Организация стока поверхностных вод: Наибольшее количество влаги на земном шаре испаряется с поверхности морей и океанов (88‰)...
Историки об Елизавете Петровне: Елизавета попала между двумя встречными культурными течениями, воспитывалась среди новых европейских веяний и преданий...
Топ:
Процедура выполнения команд. Рабочий цикл процессора: Функционирование процессора в основном состоит из повторяющихся рабочих циклов, каждый из которых соответствует...
Организация стока поверхностных вод: Наибольшее количество влаги на земном шаре испаряется с поверхности морей и океанов...
Интересное:
Лечение прогрессирующих форм рака: Одним из наиболее важных достижений экспериментальной химиотерапии опухолей, начатой в 60-х и реализованной в 70-х годах, является...
Как мы говорим и как мы слушаем: общение можно сравнить с огромным зонтиком, под которым скрыто все...
Национальное богатство страны и его составляющие: для оценки элементов национального богатства используются...
Дисциплины:
2021-05-27 | 14 |
5.00
из
|
Заказать работу |
В Глиммердале дело идет к марту. На солнечных склонах гор тает снег. Любители зимнего отдыха разъехались, но обещали вернуться на Пасху. С каждым днем солнце светит дольше, а в воздухе пахнет весной, и от этого в носу щекотно. Но так чувствуют не все. Гунвальда взяла в плен зимняя тьма и не отпускает никак.
Нет, правда, когда бы Тоня ни пришла, он сидит, уставившись в окно.
— О чем ты думаешь? — спрашивает Тоня.
— Хм, — отвечает Гунвальд.
Однажды Тоня ворвалась без стука. Перед Гунвальдом по столу были разложены фотографии, но, увидев Тоню, он сразу сгреб их в кучу.
— Что это? — спросила Тоня.
— Хм, — ответил Гунвальд.
В другой раз Гунвальд сидел и читал зеленую книгу. При виде Тони он закрыл ее и спрятал под стол.
— Что это за книга? — спросила Тоня.
— Хм, — ответил Гунвальд.
— Мне кажется, Гунвальд впадает в маразм, — сказала Тоня папе.
Голос у нее грустный. Мало удовольствия иметь закадычным другом маразматика.
— Хм, — сказал папа.
Но тут уже Тоня затопала ногами, всполошив Чайку-Гейра.
— В этом Глиммердале знают другие слова, кроме «хм», или нет?
Попробовать, что ли, взбодрить старого тюфяка, думает Тоня, оглядывая двор. Сегодня она достала велосипед, первый раз в этом году. Чайка-Гейр устроил по этому поводу форменный спектакль. Когда он был еще птенцом, Тоня с папой учили его летать. Папа сажал его Тоне на шлем, и она разгонялась на велосипеде так, что он в какой-то момент соскальзывал. И летел. Но если вы чайку чему-то научили, это уже навсегда. По сию пору, стоит Тоне сесть на велосипед, как Чайка-Гейр начинает кружить над ней и требовательно орать. А ведь он давно уже не маленькая птичка.
— Ты тяжелый, как беременная гусыня, — ворчит Тоня. — Летай сам!
Но Чайка-Гейр цепко сидит на шлеме, хотя его опрокидывает ветром назад.
Гунвальд смотрит из-под кустистых бровей, как к нему на двор въезжает живая пирамида из Чайки-Гейра-на-шлеме-на-Тониной-голове.
— Он их высиживает, — объясняет Тоня. — Высиживает свои идеи у меня в голове.
— Хм, — сердито говорит Гунвальд, — лучше б вы с твоим дармоедом крикливым высидели план, как мне переправить Гладиатора в летний хлев и самому остаться в живых.
Тоня чешет щеку.
— Это вопрос, — бормочет она, снимая Чайку-Гейра с головы.
Гладиатор — это баран Гунвальда, он купил его в прошлом году в Барквике и с тех пор мыкает с ним горе.
— Этот баран — худшая покупка за всю мою несчастную жизнь, — сказал Гунвальд, когда они в тот раз с мучениями загнали Гладиатора в хлев. Тогда им помогали и папа, и тети Эйр и Идун, вспоминает Тоня.
И вот теперь нужно вывести его из хлева. Овцам пора ягниться, и в хлеву понадобится больше места. Тоня спрашивает, не сбегать ли ей за папой, как в прошлый раз, когда Гладиатора надо было завести в хлев.
— Нет, — упрямится Гунвальд. — Я как-нибудь справлюсь со своим собственным бараном, бес ему в жилу! Вот только кофейку выпью.
Он уходит в дом.
А Тоня остается, она сидит, задрав голову, и смотрит на пастбище, где летний хлев. Тут и сравнивать нечего: поселиться одному в маленьком отдельном хлеву или сутками слушать бабьи разговоры целой отары беременных овец. Нормальный баран будет только рад.
— Вряд ли это так трудно, — бормочет Тоня себе под нос.
В хлеву Гунвальда царит веселый хаос, сено вперемешку со всем подряд. Но овцам здесь хорошо. Тоня здоровается с некоторыми. Потом набирает в ведро корма на донышке и идет к стойлу Гладиатора. В полутьме глаза его кажутся светло-зелеными. Голова у него огромная. И она оказывается еще больше, когда он подходит ближе посмотреть, кто такая эта Тоня.
— Сква-ак, — вскрикивает Чайка-Гейр у нее за спиной.
— Закрой клюв, ты его раздражаешь! — говорит ему Тоня очень строго. Потом она снова оборачивается к Гладиатору.
— Послушай, разбойник, — говорит Тоня. — На улице солнышко, и прямо за домом тебе приготовили отличную дачу. Давай, пошли.
Она дрожащими руками открывает калитку в стойло и начинает медленно пятиться задом по проходу, то и дело тряся ведром с кормом. Гладиатор слышит эти приятные звуки скорого угощения и идет за ней твердым шагом. Тоня задом толкает дверь в хлев и выходит наружу. Бедный Гладиатор, он много месяцев не видел солнечного света. Теперь он замер и щурится сослепу на пороге хлева. Тоня сильнее трясет ведро с кормом, чтобы баран шел на звук, даже ничего не видя.
Очень собой довольная, она открывает калитку на пастбище. Гладиатор по-прежнему идет за ней по пятам, послушный и смирный, как ягненок.
— Выступает дрессировщица с бараном! — кричит Тоня Чайке-Гейру, который уселся на заборный столб и следит за происходящим.
В этот момент операция отступает от плана. Не успевает Тоня открыть калитку на луг, как Гладиатор бодает ее в бок, и она чуть не перекувыркивается через голову. Психованный баран прозрел!
— Опс! — вскрикивает Тоня, ускоряя шаг.
Баран бодается безостановочно, и Тоня понимает, что надо спасаться, пока ее не забодали вконец. С развевающейся на весеннем солнце рыжей гривой она резво припускает в сторону летнего хлева. Баран наступает на пятки.
— Корм! — стонет Тоня.
Какая же она глупая! Конечно, он тащится за ней… Тоня с силой отшвыривает ведро, и корм рассыпается по всему лугу. Но Гладиатор и ухом не ведет. Его интересует только Тоня. А что если бараны устроены как быки и кидаются на всё красное (и рыжее)?
— У тебя волосы — как огонь. Будто дверь сеновала[8] в закатном солнце, — однажды сказала ей бабушка.
Тоня наверняка знает, что до нее таких красивых слов на земле точно никому не говорили. Но сейчас здесь, на лугу, она с удовольствием променяла бы свои рыжие волосы на черные, или светлые, или русые, даже седые приняла бы она с благодарностью в эту минуту.
Тоня упала. Какой-то жалкий камень поставил ей подножку. Тоня едва успела откатиться в сторону, как рассвирепевший баран кинулся на нее. Он боднул ее в локоть своей каменной головой.
— Эй!
Как же это похоже на Гунвальда — купить такого придурочного барана! А теперь половина ягнят — его дети. И скоро у Гунвальда будет отара психованных овец, думает Тоня. И он опять будет приставать ко мне, как ему с ними управиться.
Тоня неуклюже встает на ноги и ковыляет дальше. Она сообразила, что спастись можно на крыше летнего хлева. Бараны способны на многое, но лазить по крышам они не умеют. А Тоня в этом деле мастер. По словам тети Идун, она в более близком родстве с обезьянами, чем большинство людей.
Резкий поворот вправо, как раз чтобы увернуться от очередного тычка Гладиатора, пять шагов к хлеву, прыжок на поддон, который прислонен к стене как лестница, — и вот уже Тоня ухватилась руками за край крыши и болтается между небом и землей, дрыгая ногами. Гладиатор еще успевает наподдать ей по одной ноге, но Тоня закидывает вторую наверх и подтягивается.
Она спасена.
Чайка-Гейр прилетает и садится рядом. Внизу бушует Гладиатор, сердито топчется на месте и не думает успокаиваться. Тоня заползает повыше на крышу. Потом набирает полную грудь воздуха и кричит в весенний глиммердалский день:
— Гунвальд!
— Мартышка-сбоку-крышка, что ты забыла там на верху?
Гунвальд щурится от солнца и сердится. Тоня показывает пальцем на барана. Не-ет, протестует Гунвальд. Потом кричит ей, что если она угодила в такую переделку, пусть теперь посидит там. Когда-нибудь Гладиатору надоест ее сторожить, и он зайдет в хлев. Тоне останется только слезть и накинуть замок.
— Ну нет! — кричит Тоня. — А если ему никогда не надоест? Иди сюда и отвлеки его!
— Интересно, как? У меня рыжих кудрей нет.
Гунвальд резко ставит кофейник на лестницу и уходит в дом.
— Гунвальд!
Он оставит ее так сидеть? Конечно, Гунвальд — старый пень и взбалмошный ворчун, и сейчас у него обострение, но всё же такого Тоня от него не ожидала. Бросить своего друга пропадать на крыше с караулящим внизу диким бараном-человеконенавистником из Барквики!
Раз так, решила Тоня, ноги ее больше в доме Гунвальда не будет. Но тут он вышел обратно с рождественской скатертью в руках. Тоня узнала ее издали, потому что сама ее и вышила. Собственными своими ручками. Скатерть пестрит снегирями и елочками, вышитыми мелким крестом.
— Тоня, а она обязательно должна быть такой огромной? — спросила учительница Дагни, потому что Тоня мучилась с рождественской скатертью почти до конца февраля.
— Обязательно, — ответила Тоня, — потому что Гунвальд — большой мужчина, и стол на кухне у него большой.
И Гунвальд был так счастлив подарком, как Тоня и мечтала. У него даже глаза увлажнились, когда он вытащил из праздничного пакета скатерть.
— Неслабо, однако… — тянет Тоня, поняв, что Гунвальд задумал.
Он идет к лугу, болтая зажатой в руке скатертью. Дойдя, он выпрямляет спину, как генерал.
— Оле! — кричит Гунвальд и топает ногой.
И в одну секунду баран теряет всякий интерес к Тоне на крыше.
В тот день в Глиммердале состоялась коррида. Да, ваша правда, не было амуниции, и тореадор был староват, а быком служил бешеный баран, но тем не менее.
Гунвальд растягивает скатерть так элегантно, что можно подумать, он ничего кроме корриды в жизни не знал. Раз за разом баран разбегается, проносится по лугу вниз и врезается головой в расшитую крестом скатерть или в белый свет. Старый матадор торжествующе смотрит на Тоню и кланяется. Жжух — снова бодает скатерть баран. Зрелище изумительное.
Но Гунвальд начинает уставать. Он трясет скатертью судорожно, и каждый раз кажется, что баран протаранит его. В конце концов Гунвальд бегом припускает вдоль луга, волоча за собой красную скатерть.
— Оле! — кричит он отчаянно.
— Гунвальд, давай сюда!
Тоня машет ему, но Гунвальд только потрясает кулаком.
— Нет уж, я загоню этого психопата в летний хлев. Даже если я на этом окочурюсь! — задыхаясь, кричит он и устремляется в открытые двери.
Огромный Гунвальд вламывается в хлев, преследуемый по пятам Гладиатором. Чайка-Гейр слетает с крыши, как истребитель.
Несколько минут в хлеву всё грохочет, потом хлопает дверь. Тоня, волнуясь, сползает к краю крыши и свешивается вниз.
— Гунвальд, ты жив? — спрашивает она осторожно.
Тот вытирает рождественской скатертью пот со лба.
— Это последний раз, когда я покупал что бы то ни было в Барквике, — говорит он и встает так, чтобы Тоня смогла слезть к нему на плечи и спуститься вниз.
В то, что случилось дальше, нельзя поверить.
Только что Гунвальд выдержал сногсшибательную корриду и вышел из нее без единой царапины, а тут споткнулся о собственный кофейник. Тоня идет следом и видит, как Гунвальд, забыв о том, что оставил на лестнице кофейник, задевает его ногой, теряет равновесие и растягивается на каменной лестнице во весь свой рост. Раздается страшный хруст сломанных костей. И наступает тишина.
Двойное оплодотворение у цветковых растений: Оплодотворение - это процесс слияния мужской и женской половых клеток с образованием зиготы...
История развития пистолетов-пулеметов: Предпосылкой для возникновения пистолетов-пулеметов послужила давняя тенденция тяготения винтовок...
Своеобразие русской архитектуры: Основной материал – дерево – быстрота постройки, но недолговечность и необходимость деления...
Кормораздатчик мобильный электрифицированный: схема и процесс работы устройства...
© cyberpedia.su 2017-2024 - Не является автором материалов. Исключительное право сохранено за автором текста.
Если вы не хотите, чтобы данный материал был у нас на сайте, перейдите по ссылке: Нарушение авторских прав. Мы поможем в написании вашей работы!