти знания пригодятся ему в жизни. И оно полностью оправдалось в дальнейшем.

Так Томас и Лазарь, каждый из них одновременно учитель и ученик, жили в мире и согласии до утра 5 ноября 1940 года, принесшего разочарование и горечь.

Именно в это утро Томас был доставлен к следователю Эдуарду Бойксу. С Томасом он говорил по‑французски.

– Ну, как дела? Признаетесь ли вы, наконец?

– Мне не в чем признаваться, я абсолютно невиновен!

– Тогда вам придется очень долго оставаться в «Аль‑хубе», месье. Мы разослали ваше описание во все полицейские участки Португалии. Будем ждать.

– Чего ждать?

– Ответа из всех участков. Мы не знаем, сколько преступлений вы еще совершили.

– Я вообще не совершал преступлений, я невиновен.

– Да, да, разумеется. И все же мы подождем, месье Леблан. К тому же вы иностранец.

Бойке перелистал дело.

– Странная дама, должен я вам сказать.

– Кто?

– Пострадавшая сеньора Родригес.

Томас почувствовал, как у него по спине пробежали мурашки, и спросил внезапно осевшим голосом:

– Почему странная, сеньор следователь?

– Я ее вызывал, но она не приходит.

– О боже, – простонал Томас, – может быть, с ней что‑то случилось? Только этого мне не хватало.

Вернувшись в камеру, он вызвал повара Франческо. Толстяк не заставил себя ждать:

– Что вы желаете заказать на сегодня, сеньор?

– Не о том речь. Можешь ли ты оказать маленькую услугу?

– Разумеется.

– Возьми в канцелярии деньги с моего счета, купи 20 красных роз и поезжай по адресу, записанному на этой бумажке. Там живет сеньора Родригес. Я очень беспокоюсьо ней, может быть, она заболела. Узнай, не нуждается ли она в помощи.

– Хорошо, сеньор.

Толстый повар ушел. Через час он вернулся с букетом прекрасных красных роз, и Томас понял, что случилось ужасное.

– Сеньора Родригес уехала, – доложил Франческо.

– Что значит уехала, идиот? – спросил Лазарь.

– Значит, что значит, придурок, – пояснил Франческо, – уехала.

– Когда? – поинтересовался Томас.

– Пять дней назад, и, кажется, эта дама не собирается возвращаться в ближайшем будущем.

– Почему ты так думаешь?

– Она взяла все платья, украшения и деньги.

– Денег у нее не было.

– Но сейф был открыт.

– Сейф? Как ты это установил?

– Горничная показала мне весь дом. Какая девушка! Красивая мулатка, а глаза! – воскликнул повар, показывая руками линии груди и бедер.

– Это Кармен, – прошептал Томас.

– Да, Кармен. Я иду с ней сегодня в кино. Она показала мне гардеробную, все шкафы пустые, в спальне сейф открыт и тоже пустой.

– Совсем пустой? – прошептал Томас. Совершенно пустой, только изящные шелковые трусики висели на дверце, открытой настежь.

– О Господи!

– Вам нехорошо, сеньор Жан?

– Воды… выпейте глоточек воды. Положи его осторожно на спину, – закричал Лазарь.

Очнувшись через мгновение, Томас прошептал:

– В сейфе находились мои деньги, все, что у меня было.

– Бабы, все неприятности от них, – ворчал Лазарь, – и у нас не будет теперь хорошей еды.

– Но почему, почему, – шептал Томас.

– Кармен сказала, что сеньора улетела в Коста‑Рику, а виллу продала.

Томас вскочил с нар, как ужаленный.

– Не суй мне эти проклятые розы в лицо! Но тотчас взял себя в руки и извинился.

– Сдали нервы, пройдет. – Обратившись к повару, онспросил:

– А для меня нет письма или записки?

– Есть. – Франческо вынул из кармана два конверта. Один был от венского банкира Вальтера Линдера.

 

Лиссабон, 29 октября 1940 года.

Дорогой месье Леблан!

Пишу эти строчки в большой спешке и беспокойстве. Сейчас 11 часов, а мой пароход отплывает в 13.05. От вас я не получил ни одной строчки. Где вы скрываетесь? Живы ли?

Я знаю лишь то, что рассказала мне ваша несчастная подруга сеньора Родригес. 9 сентября после разговора со мной вы ушли из дома и больше не возвращались.

Бедная Эстрелла. В ней вы нашли преданное сердце, готовое на все ради вас. Я встретился с ней до того, как удалось достать билеты на пароход, следующий в Южную Америку. Каждый день мы ждали от вас известия. Напрасно. Это письмо я пишу на вилле вашей прекрасной подруги. Она стоит рядом со мной и плачет. Пишу в надежде, что вы живы и посетите этот дом, где вас ждет горячо любящая душа и преданный друг.

Если Господь поможет, вы найдете это письмо. Я буду молиться за вас.

Все еще надеющийся на нашу встречу уважающий вас Вальтер Линдер.

 

При чтении письма Томас почувствовал сильную головную боль, ему не хватало воздуха.

«Почему Эстрелла не сказала Вальтеру, где я? Почему она не пришла сюда и не освободила меня, как условились? Почему? Почему?»

На все эти вопросы давало ответ второе письмо.

 

«Лиссабон, 1 ноября 1940 года.

Жалкий негодяй!

Теперь, когда твой друг Вальтер Линдер покидает Португалию, не останется никого, кто бы смог тебе помочь, я отомщу тебе. Ты не увидишь меня никогда. Через несколько часов самолет доставит меня в Коста‑Рику. Твой друг писал тебе письмо. Свое письмо я кладу рядом. Когда‑нибудь следователь найдет оба письма, и ты их получишь. Следователю я еще раз заявляю: ты обокрал меня, подлец!

Я оставляю тебя навсегда, потому что я узнала, что ты немец, фашистский шпион, ты бессовестный, циничный, жаждущий денег немецкий подлец. О, как я ненавижу тебя».

 

«О, как я тебя люблю», – страстно шептала Эстрелла Родригес в то же время, когда Томас в своей камере читал письма. Она находилась по другую сторону земного шара в салоне самого дорогого апартамента фешенебельной гостиницы в Сан‑Хосе, столице Коста‑Рики. Ее глаза были красными, дыхание прерывистым. Сердце билось учащенно.

«Жан, Жан, я все думаю о тебе, подлый, жалкий лгун. О Боже, как я люблю его!»

Эти слова и ее чувства находились в явном противоречии, и, чтобы подкрепить себя, Эстрелла, выпив двойную порцию коньяка, погрузилась в воспоминания недавних событий.

Ей представился английский агент, который рассказал правду о Томасе Ливене, а потом она увидела себя раздавленной, униженной женщиной.

Совершенно подавленная, горько плачущая, она подошла к сейфу, стоящему у нее в спальне, и набрала шифр, открывающий сейф. В нем лежали деньги этого подлеца: рейхсмарки, доллары, эскудо и франки. Почти слепая от слез, глубоко несчастная, она начала доставать их.

В этот вечер посетители казино в Эсториале стали свидетелями настоящей сенсации.

С суммой в 20 тысяч долларов появилась Эстрелла Родригес в зале. Более красивая, чем обычно, более бледная и декольтированная, чем всегда, известная служащим казино и посетителям как фатально проигрывающая, она в этот вечер выигрывала и выигрывала.

Она играла на деньги Томаса, называла максимальные ставки. И на что бы она ни ставила, стрелка рулетки останавливалась на ее ставке.

Слезы застилали ее глаза. Посетители и игроки с любопытством разглядывали прекрасную сеньору, у которой очередной выигрыш вызывал новые слезы. Из‑за других столов, залов, освещенных хрустальными люстрами, украшенных огромными зеркалами и дорогими картинами, собирались игроки, чтобы понаблюдать за игрой печальной красавицы. А она все выигрывала и выигрывала.

«Вы прекрасны. У вас столько счастья в любви, и было бы несправедливым, если бы вам везло и в игре». Эти слова, сказанные Томасом Ливеном в первый вечер их знакомства, полыхали пожаром в голове у Эстреллы. Много счастья в любви, поэтому она всегда проигрывала. А теперь, теперь…

– 27, нечет, красное. – Зрители отшатнулись с крикамиизумления и восторга. Эстрелла опять выиграла, и при этом самую большую сумму, возможную при данной ситуации.

– Я не могу больше, – простонала красавица. Двоеслуг проводили ее в бар. Два других служителя собрали жетоны, чтобы разменять их в кассе на деньги. Сумма выигрыша составила около 83 тысяч долларов. Эстрелла попросила выписать чек. Пряча его в сумочку, она обнаружила еще один жетон, стоимостью 10 тысяч эскудо. Необорачиваясь, она кинула его через голову со словами: «За утраченную любовь». Жетон упал на красное. Стрелка рулетки остановилась на красном.

«Вышло красное», – вспоминала Эстрелла с глазами, полными слез, 5 ноября 1940 года, находясь в салоне самого дорогого апартамента самой фешенебельной гостиницы Сан‑Хосе.

Было половина десятого по местному времени. В Лиссабоне–половина первого. Томас пил двойной коньяк, чтобы заглушить свой страх. В Сан‑Хосе Эстрелла пила вторую порцию коньяка, чтобы утешиться.

В последнее время она начинала пить все раньше и раньше, все чаще и больше. Ее сердце разрывалось отлюбви и тоски по Жану. Если она не пила, она вспоминала о нем.

«Неповторимый, единственный, чудесный Жан, этот подлец, варвар – ненавижу». Дрожащими пальцами Эстрелла налила себе еще коньяку и крикнула в пустоту апартамента: «Никогда, никогда я не забуду Жана!»

Никогда, никогда я не забуду эту женщину, – проговорил Томас, обращаясь к Лазарю.

Вечерние сумерки, окрашенные заходящим солнцем в розово‑перламутровые цвета, спускались на Лиссабон. Как разъяренный тигр, метался Томас по камере. Он рассказал Лазарю все о себе и что его ждет в случае, если немецкая, французская или английская разведки захватят его.

Покуривая сигарету, Лазарь озабоченно наблюдал за Томасом.

– Ужасно, никогда не знаешь, что придет в голову этой истеричке.

Томас остановился:

– Это так. Может быть, завтра она отправит следователю письмо и обвинит меня в убийстве или в совершенииеще каких‑либо тяжких грехов. Да, мое положение более чем сомнительно. Проклятый браслет, она, наверное, взяла его с собой, и, таким образом, полиция никогда его ненайдет, а я буду сидеть здесь, пока рак не свистнет.

– Верно, поэтому ты должен как можно скорее вырваться отсюда, – проговорил Лазарь.

– Вырваться?!

– Да, пока она еще чего‑либо не натворила.

– Лазарь, дорогой, как вырваться, ведь здесь же тюрьма, с железными дверями.

– Конечно, не так легко, как ты сюда попал. Томас присел на край нар.

– Но есть же какой‑нибудь выход?

– Конечно, есть. Мы должны как следует подготовиться. Ты говорил, что умеешь подделывать документы?

– Да, и еще как!

– Здесь в тюрьме находится типография, которая печатает все бланки для судов и полиции. Оттиск необходимой печати мы достанем. Тут все будет зависеть от тебя, мой дорогой.

– От меня? Каким образом?

– Ты должен изменить свой облик.

– Изменить? В каком смысле? В моем, – меланхолично ответил Лазарь. – Ты должен быть меньше, иметь горб, хромать, быть лысым. Я очень напугал тебя, Томас?

– Совсем нет, – соврал Томас, все еще не понимая, о чем идет речь.

– Свобода – высшее благо жизни, – заявил Лазарь, – а теперь послушай меня внимательно. В тюрьму легче попасть, чем выбраться из нее, но выйти можно.

– Это меня радует!

– Нам повезло, что мы находимся в Португалии, а не в Германии. Там все предусмотрено в параграфах и строго выполняется.

– Ты прав, Лазарь.

– Да, да, я дважды был в Моабите, – Лазарь положилногу на ногу. – Португальские тюрьмы не идут ни в какое сравнение, они слишком уютные, в них отсутствует дух прусского послушания, никакой дисциплины.

Он постучал в дверь камеры, которая тут же открылась, и появился дружески улыбающийся надзиратель Хуан, как официант в хорошем ресторане.

– Позови повара, старина, – попросил его Лазарь и, когда надзиратель скрылся, добавил, обращаясь к Томасу – Твой побег начинается с кухни.

Через некоторое время появился повар Франческо, у которого Лазарь спросил:

– В подвале у нас находится типография, не так ли?

– Да, она печатает все бланки для юстиции.

– А бланки постановлений прокурора об освобождении?

– Тоже.

– Знаешь ли ты кого‑нибудь из заключенных, который работает в типографии?

– Нет. А зачем тебе это?

– Нам нужен бланк постановления об освобождении.

– Я поинтересуюсь.

– Послушай, – сказал Томас, – для того, кто достанет нам такой бланк, будет неделя хорошей еды за мой счет.

Через два дня Франческо доложил:

– Я нашел одного, но он хочет за формуляр месяц хорошей еды.

– Две недели и ни одного дня больше, – ответил Лазарь.

– Я спрошу у него, – сказал повар.

После того как повар ушел, Томас проворчал: Чего ты жадничаешь, ведь плачу я?

– Из принципа. Ты не имеешь права повышать цены.

Надеюсь, ты, и правда, умеешь подделывать печать.

– Не существует такой печати, которую я не смог бы подделать, я учился у большого мастера этого дела, – ответил Томас.

На следующий день повар доложил, что их предложение принято.

– Где бланк? – спросил его Лазарь.

– Наборщик сказал, что он должен сначала две недели хорошо питаться, а потом передаст бланк.

– Или мы немедленно получаем бланк, или он должен забыть об этом деле, – проворчал горбун.

Через час бланк был у них.

С первых дней своего заключения Лазарь ежедневно появлялся в канцелярии тюрьмы: вел книгу рапортов и деловую переписку. Ежедневно он печатал деловые письма. Смотритель читал газету и не обращал внимания на Лазаря. В такой обстановке Лазарю не составляло труда отпечатать постановление о своем освобождении. Он внес в формуляр свои данные, описание личности и номер дела. Дату он поставил 15 ноября 1940 года, хотя печатал все 8 ноября. Неделя была необходима для подготовки побега, один день для того, чтобы постановление из прокуратуры поступило в тюрьму.

Если все пойдет, как задумано, то 16 ноября Томас будет на свободе. 16 ноября – воскресенье. В этот день надзиратель Хуан имел выходной.

Постановление об освобождении было подписано прокурором, образец его подписи Лазарь скопировал с одного из документов, имевшихся в канцелярии.

Было решено, что Томас выдаст себя за Лазаря, когда придет постановление об освобождении горбуна. Для этого было необходимым, чтобы Томас стал похожим на Лазаря, то есть имел горб, стал ниже ростом, не имел волос на голове и нервно подергивал уголком рта. Лазарь постоянно требовал от Томаса, чтобы он усердно тренировался. Томас работал до пота.

Это просто ужас, какая у тебя морда, я не могу так подергивать ртом! – говорил он Лазарю.

Не каждый может быть красавчиком. Подожди, это только начало. Посмотришь, как я буду удалять с твоей головы волосы.

– Удалять? Конечно, может быть, ты думаешь, что нам дадут бритву и ножницы?

– Я не вынесу этого, – простонал Томас.

– Не болтай, лучше тренируйся, дорогой! Надень‑ка мое пальто и посмотри, насколько тебе надо подгибать колени, чтобы стать меньше ростом. Возьми подушку и сооруди себе горб, да не мешай мне. Я должен навести справки, у кого есть письмо прокурора с печатью.

Томас в пальто Лазаря с подушкой на спине прохаживался по камере, подогнув колени.

Горбун начал ботинком выстукивать по стене. Азбука при этом была простая. Три стука–«А», два–«Б», один – «Е» и так далее.

Отстучав свой запрос, Лазарь стал ждать ответа, наблюдая, как упражняется Томас, и давая ему советы.

Через час послышался ответный стук. Лазарь рассказал Томасу, что на третьем этаже находится заключенный по имени Морвило. У него есть письмо прокурора с печатью, в котором отклоняется просьба о сокращении срока заключения.

– Отлично! Предложи ему неделю хорошего питания, – сказал Томас, старательно подергивая ртом.

 

Ноябрь выдался теплым. Можно было еще купаться в Атлантике и загорать на пляже Эсториал. Правда, соблюдая правила. Мужчины должны были иметь полный купальный костюм. К женщинам полиция была еще строже.

9 ноября, около 12 часов дня, господин с кислым выражением лица и кривыми ногами взял напрокат водный велосипед и, нажимая на педали, направился в открытое море. Господин был одет в коричневый купальник, на голове у него была соломенная шляпа.

Через 15 минут он увидел вдали такой же водный велосипед, качавшийся на волнах. Еще через 15 минут они встретились.

Второй господин был одет в черный купальный костюм.

– Слава богу, я уже думал, что вы не придете, – сказал он.

– Но вы сказали по телефону, что речь идет о моем существовании, как же я мог не прийти.

Господин в черном продолжал:

– Не беспокойтесь, майор Лооз, нас никто не подслушает. Здесь нет микрофонов. Гениально я придумал, не так ли?

Лооз смотрел на него недружелюбно.

– Что вам угодно, мистер Ловой?

– Я хочу сделать вам предложение. Речь пойдет о Томасе Ливене.

– Я так и думал, – кивнул головой абверовец.

– Вам он доставил кучу неприятностей, – сказал Ловой с горечью, – мне тоже. Мы враги, мы должны ненавидеть друг друга, и, несмотря на это, сейчас я предлагаю сотрудничество.

– Сотрудничество?!

– Майор, мы люди одной профессии. Я апеллируюк вашему чувству профессиональной солидарности. Все зашло слишком далеко, не правда ли? Какой‑то наглый любитель выставляет нас на посмешище, ведет себя так, как будто мы идиоты.

– Из‑за этого типа я стою на грани перевода из разведки, – раздраженно сказал Лооз.

– И я, – проговорил англичанин, – или я доставлю его в Лондон, или меня отправят в части береговой обороны. А знаете вы, что это такое? Ведь у меня жена и двое детей.

– А моя жена со мной развелась.

– Мы в разведке не бог весть сколько получаем, но нельзя позволить какому‑то проходимцу разрушать наше благополучие!

– Надо было его оставить тогда в лапах гестапо! А сейчас он исчез, вернее, не исчез, а сидит в тюрьме.

– В тюрьме?..

– Я вам сейчас все объясню. Он там не будет сидеть вечно. Я подкупил кое‑кого из управления тюрьмы, меня поставят в известность, когда его выпустят.

– А что случится тогда? Снова начнется цирк между мною и вами; с яхтой, подводной лодкой, хлороформоми размахиваниями револьвером.

– Майор, скажу вам честно, если это повторится, я сам не выдержу.

– Думаете, я переживу это легко?

– Поэтому я предлагаю – работать вместе. Когда онвый дет, мы его встретим. У меня есть человек, вы понимаете, для грязной работы. Тогда я спокойно доложу в Лондон, что немцы его убрали. А вы доложите своему адмиралу, что это сделали англичане. Вы не попадете на фронт, а я в береговую оборону. Разве это не деловое предложение?

Это звучит слишком хорошо, чтобы быть правдой, – майор глубоко и облегченно вздохнул и вдруг закричал – Акула! Там впереди!

Сквозь голубую воду видны были плавники, направляющиеся к ним. Потом плавников стало несколько пар.

– Мы пропали! – закричал Ловой.

– Спокойно, изобразим мертвецов, – приказал Лооз. Плавники приблизились к ним, играючи поднырнули под велосипеды и подбросили их в воздух. Велосипеды с шумом опустились в воду и вновь взлетели в воздух. Майор Лооз очутился в воде. Он вынырнул, лег на спину и раскинул руки, изображая утопленника. Огромное животное проскользнуло мимо, не обращая внимания на Лооза, раскрывая и закрывая свою пасть. Майор успокоился. И вдруг он услышал страшный крик и увидел, как его британский коллега взлетел на воздух и приводнился рядом с ним.

– Ловой, – закричал он, – не пугайтесь, это не акулы, а дельфины.

– Де… де… де…

– Да, мы попали в стаю дельфинов. Они не причиняютвреда людям, дельфины играют с ними.

И они действительно играли: брали людей в кольцо, подныривали под них, перепрыгивали, обдавая фонтанами брызг, а затем уплыли.

Наконец, агенты уцепились за один из перевернутых велосипедов и стали подталкивать его к берегу. Через некоторое время Ловой застонал:

– Я задыхаюсь, что скажете, Лооз?

– Скажу, что с большой радостью застрелил бы этого мерзавца Ливена собственноручно.

 

В Португалии мало едят картофель. Несмотря на это, жирный Франческо, тюремный повар, достал несколько клубней, когда Томас и Лазарь пожелали получить на обед картофель в мундире.

15 ноября 1940 года, как было заказано, Франческо сварил картофель в мундире и очень горячим доставил на пятый этаж, где он для господ Леблана и Алькобы сервировал его с маслом, уксусом и португальскими сардинами. Надзиратель Хуан разрезал, по желанию господ, не совсем мягкий картофель на две половинки.

Оставшись одни, оба сеньора не притронулись к еде. У Томаса было много дел. На столике у окна он положил рядом формуляр, изготовленный Лазарем, и письмо оботклонении просьбы заключенного Морвило с оттиском печати прокурора.

Вспоминая гениального художника Ренальдо Перейра, Томас принялся за работу.

Он взял горячую половину картофелины и приложил ее к оттиску печати. Через 15 минут он ее снял. На картофелине осталось зеркальное изображение печати.

– Сейчас последует главный трюк, – объявил Томас. Сила привычки заставила его несколько раз подернуть ртом. Это происходило уже помимо его воли.

– Дай мне свечу, Лазарь.

Из своего матраца Лазарь вынул свечу и спички, которые он украл в канцелярии. Эти предметы нужны были ему, чтобы удалить волосы с головы Томаса. Лазарь зажег свечу. Томас откусил осторожно краешек картофелины и поднес огонь свечи, чтобы ее подогреть.

Специалисты называют это «сделать колокол», – объяснял он свои действия удивленному Лазарю, – картофель нагревается, оттиск сыреет. Еще пару секунд, теперь…

Элегантным движением Томас приложил картофелину с серым теплым оттиском на формуляр об освобождении. 15 минут, слегка нажимая, он держал картофелину, а затем поднял ее. На положенном месте красовалась печать.

– Фантастично! – прошептал Лазарь.

– Теперь давай пообедаем, – предложил То