Всего в тридцати футах от меня спокойно сидит Младший — самец с черной спиной из группы IV

«Младший сидит и внимательно вглядывается в растительность, протягивает руку, сгибает стебель сенецио трихоптеригус. Потом тянется еще дальше и одним быстрым движением срывает головку хелихризума. Засунув в рот покрытую листочками мясистую головку, он оглядывается, замечает еще два таких же растения и также их съедает. Затем выдергивает из земли дикий сельдерей вместе с корнем, быстро дергая головой то в стороны, то назад, раскусывает стебель и выгрызает сердцевину. Ненадолго выглянуло солнце, Младший разваливается на спине. Вскоре солнце прячется за облака, Младший перекатывается на бок, держась правой рукой за правую ступню. Полежав неподвижно минут десять, он садится, тянется в сторону кардууса афромонтануса, скользит рукой вверх, собирает таким образом букет листьев и засовывает их черенками вперед себе в рот. За этим следует верхушка бодяка, целиком, с колючками, и еще один хелих-ризум. Младший встает, проходит футов десять и возвращается на старое место, неся в одной руке бодяк, в другой — хелихризум. Съев эти растения, он сидит сгорбившись минут пятнадцать. Остальные члены группы кормятся поодаль, на небольшом возвышении. Младший вдруг встает и направляется к ним, по дороге обрывая и поедая хелихризум. Какая-то горилла вырвала гигантскую сенецио. Младший останавливается и обрывает покрытую листьями верхушку. Он зубами отделяет от стебля несъедобные части, пока у него в руке не остается лишь кусок сердцевины в два дюйма длиной, которую он и съедает. За этим следует плеть подмаренника, а перед тем, как Младший скрылся в зарослях, — хелихризум».

По утрам гориллам требуется два часа, чтобы полностью насытиться; каждое животное настолько поглощено набиванием своего желудка, что ни на что другое не обращает внимания. Обезьяны разбредаются по площади в пятьдесят квадратных ярдов и зачастую не видят друг друга сквозь густой кустарник. Однако они передвигаются с места на место настолько медленно, что шансы отстать от группы очень невелики. Обычно между девятью и десятью часами животные постепенно перестают кормиться. Большой объем съеденной гориллами пищи дает им не только необходимое питание, но и нужное для организма количество жидкости. Я ни разу не видел, чтобы живущая на воле горилла пила. В Кабаре мало постоянных водоемов, потому что осадки быстро исчезают, поглощаясь пористой или каменистой почвой. Но растительность здесь сочная, дожди выпадают часто, густая роса лежит на листве деревьев — все это дает достаточное количество влаги для потребностей горилл.

В промежутке между поздним утром и серединой дня — время сиесты. Члены группы являют собой картину полнейшего довольства, лежа вокруг самца с серебристой спиной. Это особенно заметно, если теплые лучи солнца греют их тела. Одни гориллы перекатываются по земле, переворачиваясь то на спину, то на брюхо, то на бок, небрежно разбросав руки и ноги; другие сидят, привалившись к стволам деревьев. Если бы у этих обезьян была религия, не сомневаюсь, что они были бы солнцепоклонниками.

Изредка гориллы устраивают гнезда для полуденного отдыха. Эти гнезда ничем не отличаются от тех, которые устраиваются для ночлега, лишь сильно примятая растительность, использованная для устройства ночного гнезда, свидетельствует о том, что в нем долго спали. 14 декабря один из подростков группы VII устроил себе такое гнездо на дереве гиперикум, в футах двадцати над землей. Обезьяна встала в развилке сучьев и одной рукой начала ломать и тянуть к себе небольшие гибкие ветки и засовывать их себе под ноги. Сломав таким образом около десятка веток, она соорудила основной настил гнезда и стала уминать его руками и ногами. Потом вытащила все ветви, торчавшие из настила, обломала их и запихнула по краям гнезда. Наконец, она обломала несколько совсем маленьких веточек, которые высовывались за пределы гнезда. На все это потребовалось пять минут.

По существу, самцы с серебристой спиной, вожаки групп, — настоящие диктаторы, которые благодаря своей величине и занимаемому положению всегда могут настоять на своем. Но они отличаются добротой и терпимостью; это особенно хорошо видно в часы отдыха животных. Заметно, что самки и малыши искренне привязаны к своему вожаку, но не потому, что он верховодит, а потому, что им приятно быть вместе с ним. Иной раз самка головой прижмется к его серебристой пояснице или тяжело привалится к боку. Иной раз по пяти малышей собираются вокруг самца, сидят у него на ногах и на коленях, лезут ему на спину и вообще всячески ему досаждают. Самец не обращает на них ни малейшего внимания, разве только тогда, когда они чересчур разойдутся. В таких случаях бывает достаточно одного взгляда, чтобы озорники образумились.

Сон, полудрема или просто сидение не единственные занятия горилл во время полуденного отдыха. Иногда животные утром занимаются приведением себя в порядок — чешутся и чистятся. Обычно обезьяна начинает с того, что просто перебирает пальцами свою шерсть примерно так, как человек ищет у себя в голове. Если что-то попадается, обезьяна это удаляет и иногда съедает. Бывает, что горилла чистится очень старательно: она неторопливо разбирает по волоску шерсть на предплечье или другой части тела, обнажает участок кожи, внимательно его разглядывает, нет ли там шелушения или паразитов. Самки чистятся и прихорашиваются в два раза чаще, чем самцы, а подростки еще чаще, чем самки. Я так и не узнал, почему это происходит, но мне просто не верится, что подростки горилл в большей мере, чем самки, стремятся соблюдать опрятность. Малыши чистятся совсем редко, вероятно потому, что за них это делают их матери. Когда детеныш совсем еще маленький, мать укладывает его у себя на коленях или перегибает через руку и принимается старательно чистить, перебирая волосок за волоском. В эти минуты губы у самки плотно стиснуты, глазами она неотрывно следит за быстрыми движениями собственных пальцев с расстояния дюймов шести, будто она очень близорука. Она обращает особое внимание на чистоту области заднего прохода; у малышей это место отмечено растущим там пучком белых волос, похожих на кусочек ваты. Малышам не нравится, когда их переворачивают на живот и обследуют их задик. Они крутятся, выворачиваются и лягаются, но мать совершенно спокойно продолжает свое занятие. Детеныша гориллы никогда не шлепают в наказание.

По мере того как потомство растет, матери чистят их все более и более небрежно. Например, двухлеток сидит около матери, она привлекает его к себе, обнимает, ласково трется носом о его плечо, потом принимается расчесывать шерсть на его руке. Детеныш тянется к ней и обнимает за шею.

Не раз утверждалось, что взаимная помощь при обыскивании волосяного покрова укрепляет и поддерживает общение и связь между членами стада низших или человекообразных обезьян. Однако гориллы своим поведением то и дело опровергают скороспелые обобщения, которые делаются относительно приматов. Если действительно взаимное наведение туалета укрепляет общественные связи между гориллами, можно было бы ожидать, что взрослые животные будут этим постоянно заниматься, как например делают это павианы. Тем не менее я ни разу не видел, чтобы самка чистила самца с серебристой спиной, а такое занятие между двумя самками я наблюдал всего пять раз. Например, как-то две самки сидели рядом; одна из них протянула руку, постучала другую по плечу тыльной стороной руки, поднялась и выставила свой зад к лицу сидящей самки. Та привела в порядок то место, на которое ей было указано. Итак, взаимный туалет между взрослыми гориллами производится только по необходимости, главным образом на крупе, спине и других частях тела, куда самому животному трудно дотянуться.

Подростки, видимо, прибегают к помощи в наведении туалета для того, чтобы привлечь к себе внимание самки. С точки зрения их положения в сообществе, для них наступает трудный период: они слишком молоды, чтобы существовать как полноправные члены группы, но уже слишком взрослы, чтобы наслаждаться привилегиями, которыми пользуются малыши. В общем у них такое же положение, как у подростков в нашем, человеческом обществе. Иногда подросток подходит к самке, надо полагать к своей матери, и начинает чистить ее маленького детеныша; этим он достигает желаемого общения. Когда в редких случаях самка не хочет, чтобы около нее вертелся подросток, она огрызается на него или даже дает ему шлепка. Иногда подросток осторожно берет малыша из материнских рук и проносит его на небольшое расстояние. Но если малыш начинает выворачиваться у него из рук и вообще как-то выражает свое неудовольствие, мать немедленно отбирает его.

Для подростков полуденный отдых — это время дня, когда можно играть и бродить, не боясь отстать и потеряться. Детенышам гориллы, как и человеческим детям, очень трудно сидеть неподвижно, особенно когда матери хотели бы отдохнуть и насладиться покоем. Жажда приключений овладевает малышами уже в трехмесячном возрасте, когда они еще едва ползают; матерям приходится вечно быть начеку, чтобы не выпускать их из поля зрения и неустанно охранять. По мере того как детеныши растут, им позволяется отходить все дальше, и к восьми месяцам они удаляются от матерей футов на двадцать. К годовалому возрасту они уже бродят по всей площади, занимаемой отдыхающей группой, играя в одиночку или друг с другом. Присущая гориллам сдержанность отражается даже в их играх. В общем молодые гориллы далеко не всегда расположены к забавам. Иногда проходило по нескольку дней подряд и я ни разу не видел игр, особенно когда облака низко нависали над горным перевалом и растительность была мокрой. Всего я наблюдал девяносто один случай игр; в них принимало участие сто пятьдесят шесть животных. За исключением пяти взрослых горилл, все игравшие были подростки и малыши. Живущие в природных условиях гориллы утрачивают потребность в играх годам к шести, хотя один раз я видел, как самка, мирно сидевшая на тропе вместе со своим маленьким детенышем, протянула руку и шлепнула по заду самца с черной спиной. В ответ он слегка ударил ее рукой по плечу и отбежал на несколько шагов. Минуты две спустя он промчался мимо нее и толкнул ее в плечо, но она игнорировала это заигрывание.

Мне всегда доставляло огромное удовольствие смотреть, как радостно и непринужденно резвятся малыши. В половине наблюдавшихся случаев детеныши играли в одиночку, совсем маленькие делали это вдвое чаще, чем подростки. Обычно такая игра заключается в том, что малыш качается на лиане, скользит вниз по стволу дерева или с бугорка или просто беззаботно размахивает руками и ногами. Один робкий детеныш положил себе на голову пучок листьев — верхушку лобелии и неподвижно сидел под этой зеленой шляпкой, похожий на темнолицего эльфа. Другой прилепил кусок мха себе на загривок и осторожно похаживал взад и вперед, явно гордясь таким украшением. Иногда обычно тихий детеныш, вдруг охваченный бездумной радостью жизни, начинал скакать, бросаться наземь, кататься и кувыркаться, как мохнатый мячик. Взрослые животные, хотя им и досаждала чрезмерная жизнерадостность малышей, относились к ней весьма терпимо. Например, один восьмимесячный детеныш бегал вокруг отдыхающего самца с серебристой спиной. Махнув рукой, он случайно стукнул самца по носу, но тот всего лишь отвернулся. После этого детеныш сбежал с холма, сделал курбет через плечо и растянулся на спине, болтая ногами, словно ехал на велосипеде, и размахивая руками над головой.

Играя вместе, малыши впервые вступают в общение друг с другом. Их любимое занятие — борьба. Катаясь клубком по земле, они машут руками и ногами, как ветряная мельница крыльями. Другая популярная игра — «делай что и я». Во время этой игры они лазают по деревьям, перебираются через упавшие стволы, спускаются по лианам, а бывает, что их маршрут пролегает по брюху отдыхающей самки. В другую игру играют на пеньках и в кустах. Один детеныш, захватив выгодную позицию, обороняет ее от другого, лягая нападающего в лицо, наступая ему на руки и сталкивая вниз. В этой игре дозволены все приемы. И все же ни разу никого не ушибли, и забава никогда не кончалась потасовкой. Играя с маленькими детенышами, подростки сдерживают свою силу. Например, был такой случай: подросток и малыш сидели на расстоянии четырех футов один от другого. Неожиданно подросток обернулся и протянул руки, чтобы схватить малыша, но тот бросился наутек. Подросток пустился за малышом, которому игра явно нравилась, потому что его рот был открыт в улыбке. Скоро подросток нагнал малыша и навалился на него. Вертясь, извиваясь и лягаясь, малыш помаленьку выбрался из-под подростка и схватил длинный стебель растения. За другой конец стебля ухватился подросток. Они тянули растение, каждый к себе, как канат, пока более сильный подросток не перетянул к себе малышку. Тогда они сели друг против друга и стали неторопливо бороться. К ним подскочил еще один подросток. Он мимоходом шлепнул борцов, и все трое унеслись прочь. Обычно вместе играют только два детеныша, но изредка в игре на короткий срок принимают участие трое или четверо. Я наблюдал, как три подростка отошли вместе от отдыхавшей группы. Один из них ухватился обеими руками за шерсть на заду идущего впереди, а его в свою очередь ухватил идущий сзади. После этого все трое гуськом, змейкой изгибаясь среди деревьев, помчались вниз по склону.

Если игра становится слишком буйной и грубой, детеныш дает это понять таким образом: он покорно сжимается в комок, подобрав под себя руки и ноги и подставив противнику широкую спину. Если в стычке между двумя самками одной слишком сильно достается, она принимает ту же позу покорности, и другая, более сильная самка сразу прекращает нападение. Эта поза покорности удивительно похожа на аналогичную позу в человеческом обществе, например, когда пленники, скорчившись на земле, просят пощады или когда подданные становятся на колени перед королем. В сущности, у людей это приняло теперь ритуальный характер и постепенно превратилось в жест приветствия. И низкий поклон жителя Востока, и кивок головы европейца, означающие приветствие, очевидно, основой своей имеют покорное припадание к земле, то есть знак отсутствия агрессивных намерений.

Когда малыши не заняты игрой, они сидят около своих матерей, чаще немного позади них. Таким образом, малыш может, протянув руки, сразу уцепиться за длинные волосы на материнской спине и быть поднятым на ее плечи, если мать надумает куда-нибудь перейти. Подростки любят бродить вокруг отдыхающей группы, закусить стеблем подмаренника, взобраться на дерево и оглядеть лес. Они влезают на деревья в два раза чаще, чем самки и малыши, и в четыре раза чаще, чем самцы с серебристой спиной, которые, видимо, избегают это делать, хотя и прекрасно умеют лазить. Когда гориллы бодрствуют, они проводят от 80 до 90 % времени на земле, а уж если решат влезть на дерево, то проделывают это неторопливо. Они взбираются по стволу с ловкостью десятилетнего мальчика, хватаясь за ветку, опираясь на что-нибудь ногой и одновременно подтягиваясь на другой руке. Иногда, сомневаясь в надежности опоры, обезьяна сперва пробует ее, дергает ветку и после этого переносит на нее всю тяжесть тела. Гориллы не слишком-то проворны и часто ошибаются в своих расчетах на крепость ветки. Я не раз видел, как ломались сучья и животные избегали падения, лишь крепко уцепившись за что-нибудь рукой. Когда-то, в далеком прошлом, гориллы, вероятно, жили на деревьях, но теперь эти громадные животные, с обвислыми животами, среди ветвей выглядят нелепо. С деревьев они слезают ногами вниз, лицом к стволу. Если веток нет, горилла просто скользит вниз, перехватывая ствол руками и притормаживая подошвами ног.

День и ночь гориллы находятся между собой в постоянном и очень тесном общении. Не мудрено, что иной раз нервы разыгрываются и вспыхивают ссоры, обычно по самым пустяковым причинам. Как правило, ссоры затевают между собой самки, а самец с серебристой спиной сидит и с невозмутимым видом слушает их раздраженный лай. Самки лают хрипло и отрывисто, как собаки. Иногда перебранки превращаются в общую свалку; самки злобно и хрипло визжат друг на друга, дерутся и кусаются. Некоторое время самец терпит этот шум, потом встает и с решительным видом направляется к самкам, издавая при этом отрывистое рычание. Визги моментально утихают. Какой бы яростной ни казалась ссора, я ни разу не видел, чтобы животные наносили друг другу повреждения; они обычно сдерживаются, кусают друг друга почти всегда притворно; в моем присутствии не случилось ни одной серьезной драки.

Вот описание типичной ссоры, взятое из моих полевых заметок: «Одна самка неторопливо проходит мимо другой, сидящей у тропы. Сидящая по непонятной мне причине ударяет по спине идущую мимо самку. Та оборачивается и, разинув пасть, кидается на ударившую, которая сразу съеживается, поджав под себя руки и ноги, но подняв голову и громко визжа. Зубы ее оскалены. После этого обе самки схватываются врукопашную и притворно кусают друг друга за плечи. Пока эти две дерутся, подбегают еще две самки и тоже ввязываются в драку. Теперь все четверо визжат, хватают друг друга, бегают с оскаленными зубами. Остальная группа наблюдает за ссорой. Только самец с серебристой спиной, который сидит футах в пяти от дерущихся, даже не поворачивает к ним головы. Через пятнадцать — двадцать минут три самки перестают драться и отходят в сторону. Только одна остается на поле битвы и сидит, испуская короткие вопли. Вдруг она бросается вслед за одной из уходящих самок и ударяет ее по задней ноге; та, обиженная, оборачивается и с визгом переходит в наступление. Первая самка отступает и нечаянно толкает самца с серебристой спиной. Он раздраженно рычит. Самки сходятся, опять короткая схватка; к ним бежит третья — тоже подраться. Наконец они расходятся в разные стороны».

Полуденный отдых занимает от одного до трех часов. Иногда, непонятно почему, вожак группы вдруг решает перейти на несколько сот футов, после чего опять ложится и продолжает прерванный сон. Разумеется, все остальные члены группы следуют за ним — ведь это он своими поступками определяет основной распорядок дня: где и когда отдыхать, куда и как далеко идти. Вожак управляет поведением группы при помощи простых жестов и звуков. Например, когда он вдруг встает и почти не сгибая колен идет в каком-то направлении, группа знает не только, что он решил уйти, но и в какую сторону он направляется. Тогда самки и малыши собираются вокруг него, готовые повиноваться его приказанию. Случается, что вожак стоит неподвижно, расставив ноги, глядя прямо вперед. И опять-таки все понимают, что эта поза возвещает о его намерении немедленно куда-то двинуться. Животные часто разбредаются и не видят друг друга в густой растительности. Тогда самец, а иногда и какая-нибудь самка, издает очень характерный, совсем особенный крик; услышав его, группа настораживается и перестает разбредаться. Крик этот состоит из нескольких низкого тона отрывистых звуков: «у-у-у». Когда группа совсем разбредалась по сторонам, мне приходилось слышать любопытный зов — быстрое, звонкое «хо-хо-хо» или «бу-бу-бу», звучащее то глуше, то отчетливее. Оба эти звука, очевидно, означают: «Я здесь!»

Быстрота реакции горилл зависит от поведения вожака. Если он уходит легкими, мелкими шажками, торопиться явно не к чему. Если он бежит, значит, опасность где-то близко, и все кидаются вслед за ним. В минуту опасности любой член группы может на время стать вожаком. Один раз меня заметил подросток и с пронзительным, испуганным визгом ринулся вниз, под откос. Вся группа устремилась вслед за подростком, хотя животные и не знали, в чем состояла опасность. Это была типичная паническая реакция, какая возникает в переполненном кинотеатре или в ресторане, если кто-нибудь крикнет «пожар!».

Как только группа начинает выходить из зоны отдыха, малыши бегут к своим матерям и карабкаются на них; иногда мать уходит, прежде чем ее потомок успел до нее добежать. Тогда малыш издает отчаянный вопль, в котором слышатся нотки раздражения. Бывает, что самка замедляет шаг и ждет не оборачиваясь, пока детеныш не влезет по ноге и крупу ей на спину. Иногда она продолжает двигаться вперед, преспокойно игнорируя бегущего за ней малыша. Конечно, если грозит какая-нибудь опасность, матери бросаются к своим детенышам и подхватывают их. Однажды, когда я неожиданно столкнулся с группой IV, Большой Папаша схватил подростка поперек туловища и, держа его у бедра, унес в безопасное место.

Когда группа идет гуськом по лесу, вожак часто возглавляет процессию, а самец с черной спиной замыкает шествие. Но как только животные разбредаются на кормежку, явная субординация на время прекращается и животные промышляют каждый сам по себе, поглядывая, однако, на соседей, как они себя ведут. Чем руководствуется вожак, решая, куда именно идти, — вопрос спорный. Часто группа передвигается с места на место настолько бесцельно, что я подозреваю полное отсутствие какого-либо плана у вожака. Бывало, в начале моих наблюдений я пытался угадать, куда двинутся гориллы, и заранее шел в это место. В большинстве случаев оказывалось, что я с ними разминулся — они уходили совсем в другую часть леса. Иной раз группа описывала круги или пересекала несколько раз свои собственные следы, а в другие дни передвигалась так медленно, что животные устраивались на ночлег в трех- или четырехстах футах от предыдущей ночевки. Бывало, что они мчались напрямик, без остановки к какому-нибудь откосу, расположенному за две мили. А в общем единственное, что можно было предугадать относительно маршрута горилл, это то, что он будет совершенно неожиданным. Группа передвигалась, проходя в среднем от тысячи до двух тысяч футов в сутки, и покрывала большую часть этого расстояния в послеполуденное время, между двумя и пятью часами дня. Гориллы до некоторой степени кочевники. Они едят на ходу и устраиваются на ночлег там, где их застигла ночь. На другой день они снова трогаются в путь.

Однако животные не бродят наугад по белу свету; большинство держится на каком-нибудь участке земли, который они изучили в совершенстве. Проводя наблюдения, я нанес на карту маршруты нескольких групп горилл и убедился, что существуют какие-то границы, за пределы которых группа не выходит. В некоторых местностях границы владений горилл определяют возделанные земли саванны и другие естественные преграды. Но вокруг Кабары лес был почти сплошной, и все же гориллы, казалось, соблюдали какую-то воображаемую границу, за пределы которой они не выходили. Одна из таких линий шла от Рукуми до Кабары и вверх, на выступ горы Микено. Группы IV и VIII не пересекали эту границу, а группа VII заходила за нее только три раза, да и то ненадолго. Вполне возможно, что с годами каждое стадо горилл настолько хорошо изучает какую-то ограниченную территорию, что уже не хочет заходить в новые, незнакомые места. Детеныши постепенно узнают признаки тех границ, за которые не заходят взрослые члены группы, и в результате, вырастая, сами остаются в родных местах. Насколько хорошо гориллы знают свой район, притом не только в общих чертах, но и до мельчайших подробностей, было продемонстрировано мне группой II. На горе Микено есть узкое, как трещина, ущелье с совершенно отвесными стенами. Чтобы перебраться через пропасть, было легче всего пройти по упавшему дереву, скрытому в кустах. Я дважды видел, как гориллы уверенно шли к этому естественному мосту и переходили по нему на другую сторону.

Группа бродит по большой территории — от десяти до пятнадцати квадратных миль. Например, группа VII кочевала по площади в восемь с половиной квадратных миль вокруг Кабары и временами ненадолго выходила из своих границ в сторону горы Високе. Группа VI обычно бродила по восьми квадратным милям леса, но периодически делала вылазки в Руанду, куда мне было запрещено ходить. В пределах своей территории группы передвигались, появляясь безо всякой закономерности, в различных местах через неопределенные промежутки времени. Скажем, группа VI приходила на склон горы позади Кабары примерно каждые сорок дней (иногда этот срок колебался от пятидесяти двух дней до семидесяти восьми), и, побыв там от двух дней до месяца, вновь исчезала в том же направлении, откуда появлялась. Часто у групп был как бы временный центр, вокруг которого сосредоточивалась их деятельность. Периодически этот центр перемещался в другое место. Однажды группа VII в течение восемнадцати дней оставалась около Кабары на площади в полторы квадратных мили, а потом откочевала в другую часть леса. Нельзя сказать, чтобы одна группа монопольно занимала какой-то участок. Район Бишитси посещался шестью группами, а на склон горы Микено, невдалеке от нашего лагеря, постоянно приходили группы IV, VI и VIII.

Ко второй половине дня гориллы успевали поспать, поесть и опять поспать. За сном, натурально, следовала новая кормежка, продолжавшаяся до сумерек. Ели животные неторопливо, подолгу сидели. Иногда они вдруг начинали передвигаться со скоростью от двух до трех миль в час. По мере того как в лесу темнело, их движения становились все более вялыми и они понемногу собирались вокруг вожака. Если что-нибудь, например мое присутствие, их тревожило, то они приходили в беспокойство и искали другое место для ночлега, подальше от любопытных глаз. Но если все было спокойно, гориллы сидели в нерешительности, словно ожидая, что кто-то сделает первое движение. Около шести часов вечера, а иной раз даже в пять, если было очень пасмурно, вожак начинал ломать ветви и строить себе гнездо, остальные члены группы следовали его примеру.

Десять-одиннадцать часов спустя после утреннего подъема, после «утомительного» дня, наполненного едой и отдыхом, животные ложатся спать. Первого апреля во второй половине дня я наблюдал за группой VII, которая неторопливо двигалась вниз по склону. В шесть часов семь минут самец с серебристой спиной, Верхолаз, находился футах в сорока от своей группы и был частично скрыт небольшим холмиком. Я услышал треск ветвей и понял, что он строит гнездо. Затем один подросток начал устраивать себе постель. Он сел у дерева и правой рукой нагнул влево пучок невысокой травы. Потом встал, схватил за верхушки множество травянистых растений, среди которых было немало подмаренника, и притянул их к себе. Подросток сел на них, согнул их или сломал, так что вокруг его тела образовалось полукруглое гнездо, а потом примял все это руками. Стоя на ногах и на одной руке, он протянул другую руку, надломил у основания какие-то сорняки и подтянул к себе, положив их на край гнезда и торчащие стебли, чтобы край был ровный. Сел, повернулся и снова сел. На все это ушло около одной минуты.

Остальные члены группы продолжали кормиться и потихоньку двигаться, пока они не оказались футах в сорока от подростка. Тогда он вылез из гнезда и присоединился к самкам, сидевшим около зарослей лобелии. Все это время самец оставался на своем месте, в стороне от других горилл. Было несколько случаев, когда часть животных ложилась спать около вожака, а другие уходили в сторону, так что спящих обезьян разделяло расстояние в триста футов.

В шесть тридцать все члены группы вдруг начали строить гнезда, и через пять минут они затихли, только подросток еще немного покопошился в своем гнезде. В лесу все замерло. Я стал разворачивать спальный мешок, и мне с трудом верилось, что почти рядом со мной спят двадцать здоровенных горилл.

Из всех повадок гориллы лучше всего изучен процесс постройки гнезд. Сделанные на деревьях и в зарослях бамбука, они долгое время, почти в течение года, заметно выделяются на фоне окружающей зелени и зачастую служат единственными видимыми следами пребывания горилл в данной местности. Как уже говорилось, гориллы устраиваются на ночлег там, где их застигает ночь. Единственно, что им нужно, — это наличие какой-либо растительности, пригодной для постройки гнезд. Они устраивают их и на земле, и на деревьях, причем соотношение количества древесных и наземных. — гнезд колеблется в зависимости от местных условий. В зарослях хагении вокруг Кабары 97 % всех гнезд устроены на земле, так как ветви растущих деревьев непригодны для устройства ночлега на них. Листья хагении собраны в пучки, а ветви слишком хрупки, из них не соорудить надежной платформы. Ночлег на деревьях чаще всего устраивали подростки, значительно реже самки и самцы с черной спиной.

В Кабаре самцы с серебристой спиной всегда спали на земле, но в соседнем Кисоро некоторые из них делали гнезда в кустарнике, в восьми футах над землей. Существует распространенное мнение, что самки и молодняк устраиваются на ночь на деревьях потому, что там безопаснее, а самцы спят на земле, чтобы охранять их. Это выдумки. Некоторые наблюдатели даже утверждали, что гориллы располагают свои гнезда по определенному плану и непременно так, чтобы был виден ближайший сосед. На самом же деле взрослые обезьяны устраивают гнезда на участке, где имеется подходящая растительность, обычно неподалеку от вожака, но совершенно не обязательно так, чтобы видеть его или какого-либо другого члена группы. Самцы с черной спиной чаще всего располагаются на ночь футах в шестидесяти или дальше от своей группы. Подростки обычно спят возле самок или в одном с ними гнезде. Малыши почти всегда проводят ночь с матерями, и только изредка детеныш делает отдельное маленькое гнездышко рядом с материнским. Детеныши пытаются устраивать гнезда с самого раннего возраста. Один восьмимесячный малыш сидел, привалясь к спине матери. Он дважды старался пригнуть стебель растения, потом отпускал его и, притянув к себе другой стебель растения, засунул его себе под ногу, то есть повторил в простейшей форме типичное поведение взрослого животного. К пятнадцатимесячному возрасту детеныши по вечерам иногда практикуются в постройке гнезд, но спят в них редко. Полуторагодовалые гориллы занимаются постройкой чаще, вполне овладевая этим искусством еще до того, как они становятся подростками, и на практике ежевечерне применяют свое умение устроить ночлег.

Предположение, что детеныши с самого раннего возраста хорошо знают, как построить гнездо, сомнительно. Разумеется, они постепенно обучаются тому, как сделать крепкое и надежное гнездо в различных условиях и какие виды растительности употреблять для постройки. Я считаю, что у горилл есть врожденное стремление устроить что-то вокруг себя и под собой, прежде чем лечь спать. Подтвердить или опровергнуть это предположение может только тщательное изучение поведения животных в неволе. Наблюдение, сделанное доктором Е. Лангом в базельском зоопарке, подтверждает эту мысль. Гома, десятимесячная самка гориллы, родившаяся в зоопарке и выросшая в доме Ланга, однажды с наступлением сумерек разложила вокруг себя ветви, так что получилось схематическое очертание гнезда.

Устройство ночлега — простое дело и редко занимает болеe трех — пяти минут, а иногда всего лишь тридцать секунд. Около десяти процентов животных в Кабаре вообще не устраивали гнезд, а те, которые были сделаны на земле, состояли из нескольких маленьких охапок травы, умятых вокруг тела животного так, что местами получился валик. Строя гнездо на земле, горилла просто сгибает и ломает растения, ветви и побеги, со всех сторон укладывает все это вокруг себя, не соблюдая при этом какого-либо особого порядка. Животное ничего не сплетает, не переплетает, не вяжет в узлы, не проделывает никаких сложных манипуляций. Гнезда, устраиваемые на деревьях, должны быть более основательными, чем наземные, — случись такой платформе обрушиться, и животное упадет на землю со значительной высоты. На деревьях место ночлега обычно расположено в развилке ветвей или вдоль горизонтальных ветвей, служащих опорой для конструкции. Соседние ветви пригибаются внутрь, пока не образуется довольно надежный настил.

Глядя на примитивные гнезда горилл на земле, я часто недоумевал: какой цели они служат? Это не защита от дождя, если только гнездо не находится у самого ствола накренившегося дерева или под сплетением лиан. Наземное гнездо не изолирует спящее животное от холодной земли потому, что при устройстве гнезда обезьяна тщательнее делает валик по краям, чем его дно. Правда, на крутых откосах это, возможно, не дает животному соскользнуть вниз, но я также не раз наблюдал, как гнезда, устроенные на склонах, разваливались за ночь и поутру обезьяна вставала футах в десяти ниже того места, где она заснула накануне. С другой стороны, гнезда, устраиваемые над землей, на деревьях и кустах, имеют совершенно определенное назначение. Это надежный настил, и животное может спокойно спать на нем в лежачем положении, не боясь упасть. Очень вероятно, что привычка устраивать гнезда была приобретена в те времена, когда предки гориллы еще жили на деревьях.

Не только горилла строит гнезда, их строят еще шимпанзе и орангутаны. Осматривая гнезда шимпанзе в лесах Уганды, я убедился в том, что они сделаны так же, как и у гориллы, но я видел их только на деревьях, обычно на высоте от пятнадцати до ста футов над землей. Доктор В. Рейнольде, который изучал этих обезьян в лесу Будонго в Уганде, рассказал мне, что ему дважды попадались и наземные гнезда. Ноябрь и декабрь 1960 года мы с Кей провели в Сараваке, северо-западной части острова Борнео, где нам предстояло выполнить небольшую работу, связанную с изучением орангутанов. Я разыскал там более двухсот древесных гнезд этих обезьян, расположенных на высоте от одиннадцати до ста тридцати футов от земли. Гнезда были совершенно такие же, как у гориллы, но с той разницей, что у многих из этих конструкций была толстая подстилка из ветвей, очевидно, для того, чтобы сделать постель удобнее.

Однажды на Борнео, когда градусник показывал 80º по Фаренгейту, а влажность воздуха была 100 %, Гаун анак Су-ренг, мой проводник-даяк, и я шлепали по воде в заболоченном лесу невдалеке от побережья Южно-Китайского моря. Вода была кое-где по щиколотку, а местами и по грудь. Приходилось то и дело останавливаться и отдирать от кожи бесчисленное количество присосавшихся пиявок. Мы искали орангутанов, но находили лишь старые гнезда. Я только было собрался сделать пометку в блокноте о высоте двух гнезд над землей, как Гаун сказал: «Медведь!» Сначала я его не понял, а когда он объяснил, что эти гнезда построили медведи, я стал сомневаться. Тогда Гаун показал мне царапины на стволе дерева, которые он заприметил своими зоркими глазами. Я полез на дерево, приглядываясь к следам когтей на коре, и наконец добрался до гнезд, расположенных на высоте сорока пяти футов. Внимательно их осмотрев, я пришел к убеждению, что они весьма напоминают гнезда обезьян. Одно гнездо было устроено из четырех ветвей, надломанных и пригнутых внутрь так, что получался настил, второе из шести веток. Кора на ветвях была исцарапана когтями. Гаун был, несомненно, прав: гнезда были построены лапами медведя. Я и не знал, что малайский медведь, это небольшое кривоногое создание с ярко-белой отметкой на груди, делает гнезда. Когда же я стал сверяться со старыми описаниями повадок малайских медведей, мне попадались лишь неопределенные фразы, вроде такой: «Говорят, что он строит гнезда на деревьях, но это еще не подтверждено» (Е. Банкс. Млекопитающие Борнео). Разумеется, мне хотелось бы иметь побольше данных, но даже теперь небезынтересно отметить, что повадки, которые считаются свойственными только человекообразным обезьянам, возможно, встречаются и у медведей.

Жизнь гориллы состоит из сна, еды и опять сна. Только изредка что-нибудь нарушает обычный ритм ее существования. Я уже не смущал своим присутствием животных некоторых групп, став для них почти такой же частью окружающей природы, как дукер или буйвол. Но у тех горилл, которых я навещал редко, мое появление все еще вызывало большое любопытство. Хотя животные иной раз казались немного испуганными, все же они, по-видимому, были рады поглазеть на новое, незнакомое существо.

Скучную рутину повседневной жизни обезьян нарушала встреча двух групп. В одной и той же части леса с некоторыми перерывами бродило шесть групп. Очевидно, что рано или поздно они должны были столкнуться. Это было лишь вопросом времени. Мне посчастливилось, и я оказался как раз рядом с местом такой случайной встречи.

Если два стада могли слышать дру<