Поседняя встреча с Машенькой. Начало наступления. Горячий денёк. Харьковщина - Днепр. Висла - Одер. Знамя над Эльбой. Прага.

В первые месяцы войны, быть может, бои, какие мы теперь вели, показались бы особенно ожесточёнными. Но война давно уже стала для нас бытом, и ежедневные атаки, схватки с танками противника, отражение налётов его авиации, овладение важными высотами - всё это было лишь вступлением к событиям, которым предстояло здесь разыграться. Это хорошо понимали и наши офицеры, и солдаты.

Полку Андрея Константиновича Щура за последние часы пришлось выдержать особенно сильный натиск вражеских танков. После битвы на Волге его гвардейцы, пожалуй, впервые вступили в единоборство с такой мощной колонной вражеского танкового соединения. А ведь нельзя было забывать, что У Андрея Константиновича сражались не только герои Волжской битвы, но и новички.

Улучив время, я выехал с командного пункта корпуса в этот полк. Противник вёл беспокоящий огонь, и два снаряда разорвались неподалёку от нашей машины. Это не нарушило, впрочем, мирного вида полей. Время было за полдень, и на бескрайней долине, меж густой зеленью садов, приветливо белели домики селений, а в деревеньке, через которую мы проезжали, рослые яблони роняли прямо на дорогу золотистые плоды.

За деревенькой, в рощице, мы встретили группу солдат. Они неторопливо шагали по дороге, по-видимому направляясь в тыл. Шофёр андрей Нестеренко остановил машину, и я спросил:

- Какой части?

Бойцы переглянулись, сделали серьёзный вид, но никто не ответил. Я вышел из машины.

- Почему же вы молчите? Может не знаете свою часть?

Из-за нестройной шеренги вдруг выбежала девушка с тяжёлой санитарной сумкой через плечо, щелкнула каблуками, чётко доложила:

-Товарищ генерал, эти молодые солдаты только что прибыли в наш дивизион. Они ещё не приняли присягу и не получили оружия.

Я узнал Машеньку. Да, это была она, отважная разведчица и санитарка, Машенька из Мышеловки! Резко повернувшись к группе солдат, машенька заговорила строго:

- Перед вами командир 32-го гвардейского корпуса, генерал Александр Ильич Родимцев, с которым мы вместе прошли от Киева до Волги, шесть месяцев дрались за город-герой, а теперь лупасим фашистов на Ворскле. Тогда мы вынуждены были отходить, а теперь наступаем и не отойдём ни на шаг...

Я прервал её:

- Погоди, Машенька, разве мы только отходили?

Она порывисто вздохнула:

- Да, товарищ генерал, было такое... Но мы остановили фашистов у Волги, отбросили, побили, бьём и будем бить, пока не очистим землю от этой мрази.

- Похоже, - заметил я, - что тебе поручено провести политзанятия с молодыми бойцами? Дело хорошее, но скажи мне, где находится командный пункт вашего полка?

Она немного смутилась:

- Товарищ генерал, наш помполит говорит, что нужно просвещать солдат прикаждой возможности.

Нет, она нисколько не изменилась в суровых испытаниях войны, бойкая Машенька из Мышеловки, разве только повзрослела и стала строже.

- И ещё доложу вам, товарищ генерал, что я теперь не в полку, а в артиллерийском дивизионе, которым командует гвардии майор Розанов Иван Григорьевич.

- Ну, хорошо, что сообщила имя и отчество товарища Розанова.

Машенька улыбнулась, довольная похвалой:

- Разрешите, товарищ генерал, чтобы вы не блуждали, я провожу вас к майору Розанову. Это недалеко: машиной минут пятнадцать, а солдаты подождут меня здесь.

- А сколько же ты будешь идти обратно?

- Тоже пятнадцать минут, напрямик, через овраг.

- Хорошо, дочка, - согласился я. - Уговорила... Садись в машину и рассказывай, каковы дела в дивизионе.

Машенька ловко вскочила в машину, присела на заднем сиденье между адьютантом и штабным офицером, указала шофёру на боковую тропу.

- Езжайте прямо по косогору, здесь мы быстро окажемся на основной дороге. А касательно дел в дивизионе, так скажу вам прямо, товарищ генерал, дела хороши. Недавно мы получили хорошее пополнение: все ребята 19-20 лет, и, сразу видно, отличные будут солдаты. Кроме того, мы получили четыре пушки, совсем новенькие, только с завода. Для нас это был приятный сюрприз!

Я невольно подумал, что другая девушка её возраста, пожалуй, радовалась бы не таким обновам, а Машенька жила боевыми делами своей части, и все её помыслы, все интересы были отданы великой всенародной борьбе.

- Жаль, - продолжала она озабоченно, - что наши новенькие бойцы слабовато знают материальную часть орудий. Однако майор Розанов сказал, что мы их успеем обучить, пока стоим в тылу. Я тоже уверена, что успеем... Но, товарищ водитель, остановите машину. Дальше, к оврагу, вам придётся пройти пешком. Майор запретил пропускать машины, чтобы противник не обнаружил наш командный пункт.

Легко и неслышно она выскользнула из машины, сделала чёткий поворот к нам, поднесла руку к пилотке:

- Извините, что дальше не сопровождаю. У меня ведь специальное задание товарища майора. Вот, если он увидит меня здесь, пиши пропало.

Я поблагодарил Машеньку, а она ещё с минуту стояла "смирно", пока машина не отдалилась метров на сорок. Потом помахала нам рукой:

- Счастливого пути, товарищи.

Через несколько дней я ещё дважды встретился с Машенькой из Мышеловки. Это были последние встречи. Воин непоколебимого мужества, ветеран 13-й гвардейской, человек кристально чистой души, через несколько дней она погибла в бою против фашистских танков, успев бросить в них гранату.

 

Капитан Шевченко сказал шофёру, что на КП дивизиона мы предем машиной, и сержант Нестеренко уверенно повёл наш "виллис" по крутому склону, среди кустарника и пней. Но из кустов перед машиной неожиданно вырос автоматчик и приказал остановиться. Шевченко сошёл на землю, объяснил часовому, кто едет и куда. Строгий молодой паренёк покачал головой и сказал:

- Машину не пропущу.

Капитан даже озлился:

- Да кто вам дал право задерживать командира корпуса?!

Часовой был спокоен и сдержан:

- Я задерживаю не командира корпуса, а машину. Для немецких разведчиков безразлично, чья это машина. Но если они заметят её здесь, значит, дело понятное: в овраге кто-то обитает.

Я сошёл с "виллиса", подошёл к часовому, который хотя и приветствовал меня, как это положено, однако сохранял непреклонное выражение лица.

- Молодец, солдат! - от души сказал я этому славному парню. - Вы правильно несёте службу. А капитану придётся извиниться перед вами за резкий тон...

Шевченко смущённо улыбнулся и крепко пожал часовому руку.

Майор Розанов был молод, лёгок в движениях, энергичен и соблюдал безукоризненную выправку. Гладко выбритый, с коротко постриженными усиками, с белоснежным подворотничком, он, казалось, только что прибыл откуда-то из тыла, где успел хорошо отдохнуть. Но я знал, что в течение двух недель, с 11 по 25 июля его дивизион непрерывно находился в боях, уничтожил 12 танков, 10 бронемашин и до двухсот фашистских солдат и офицеров.

Тут я невольно подумал, что если бы этого геройского командира изобразили в кинофильме, режиссёр обязательно снабдил бы его изорванной пулями, грязной гимнастёркой, бинтами на руке и на голове и уж, конечно, заставил бы выразить на лице каменную непреклонность.

А Розанов был весел, улыбчив, несколько застенчив и без единой царапины, даже без пылинки на гимнастёрке! Отлично выглядели и его солдаты - они заслужили эту передышку и теперь чинили обмундирование, ремонтировали тягачи, мылись в овраге у криниц, чистили пушки.

Было отрадно видеть образцовый порядок в дивизионе, порядок не показной, не "для начальства". Розанов не знал, что мы навестим его в этот день. Значит, мы научились воевать, вжились в войну, если этих солдат и офицеров с переднего края хоть сейчас можно было строить для парада.

В полку товарища Щура мне в этот день так и не удалось побывать: Иван Аникеевич Самчук передал, что из штаба 5-й гвардейской армии получено боевое распоряжение. Я поспешил в штаб. Уже темнело, когда мы прибыли на свой командный пункт, через два часа нам предстояло начать ьнаступление с задачей прорвать линию обороны противника и выйти на рубеж Драгунское - Стрелецкое.

Здесь уместно напомнить, что, готовясь к наступлению войска 5-й гвардейской армии с 26 июля по 1 августа усиленно занимались боевой подготовкой. Командиры полков и батальонов заранее знали, с каким танковым батальоном или ротой они будут наступать. В составе корпуса действовала 93-я танковая бригада и 154-й самоходно-артиллерийский полк, располагавший 50 танками и 12 самоходно-артиллерийскими установками.

И снова перед 13-й гвардейской была поставлена ответственная задача: ей предстояло наступать на главном направлении корпуса, прорвать первую линию обороны противника, уничтожить его противостоящие части и вклиниться в основную оборонительную полосу.

Итак, в эти напряжённые дни всё было подчинено основной задаче - прорыву главной полосы обороны гитлеровцев, чтобы сразу же ввести в образовавшуюся брешь 1-ю танковую армию.

Вот почему в ночь с 1 но 2 августа начштаба корпуса Самчук со своими офицерами, командующий артиллерией Барбин со своими артиллеристами, начальник инженерных войск Тувский, инструкторы и агитаторы политотдела находились в 13-й и 97-й гвардейских дивизиях. Они занимали исходное положение для наступления.

3 августа в 4 часа 30 минут командиры всех степеней сверили свои часы, а ещё через 20 минут полковник Барбин спросил разрешения связаться с командирами артиллерийских частей, чтобы подать сигнал к началу артподготовки.

В пять часов утра в небе загудели краснозвёздные самолёты, и от залпов артиллерии вздрогнула, закачалась земля. В 7 часов 55 минут наши танки и пехота двинулись в атаку. В первой траншее противника завязался ожесточённый бой. Как и следовало ожидать, наиболее сильное сопротивление противник оказал в полосе наступления 13-й гвардейской дивизии. Здесь гитлеровцы даже попытались контратаковать 34-й гвардейский стрелковый полк, которым командовал полковник Дмитрий Иванович Панихин. Но, прикрывшись одним батальоном справа, полк продолжал продвигаться вперёд.

Отлично действовал его сосед - 39-й гвардейский полк Андрея Константиновича Щура. Одним решительным натиском он сломил ожесточённое сопротивление врага, овладел первой траншеей и после короткого артиллерийского налёта завязал бой за вторую позицию.

Тем временем на участке 97-й гвардейской стрелковой дивизии танки и пехота противника двинулись в атаку из Пушкарного, намереваясь вклиниться в наши боевые порядки. Дивизия отбила контратаку и стала развивать наступление в направлении населённых пунктов Степное - Домнин. Наши соседи справа - 23-й гвардейский стрелковый корпус - продвинулись вперёд и уже вели бой за Казацкое. Сосед слева - 33-й гвардейский корпус - успел овладеть важным рубежом - Яхонтов, высота 222,7.

Тщательно разработанная операция развивалась строго по плану, и хотя в этой полосе гитлеровцы заранее пристреляли каждый метр пространства, укрываясь за надёжными укреплениями и располагая большими силами танков, артиллерии, авиации, - они не могли остановить натиск наших войск.

В первой половине дня 3 августа по решению генерала Катукова 200-я танковая бригада 6-го танкового корпуса и 49-я танковая бригада 3-го механизированного корпуса, действуя на рубеже Новоалександровка - Задельное, обогнали пехоту генерала Бакланова и полковника Анциферова и стали стремительно развивать прорыв.

В 14.30 на рубеже Драгунское - Лог Степной на глубине в 6-7 километров от переднего края обороны гитлеровцев в прорыв вошли главные силы 1-й танковой армии.

Да, это был горячий денёк! Ещё вчера в своей очередной радиопередаче по фронту гитлеровцы заверяли и клялись, что не отступят с линии своей обороны ни на шаг, что эта линия будет навеки вписана в историю. А сейчас они отползали километр за километром, и поле боя было усеяно их подбитыми орудиями, танками, автомашинами, трупами.

О долгожданный час! Мы не только устояли против мощной группировки противника, мы били его, как говорится, и в хвост и в гриву и не давали ни минуты передышки. Успешно наступала 13-я гвардейская, наступал весь корпус, вся армия, весь фронт.

Уже в первый день наступления войска нашего корпуса, тесно взаимодействуя с частями 1-й танковой армии, прорвали на своём участке фронта сильно укреплённую оборонительную линию противника, разгромили его противостощие силы и продвинулись от 8 до 14 км.

Героем этого памятного дня снова была 13-я гвардейская дивизия. Она прорвала первую и вторую полосы вражеской обороны, продвинулась на 15 километров, взяла много пленных и трофеи. Свыше 30 исправных орудий, захваченных у врага, 21 миномёт, 22 пулемёта, 14 противотанковых орудий и два склада с боеприпасами оказались в хозяйских руках. Наши артиллеристы, миномётчики, пулемётчики развернули трофейную технику и, так как боеприпасов к ней было достаточно, ударили по врагу.

Я довольно подробно останавливаюсь на сражениях в районе Обояни потому, что в кампании 1943 года они были для нас серьёзным испытанием. Мы имели богатый опыт в организации обороны, в тягчайших условиях осуществляли отход, сохраняя боеспособность, научились драться в уличных боях, искусно строили в осаждённом городе опроные пункты и узлы сопротивления.

Но, по сути дела, мы не имели практики в подготовке и организации наступательной операции, да ещё такой грандиозной, как эта, с участием огромного количества артиллерии, танков, авиации.

В этот день 3 августа 1943 года, мы держали суровый экзамен и выдержали его. Правда противник ещё переходил в контратаки и пытался отбить утраченные позиции. На этот участок фронта он дополнительно подтянул значительные танковые силы и большое количество мотопехоты. Теперь мы знали, что перед фронтом корпуса действовало 400 танков дивизии "Адольф Гитлер", до 300 машин танковой дивизии "Райх" и отдельная группа до 100 танков. Но, хотя наше наступление началось при значительном превосходстве противника в танках, нельзя было не видеть, что перед нами уже не те фашистские зазнайки, с которыми мы дрались у Киева, у Конотопа, у Харькова, у тима, у Щигров. Гитлеровцев словно подменили. Прежнюю браваду и спесь они оставили под Сталинградом, а воинственный выкрик "хайль" заменили растерянным "капут" и при случае стали сдаваться в плен десятками, даже сотнями.

В числе пленных, которых мы захватили под Обоянью, оказались офицеры 19-й танковой дивизии генерал-лейтенанта Шмидта. Страшась ответственности за злодеяния, учинённые над мирным населением района, этот битый вояка покончил с собой.

В наступлении боевой путь 13-й гвардейской словно бы повторялся. Но теперь мы шли на запад, занимая памятные высоты, рубежи, освобождая сёла, города.

В этих сёлах и городах люди хранили память о наших воинах, помнили их фамилии, имена. Однако многих ветеранов дивизии уже не было в живых, как и многих наших друзей, что остались за линией фронта.

Сколько волнующих встреч, сколько слёз радости и гнева! Сколько рук, жадно протянутых к оружию, сколько просьб - робких, настойчивых, клятвенно-страстных: "Дайте оружие... Возьмите в строй!"

Мы не могли взять столько добровольцев, да и здесь, в тылах, нужны были трудолюбивые руки, чтобы восстанавливать промышленность, сельское хозяйство, разбирать руины, заново строить города.

Развивая наступление, мы вскоре вышли на земли Харьковщины.

В августе войска корпуса освободили города Золочев, Богодухов, Решетиловку, и в конце сентября севернее Кременчуга перед нами заискрилась, заплескалась широкая стремнина Днепра.

Это был трудный путь с почти непрерывными ожесточёнными боями, в которых наши испытанные гвардейцы проявляли массовый героизм, а отдельные примеры их самоотверженности и отваги были поистине легендарны. Однако, чтобы сколько-нибудь полно восстановить события тех дней, следует создать, быть может, не одну волнующую книгу, а я на этих заключительных страницах лишь отвечаю читателям на их вопрос о дальнейшей боевой судьбе нашей 13-й гвардейской.

Больших усилий стоило нам форсирование Днепра, так как мелкие рукава и сыпучие пески левого берега затрудняли подвоз боеприпасов. Владея высотами вдоль Днепра, немецкое командование пыталось любой ценой удержать за собой правый берег. На острове Каска, куда наши подразделения ворвались с ходу, гитлеровцы предприняли десятки контратак, однако были сброшены в реку.

В эти дни над полем боя владычествовала наша артиллерия. Она не давала противнику передышки. Снаряды "катюш" выкорчёвывали фашистов из укрытий, из самых глубоких щелей и из самых надёжных блиндажей.

Мощные атаки нашей пехоты заставляли врага откатываться всё дальше на запад.

Знаменка, Александрия... Кировоград... В этих боях потери гитлеровцев всё возрастали. Только в сражении за Кировоград противник потерял 3608 человек убитыми.

Теперь, когда мы приближались к местам, где наша 5-я воздушно-десантная бригада получила первое боевое крещение, ветераны 13-й гвардейской всё чаще вспоминали 11 июля 1941 года. Кто из нас мог бы предвидеть, какой огромный путь предстояло нам одолеть и сколько провести сражений, прежде чем мы вернёмся в знакомый тихий тепной городок!

22 марта 1944 года части нашего корпуса освободили его. До боли были памятны мне эти улицы, площади, сады, здание школы, скамеечки у заборов, где ясными летними вечерами вели нескончаемые, неторопливые беседы старики, где молодёжь пела и танцевала. Да, до боли всё это было знакомо, а теперь вспоминалось, как сон. Школа разрушена, многие дома сожжены, ветер раскачивал трупы повешенных партизан...

Я выбираю свободные минуты и разыскиваю домик, в котором когда-то размещался штаб бригады. Здания вокруг сожжены, но этот домик уцелел, и в палисаднике по-прежнему зеленели молодые тополя и клёны.

Вхожу в палисадник, стучу в филёнчатую дверь, но мне никто не откликается. Домик необитаем... Когда я открываю дверь и, миновав коридорчик, вхожу в знакомую комнату, мне чудится, будто я отлучался на какие-то часы. Нет, не просто было снова переступить этот порог: к нему привёл долгий и трудный путь, и если мы уходили на восток с тоской и горечью в сердце, - теперь мы познали высокую радость наступления, заслуженное торжество побед.

 

4 августа 1944 года части 32-го гвардейского корпуса вошли в соприкосновение с противником в районе Сандомира. Бои за Висленский плацдарм, как известно, были продолжительными и носили исключительно ожесточённый характер. К моменту прибытия нашей армии на Вислу гитлеровское командование предприняло отчаянную попытку отсечь на левом берегу реки переправившиеся войска 1-го Украинского фронта и восстановить свою оборону. Особую опасность представляла группировка врага, наносившая удар из района Мелец. Для её разгрома и была введена в бой 5-я гвардейская армия.

Прекратив наступление и не успев произвести перегруппировку сил для защиты своего фланга с востока, гитлеровцы перешли к обороне. Мы знали, что фашистское командование расценивало Вислу как важнейший оборонительный рубеж и потому бросило сюда большое количество танков, бронетранспортёров, артиллерии, штурмовой и бомбардировочной авиации.

То и дело вражеские танки предпринимали контратаки, но их попытки вклиниться в наши боевые порядки разбивались о стойкую оборону. Массированный огонь нашей артиллерии и стрелкового оружия отсекал вражескую пехоту от танков, и гитлеровцы торопились окопаться.

Словно затравленный зверь, иступлённо билось и металось воинство фюрера на этом рубеже, снова и снова пыталось наносить удары в разных направлениях, бросая в контрнаступление на узком участке фронта по 60-70 танков. Фашистское командование не щадило десантов автоматчиков, которые неизбежно гибли в бесплодных и бессмысленных атаках.

В ходе битвы за Вислу не только генералы фюрера, но и его рядовые солдаты могли убедиться в неизбежности своего позорного конца.

Начиная с 12 января 1945 года наш корпус вёл непрерывные наступательные бои на прстранстве от Висленского плацдарма до реки Одер. Не давая противнику возможности закрепиться на промежуточных рубежах, вынуждая его к поспешному отходу, наши части к исходу 22 января вышли к Одеру, где завязали упорные бои за овладение предмостными укреплениями и на восточном берегу.

Особенно яростное сопротивление отборные войска СС (как видно фюрер берёг их до критического момента) оказали нам в районе Тиргартена (восточнее Олау), однако решительными действиями нашей пехоты и артиллерии они были выбиты из укреплений и отошли на западный берег Одера, взорвав за собой мост в районе Олау.

Не замедляя наступления, наш корпус развернул бои за города Крейцбург и Констандт, крупные узлы железных и шоссейных дорог. Противник, по-видимому, долго укреплял Крейцбург: город был окружён глубоким противотанковым рвом, подступы к нему прикрывались долговременными сооружениями.

Но гвардейцам теперь не были страшны ни доты противника, ни минные поля, ни противотанковые рвы, ни хитроумные заграждения. Советский гвардеец научился воевать, обходить коварные ловушки, подрывать доты и дзоты, врываться на плечах противника в немецкие города, сокрушать самые неприступные его позиции.

И я снова обращаюсь к 13-й гвардейской. До последнего рубежа победы - до Эльбы - она со славой пронесла своё продымлённое, пробитое пулями знамя.

В районе Клетвиц её подразделения захватили в лесах группы фашистских солдат и офицеров 10-й танковой дивизии "Фрунсберг", 21-й танковой дивизии, дивизии СС из охраны фюрера, зенитного полка "Герман Геринг", различных частей фольксштурма и др. Эти отпетые головорезы готовились к диверсиям в тылу наших войск.

Последние конвульсии врага, сопровождаемые волчьим воем Геббельса по радио, не могли, конечно, предотвратить или замедлить неизбежное: Великая Отечественная война советского народа против немецко-фашистских захватчиков близилась к победоносному завершению. Штурмуя последние узлы сопротивления противника, освобождая от фашистов всё новые населённые пункты, воины корпуса с каждым часом приближались к последнаму рубежу.

24 апреля наше гвардейское знамя затрепетало над Эльбой. На западном берегу реки, в районе города Торгау, мы встретились с войсками 1-й американской армии. Фашистские войска были рассечены на две изолированные группировки. Теперь уже никто во всём мире не сомневался, что они обречены.

Однако боевой путь 32-го гвардейского стрелкового корпуса ещё не был завершён. Выполняя приказ командования, мы двинулись на Дрезден. После двухдневных ожесточённых боёв 7 мая 1945 года город был занят нашими войсками. 9 мая корпус вошёл в Судетскую область и после коротких боёв освободил города Теплице и Шанов. В этот день радио донесло до нас весть о полной безоговорочной капитуляции гитлеровской Германии.

А 10 мая передовые отряды - танки и мотопехота 13-й гвардейской ордена Ленина, Краснознамённой дивизии - вошли в столицу Чехословакии - златоглавую Прагу.

 Не следует думать читатель, что рассказывая о боевых действиях 13-й гвардейской и 32-го гвардейского стрелкового корпуса, я хочу подчеркнуть исключительность их подвигов. Наше соединение было лишь небольшой частицей могучих Советских Вооружённых Сил, и оно внесло свой скромный вклад в дело великой победы.

Этот вклад - девять тысяч километров военных дорог, пройденных нами с тяжёлыми, кровопролитными сражениями; десятки освобождённых от фашистской нечисти городов Родины, а также Польши, Германии и Чехословакии. Это горы смертоносного металла - разбитых и сожжённых фашистских танков, бронетранспортёров, пулемётов, миномётов, пушек, отправленных нами в мартеновские цехи, чтобы из орудий смерти они превратились в орудия труда. Это - горькие утраты молодых жизней; прощание с верными друзьями, до конца выполнившими свой воинский долг, и священная, неискоренимая, вечная ненависть к фашизму - во имя радости на земле.

Когда в древней и всегда юной Праге нас обнимали, осыпали цветами и поцелуями наши чехословацкие друзья, оглядываясь на пройденный путь, как пахарь оглядывается на трудную, политую потом ниву, мы, воины, помнили, какой ценой далась нам эта радость.

За взгорьями, неподалёку от Праги, ещё погромыхивали орудия. Ветер доносил знакомую дробь пулемётов. На белокрылом облаке, что задержалось над горой, поблёскивали отсветы пожара. Это наши воины добивали банду эсэсовцев, которая не признала капитуляцию и пыталась укрыться в лесах. Я смотрел на восток, на сполохи пожара, и мне они казались заревом плавки, а вспышки трассирующих пуль - волнистыми всплесками автогена. В памяти всплывали слова солдата, прозвучавшие с дощатой трибуны на площади у Волги:

- Мы возродим наши сёла и города. Они поднимутся из пепла ещё прекраснее, чем были. Мы распашем наши земли, обожжённые войной, удобрим их, согреем хозяйскими руками и вырастим небывалые урожаи... Мы построим гиганты-заводы и электростанции. Это будет решающая победа коммунизма.

Теперь наши воины отчётливо видели за далями ещё не взятых в то время хозяйственных рубежей наш трудовой, наш победный день - светлый и радостный день грядущего.

Давно отгремели сражения Великой Отечественной войны советского народа против немецко-фашистских захватчиков и их сообщников.

В послевоенный период советский народ показал новый пример героизма, восстановив в кратчайший срок разрушенное войной народное хозяйство. Наша Родина достигла невиданного расцвета экономики, науки, техники и культуры.

Социализм превратился в решающий фактор мирового развития. Соотношение реальных сил в мире сейчас таково, что мы, советские люди, опираясь на мощь братского содружества социалистических стран, не страшися угроз любых империалистических заговорщиков.

Но империалистическая реакция не рассталась со злобными замыслами новых военных авантюр. Ещё окончательно не устранена опасность ядерного конфликта, ещё не погасли на планете очаги войны.

Мы, советские люди, бдительны и спокойны. Нам не страшны ни трубные призывы натовских мальбруков, ни их военные манёвры, ни скрежет зубовный, временами доносящийся из-за стен Пентагона.

Да, мы бдительны и спокойны. Оглядываясь на пройденные фронтовые дороги, мы испытываем чувство радостной гордости за нашу великую и прекрасную Советскую Родину. Мы, советские люди, отстояли мир. Но мы не почили на лаврах. Нет, мы на страже. Мирный творческий труд нашего народа охраняют испытанные в боях, преданные партии Ленина, не знающие страха в борьбе с врагом, - твои, Отечество, сыны.

 

 

СЛОВО О СОЛДАТЕ

...Шестидесятые годы порадовали меня большой и увлекательной совместной работой с дважды Героем Советского Союза генерал-полковником А.И.Родимцевым над подготовкой к изданию его мемуаров "Твои, Отечество, сыны".

Человек удивительной судьбы, он не любил о себе говорить, отшучивался: "МОя биография поместится на одной странице: родился восьмого марта девятьсот пятого года в бедняцкой семье в селе Шарлык на Оренбуржье. С отрочества - пастух. С юности - солдат, в армии - с двадцать седьмого и, видимо навсегда".

Но боевые награды говорили сами за себя: две Золотых Звезды Героя Советского Союза, три ордена Ленина, орден Октябрьской Революции, четыре ордена Красного Знамени, орден Богдана Хмельницкого 1 степени, два ордена Суворова 2 степени, орден Кутузова 2 степени, два ордена Красной Звезды, медали, а также награды социалистических стран.

В 1936 году Александр Ильич Родимцев встал в боевые ряды воинов-интернационалистов, чтобы вместе с трудовым испанским народом отстоять от фашистских мятежников молодую Республику. На обожжённых полях Испании впервые довелось Родимцеву вплотную сойтись в боях с кровавыми фашистскими извергами. Он видел, как без оглядки бежало шумное воинство Муссолини - "Чёрные перья", "Чёрные стрелы" и прочая чёрная братия. Наблюдал чванливых гитлеровских вояк: они проводили в Испании "репетицию" грядущей большой войны. Там же, в Испании, - в Уэске, Гвадалахаре, Мадриде Александру Ильичу посчастливилось встретить прекрасных и мужественных людей: Долорес Ибаррури, её сына Рубена, легендарного Матэ Залку - генерала Лукача, писателя Эрнеста Хемингуэя, немецкого литератора Людвига Ренна, незабвенного Ми хаила Кольцова и многих других, кто служил примером бескорыстия, свободолюбия и отваги. Великую Отечественную войну Герой Советского Союза полковник Родимцев встретил, располагая значительным боевым опытом и знаниями, позднее усовершествованными в Военной академии имени М.В.Фрунзе. Дальше были опалённые огнём Великой Отечественной - Киев, Сталинград, Полтава, Кировоград, плацдарм на Одере... Освобождением Праги завершился славный боевой путь генерала-коммуниста, дважды Героя Советского Союза Родимцева.

Когда я перечитываю воспоминания Александра Ильича, перед глазами невольно возникает старенькая, потрёпанная записная книжка. Сколько раз нам доводилось листать её странички, поблёкшие от солнца и ветра, меченные пылинками дорог и брызгами дождя. Пронесённая в кармане гимнастёрки командира 5-й воздушно-десантной бригады многие сотни километров, через десятки сражений от Киева до Сталинграда, она хранит памятные даты, названия сёл и деревень, железнодорожных станций, урочищ, высот и, конечно же, дорогие сердцу солдата имена.

Помнится, просматривая торопливые записи, датированные сентябрём 1941 года, я с трудом разобрал три резких отрывочных строки:

"...В жизни есть минуты невыразимо глубокого знания. О, славная, добрая мать-Украина! Я - русский. Но твои страдания - это мои страдания, и твои раны - мои раны".

Через десятилетия, с волнением всматриваясь в потускневшие строки, Александр Ильич задумчиво вспоминал:

- Есть в степи, под Бурынью, большой курган. У подножия, в траве, - межевой столбик. Значит, на запад и на юг - Украина; на север и восток - Россия.

Вереницей тянулись через поля женщины, старики, дети... Фронт приближался, люди уходили от фашиста. Молчаливое шествие народа Украины под защиту братской Руси...

Он бережно сложил записную книжку, крепко зажал её в ладонях:

- Три строчки... а в памяти та незабываемая картина. Степь... И курган. Я видел, как седой старец припал к радной земле, и сознание горькой личной вины нестерпимо обожгло сердце. Тогда я и записал эти слова.

Мы стояли на новеньком шоссе перед зелёной стеной Голосеевского леса. Перед нами, если смотреть в сторону Днепра, открывалась бескрайняя даль полей и перелесков. Он легонько тронул меня за плечо:

- Тот, что прошёл дорогами войны, поймёт солдатскую печаль и горечь. Мы отходили на восток. Цеплялись за каждый рубеж, за каждую мало-мальски удобную позицию. Мы дрались против танков и мотопехоты. Вырывались из "клещей", хоронили товарищей, снова занимали оборону и поднимались в контратаки. У меня в бригаде были русские и украинцы, грузины и белорусы, татары, узбеки, молдаване, но для всех нас, таких разных, Украина была доброй матерью, и тот старик у кургана был наш родной отец, а его печаль и боль были нашей общей печалью и болью.

В процессе работы над эпизодами, посвящёнными героической обороне Киева, - а в этой незабываемой эпопее 5-я воздушно-десантная бригада занимала один из ответственных рубежей, - следовало уточнить, где именно находился КП бригады Родимцева. Добравшись к окраине Киева, мы остановили машину и взошли на крутой взгорок у Голосеевского леса.

- Какие перемены! - удивился Родимцев, осматриваясь по сторонам. - Не было этой улицы, не было шоссе...

- Послевоенный Киев, Александр Ильич, быстро растёт и хорошеет.

Он согласно кивнул.

- Убеждаюсь наглядно. Тогда под ногами здесь путался непролазный кустарник... и всё-таки узнаю высотку, на которой был мой командный пункт: вот за этими воротами, на усадьбе.

Он указал на молодой майский сад в белом кипении цветущих яблонь, не ведая, как знакомы и дороги были мне и тот ухоженный сад, и зелёная калитка, и светлая аллейка, ведущая к домику в глубине усадьбы.

У ворот Александр Ильич остановился:

- А позволятли хозяева нам, незнакомцам, войти?

Я ответил уверенно:

- Позволят! - и приоткрыл калитку.

Он взглянул на меня внимательно:

- Похоже, вы здесь бывали?

- Ещё сколько раз!

- И что же вас сюдя приводило?

- Поэзия...

Мы несколько замешкались у входа.

- Ну, - шутливо и озабоченно обронил Родимцев, - загадочный вариант!

На аллейке послышались шаги, и я поспешил внести ясность:

- Никакой загадочности, Александр Ильич. Здесь живёт и работает Депутат Верховного Совета СССР, поэт-академик Максим Фадеевич Рыльский.

Александр Ильич лишь успел удивиться:

- Подумать - какое совпадение!.. - Калитка распахнулась настежь, и бодрый, весёлый, в белой вышитой сорочке, в сандалиях на босу ногу, Рыльский шагнул нам навстречу, удивлённо вскинул брови:

- Гостям почёт - хозяину честь...

Я отрекомендовал Максиму Фадеевичу генерала. Пожимая нам руки, Рыльский улыбнулся:

- Вашу визитную карточку, Александр Ильич, могу заполнить и сам. Итак, дважды Герой Советского Союза генерал-полковник Родимцев, в прошлом воин-доброволец испанской республиканской армии, сподвижник Листера и Модесто, затем участник многих сражений Великой Отечественной войны, командир легендарной Тринадцатой гвардейской дивизии в огневые месяцы обороны Сталинграда, командир корпуса в пору нашего генерального наступления, а ныне командарм.

- Я, правду сказать, не ожидал... - смутился Родимцев. - Извините за неожиданный визит. Но, поскольку здесь, на вашей нынешней усадьбе, находился КП Пятой воздушно-десантной бригады...

Рыльский всплеснул руками:

- Вот оно что!.. Да, здесь была довольно глубокая выемка, возможно, большой окоп... Когда сторили дом, землекопы её засыпали. Теперь на том месте - красавица-яблоня.

Мы сидели на просторной веранде, и хрупкая ветка цветущего дерева осторожно тянулась к нам через перила.

Вспоминали о войне, говорили о книгах, посвящённых военной теме, и тихий, задумчивый Рыльский размереннно прочитал нам "Слово о Матери-Родине".

- Подумать только, - в раздумье сказал Александр Ильич, - в горячие дни обороны Киева на этой изрытой снарядами высотке располагался командный пункт бригады воздушных десантников. А теперь - нет, я не преувеличиваю - здесь КП украинской советской поэзии.

Помнится, рассказав эпизод о героической гибели бесстрашной разведчицы из своей бригады, Родимцев заметил:

- Есть немало книг, написанных военачальниками, и книг о военачальниках. Но я не знаю книги, которую написал бы генерал о простом рядовом солдате. - И уточнил: - Да, о конкретном рядовом солдате.

Помолчав, усмехнулся:

- Быть может, солдату слишком много чести? - И тряхнул головой. - Нет, не соглашусь. Вся слава наших побед, во-первых и прежде всего - это солдатская слава.

Рыльский согласно кивнул и спросил:

- И вы, Александр Ильич, задумали книгу о солдате?

- Да. В Пятой воздушно-десантной, а затем в Тринадцатой гвардейской у меня был солдат, перед которым мне хотелось встать по стойке "смирно" и взять под козырёк. Я знал многих отважнейших воинов и понимаю, что это значит - совершить подвиг. Тот солдат совершал подвиги, как самые обычные дела, а военное счастье сопутствовало ему, как оно сопутствует людям исключительно смелым. Я поражался отваге того солдата, тем более, что речь идёт о женщине, вернее о девушке, почти девочке: её фамилия Боровиченко, но в бригаде её звали "Машенька из Мышеловки". Школьница, комсомолка, человек кристально чистой души, исполненный лютой ненависти к врагу. В битве на Курской дуге, отражая танковую атаку противника, Мария Боровиченко пала смертью храбрых.

Родимцев бережно прикоснулся пальцами к цветущей ветке.

- Некоторые полагают, что генералу со своего КП действий отдельного солдата не разглядеть. Это неверно: генерал тоже был солдатом, и для обоих слова присяги есть мера жизни и высший закон. Именно потому, что мне были видны и остались памятными дела отдельных солдат, следует сказать о них благодарное слово. Этого слова заслуживает и Машенька из Мышеловки.

Он сложил на перилах натруженные руки, светлые, зоркие глаза с